Глава 38
Амос
Пепел сыпался с неба, покрывал все серым слоем в несколько миллиметров. Гарью воняло повсюду. Дважды они с Клариссой сходили с дороги, пропуская гуманитарный конвой, и еще раз — когда мимо проскрипел старый грузовик электротехнической службы. В его кузове скрючились шесть или семь человек. Спать ложились, когда становилось совсем темно. Тогда затаскивали велосипеды в кусты или за деревья. Пайки из НЗ покойника на вкус были дерьмовыми, но вроде вполне съедобными.
С пятого дня стало заметно, что растения вдоль дороги вянут: зеленые листья побурели и завернулись вниз. А вот птицы словно с ума посходили — наполняли воздух щебетом, трелями и песнями. Возможно, на их языке это означало: «Боже мой, что творится, мы все умрем!», но звучало красиво. Амос старался обходить большие города, но в мире осталось не так много мест, не выложенных асфальтом.
От Харрисонберга за ними десяток километров бежала дюжина собак, так и не набравшихся храбрости напасть. На это время Амос поставил Клариссу впереди, но до необходимости расходовать патроны не дошло. Ближе к Балтимору уже не было дорог, где бы не встречались люди.
До экогорода оставался всего день пути, и мир уже пах соленой водой и гнилью, когда Амос и Кларисса столкнулись с другой командой. Двигаясь по торговой улице под мягкий шелест велосипедных цепей, Амос заметил в сумраке направляющихся навстречу людей. Он замедлил ход, но не остановился. Девушка последовала его примеру. Судя по светлому пятну на востоке, было около десяти утра, но все равно — слишком темно, чтобы пересчитать людей. Как минимум четверо. Другие могли держаться чуть позади.
Эти люди, как и всё вокруг, были перемазаны в золе. Если у них и имелось оружие, па виду они его не держали. Амос прикинул, что, окажись у них пистолеты, преимущество в дальнобойности будет на его стороне. Люди шли пешком, так что оставалась возможность оторваться, если дойдет до бегства. Беда в том, что Кларисса выглядела далеко не такой грозной, какой в случае необходимости могла себя показать, а большинство судит о других по наружности. Именно из–за таких недоразумений и умирают люди.
Встречные замедлили шаг, но не остановились. Это была настороженность, а не равнодушие. Амос привстал на педалях.
— Персик? Ты бы приотстала малость.
— Будешь драться?
— Нет, попробуем для начала считать их хорошими людьми.
Ее велосипед замедлил ход и отстал. Незнакомцы впереди тоже что–то подсчитали и получили другой ответ. Все четверо шагнули ему навстречу, с вызовом вздернув подбородки. Что не беда, то не беда. Амос дружелюбно улыбнулся, вспомнив, что как раз такие ситуации научили его этой улыбке.
— Привет, — поздоровался он.
— Привет.
Один из четверки вышел вперед. Он был старше других. Двигался изящно, центр тяжести держал низко. То ли опытный боец, то ли немного занимался боксом. Амос адресовал улыбку ему, потом остальным. Шея и плечи у него медленно напрягались. Он задышал ровнее, заставляя себя расслабиться.
— Вы из Балтимора?
— Из Монктона, — сказал боец.
— Да ну? Из высоток или из нижнего?
Губы бойца шевельнулись в улыбке.
— Дом «Зет», — сказал он.
— Задислава, — понимающе кивнул Амос. — У меня там друг жил. Очень давно. Как там дела?
— Десять тысяч человек в ящике без еды и почти без воды.
— Не лучшим, значит, образом.
— Водопровод накрылся. В Балтиморе еще хуже. Не в обиду, приятель, но ты не в ту сторону идешь. — Боец облизнул губы. — Хорошие велики.
— Свое дело делают, — согласился Амос. — Только на юге тоже лучше не будет. Мы уходим из–под удара.
А все же еще дальше к югу станет теплее. Мы туда и добираемся. В комплекс Баха.
— У меня там кузен, — вставил один из троих.
Амос присвистнул сквозь зубы.
— Чертовски дальний путь.
— Не дойдем туда, замерзнем здесь, — сказал боец. — Тебе с подружкой лучше бы пойти с нами.
— Спасибо за приглашение, но у нас встреча в Балтиморе.
— Уверен?
— Это рабочая гипотеза, и другой пока нет.
Взгляд бойца снова скользнул по велосипеду и вернулся к лицу Амоса. На винтовку за его спиной он старательно не смотрел. Ждал развития событий. Наконец кивнул:
Ну, удачи тогда. Нам всем она не помешает.
— И то верно, — кивнул Амос. — Привет от меня Баху, когда доберетесь.
— Передам.
Боец двинулся дальше по улице, остальные за ним. Амос ослабил ремень винтовки, но в руки оружие не взял. Четверо уходили по засыпанной пеплом дороге. Кларисса, подъезжая, разминулась с ними. Последний проводил ее взглядом, но напасть никто не попытался.
— Все в порядке? — спросила девушка.
— Конечно.
Тени четверки растворились в сумраке.
— Отговорил их делать гадости?
— Я-то? Нет. Они сами справились. Лучшая наша защита сейчас — что люди не привыкли убивать встречных, чтобы забрать их добро. Но очень скоро они перейдут к мысли, что каждый незнакомец готов перерезать им глотку. Сообразят те, кто успеет.
Кларисса взглянула на него. Лицо ее было спокойным, взгляд — умным и твердым.
— Тебя это, кажется, не огорчает.
— Я в таком мире как дома.
***
Море приближалось с каждым километром пути, воздух все гуще вонял гнилью и солью. Амос и Кларисса вышли на высшую точку потопа: к линии, куда достала волна цунами. Полоса была такой отчетливой, словно ее нарочно выложили. Невысокая насыпь из склеенных илом обломков. Пепел за ней превратился в густую грязь, дорога была завалена обломками дерева и строительной пластмассы, лохмотьями одежды и разбитой мебелью, почерневшими растениями, убитыми темнотой, солью и золой. И телами людей и животных, которые никто не удосужился убрать. Велосипеды собирали грязь на колеса, и на педали теперь приходилось налегать всем весом.
Примерно в двадцати километрах от экогорода Амос влетел в глубокую яму, невидимую под слоем грязи, и погнул раму. Он оставил велосипед прямо в луже, и Кларисса положила свой рядом.
Амос слышал голоса вокруг. За каждым их шагом наблюдали. Но никто не попытался остановить бродяг с винтовками, у которых на первый взгляд не было другого добра. Во всех домах по дороге нижние этажи оказались разбиты беспощадной волной, содержимое лавок, квартир и контор вынесло на улицу. Кое–где пострадали и вторые этажи, кое–где уцелели. Выше город казался почти нетронутым. Амос подобрал сравнение: здоровый на вид парень с открытым переломом и гангреной ступни.
— Что тебя рассмешило? — спросила Кларисса.
— Ничего, — ответил Амос, — просто задумался.
Экогород остался прежним. Он высился над руинами, над заваленными улицами так же, как раньше над прибранными кварталами. По–видимому, питавший огромное здание реактор еще действовал, потому что в половине окон горел свет. Если прикрыть ладонью нижнюю часть картины, можно было принять пепел за снег, а все в целом — за самое неудачное в истории Рождество.
Они побрели к нижнему уровню. Ледяная грязь насквозь промочила ноги до колен. Лампы и следы подошв указывали, где прежде стояли люди, но сейчас охраны не было. По крайней мере, на виду.
— А если твой друг не здесь? — спросила Кларисса, когда Амос вдавил кнопку лифта.
— Придумаем что–нибудь другое.
— Есть идеи?
— Пока нет.
Он основательно удивился, когда дверь открылась. Он думал, что потоп уничтожил механизм. Впрочем, лифт еще мог застрять на полдороге, оставив их умирать в кабине. Когда Амос нажал кнопку клубного этажа, экран, щелкнув, ожил. На гостей презрительно взглянула круглолицая женщина со шрамом на верхней губе.
«Какого хрена?»
— Я Амос. Друг Эрика.
«Проходи мимо, не подаем».
— А мы и не просим, — ответил Амос. — У меня разговор насчет работы.
«Работы тоже нет».
Амос улыбнулся.
— Новенькая, Батч? Работа есть у меня. Я хочу предложить ее Эрику. Сейчас ты пойдешь и доложишь ему, что какой-то псих в лифте добивается разговора, он спросит, кто такой, ты скажешь, что парень назвал себя Амосом, и Эрик постарается скрыть удивление и велит тебе впустить, и…
«Бога ради, — Амос узнал донесшийся издалека голос Эрика. — Впусти его, не то он всех тут заговорит».
Женщина на экране насупилась, затем ее лицо сменилось синей табличкой меню, и кабина поехала вверх.
— Удачно, что он здесь, — заметил Амос.
Кабинет Эрика с прошлого раза не изменился — тот же экран на стене показывал вид на океан, тот же резиновый шар стоял вместо кресла. На столе по–прежнему стояли панели и мониторы. Даже сам Эрик не изменился. Скорее даже, принарядился. Все менял контекст. Океан на экране был серо–белым, а наряд Эрика выглядел маскарадным.
Женщина, разговаривавшая с Амосом, и еще четверо вооруженных до зубов громил, профессионально удерживавших палец на спусковой скобе, проводили гостей от лифта и вышли, закрыв дверь. При охране Эрик не начинал разговора, и только сжимающийся и разжимающийся кулачок высохшей руки выдавал его нервозность.
— Ну, Амос, не ожидал увидеть тебя таким живым.
— Ты и сам не похож на покойника.
— Как мне помнится, прощаясь, ты обещал не возвращаться в мой город. Я же сказал — сезон открыт.
— Погодите, — вмешалась Кларисса. — Он обещал убить тебя, если вернешься?
— Нет, — поправил Амос, — он намекнул, что тогда меня убьют его подчиненные.
Девушка вздернула бровь.
— Это, конечно, другое дело.
— Если речь о старике, я не проверял, выкарабкался ли он. Договаривались, что ему оставят дом, и я это выполнил. Насчет большего — у меня были другие заботы.
— А у меня нет причин тебя беспокоить, — сказал Амос. — Я просто решил, что, раз все так изменилось, старые правила больше не работают.
Эрик, хромая, прошелся вдоль стены с экраном. На нем кружили чайки, черные на бесцветном небе. По прошлому разу Амос помнил здания на первом плане. Те, что находились ближе, в большинстве остались на месте. Дальше, к океану, все обкорнало.
— Я был здесь, когда все случилось, — сказал Эрик. — Эта волна — не волна, понимаешь? Не просто цунами. Весь океан будто подобрался и пополз на берег. Тех районов, которыми я правил, больше просто нет.
— Я сам ничего не видел, — признался Амос. — Но хватило новостей и того, что осталось после.
— Где ты был?
— В Вифлееме, — сказала Кларисса.
Эрик обернулся к ним. На его лице не было ни гнева, ни страха, ни даже усталости. Амос решил, что это хорошо.
— Ты, значит, на юг тогда направился. Плохо там?
— Не в том Вифлееме, — объяснил Амос. — В другом, который в Северной Каролине.
— Это где «Яма», ну, тюрьма… — Кларисса, прежде чем заговорить, подняла руку как школьница. И через секунду добавила: — Была.
Эрик моргнул и облокотился о стол.
— Это там, куда попал третий удар?
— Да, рядом, — сказал Амос. — Текила, что ты мне подарил, пропала вместе с отелем, так обидно…
— Ясно. Почему же вы еще живы?
— Привычка, — бодро пояснил Амос. — Однако тут такое дело. У меня есть работа. Вернее, у Персика есть работа, и я за нее взялся. Помощь бы нам не помешала.
— Что за работа? — спросил Эрик.
Заговорив о деле, он стал резким и сосредоточенным. Словно проснулся. Амос, повернувшись к Клариссе, махнул ей — мол, давай. Она обхватила себя ручками–прутиками.
— Знаете озеро Уиннипесоки?
Эрик нахмурился и одновременно кивнул.
— Это которое ненастоящее?
— Да, подправленное, — сказала она. — На острове Ратлснейк там есть закрытый поселок. Всё за стеной. Независимая охрана. Более пятидесяти земельных участков.
— Слушаю, — кивнул Эрик.
— У них на озере построен частный космодром. Вся суть в том, что там можно посадить суборбитальный шаттл с Луны или со станций Лагранжа — и прямо из дома отправиться на прогулку в космос. Там у каждого по ангару. С Эпштейном вряд ли что–то есть, но, чтобы добраться до Луны, какая–нибудь посудина найдется. По дороге блокпосты не обойти, но можно проплыть по воде. Замки лодочных ангаров ненадежны. Если ввести верный код, они откроются даже без санкции охранной системы.
— А код вы знаете? — спросил Эрик.
— Я там раньше проводила лето. Мы так входили и выходили, когда удирали без спросу.
Эрик уставился на нее так, словно забыл, как девушка сюда попала. Но в его коротком, резком смешке не прозвучало отказа. Амос подхватил нить разговора:
— Мысль у нас была такая: пробраться в ангар, сцапать корабль — и на Луну.
Эрик сел на свой шар, широко расставив колени, и покатался взад–вперед на несколько сантиметров, полуприкрыв глаза.
— И каков счет?
— Счет? — не поняла Кларисса.
— Что мы получим. За какие деньги работа?
— Денег нет, — сказала Кларисса.
— Тогда что я с этого получу?
— Выберешься отсюда, — подсказал Амос. — Балтимор был нужником и до того, как па него уронили Атлантику. И не стал лучше после.
Эрик крепко прижал к боку крошечную левую руку.
— Проверим, верно ли я понял. По твоему расчету, я должен отправиться за семьсот, если не восемьсот, километров, прокрасться мимо убийц из частной охраны, угнать корабль, а в награду бросить всё и всех, кто у меня здесь? Что дальше? Русская рулетка, в которой выигрыш позволяет сэкономить пулю? — Его голос стал тонким и звенящим. Эрик резал слова. — Это мой город. Это мой дом. Я выкроил себе жизнь из драной шкуры Балтимора и дорого за нее заплатил. Дорого. А теперь мне предлагают удирать, поджав хвост, потому что какой–то астерский придурок вздумал доказать, что хрен у него меньше воробьиного и мама его маленьким не обнимала? На хрен. Слышишь, Тимми? На хрен!
Амос разглядывал свои ладони, соображая, что теперь делать. Первым побуждением было посмеяться над тем, что ответил Эрик, но он не слишком сомневался, что эта мысль не из лучших. Он попытался представить, что сказала бы Наоми, но не успел, потому что Кларисса шагнула к Эрику, раскрыв руки, словно хотела его обнять.
— Я знаю.
Ее голос звучал сдавленно от каких–то непонятных Амосу эмоций.
— Знаешь? Какого черта ты знаешь?
— Знаю, каково потерять все. Как это тяжело, потому что не можешь поверить, что все действительно пропало. Тебе кажется, что еще не поздно что–то вернуть. Или что если держаться, как будто у тебя по–прежнему все это есть, потеря будет не так заметна.
Лицо Эрика застыло. Кулачок сжимался и разжимался так часто, что казалось, он пытается щелкнуть короткими розовыми пальцами.
— Не понимаю, о чем ты говоришь…
— Когда меня посадили в тюрьму, там была одна женщина. Она убила своих детей — пятерых, всех. Она все помнила, но говорила о них как о живых. Точно проснется завтра и увидит их. Я считала ее сумасшедшей, и, наверное, это было заметно, потому что она как–то остановила меня у кафетерия и сказала: «Я знаю, что они мертвы. Но я знаю, что и я мертвая. Только ты, сучка, считаешь, что я еще жива». И тогда я точно поняла, что она хочет сказать.
К изумлению Амоса, Эрик расплакался, разревелся. Упал в объятия Клариссы, обхватил ее здоровой рукой и плакал у нее на плече. Она гладила его по голове и бормотала что–то вроде: «Я понимаю, понимаю…» Или что–то другое. Явно происходило что–то трогательное и милое, хоть Амос и не мог понять, что это за фигня. Он переминался с ноги на ногу и ждал. Эрик всхлипывал все громче, а потом стал успокаиваться. Минут через пятнадцать он выбрался из объятий Клариссы, прохромал к столу и нашел на нем салфетку, чтобы высморкаться.
— Я здесь вырос, — сказал он дрожащим голосом. — Все, что я делал — ел, мочился, валял девок, — все было в пределах шестьсот пятой. — На секунду показалось, что он снова расплачется. — Я видел приливы и отливы. Дерьмо переходило в норму, а норма — в дерьмо, и я говорил себе, что так всегда бывает. Рутина. Но тут другое, да?
— Да, — сказала Кларисса, — такого еще не случалось.
Эрик повернулся к экрану, тронул его пальцами здоровой руки.
— Там мой город. Мерзкое, дрянное место, и я сломаю любого, кто стал бы притворяться, что это не так. Но… его больше нет. Да?
— Наверное, нет, — сказала Кларисса. — Но начинать сначала не всегда плохо. Даже в том, как вышло со мной, есть какой–то свет. А у тебя осталось больше, чем было у меня.
Эрик наклонил голову. Вздохнул, словно отпускал что–то большее, чем самого себя. Девушка взяла его здоровую руку в свои, и оба долгую минуту молчали.
Амос нерешительно кашлянул.
— Так что, ты в деле?
