—Но как? — Игнашевич не мог оторвать взгляда от брезентового мешка, опечатанного сургучными печатями. — Как у вас получилось, Георгий Владимирович? Ведь...

— Ведь нас кто-то опередил, — продолжил за него Синицын. — Правда, не знаю кто.

В отличие от эсера, штабс-капитан вел себя гораздо сдержанней.

— Может быть, дашнаки? — предположил вахмистр. — Еще те головорезы.

— Нет, — мотнул головой сотник. — Турки это. Я их за версту различу. Кемалисты, они самые. Видать, информация о золоте не к нам одним ушла. Но все- таки, как вам удалось, Георгий Владимирович?

— Повезло, — коротко ответил я. — Пока один из них отстреливался, второй ухватил мешок, после чего сделал ноги. Ну и наткнулся на меня в переулке. Дальше, думаю, объяснять не надо?

— Не надо, господин капитан, — ухмыльнулся казак, подбрасывая на ладони складной нож. — Ну что, глянем? Может, гаек каких вместо золотишка французики отсыпали.

— Вряд ли, — возразил ему Синицын. — Если готовилась провокация с живцом, на прикрытие поставили бы больше людей. А так, скорее всего, просто лейтенант не смог избавиться от охраны.

— Вскрывайте, — приказал я сотнику.

Клинок с треском вспорол шнуровку на мешке. Тетюха засунул внутрь руку, помедлил, злорадно улыбаясь, а потом жестом фокусника извлек несколько небольших увесистых колбасок, завернутых в пергаментную бумагу, через которую хорошо просматривались грани монеток.

Я облегченно выдохнул. Нет, в подставу я не верил. Не верил по уже озвученным штабс-капитаном причинам. Не ждали франки нападения, иначе бы турок перебили в самом начале заварушки. Да и не стали бы они так рисковать своими же людьми. Впрочем, по последнему пункту я не особо уверен. Контрразведка всегда была грязным и не особо гуманным делом.

Пуговкин взял на себя обязанности бухгалтера и после виртуозно проведенного пересчета сухим казенным тоном объявил, что в мешке находятся монеты разного номинала на общую сумму ровно в пятьдесят тысяч золотых рублей.

— Етить! — восхищенно высказался Тетюха. — Я столько одним разом в глаза никогда не видел.

— И я тоже... — поддакнул ему Игнашевич, осторожно перекатывая в пальцах тускло отблескивающий кругляш. — На эти деньги можно... Э-эх... можно так развернуться...

— А я видел и больше, — спокойно пожал плечами вахмистр. — Когда... — но тут же запнулся и добавил: — Неважно, когда.

Синицын среагировал очень ожидаемо. Штабс- капитан, не скрывая своей озабоченности, заявил:

— Это все хорошо, господа. Но ведь придется оприходовать эту сумму. А как? Командование быстро все сопоставит. И тогда...

«А вот хрен тебе... » — подумал я. Но озвучил совсем другое: — Значит, придется немного погодить с оприходованием, Алексей Юрьевич. Если что, проведем несколькими суммами. И под разные операции. Возможно даже разными валютами.

— Разве что так, — штабс мигом успокоился.

— Именно так. Но об этом подумаем позже. А пока поздравляю вас, господа, с благополучным окончанием операции. Но... на самом деле поздравлять нас не с чем... — я сделал паузу, подождал, пока на физиономиях соратников окончательно утвердится недоуменно-обиженное выражение, и только после этого продолжил: — Плохо работаем, господа. Очень плохо. Это касается всех, в том числе и меня. Увы, по всем показателям, эту операцию мы провалили. С треском провалили. И только лишь по счастливой случайности избежали окончательного позора. Будем делать выводы...

Честно говоря, меня все устраивало. Минимум телодвижений — и барыш в кармане. Что еще надо для полного счастья? Но если уж играть сурового и мудрого командира — так играть его до конца. М-да... вжился, называется. Привычный к начальственным выволочкам личный состав воспринял критику должным образом: то есть изображая на мордах величайшее внимание и искреннее раскаяние. Но я прямо чувствовал, что их распирает один очень насущный вопрос. Какой? Конечно же: а перепадет ли чуток золотишка в виде премии? Ну что же, совсем не удивлен. Во-первых, все люди, а во-вторых, я их и так порядочно развратил внеплановыми дотациями, и собираюсь развращать дальше. Для чего? Опять же существуют два ответа. Я всегда делюсь с подельниками, это, так сказать, мой принцип, а вторая причина тоже весьма банальна — подчиненные весьма неохотно сдают и подсиживают щедрого начальника. Ну как ты сдашь, если сам уже давно соучастник его невинных шалостей. Как-то так. Но хватит разглагольствований.

— Думаю, господа, вам положена некая премия. На личные нужды и на оперативные расходы. Скажем... в размере пятисот рублей золотом каждому. Но вся сложность в том, что французы сейчас будут отслеживать в обороте любую российскую валюту, поэтому светить червонцы нецелесообразно. Немного позже я озабочусь их безопасной конвертацией, а премию выдам франками, благо некий запас у нас имеется. Возражения? Тогда, перед тем как перейти к следующему вопросу, можно пропустить немного коньяку. Антон Васильевич...

— Уже озаботился, — эсер подскочил и достал из шкафчика бутылку. — Вот. Французский «Реми Мартин». Сам не пробовал, но говорят, сущий нектар. Я взял целый ящик.

— Покажите... — я взял коньяк и невольно хмыкнул, потому что Игнашевич где-то разжился элитным «ХО». И похоже, не поддельным, а настоящим: — Хм... и во сколько вам он обошелся?

— Ну... — эсер слегка смутился. — Я не покупал. Скажем так... Им со мной расплатились за некую услугу. Фактически произошел обмен. А сам коньяк, скорей всего, затерялся при разгрузке какого-то корабля.

Синицын укоризненно покачал головой:

— Антон Васильевич. Смею предположить, эти ваши коммерции не имеют ничего общего со служебной необходимостью.

— Жить-то как-то надо? — беззлобно огрызнулся Игнашевич. — Ведь сам я не ворую...

— Разливайте, — скомандовал я, предупреждая возможные трения. — Кстати, здесь найдется укромное место, чтобы спрятать золото? Пока не уляжется суматоха, перебазировать его куда-либо будет неразумным.

— А как же, — эсер подал мне наполненную рюмку. — В подвале я оборудовал небольшой тайничок. Там же лежит оружие с боеприпасами.

— Отлично. Ну что, господа, с почином...

Коньяк действительно оказался весьма неплох. Но мы позволили себе употребить всего одну бутылку. Почему? Да потому что на сегодня, а верней, на завтрашнее раннее утро, была запланирована еще одна акция. Дело в том, что до сих пор осталась не оборванной одна ниточка, связывающая меня с разгромленной польской резидентурой. И эту ниточку требовалась как можно быстрее оборвать.

Мы обговорили дальнейшие действия, после чего разошлись по своим делам, условившись встретиться здесь же в двадцать ноль-ноль, как раз перед наступлением комендантского часа. В том, что он будет введен, никто из нас не сомневался. Пуговкин отправился договариваться об еще одной конспиративной квартире, а верней — целом доме в азиатской части Константинополя, а Синицын как на крыльях полетел покупать вторую машину. Тетюха и Игнашевич свои цели не озвучили, ну а я поплелся домой, для того чтобы банально вымыться, поесть и отоспаться. К тому же надо было наконец забрать у кожевенника готовые кобуры.

Для конца января погода стояла более чем приличная, поэтому решил прогуляться к пансиону пешим порядком. Благо идти предстояло всего около полутора километров. А свой маршрут спланировал так, чтобы пройти мимо антикварной лавки пана Опольского. Нет, ну интересно же: сработал наш ложный след или нет?

Однако ничего понять не удалось, потому что магазинчик оказался банально закрыт. А это, с довольно большой долей вероятности, позволяло предположить, что поляка до сих пор никто не хватился. А если хватились, то паники еще не подняли. Да и кому панику поднимать? Как я уже успел узнать, местная полиция — учреждение довольно специфическое, если не сказать больше. Но посмотрим. Поляки в любом случае работали в тесном контакте с оккупационными спецслужбами, а этих ребят недооценивать явно не стоит.

— Нет так нет. Горевать не буду... — пробормотал я и направился дальше, искоса поглядывая на солдатиков оккупационных войск.

Французские зуавы в алых фесках, английские «томми аткинс» в плоских как блин касках и даже итальянские берсальеры, щеголявшие перьями на шляпах — патрулей на улицах стало гораздо больше. Они расхаживали по улицам и выборочно задерживали людей, преимущественно восточной внешности. Видимо, турок, которого я шарахнул по башке, все- таки умудрился смыться.

С местной публикой никто не церемонился. В случае малейшего неповиновения в ход шли приклады и дубинки, после чего потерявшего способность держаться на ногах самостоятельно персонажа куда-то уволакивали.

Особенно свирепствовали чернокожие французские солдаты. От этих доставалось всем подряд, даже женщинам и европейцам.

Чтобы переждать суматоху, я направился к парикмахерской, на вывеске которой был изображен колоритный пузатый усач, почему-то в поварском колпаке, но с громадными ножницами в руках. Уже взялся за начищенную латунную ручку двери, как меня кто-то сзади схватил за рукав.

Я немедленно обернулся и увидел здоровенного негритоса в форме французского зуава.

— Куда твоя ходить? Документы давать! — кривя лицо в злобной гримасе, с чудовищным акцентом орал чернокожий. — Быстро давать!

Его товарищ, такой же африканец, только размерами поскромней, довольно сильно двинул меня прикладом в грудь. Видимо, для ускорения выполнения команды.

«Охренел, сука чернозадая?!!» — я едва не врезал ему в иссиня-черную морду, но сдержался и заорал по-французски:

— Смирно, обезьяны черномазые! Кто командир, мать вашу?

Африканцы растерянно выпучили глаза и немедленно приняли строевую стойку, звякнув о мостовую прикладами своих винтовок Бертье.

— Что здесь происходит? — к нам тут же подскочил немолодой полноватый лейтенант.

— Это я у вас хочу спросить, лейтенант, что здесь происходит? — я сделал четкий полуоборот к нему. — Что позволяют себе ваши подчиненные?

— Лейтенант Жискар, — французский офицер не особо смутился и небрежно откозырял мне. — С кем имею честь?

— Кавалер ордена Почетного Легиона, барон фон Нотбек... — исходя желчью и презрением, представился я. — Вот мои документы!

На лице лейтенанта сразу прибавилось почтительности. Он быстро пролистал паспорт, вернул его, а потом еще раз приложил руку к своему кепи.

— Приношу свои извинения, барон, за этот досадный инцидент. В случае вашего неудовлетворения извинениями вы можете подать жалобу моему командованию... — было видно, что французу явно не по себе.

— Я удовлетворен... — буркнул я, сбавляя тон. — Ну и солдаты у вас...

— Африканцы, из наших колоний, сенегальцы, — извиняющимся тоном пояснил француз. — Дикие совсем. Но порка понемногу делает из них людей.

«Очень скоро вы начнете каяться перед этими дикими... — со злорадством подумал я, — платить и каяться. Жаль, ты уже не увидишь, как будут гореть машины в Париже... »

— Сочувствую. А что случилось, лейтенант?

— Было нападение на наших солдат, — охотно объяснил француз, — есть убитые.

— И кто осмелился?

— Кемалисты. И одному из нападавших удалось сбежать. Господи, да что же это такое... Простите меня, барон... — лейтенант повел взглядом, увидел, как его подчиненные начали тиранить еще одного европейского господина, и, придерживая рукой кобуру, побежал к ним.

Я постоял немного, передумал стричься и быстрым шагом отправился дальше. В квартале, где располагался пансион, все было спокойно, так что домой удалось добраться без происшествий. Горячий душ и печенная на углях камбала с орехово-чесночным соусом окончательно вернули настроение, а пару часов крепкого сна, со свернувшимся в клубок в моих ногах Василием, восстановили мне силы.

Проснувшись, я откушал просто божественной пахлавы с кофе, после чего в сопровождении Ясмины отправился к кожевеннику.

Не знаю, шил ли он сапоги султанам, но с моим заказом справился образцово-показательно. Кобуры из отлично выделанной буйволиной кожи получились на загляденье, а пистолеты сидели в них как влитые. Правда, пока немного туговато, но это не страшно, думаю, со временем все разработается.

Ясмина не забыла о моем обещании, поэтому на обратном пути отвертеться от пострелушек не удалось. Тем более что предусмотрительная девушка догадалась прихватить с собой целую сумку разных вкусностей и пообещала гастрономическое наслаждение на фоне природы. Какой дурак будет отказываться? Да я и сам уже давно хотел опробовать свое оружие. С такой жизнью не сделать это было бы просто идиотизмом.

Гречанка привела меня в заброшенный полуразвалившийся форт, расположенный на берегу моря.

— Вот здесь никого нет, — она ловко спрыгнула с замшелого куска обвалившейся кладки и быстро извлекла из-под расшитого цветными узорами кожушка свой револьверчик. — Можно стрелять сколько хочешь. Здесь только коз пасут...

— Подожди, Ясмина... — я осторожно забрал у нее из руки оружие. — Вот смотри. Когда достаешь, никогда не держи палец на спусковом крючке. Можешь случайно выстрелить.

— Хорошо, не буду, — очень серьезно пообещала гречанка. — Научи меня.

— Чему?

— Всему, — в глазах Ясмины блеснули веселые искорки. — Я еще много чего не знаю.

— Научу... — я расставил вдоль стены булыжники. — Отойди... ага, еще на пару шагов... Начинай слева...

Скажу сразу, собой я остался доволен. Тушка фон Нотбека обладала верной рукой. Видно, стрелок он был не из последних. Да и я сам никуда свои теоретические навыки не растерял. Из всего оружия больше всего понравился кольт, тот что Pocket Hammerless модели 1908 года. Отличный пистолет, чем-то напоминающий мне родной ТТ, только удобней в хвате. «Большой» браунинг оказался тоже весьма неплохим орудием, но тяжеловатым и немного громоздким. Что и неудивительно: никакого пластика, сплошной металл. Ну а самый мелкий представитель моего арсенала — ни на что, кроме как на оружие последнего шанса, не годился. Впрочем, в другом амплуа я его использовать и не собираюсь.

Ясмина очень быстро расстреляла все свои патроны, приуныла, но, когда я разрешил ей воспользоваться своим «малюткой», быстро воспряла настроением и добила уже мой боезапас. Н-да... тут никаких патронов не напасешься. Хотя — пусть ее. Не жалко.

— Я очень хорошо стреляю? Да? — с некоторой долей неуверенности поинтересовалась девушка.

— Очень неплохо. Но надо чаще стрелять. Тогда вообще отлично получится.

— Принесешь мне еще патроны? — гречанка стала доставать из сумки плошки с едой и раскладывать на валуне, застеленным чистым полотенцем. — Вот, сама готовила. Здесь красиво. Вкусно будет кушать...

— Принесу.

— Надо выпить, — Ясмина плеснула из маленького бурдюка в глиняный стакан терпко пахнущего вина кроваво-красного цвета и подала мне.

— За что будем пить?

— Сам придумай... — хихикнула гречанка. — Ты же мужчина.

— Тогда за тебя... — я опрокинул в себя стакан, подождал, пока выпьет Ясмина, а потом крепко поцеловал ее в сладкие от вина губы.

Гречанка вздрогнула, замерла, а через мгновение очень неумело ответила мне. А когда мы наконец оторвались друг от друга, застенчиво пряча глаза, спросила:

— Ты очень добрый ко мне. Почему?

— Почему я должен быть злой?

— Ответь... — потребовала гречанка, добавляя в стакан вина. — Оттого, что хочешь меня как женщину?

— И это тоже.

— А что еще? — Ясмина доверчиво прижалась ко мне. — Хотя не надо, не отвечай. Время покажет. Целуй еще...

И целовал. Но ничего большего она мне не позволила. Впрочем, я не особо настаивал. Давно уже не подросток протубертатного периода и прекрасно понимаю, что подготовка к действу может приносить не меньше удовольствия, чем само действо. В общем, пока меня все устраивает.

Остаток вечера провел за изучением документов, изъятых у поляков, и систематизацией данных, полученных группой. И наброском будущего доклада Врангелю. Надо же как-то зарисоваться уже в должности резидента. И да, мысли о том, что вполне пора прихватить золотишко и свалить куда подальше, никуда не делись. Но я решил сделать это немного позже. Почему? Да потому что спинным мозгом чувствую — время еще не пришло. А к девяти часам вечера покинул пансион и без происшествий добрался до конспиративной квартиры.

Вся группа, за исключением Суровцевой, тоже была на месте.

Под потолком комнаты витали клубы сизого папиросного дыма, переливаясь причудливыми цветами в мягком домашнем свете керосиновой лампы. Синицын, Пуговкин и Игнашевич резались за столом в картишки, а сотник, вальяжно развалившись на диване, лениво перебирал струны гитары, повязанной по грифу шикарным атласным алым бантом. Увидев, как я вошел, все собрались встать, но я жестом их остановил.

— Пока отдыхайте, господа. Только форточку приоткройте, дыма столько, что топор вешать можно. Что нового?

— Грешат на кемалистов лягушатники, — язвительно сообщил Тетюха. — Весь город на уши поставили, окаянцы.

— Аресты идут полным ходом, — добавил вахмистр, лихо шлепнув картой об стол. — И пальба была, сам слышал. Видать, кто-то не очень хотел арестовываться.

— У нас очень мало сведений по кемалистскому подполью, — задумчиво морща лоб, сказал штабс- капитан. — Хотя, думаю, оно уже разгромлено французами.

— Не знаю, как насчет всего подполья... — Игнашевич скрипнул форточкой и обернулся ко мне. — Но их ячейку в доках точно прихлопнули. Восемнадцать человек арестовали.

— Пусть резвятся, — я снял пальто и присел в кресло-качалку. — Чай у нас здесь присутствует? Кстати, что по полякам?

— Мой человечек в городской полиции... — вахмистр поработал насосом, подкачав керосин в примусе, а потом поджег горелку и брякнул на него очень древний с виду медный чайник. — Сообщил, что трупы вчера вечером обнаружили. Но дело сразу забрали англичане. А как у них, увы, неизвестно. Может, Стрелка чего узнала. Я завтра с ней встречаюсь. И да, дом я снял. Небольшой, но с конюшней и садом. В очень удобном месте. На отшибе. Уже можно обживаться. Всего сто лир в месяц.

— А я машину приобрел! — гордо сообщил Синицын. — Это я вам скажу, не авто, а...

— Очень хорошо, Алексей Юрьевич. Не сомневаюсь, вы выбрали очень хороший автомобиль, — я его тактично прервал. — Но к этому мы вернемся чуть позже, а пока обсудим предстоящую акцию. Егор Наумович...

Сотник небрежно отложил жалобно зазвеневшую струнами гитару и сел на диване.

— Серж Полански возвращается к себе домой только после того, как проконтролирует сдачу выручки у кассиров в казино. Это обычно случается к четырем часам утра. В половину пятого — в пять он выезжает домой на своем автомобиле. Сам, без охраны. Иногда с ним бывает какая-нибудь девушка из кордебалета. Спиртным не увлекается, предпочитает гашиш и кокаин. Поговаривают, что он прилично работает ножом. Бывший офицер французского Иностранного Легиона. А вообще, серьезный тип. Гортензия говорила, что его побаивается сам хозяин заведения.

— Квартира у него на последнем этаже трехэтажного дома, — продолжил эсер. — Здесь, совсем рядом. Пару минут ходьбы проулками. Ночью парадное там закрыто. Его запирает портье, а сам уходит к себе в каморку. У всех жильцов есть ключи...

— Очень хорошо. Нам желательно попасть к нему в квартиру, но в случае невозможности Полански надо просто убить. Без особого шума. Если что, будем импровизировать. Уже на месте сориентируемся. Ну что, по капельке коньяка к чайку, господа офицеры? Во что играем? В подкидного? Н-да...