Перед походом на пикник пришлось опять переодеваться. Ну не могу же я изменять образу сноба, англофила и модника? Шмоток фон Нотбек с собой взял столько, что только развешивать

их в шкафу пришлось целый час. Так что с выбором особых проблем не случилось. Недолго подумав, я остановился на рубашке в тонкую голубую полоску, светло-сером пуловере с вырезом галочкой, серых шерстяных брюках, полуботинках из темно-рыжего кордована на шнуровке и твидовом однобортном серо-бежевом пиджаке английского покроя с рисунком типа fish-bones. То бишь в «елочку». Экипировку завершил габардиновый утепленный темно-синий плащ, шарфик и шляпа-федора. Часы на цепочке убрал в футляр, а вместо них надел наручные серебряные Longines со светящимся циферблатом и стрелками.

— Вроде и не сильно формально... — я покрутился чуток перед зеркалом, остался собой доволен, подвесил к брючному поясу финку в ножнах и кобуру с браунингом, распихал по карманам портсигар с папиросами и зажигалку Flamidor, после чего вышел на двор.

К месту встречи добирались мы совсем недолго, но большую часть пути пришлось пройти пешком, так как дорога быстро превратилась в едва заметную тропинку, петлявшую среди замшелых валунов в довольно густом буковом лесу, раскинувшемся на пологом склоне какой-то горы.

Очень скоро почувствовался запах дыма, а еще через пару минут мы вышли на небольшую полянку. В ее центре, на курящихся дымком углях стоял закопченный мангал, на котором жарились нанизанные на прутья куски мяса. Рядом, за раскладным столиком сидели несколько человек: молодой парень в потертом матросском бушлате, пожилой усатый мужик в брезентовом плаще и котелке, а третьей была молодая женщина в старомодном пальто и с повязанной платком головой. Они о чем-то между собой тихо разговаривали и пока нас не замечали. Я уже собрался попенять Синицыну за такую беспечность, как из кустов бесшумно появился еще один, щегольски одетый и атлетически сложенный гигант с наганом в левой руке, выглядящим в его лапище как детская игрушка.

Парень был реально большой, на целую голову выше меня и почти в полтора раза шире. А учитывая, что я в своем новом теле совсем не дохляк, сами представьте этого великана. И еще он был красив, той самой вызывающей брутальной мужской красотой, которая просто убойно действует на женщин.

— Опять ты, Егор Наумович, со своими пластунскими ухватками, — недовольно пробурчал Синицын. — Дождешься, пальну не глядя.

— Да какие там пластунские, Алексей Юрьевич, — парень добродушно улыбнулся. — Мне до настоящих пластунов, как от Дона до Москвы...

«Сотник Тетюха Егор Наумович, оперативный псевдоним “Самсон”, — процитировал я про себя заметку Синицына о своем сотруднике. — Двадцать шесть лет, коренной донской казак из богатой родовитой семьи, потерял в боях с большевиками практически всех родственников. Дядьку, перешедшего к красным, расстрелял лично. Придерживается твердых монархических убеждений, искренне ненавидит большевиков. Умен, образован, но несколько порывист и прямолинеен. В Константинополе выступает с силовыми цирковыми номерами и участвует в турнирах по борьбе. Пользуется большим успехом у женщин, в том числе турецкой национальности, а также у дам из высших слоев христианской диаспоры в Константинополе... »

— Вы уж простите меня, господин капитан, — теперь Тетюха обращался ко мне. — Мабуть напужал, так то не со зла...

Как мне показалось, сотник намеренно коверкал слова, к тому же в его голосе слышалась хорошо различимая подначка. Ершистый, говоришь? Ну что же, посмотрим...

— Меня трудно напугать, козаче, — я первый протянул ему руку и, лишь слегка тиснув лопатообразную кисть, сразу отдернул назад, благополучно избежав «богатырского» рукопожатия, которым хотел ответить казак. — И называть меня «господином капитаном» не стоит. А вот Георгием Владимировичем будет в самый раз.

Сотник окинул меня цепким оценивающим взглядом и, улыбнувшись, пожал могучими плечами: мол, как прикажете, я человек дисциплинированный.

Далее процесс знакомства пошел без запинок и лишних рассуждений.

— Аглая, — первой представилась девушка и крепко, по-мужски пожала мне руку.

Где-то около двадцати пяти лет, худенькая, можно даже сказать хрупкая, с простеньким лицом и невыразительными глазами, она выглядела очень непритязательно. Ничего отталкивающего в ее внешности не было, но и ничего привлекательного я тоже в ней не нашел. Словом, типичная серая мышка. Да и одевалась она так, словно хотела подчеркнуть свою серость.

— Георгий Владимирович, — я приветливо улыбнулся девушке, а про себя опять процитировал сведения из досье Синицына: «...подпоручик Суровцева Аглая Викторовна, оперативный псевдоним “Стрелка”. Двадцати трех лет от роду, дворянка, воспитанница Смольного института благородных девиц, проходила службу в Первом женском батальоне смерти, участвовала в боях при местечке Крево, была ранена, за героизм награждена “солдатским” Георгием четвертой степени. В семнадцатом году, перед самым расформированием женских подразделений, была произведена в обер-офицерский чин. Политические взгляды неопределенные, но искренне ненавидит большевиков. Образцово дисциплинированна, при необходимости с людьми сходится легко, склонна к излишней жестокости. Есть основания подозревать ее в скрытом мужененавистничестве, вызванном застарелой душевной травмой. Работает телефонисткой на городском коммутаторе, в том числе, обслуживающем посольский район...». Н-да, суровая девица. Но место работы очень полезное.

— Игнашевич Антон Васильевич, — как-то вяло представился высокий худой парень в матросском бушлате.

— Георгий Владимирович.

Для меня этот парень удивительным образом ассоциировался с известным всем персонажем из фильма «Брат-2» с погонялом «Фашист». Та же длинная нескладная фигура, такое же вытянутое «лошадиное лицо» и флегматичная манера речи. Впрочем, и в его характеристике от Синицына было указано много сходных черт характера. Как там... Ага... «...вольноопределяющийся, мещанин, оперативный псевдоним “Пуля”, по политическим взглядам — социалист-революционер, с легким уклоном в анархизм, к “красным” испытывает ничем не объяснимое пренебрежение и презрение. Талантливый механик, фанатично увлекается оружием, с женщинами робок, обладает хорошо развитым чувством конспирации. Работает в порту в мастерской по обслуживанию судовых котлов, имеет разветвленные связи в местной контрабандной среде...». Словом, веселенький типус.

— Степан Ильич, значитца, — последним со мной поздоровался неприметный аккуратный мужичок лет пятидесяти. Он несколько раз суетливо тряхнул мне руку и с легким налетом подобострастия проговорил: — Рады, значитца, Георгий Владимирович. Очень рады...

Сизый нос картошкой, пышные бакенбарды, слегка помятое, совершенно невыразительное лицо хорошо пьющего человека — вахмистр Пуговкин, носивший оперативный псевдоним «Барчук», имел совершенно незапоминающуюся обычную внешность.

Но, судя по досье, он стоил всех нас вместе взятых и был единственным в группе профессионалом с солидным опытом работы в Отделении по охранению общественной безопасности и порядка. В той самой легендарной «охранке», наводившей истинный ужас на всяких революционеров и бунтовщиков, покушавшихся на святая святых Российской империи. Синицын характеризовал Пуговкина исключительно в превосходной степени, отмечая великолепное знание оперативной работы, наружного наблюдения и способность к полному перевоплощению. Правда, очень сетовал на полную безынициативность подчиненного, совершенно непонятные политические взгляды и его удручающую склонность к алкоголизму.

Вот как бы и все с кадрами. Н-да... Неуправляемый казачина, склонная к жестокости мужененавистница, оружейный маньяк-анархист, списанный с летной работы воздушный лихач и жандарм-алкоголик. И все как один темные лошадки. Однако веселенькая компания досталась. Интересно, кто из них приставлен за мной присматривать? Ну не может, чтобы такового

не нашлось в группе. Казак? Вряд ли... Сам Синицын? Или жандарм? Скорее всего. Впрочем, не буду гадать. Разберемся в процессе.

Я присел на услужливо поданный Пуговкиным стул, немного помолчал, а потом начал говорить:

— В первую очередь хотел бы сказать, что я впечатлен вашими результатами. Действительно впечатлен, потому что вы сделали очень много, несмотря на тяжелейшие условия работы. Однако пришло время выходить из спящего режима и приступать к активной работе. Санкция руководства на это есть.

Я специально упомянул «активную» работу и замолчал, чтобы проследить за реакцией членов группы. И она не замедлила последовать.

— Давно пора! — первым высказался Тетюха. — Краснопузые уж вовсе раздухарились. Прямо сами напрашиваются.

Суровцева и Синицын молча кивнули, поддерживая сотника.

— Проведем акцию? — возбужденно вскинулся Игнашевич. — Если что, у меня все готово!

Пуговкин скептически на него покосился, но промолчал.

— Это хорошо, что у вас все готово, — я одобрительно кивнул парню. — Но вернемся к этому вопросу немного позднее. Алексей Юрьевич, вы довели до личного состава мое предложение обеспечить финансирование для полноценной работы самостоятельным образом?

— Так точно, Георгий Владимирович, — четко доложился Синицын.

— Очень хорошо. Сразу оговорюсь, речь не идет о банальном изъятии денежных средств. Все операции будут совмещены с нашим основным профилем работы. Прошу высказываться, господа. Егор Наумович, начнем с вас.

— Почему бы нет? — спокойно хмыкнул казак. — Что может быть прелестней бороться с краснопузыми за их же деньги. Я за.

От остальных тоже никаких возражений не последовало. Честно сказать, я был немного удивлен дружным и горячим одобрением моей идеи. Мне раньше казалось, что белогвардейские офицеры должны быть более... высокоморальными, что ли? Хотя в данном случае эта моральность с лихвой заменялась преданностью делу. Народец не только не разбежался от безденежья, а даже платил агентам из своих кровных. А это дорогого стоит.

— Ну что же, тогда приступим к планированию операций. Господа, а почему сидим, как на... — я едва не ввернул слово «партсобрание», но вовремя прикусил язык, — как на похоронах? Кстати, у меня еще осталось немного «шустовского», — на свет появилась фляга с коньяком. — Или среди боевых офицеров затесались семинаристы?

Некий ледок, державшийся между нами с самого начала встречи, растаял окончательно. Печеная баранина оказалась вполне пристойной, хотя и переперченной, припасенный Синицыным кальвадос — тоже весьма неплохим, так что налет формальности в общении между нами значительно поубавился, хотя и не исчез окончательно. Но это как раз неудивительно, учитывая состав участников пикника.

После того как первая порция шашлыков исчезла в желудках, появились предложения по изъятию средств.

— Нелегальное казино в Галате... — как бы невзначай высказался Игнашевич. — Завсегдатаи весьма состоятельные люди. Один купец Амбарцумян чего стоит... — парень заметил, что на нем дружно скрестились взгляды остальных членов группы, и поспешно добавил: — Что? Однозначно он сочувствует красным. И остальные... того, тоже...

— Презираю богатеньких нуворишей, — спокойно, но с хорошо заметными нотками ненависти в голосе проронила Суровцева. — В этих тварях нет ни капли совести. Заигрывая с красными, они всего лишь надеются выторговать себе теплое местечко. Мрази...

— Это да, — глубокомысленно поддакнул вахмистр. — Удивительно продажный элемент. Я хорошо знаю это место. Приглашали туда музицировать. Да и сейчас порой предлагают. Хозяин некто Ахмед Дювалье, француз персидского происхождения. Очень мутная личность. Не исключено, что он имеет какое-то отношение к французской или британской разведке. А возможно, к обеим сразу. Кстати, туда порой заходят люди из польской и красной резидентур. И офицеры в высоких чинах из оккупационных миссий, а постоянные клиенты — это зажиточные торговцы и разного рода сомнительные дельцы.

— Тогда акция отпадает, — с сожалением покачал стаканом Тетюха. — Союзники. А жаль.

— Хочу заметить, что у нас нет союзников, Егор Наумович.

Сотник недоуменно посмотрел на меня:

— Это как так, Георгий Владимирович?

— Все банально, Егор Наумович, — я не спеша достал портсигар и выбрал себе папиросу. — Все они, британцы, французы, поляки, да все как один, поддерживают нас, в первую очередь преследуя свои интересы. Будет им выгодно поддерживать красных, уж поверьте, они в тот же момент забудут про нас. Но в любом случае союзникам прямо вредить никто не собирается, так что не вижу особых препятствий. Но, конечно же, надо будет все хорошенько обдумать и взвесить. Кстати, было бы очень неплохо осмотреться прямо на месте. Посещение казино свободное или по приглашениям?

При упоминании этого шалмана я едва не сделал стойку, как легавая собака. Чуйку не пропьешь, как говаривал один мой хороший знакомый, между прочим, начавший свою «трудовую» карьеру еще при Сталине.

— Казино маскируют под частный клуб, — презрительно скривился вахмистр. — Кого попало туда не пускают. Только по рекомендациям.

— Я, возможно, смогу достать приглашение... — вдруг сообщил сотник, слегка смутившись при этом. — Ну... я слегка знаком с одной дамой... а она... в общем, попробую.

— Очень хорошо, Егор Наумович. Займитесь этим, пожалуйста. И еще, это уже для всех. По моим сведениям, в Константинополь прибыл очень опасный агент большевиков. Это женщина, может представляться княгиней Кетеван Орбелиани. По возможности, ее необходимо как можно быстрей идентифицировать. Не сомневаюсь, что ее переброска сюда связана с некими важными планами красных... — я как можно тщательней описал свою попутчицу. — А теперь пройдемся по резидентурам. Начнем с поляков. Степан Ильич — это ваше направление. Что можете сказать о направленности их работы?

— Значитца так, — вахмистр гулко откашлялся. — Помимо официальных представителей «двуйки» при посольстве, поляки имеют в Константинополе хорошо разветвленную нелегальную сеть. Руководит ею Кшиштоф Опольский, владелец антикварного магазина на улице Алтым-Бакал. На данный момент они работают в основном по красным...

За обсуждением планов мы дотянули едва ли не до сумерек. Ребята из группы уже засиделись без дела и просто фонтанировали предложениями. Все, за исключением вахмистра Пуговкина. Этот ограничивался правкой и критикой чужих идей, но сам ничего не предлагал, видимо в совершенстве познав за годы службы мудрую истину, что инициатива порой дрючит самого инициатора. Впрочем, все его советы были очень толковыми и дельными. А вообще, я остался доволен встречей. Личный состав бодр, дерзок, инициативен, открыт к новым идеям, словом, бравые ребятки. Прямо то, что доктор прописал. Правда, все они со своими тараканами в голове, так кто ж без греха. К тому же мне с ними не всю жизнь валандаться. Пара дел и разбежались.

А еще, скорее всего, мне все-таки удалось сойти за настоящего фон Нотбека. То есть подмены никто не обнаружил. Вроде как не обнаружил. Но особо радоваться пока рано. Думаю, уже завтра о нашей беседе станет известно Врангелю. Или еще кому-то, мне пока неизвестному. Вот тогда и посмотрим.

Ну а напоследок меня слегка ошеломил Игнашевич. Хотя «слегка» это еще мягко сказано.

— Оружие какое надо, Георгий Владимирович? — таинственно понизив голос, поинтересовался эсер. — Могу достать.

Расслышав его, Суровцева тут же прыснула смехом, на мгновение превратившись из серенькой мышки во вполне привлекательную девушку. Тетюха с Пуговкиным тоже не стали скрывать улыбки на лице. А Синицын раздраженно крякнул и погрозил Игнашевичу пальцем. Видимо, увлечение эсера стало уже среди группы притчей во языцех.

— Смейтесь, смейтесь... — беззлобно огрызнулся Игнашевич. — Оружие кушать не просит. Опять же, на свое жалованье я только ноги могу протянуть, а эти «пукалки», как вы выражаетесь, меня кормят. И не только кормят, но и позволяют хоть как-то обеспечивать работу по основному профилю. Так как, Георгий Владимирович? Намедни я разжился десятком отличных итальянских «беретт» последней модели. Могу одну презентовать с сотней патронов. Отличный пистолет, между прочим. У меня вариант с усиленной боевой пружиной, так что люгеровский патрон они переваривают без проблем.

Разочаровывать парня не хотелось, поэтому я вполне серьезно поинтересовался у него:

— А что еще есть у вас?

— Ну всё, теперь Пуля с уха не слезет, — махнул рукой Пуговкин. — Вы как хотите, я пошел. Мне еще всю ночь музицировать. Аглая Викторовна, вас проводить?

— Не откажусь, Степан Ильич...

К ним присоединился Тетюха, а Игнашевич напросился прокатиться на авто. А пока мы к нему шли, как всегда флегматично, но с огоньком в глазах начал перечислять:

— Начнем с пулеметов. На данный момент есть шесть штук. Три «льюиса» и три «браунинга». Новенькие, почитай еще в масле. Жаль, что системы под разный патрон, но с боеприпасом никаких проблем нет. По ящику на ствол присутствует. Надо будет, еще достану.

— Подождите, Антон Васильевич, — я вдруг почувствовал необходимость несколько осадить оружейника. Все это хорошо, но я как-никак командир группы, следовательно, вся «движуха», в том числе оружейная, должна быть под моим контролем. — А теперь по порядку. Что это за оружие? Ваше личное или арсенал группы? Либо из фонда ваших, гм, коммерческих дел.

— Ну... — эсер слегка опешил. А Синицын довольно кивнул, выражая всем своим видом полное мое одобрение. Мол, так его, так. Давно пора к порядку призвать извращенца оружейного.

— Смелее, Антон Васильевич, — пришлось подбодрить эсера, потому что он совсем стушевался. — Я не собираюсь ничего запрещать, мало того, в некоторой степени даже одобряю ваше увлечение, но порядок есть порядок.

— Мое личное... — явно волнуясь, выдавил из себя Игнашевич. — И одновременно арсенал группы. То есть, при необходимости, я все предоставлю к общему пользованию. Ну а как? Пришлось озаботиться на всякий случай, хотя и команды не было... — он метнул в Синицына мстительный взгляд.

— Хорошо, — я одобрительно ему кивнул. — Продолжайте, а позже предоставите мне полный список своей коллекции. И покажете при случае. Признаюсь, сам неравнодушен. Ну, что там дальше?

— Непременно покажу! — Игнашевич сразу воодушевился. — Есть что посмотреть, право слово. Не пожалеете. Значитца, продолжим. Три ящика французских ручных бомб F-1 с новыми запалами, столько же британских системы Миллса и ящик наших гранат, системы Рдултовского образца четырнадцатого года. Динамит с разными взрывателями, тоже присутствует в товарном количестве. При желании, могу бомбомет достать за недорого. Если у меня кон- тактик у британцев. Только за пару недель предупредите.

— Ты, Антон Васильевич, прям бомбист какой... — не удержался Синицын.

— А вот прикажет Георгий Владимирович взорвать к чертям собачьим красного резидента, — с достоинством отпарировал Игнашевич, — так пожалуйте, уже все готово. Что там еще у нас есть? Ага... Четыре штуки немецких МП-18, тоже новенькие. И не спрашивайте, как я их достал. Та еще история. Патроны к ним я не считал, где-то ящиков десять-пятнадцать лежат.

— МП-18? — переспросил машинально я, не сразу сообразив, что это за оружие.

— Так германские, с автоматическим огнем, — снисходительно пояснил Игнашевич. — Maschinenpistole, то есть, если перевести дословно — пулемет-пистолет. Очень неплохая штука, если работать на короткой дистанции. Эдакий маленький пулемет, но под люгеровский патрон. Стрелять на приличную дистанцию из него бесполезно, а до сотни метров одно загляденье. Их мало у немцев было, так что, может быть, вы просто не сталкивались на фронте.

— Сталкивался, — в целях соблюдения авторитета отца-командира пришлось опять осадить эсера. — Какие магазины у этих ваших трещоток? Уже коробчатые, на тридцать два патрона или «улитки» от «артиллерийского» Люгера?

— Улитки, — ответил Игнашевич, с уважением глядя на меня. — Ага, «троммельмагазины», они самые. Коробчатых я еще и в глаза не видел.

— Понятно. Продолжайте. Как там у вас с винтовками?

— Винтовок мало, — всерьез огорчился парень. — Всего одна, «манлихер» с пятикратной оптической трубкой Фукса. Да и эту я нашел по заказу Аглаи Викторовны. Вот как-то я не подумал. А что, надо? Могу достать сколько угодно. Но не точно таких «манлихе- ров», их здесь и в помине нет. Простых хватает, и карабинов, и винтовок.

— Подумаю. — М-да, классический случай оружейного маньячества. Куда, на хрен, столько стреляющего железа? Вообще, я считаю, что если в деле дошло до пальбы, значит, оно провалилось. Но в данном случае уже ничего не поделаешь. Пусть его.

— Зато с пистолетами и револьверами полный порядок! — гордо продолжил Игнашевич. — Все, что сейчас в мире используют, все у меня есть! Даже два Штейра P16 с автоогнем и пара «артиллерийских» «люгеров» с барабанными магазинами. Хотите Штайр? Или Люгер?

— Я поклонник систем Браунинга, — не подумав, ляпнул я — и сразу же понял свою ошибку. Но было уже поздно. Закрыть рот Игнашевичу не удалось до самого пансиона. К счастью, мы туда быстро приехали.

Едва переступил порог своей комнаты, как сразу навалилась дикая усталость. Нет, не физическая, а моральная. Но ничего удивительного в этом нет, чай, не туристом шляюсь по Стамбулу, а считай — разведчиком-нелегалом подрабатываю. Как в буквальном смысле, так и в переносном. Одно неверное слово и хана, провал со всеми веселенькими последствиями. Только вот разведчиков перед внедрением не один год готовят, учат всякому полезному, а мне приходится выползать только на своем опыте и интуиции.

— Штирлиц, мля... — буркнул я без особой злости своему отражению в зеркале и поплелся переодеваться в домашнюю одежду. Больше всего хотелось принять сотку другую чего-нибудь горячительного и завалиться в кровать с книжкой. Про попаданцев. Подсказки поискать. Как дальше быть; письма Сталину писать, либо забить на это дело.

После ужина пришла хозяйка пансиона выполнять свое обещание: гадать на кофе. А почему бы и нет?

— Не трогай, я сама сделаю, — гречанка ловко покачала потемневшей от времени фарфоровой чашечкой и пристроила ее кверху донышком на блюдце. — Вот так надо. Не боишься? Всю правду про тебя увижу.

— Слегка опасаюсь, тетя Афина, — после слопанного подноса пирогов с начинкой из сыра с зеленью я пребывал в весьма расслабленном состоянии и не придал никакого значения словам хозяйки. Пусть гадает, правда обо мне из прошлой жизни уже неактуальна, а о нынешней я и сам бы рад узнать. — Кстати, а где Ясмина?

— Понравилась тебе она? — гречанка внимательно на меня посмотрела.

В мягком полумраке комнаты, освещенной только керосиновой лампой, хозяйка вдруг показалась мне настоящей цыганской гадалкой. Впечатление подчеркивало ее суровое лицо с рубленым профилем, старинные серьги в чуть оттянутых мочках ушей и особым образом повязанный платок на голове. Хотя, скорее всего, все это тут ни при чем, а вот кувшинчик с медовухой, просто ошеломляющей крепости, употреблённой мной за ужином, очень даже при чем.

— Хорошая девочка.

— Да, хорошая, — сказала тетя Афина. — Красивая, здоровая, сильная и умная. Ясмина уже три года как вдова. Муж был рыбак, утонул в море, но детей они не успели нажить. Видишь, она до сих пор траур носит. И будет носить всю жизнь. Так у нас положено. До того времени, как второй раз замуж выйдет. Но с женихами сейчас совсем беда. А за кого попало она не хочет. Кстати, ты ей тоже понравился.

— Что же теперь мне делать? — я интуитивно почувствовал, к чему клонит тетя Афина.

— Такой большой и не знаешь? — гречанка весело рассмеялась. — Почему я должна тебя учить? Все просто. Тебе нужна женщина, а ей мужчина. Но не торопись. Дай ей возможность сдаться достойно. Только не пробуй Ясмину купить, все равно не получится. Гордая она очень. Но ладно, хватит об этом. Не маленький, сам разберешься. Так, Георги... — она внимательно заглянула в чашечку, недоуменно покачала головой и сказала: — Странно... Никогда такого не видела. Получается, что прошлого у тебя нет. Как будто стертое оно у тебя. А будущее... — хозяйка пансиона немного помолчала и неожиданно засобиралась: — Пойду я. Не люблю таким, как ты, гадать. Очень сложно. Много у тебя дорог. А ты стоишь на перекрестке и сам еще не знаешь, куда пойдешь. Слушай свое сердце — и выберешь правильный путь...

Я подождал, пока она соберет посуду и уйдет, разделся, потушил лампу и наконец лег.

— Выберу, конечно, тетя Афина. Куда же я денусь. Вот только какой он, этот правильный путь?