Роман Глушков
Свинцовая кровь
У всех патронов есть одно неприятное свойство – рано или поздно они заканчиваются. Чего нельзя сказать о зомби. Они продолжали идти с запада по шоссе и поодиночке, и стаями. А проходя мимо дома старика Макарыча, чуяли его присутствие, злились и испытывали неудержимое желание дотянуться до его глотки своими гниющими пальцами.
Поэтому с зомби у старика был разговор короткий. И шумный. Вернее, сам он с ними не разговаривал – за него это делал Печенег. После чего ходячие мертвецы умирали окончательно, а Макарыч сметал с пола гильзы и хмурился, глядя на то, как пустеют его ящики с патронами.
Раньше ему нравилось жить рядом с оживленной автомагистралью. Макарыч с детства ненавидел тишину, от которой у него всегда противно звенело в ушах. А вид проносящихся мимо дома автомобилей и гул моторов, наоборот, его успокаивал. Но куда приятнее ему было выгонять поутру со двора свой рабочий грузовичок, вливаться на нем в нескончаемый поток машин и ощущать себя частью кипящей вокруг жизни.
К сожалению, однажды привычная жизнь закончилась, вокруг стала царить одна лишь смерть, и дом у шоссе превратился в не самое лучшее место для проживания. Особенно для одинокого и больного старика.
– Ну вот и наступил этот проклятый день, – заметил Печенег, все еще разгоряченный после отгремевшего боя.
– День как день. Бывали и похуже, – буркнул в ответ Макарыч, вскрывая ломиком последний оставшийся у него ящик с пулеметными патронами.
– И что мы станем делать, когда они закончатся? – осведомился Печенег.
– Ты уже спрашивал об этом. И не однажды.
– Но ты так ни разу мне и не ответил.
– Если не ответил, значит, мне просто нечего было сказать, – рассудил старик. – В любом случае мы оба знаем, что счастливого конца у нашей истории не будет. Сначала умолкнешь ты, а вслед за тобой и я… Ну что, остыл? Тогда готовься к чистке. Сколько бы там патронов у нас ни осталось, это еще не повод забить на гигиену.
Говорят, безумец не осознает того, что он безумен. Макарыч же отчетливо понимал, что рехнулся, ведь он целый год разговаривал с собственным пулеметом. А пулемет разговаривал с ним. И если это было не сумасшествие, тогда что? Но старик ведь и не отрицал наличия у себя проблем с головой. А раз не отрицал, означало ли это, что у него еще сохранились остатки разума?
Дабы почаще убеждать себя в том, что он не конченый псих, Макарыч каждый день читал книги и старался осмыслить прочитанное. Когда он усаживался в кресло с книгой, Печенег обычно помалкивал, отвернувшись и глядя из бойницы на улицу. Да и вообще, нельзя было назвать его болтуном. Не затыкался он лишь в бою, а в остальное время говорил кратко и по существу.
Странное было дело: развешанные на стенах семейные фотографии с Макарычем не беседовали. Сколько он ни пытался заговорить с ними, жена и две дочери глядели на него со снимков такими, какими он их помнил – жизнерадостными и улыбающимися, – но ничего не отвечали. Зато бездушная железяка, которая только и умела, что плеваться свинцом, всегда была готова общаться со своим хозяином.
– Тоже стареешь, как я погляжу, – заметил старик, когда недавно разглядел на штоке газового поршня пулемета щербинку, которой прежде не было.
– Лучше за собой приглядывай, старый кряхтун, – ответил Печенег, разложивший перед ним на столе свои детали для чистки. – Не рожа стала, а сухофрукт. И кашель такой, что аж наизнанку тебя выворачивает.
– Кто ж спорит? Есть такое дело, – согласился Макарыч. – Если не зомби сведут меня в могилу, то проклятый кашель доконает, это уж точно.
Ну а что насчет рожи… К зеркалу он нынче подходил редко – только когда брился, а случалось это не чаще раза в месяц. Но всегда, сбривая бороду, он обнаруживал под ней осунувшееся лицо незнакомого человека. Затем пожимал плечами – да и черт с ним! – ополаскивал лицо водой и шел заниматься своими делами.
Макарыч мог бы и вовсе не бриться, кабы не глядящие на него с фотографий жена и дочки, не любившие его колючую щетину. Вдобавок чистое лицо вызывало приятные ностальгические ощущения. А порой даже сны, когда гладко выбритые щеки старика касались подушки, разве что в сравнении с ними та была сегодня уже не такой чистой.
Теперь, когда у него остался всего ящик патронов и любая битва грозила стать для него последней, работы по хозяйству было немного. Вычистив и смазав оружие, он снарядил все имеющиеся у него пулеметные ленты, накачал ручным насосом воды из скважины, сделал кипяток, заварил кастрюлю чая и наполнил им большой армейский термос. А затем взялся готовить бутерброды, которыми в последнее время только и питался.
В отличие от боеприпасов, еды у Макарыча было еще полно. Умерев, он оставит после себя почти целый склад продуктов. И хорошо, если их найдут потом честные люди, а не бандиты, но тут уж кому как повезет. Когда дом-крепость старика падет, он наверняка будет мертв и не сможет проконтролировать, кому достанется его наследство.
Новые зомби начали подтягиваться к дому на следующую ночь после того, как Макарыч откупорил последний ящик с патронами. Когда до него донесся знакомый скрежет пальцев по железу, он лишь отметил, что первые гости прибыли, зевнул, а потом опять забылся тревожным сном.
Пока зомби было мало, они не представляли собой большую угрозу. Все окна первого этажа были заделаны толстыми металлическими щитами. Ими же были усилены двери дома и ворота пристроенного к нему гаража. Сам дом был кирпичный и тоже зомбоустойчивый. А вот забору не повезло – однажды он все-таки рухнул под натиском тварей. И с той поры стены дома были единственной преградой, отделяющей Макарыча от наведывающейся по его душу смерти.
Что только не делал он, стараясь быть менее заметным: вел себя тише воды, ниже травы и готовил еду в подвале, чтобы ее запах не долетал до шоссе. Иногда это помогало – бывало, зомби не беспокоили хозяина по нескольку дней и даже недель. Но однажды все равно наступало то далеко не прекрасное утро, когда твари собирались возле дома и начинали ломиться в окна и двери.
Этим утром зомби было еще маловато для того, чтобы сокрушить железный барьер. Но они продолжали прибывать, и к обеду старику волей-неволей придется открывать бойницы для новой зачистки…
* * *
Война с жестоким новым миром приучила Макарыча экономить патроны. И он предоставлял слово Печенегу, лишь когда каждая его пуля могла снести не одну гнилую башку, а сразу несколько. Все бойницы в щитах были проделаны именно с таким расчетом – примерно на уровне головы взрослого человека. Надо было лишь открыть их и палить короткими очередями до тех пор, пока за окнами не останется ни одной зомбячьей морды. После чего старик поднимался на второй этаж и, уперев Печенега в оконные решетки, добивал уцелевших тварей сверху.
Это была простая, но эффективная тактика, не дававшая сбоев. Тем более что драться с зомби врукопашную Макарыч не мог. Годы были не те, да к тому же почти всю минувшую зиму он проболел. Сначала надорвался на заготовке дров, а затем перенес тяжелую простуду, давшую осложнение на легкие и сердце. Последнее теперь болело при сильном кашле, чьи приступы терзали старика каждый день. И сдерживать их было невмоготу, так что они тоже наверняка привлекали сюда кровожадных гостей.
Как бы то ни было, вести огонь из пулемета с упора Макарыч еще мог. Чем и занялся, когда гаражные ворота заходили ходуном под массой напирающих на них зомби.
– Скоро все это закончится, но пока я стою на ногах, ты уж не подведи, – попросил он Печенега.
– Ты тоже смотри не вздумай помереть до срока, – ответил тот, ободряюще клацнув затвором.
– Договорились.
Макарыч надел шумозащитные наушники – слишком оглушительно грохотал Печенег в стенах дома – и открыл первую бойницу.
Разглядывать сквозь нее полусгнившие морды было некогда. Да и незачем. Без долгих колебаний пулеметчик высунул в бойницу ствол своего орудия и нажал на спусковой крючок. Одна короткая очередь веером, за ней другая… Затем – подождать, пока на месте разлетевшихся в ошметки голов покажутся новые, – и снова две короткие очереди веером…
Это занятие можно было бы назвать рутинным, если бы не сопутствующий ему риск. Всякий раз, открывая бойницу, стрелок мог быть схвачен за горло шустрым зомби, успевшим просунуть внутрь руку. А порой сразу несколько рук просовывалось в отверстие и тянулось к Макарычу, прежде чем он выставлял туда пулеметный ствол. Для подобных случаев он держал под рукой топор. И отсекал им мешающие вражеские конечности, чтобы Печенег мог доделать все остальное.
Переходя от двери к окнам, а от них к гаражным воротам, где также имелись бойницы, старик мало-помалу усеивал двор обезглавленными телами зомби. И лишь когда пулемет расстрелял вторую ленту и твари уже не заслоняли проникающее в бойницы солнце, стало понятно, что работа подходит к концу. Осталось лишь подняться наверх и нанести на это батальное полотно несколько финальных штрихов.
Решетки на окнах второго этажа служили не только упором для пулемета, но и гарантировали, что ослабшие от болезни руки старика не уронят оружие вниз – оно не провалилось бы сквозь прутья. Добивать остатки врагов он не спешил. Пальба по движущимся целям была опять-таки лишней тратой пуль. Вместо этого стрелок дождался, когда последние зомби упрутся в стену дома, и уже потом, хорошенько прицелившись, снес им головы.
Выпустив последнюю очередь, Макарыч поставил оружие на пол и утер со лба пот.
Вроде и работа была несложная, а замаялся он так, будто долбил ломом бетонную стену. От порохового дыма вновь разыгрался кашель, а от него, в свою очередь, закололо сердце. Нет, пожалуй, достаточно на сегодня трудов праведных. Утащить тела в ров можно и завтра – за день с ними ничего не случится. К тому же надо оставить силы про запас – а вдруг на выстрелы сюда сбегутся зомби из окрестных лесов, что не раз бывало прежде?
Переводя дух и попутно наблюдая за окрестностями, Макарыч вдруг насторожился. На западе шоссе шло в гору, и на самой ее вершине, примерно в километре отсюда, стояли автомобили: два внедорожника и бортовой грузовик. Не ржавые или сгоревшие, каких тоже хватало на дороге, а явно исправные. И объявившиеся там совсем недавно, поскольку еще утром их не было.
Живые люди на шоссе мертвецов не считались такой уж редкостью. Но обычно машины или автоколонны проезжали мимо, не задерживаясь, поскольку все городки и поселки близ магистральных дорог давно были разграблены подчистую.
Деревенька, где жил Макарыч, ничем не отличалась от других заброшенных окрестных поселений. И то, что из трубы его дома порой шел дымок – единственная заметная с шоссе примета тлеющей здесь жизни, – тоже не привлекало сюда гостей. Скорее наоборот, отгоняло. Боясь наткнуться на логово бандитов, приличные люди старались поскорее миновать это место. А неприличные, видя закрытые бронещитами окна и изрешеченные пулями окрестные заборы, столбы и постройки, тоже не желали связываться с недружелюбным хозяином дома-крепости.
Почему же вдруг остановилась эта маленькая автоколонна? Наверное, потому, что, въехав на горку, эти люди услышали выстрелы, а потом увидели стаю зомби, осаждающую один из домов. И все бы ничего, но шоссе перед ним тоже попадало в сектор обстрела, вот путешественникам и не хотелось соваться под пулеметный огонь.
На чердаке у Макарыча стоял небольшой телескоп, который он подарил дочкам, когда они учились в школе. В те годы он и сам любил залезть на чердак и полюбоваться на ночное небо, но сегодня использовал телескоп лишь для наблюдения за окрестностями. На звезды же старик давным-давно не смотрел. Потому что для этого следовало быть в душе хоть немного романтиком, а нынче он сомневался в том, что у него вообще осталась душа.
Впрочем, когда он добрался до телескопа, машины уже съезжали с шоссе на проселок. Тот, что шел на юго-восток, в соседнюю деревню. Но путешественники, похоже, направлялись не туда, а просто искали безопасный объездной путь.
Пока колонна не скрылась за деревьями, водитель первого внедорожника, усатый мужик в армейской панаме, угрюмо посматривал на дом-крепость. Макарыч смог разглядеть шофера, поскольку он опустил стекло на дверце. А вот увидеть его спутников не вышло – за поднятые стекла усиленный телескопом взор уже не проникал.
– Тебе не кажется, что мы с тобой нечаянно испугали приличных людей? – спросил Макарыч у остывающего пулемета, когда возвратился с чердака.
– А они взаправду приличные? – усомнился Печенег. – Или тебе просто хочется считать их таковыми? Все еще надеешься, что в мире остались честные люди, а не одни лишь зомби да мерзавцы, грызущиеся за еду и патроны?
Вопрос угодил не в бровь, а в глаз. Это в фантастических кинофильмах про умирающую планету сразу было видно, кто есть кто. Хорошие люди там путешествовали с семьями и со всем своим хозяйством, а бандиты – размахивая оружием и безо всякого скарба. Увы, в реальном умирающем мире отличить одних от других было порой совершенно невозможно.
Многие нынешние бандиты возили с собой жен и детей. Многие простые скитальцы, потерявшие свои семьи и с ними смысл жизни, бродили по свету озлобленные и неприкаянные. Вот и поди определи, на кого глядел в телескоп Макарыч. Да и кем был он сам – старик, переживший всех своих родных и оставшийся единственным защитником своей маленькой крепости?
* * *
А начиналось все далеко не так мрачно.
Пока в городах свирепствовала загадочная эпидемия, царил хаос и по шоссе шли военные колонны, Макарыч и отцы трех других соседских семей решили не поддаваться панике. Узнав из новостей, с какой угрозой им придется столкнуться, они в спешном порядке окружили свои усадьбы общим рвом, укрепили заборы и дома, пробурили свою водяную скважину и приготовились к обороне. Повезло, что один из отцов был владельцем супермаркета, а еще один – заядлым охотником, как и сам Макарыч. Поэтому у них было полным-полно еды, а в сейфах охотников имелись ружья, карабины и патроны.
Дважды к ним наведывались военные и предлагали эвакуироваться, но они отказывались. Военные не настаивали – у них хватало забот с теми, кто не упрямился и сам искал у них защиты.
Телевидение, интернет и мобильная связь вскоре пропали, но по радио передавали в целом обнадеживающие новости. Поэтому никто не сомневался, что кризис скоро минует. Впрочем, оптимизма поубавилось, когда однажды заткнулось и радио. А зомби в окрестностях становилось все больше и больше, тогда как военные проезжали мимо все реже и реже.
За первые полгода община убила примерно столько же зомби, сколько Макарыч убивал сегодня за одну зачистку. Как бы то ни было, к зиме боеприпасы подошли к концу, и мужчины начали делать вылазки. В первую очередь ища патроны и другое огнестрельное оружие, а во вторую – все остальное. Теперь, когда стало ясно, что катастрофа затянулась на неопределенный срок, в хозяйстве было необходимо все, что могло помочь пережить грядущую зиму.
С вылазками начались и первые потери, которых удавалось избегать, прячась за высоким забором. Пали жертвами зомби владелец магазина и старший сын второго охотника. Но это были еще цветочки. Ягодки пошли, когда зараза, превращающая людей в ходячих мертвецов, проникла наконец в крепость.
Кто именно в очередном рейде был укушен зомби и занес сюда вирус, так и не выяснилось. Но в следующую же ночь самая многодетная семья (отец, мать, два сына, три дочери, племянник, племянница, а также две бабушки и дедушка) превратилась в семейство зомби. Остальных спасло лишь то, что все усадьбы были по-прежнему отделены друг от друга заборами. И когда наутро выяснилась страшная правда, зараженные еще не прорвались к соседям, а бродили по своему двору и огороду. Где их и перебили, а потом сожгли, вытащив тела за пределы крепости.
С той поры удача стала редко улыбаться общинникам. Зато горе посыпалось на них, как из мешка.
В декабре повезло наконец-то решить вопрос с оружием. Ушедший как-то в одиночный рейд Макарыч нашел бесхозный армейский грузовик, стоящий на обочине шоссе недалеко от деревни. Машина была сломана, и, видимо, поэтому экипаж бросил ее, потому что вокруг не валялось ничьих останков. Зато в кузове обнаружилось настоящее сокровище: два ящика с автоматами, ручной пулемет и аж целых тридцать ящиков с патронами и гранатами.
Двигайся этот грузовик в составе колонны, никто не бросил бы здесь столько добра. Но, очевидно, он ехал один, и солдаты еще планировали за ним вернуться, раз не взорвали груз. Но они опоздали. Макарыч на своем грузовичке вернулся к их машине гораздо раньше. И за один рейс перевез оружие и боеприпасы в общину.
К несчастью, оружие не защитило общинников от новой трагедии, разыгравшейся прямо в новогоднюю ночь. Это был последний праздник, который Макарыч отмечал в кругу своей семьи. А уже первого января ее не стало.
Так совпало, что забор, на который доселе не было нареканий, рухнул аккурат на Новый год. Вернее, рухнул не весь, а лишь один из его пролетов, что не выдержал натиска зомби, подобравшихся к нему через заметенный снегом ров. Но и этого хватило, чтобы они ворвались в крепость и учинили резню.
К утру их все-таки перебили, но итог вторжения был неутешительным. Кроме пятерых разорванных на части общинников также получили укусы и были заражены обе дочери Макарыча и его жена.
Жить им оставалось недолго и в муках. Вот только у отца не поднялась рука избавить их от страданий, пока они сами не превратились в зомби.
Это были самые горькие и душераздирающие часы в жизни Макарыча; часы, наполненные слезами бессильной ярости и испепеляющей его изнутри безнадегой. Сегодня почти не верилось, что он сумел такое пережить. И что не застрелился сразу, как только прострелил головы своим близким, а потом сжег их тела в огороде и развеял пепел по снегу.
После этого моральный дух в общине был подорван окончательно. Экономя дрова, все выжившие обитали теперь в одном доме – самом крепком доме Макарыча. Но едва весна одарила их первым теплом, общинники стали разъезжаться. Заводили свои машины – те, что были на ходу, – грузили оружие, припасы и отправлялись искать спасения в других краях. А это место было отмечено печатью смерти и не сулило больше никому ничего хорошего.
Макарыч не отговаривал друзей и не задерживал их – он вообще почти ни с кем не общался с самого Нового года. А еще подозревал, что с той поры его считают рехнувшимся – судя по тому, как все теперь на него косились. И как резко порой умолкали разговоры, когда он выходил из своей комнаты. Поэтому ему и не предлагали уехать – зачем кому-то брать с собой безумца в и без того опасное путешествие?
Но все же с ним поступили по совести: забрав у него грузовичок, взамен ему оставили много продуктов и тот самый пулемет, который он нашел в декабре вместе с другим оружием. Также Макарычу оставили семь ящиков пулеметных патронов, которые не успели расстрелять за это время. И которые не подходили для автоматов, распределенных уезжающими между собой.
Пожелав им счастливого пути, Макарыч поразмыслил и не придумал ничего лучше, как продолжать жить в собственном доме. Столько, сколько он еще протянет. В конце концов, постаревший от горя хозяин выстроил этот дом своими руками, прожил в нем самые счастливые годы и развеял прах своей семьи буквально за порогом. Так какое новое счастье и где надо было искать Макарычу, если во всем мире осталось одно-единственное место, в котором у него еще теплилось желание жить?
– Ну здравствуйте, мои девочки! Вот мы и снова вместе. Одни, без гостей, – поприветствовал он жену и дочерей, когда опять заперся в своей маленькой крепости.
Улыбающиеся ему с настенных фотографий родные ничего не ответили.
Макарыч тяжко вздохнул: эх, многое бы он отдал, чтобы вновь услышать их ласковые и звонкие голоса. Затем отступил от стены… и едва не упал, споткнувшись за что-то металлическое, подвернувшееся ему под ноги.
Это был оставленный беглецами пулемет.
– И тебе привет, чертова железяка, – проворчал хозяин, потирая ушибленную ногу.
– Привет, Макарыч. Как дела, как самочувствие? – подал голос Печенег. Довольно неожиданно, но хозяин даже не вздрогнул. Так, словно всегда знал, что пулеметы умеют разговаривать.
– Сам знаешь, бывало и лучше, – посетовал старик, осознавая, насколько усугубилось его безумие, но не испытывая ни малейшей охоты сопротивляться ему.
– Понимаю тебя, – посочувствовал железный собеседник. – Ну ничего, со дня на день пожалуют зомби, тогда и взбодришься. А пока не сочти за наглость, но мне не помешала бы хорошая чистка, а то, гляжу, в этом доме про меня что-то позабыли…
* * *
Новые гости явились вечером того же дня, когда был вскрыт последний ящик с патронами. И это были самые удивительные гости, которых Макарыч видел за очень долгое время.
То, что они не зомби, было заметно невооруженным глазом еще издали. Потому что зомби не ходят взявшись за руки и не носят с собой игрушек. Хотя вид этих двух детей, что шли к дому со стороны шоссе, тоже оставлял желать лучшего – оба были грязные и тощие. Старшему из них, пацану, было лет тринадцать, а девочке, которую он вел, – лет восемь.
Внешность каждого намекала, что они брат и сестра: у обоих были светлые прямые волосы, а также схожие черты лиц. За плечами у мальчишки висел почти пустой рюкзак. Девчонка одной рукой держалась за руку брата, а другой прижимала к груди плюшевого мишку – такого же чумазого, как она сама.
Макарыч увидел их на полпути между шоссе и домом. После чего открыл одну из бойниц и стал пристально наблюдать за ними.
Вот дети перебрались через осыпавшийся и давно бесполезный ров, но дальше идти не рискнули и остановились у разрушенного забора.
– Эй! Здесь есть кто-нибудь?! – срывающимся голосом прокричал мальчик. – Эй, ответьте! Мы знаем, что вы тут – мы видели, как вы убивали зомби сегодня днем!
– Кто вы такие и чего вам нужно? – поинтересовался Макарыч, не видя смысла отмалчиваться.
– Меня зовут Костя, а это моя сестра Люся, – представился пацан за себя и за спутницу. – Мы идем в город искать наших маму с папой. Но скоро станет темно, и мы хотим попроситься у вас переночевать, дяденька. И еще нам бы поесть чего-нибудь. Мы не ели уже два дня. А может, у вас еще найдутся какие-нибудь лекарства? Кажется, Люся простыла, и у нее поднялась температура.
Порыв ветра швырнул через бойницу в лицо Макарычу пыль, и он закашлялся. Потом, уняв приступ, немного постоял, успокаивая дыхание и заколовшее сердце.
– Думаешь, они лгут? – спросил Печенег.
– Как пить дать, – ответил старик. – Детям одним в наших краях не выжить, так что они явно не одни. Полагаю, их прислали сюда на разведку те же люди, что днем свернули с шоссе. Хотят, чтобы я сжалился и впустил этих сопляков внутрь. А потом сопляки дождутся, когда я усну, и впустят сюда своих родителей. Или вернутся к ним утром и расскажут, что я тут один и сколько у меня оружия.
– По-моему, ты стал чересчур подозрительным. Разве дети и правда не могут быть самостоятельными? Разве они не могут научиться прятаться от зомби и избегать с ними встреч?
– Наверное, могут. Но только не эти дети. Кто все время прячется, тот много ползает. А у того, кто много ползает, штаны на коленках протерты до дыр. У этой же мелюзги одежда хоть и грязная, но в земле и глине не маралась, в болотах не мокла и о кусты да камни не рвалась. Девчонка тоже не напоминает больную. Уж меня-то ей в этом не обмануть: я ведь и сам двух дочерей когда-то вырастил.
«И похоронил», – следовало еще добавить, но старик об этом умолчал.
– Что ж, тебе видней, – сдался Печенег. – Желаешь быть злюкой – будь им. Кто я такой, чтобы указывать тебе, что делать.
– Я не злюка, – возразил Макарыч. – Просто не люблю, когда мне нагло врут в глаза. А тем более когда подбивают на это малолетних детей.
– Эй, дяденька, куда вы пропали? – вновь прокричал все еще ждущий ответа Костя. – Прошу, впустите нас! Мы только переночуем и завтра же уйдем, клянусь!
– Не завтра, а прямо сейчас! – отрезал хозяин. – Уходите! И передайте своему отцу, чтобы прекратил подставлять вас под пули. Ваше счастье, что я не стреляю в детей. Вот только не все дяденьки у нас в округе такие добрые.
– Какому такому отцу, о чем вы? Наши папа и мама в городе! Мы здесь совсем одни! – запротестовал Костя. – Умоляю, дяденька, не прогоняйте нас! Мы умираем с голоду! А Люся простыла и замерзнет в лесу ночью!
– Уходите! Живо! – повторил Макарыч. И пригрозил: – А иначе я выпущу собаку!
Прежде чем развернуться и уйти несолоно хлебавши, дети еще немного потоптались на месте, изображая обиду. Что, надо заметить, получалось у мальчишки уже не так искренне, как оправдания. А девочка за это время вообще не произнесла ни звука, не говоря о том, чтобы кашлянула или чихнула для правдоподобия.
Уходили они куда торопливее, чем пришли, – едва ли не бегом. Но вряд ли из-за боязни несуществующей собаки. Не желая терять их из виду, Макарыч подобрал оружие и потопал на чердак к телескопу. Он знал, что его догадки верны, но хотел убедиться в этом своими глазами. А если повезет, то и заметить прячущихся в лесу родителей Кости и Люси. Или Васи и Кати, Пети и Насти, Паши и Гали… эти врунишки могли обозваться какими угодно именами.
Говорят, будто любопытство сгубило кошку. Однако с Макарычем оно сегодня поступило с точностью до наоборот – спасло ему жизнь.
До телескопа он так и не добрался – только до второго этажа. Именно в этот момент снаружи что-то раскатисто громыхнуло. Вздрогнув, старик выглянул в окно и успел заметить, как нечто яркое и стремительное пронеслось по воздуху к дому.
А потом шарахнуло так, что Макарыча сбило с ног и у него заложило уши. Выронив пулемет, он упал, и тут же ему в лицо ударило горячее плотное облако дыма и пыли, ворвавшееся сюда с первого этажа, через лестничный проем.
«Гранатомет!» – промелькнуло в мыслях старика, прежде чем он зашелся в кашле, так как не успел задержать дыхание и вдохнул эту едкую летучую смесь. Не полной грудью, но пыль моментально залепила ему нос, рот и горло, что стало ударом по его слабым легким.
Макарыч старался не кашлять, боясь за свое сердце, но ничего не вышло – он сразу начал задыхаться, а это было еще мучительнее. В глазах пульсировали разноцветные вспышки, голова гудела, а изо рта при каждом выдохе вылетали брызги крови. Ее же солоноватый привкус постепенно заменял во рту вязкий вкус пыли.
Что творилось у него в груди, он боялся даже представить. Казалось, будто там дерется свора бешеных собак, которые отбирают друг у друга сердце, вгрызаясь в него клыками со всех сторон.
Похоже, вот и настала кончина старику. Не та кончина, к которой он больше всего готовился, но та, которая с недавних пор тоже была вполне предсказуема.
* * *
– Хватит разлеживаться! А ну вставай! – услышал он внезапно знакомый голос, даром что у него были заложены уши. – Если собрался издохнуть, так хотя бы возьми в руки оружие, упрямый старик!
– Я… мне… надо… – Он снова выкашлял кровь, но тут же почувствовал, что дышать стало легче и боль в груди ослабла. – Ладно! Ладно, я тебя понял!
Встаю!
Он взвел пулемет, вцепился в него и, шатаясь, поднялся на ноги. Но стоять ровно, да еще с тяжелым Печенегом в руках, не получалось. Поэтому Макарыч уперся плечом в стену и лишь потом осторожно выглянул в окно.
Старик был прав: в дом действительно пальнули из гранатомета. И целились в тот самый железный щит, через бойницу в котором он разговаривал с детьми. Но, судя по разбросанным кирпичным обломкам, граната попала левее, в межоконный простенок, и уничтожила его.
Это тоже было плохо, ведь теперь в фасаде образовалась пробоина величиной с входную дверь. И заделать ее срочно никак не удалось бы.
Но куда больше старика беспокоили люди, что приближались к дому опять же со стороны шоссе. Их было четверо, они бежали пригнувшись, и каждый держал в руках автомат. А вел их знакомый старику усач в армейской панаме, чему Макарыч совсем не удивился. Детей рядом с ними не наблюдалось. Наверное, к этой минуте брат с сестренкой успели пересечь дорогу и скрыться.
– Чертовы подонки! – процедил сквозь зубы старик. И хотел было установить пулемет на подоконник, чтобы ударить по врагам, но Печенег не дал ему этого сделать.
– Не суетись, – сказал он. – Ты слишком слаб для таких перестрелок. Пускай они решат, что ты мертв, и войдут в дом.
Мысль была здравой. Если противники сейчас напорются на встречный огонь, они залягут во рву. И тогда лишь одному дьяволу известно, когда и в чью пользу завершится эта позиционная война. Но если они беспрепятственно вторгнутся на территорию, которую Макарыч знал как свои пять пальцев и где он все еще был полновластным хозяином…
Да, такой расклад виделся ему намного удачнее.
Четверка ринулась на штурм, будучи готовой к сопротивлению, но не встретила его. Это ее воодушевило. Еще утром эти люди, небось, догадались, что с зомби воюет единственный человек – по отсутствию других выстрелов. И если он не палил по врагу на подходе так, как палил по зомби, значит, скорее всего, был или убит гранатой, или тяжело ранен. Врагам оставалось лишь обыскать его крепость и забрать трофеи… Удачный у них выдался денек, что ни говори.
Отсутствие трупа на первом этаже насторожило бы противников, поэтому Макарыч решил дождаться их там же, а не наверху. И залег под грудой тряпья в самой темной комнате, что примыкала к гостиной, в чьей стене зияла теперь огромная дыра.
К счастью, обошлось без пожара, но взрыв все равно учинил полный разгром и хаос. Чтобы отыскать здесь труп – или убедиться, что его нет, – надо было сдвинуть завалы из обломков мебели, штукатурки, половиц и всевозможных вещей. Последние хозяин начал складировать прямо в гостиной, когда остался в одиночестве, и в итоге тоже превратил ее в хранилище.
– Первый… Второй… Третий… – бесстрастно считал Печенег вторгающихся в пролом врагов. Конечно, они его не слышали. Зато могли услышать старика, заговори он вдруг с Печенегом. Макарыч ежесекундно помнил об этом и держал язык за зубами. – Так, а где же четвертый?
Трое захватчиков, включая усача в панаме, рассредоточились у стены для первого, беглого осмотра гостиной. Четвертый их боец все еще был снаружи – видимо, остался на прикрытии. Ждать его не имело смысла. Пока его собратья не разбрелись проверять другие комнаты, Макарычу надо было брать инициативу в свои руки.
– Огонь! – скомандовал ему Печенег, и он, взяв на мушку ближайшего противника, нажал на спусковой крючок.
Стреляя со столь близкого расстояния, он не мог промахнуться. И первой же очередью срезал двоих: тощего хмыря в засаленном спортивном костюме и похожего на байкера пузатого коротышку.
Те даже не успели понять, что стряслось. Пули прошили их насквозь, а хмырь и вовсе вылетел из пролома обратно на улицу.
Пулеметчик мог бы заодно нашпиговать свинцом усача, но тот обладал завидной реакцией. За миг до того, как в стене, возле которой он стоял, пробило несколько дыр, усач прыгнул вперед и укрылся в бывшей гостевой спальне.
Вернее, это он думал, что укрылся от выстрелов за стеной. На самом деле это его не спасло. Макарыч отлично помнил, из чего он делал межкомнатные перегородки – из тонких досок и гипсокартона. И столь же отлично знал пробивную мощь своего оружия.
Развернув его в дверном проеме, следующей длинной очередью старик изрешетил преграду, отделявшую его от врага. Он выпустил в нее столько свинца, что мог даже не ходить и не проверять, поражена цель или нет. Растерзанное пулями и залитое кровью тело усача можно было разглядеть через многочисленные пробоины в стене.
Впрочем, не стоило забывать, что у дома находился еще один противник.
Поднявшись на ноги, Макарыч прижал ствол пулемета к косяку – для устойчивости, – навел его на пролом и стал прислушиваться, не донесутся ли со двора крики.
Они не заставили себя ждать. Выброшенный наружу мертвый хмырь дал понять прикрывающему, что отряд понес потери. А насколько сильные, стало ясно по молчанию автоматов. Тем не менее последний враг должен был удостовериться, что стало с приятелями. А вдруг они лишь ранены и их еще можно спасти?
– Кеха! Мелкий! – позвал он снаружи, не рискуя соваться в дом. – Вы живы?! Кеха, ты как там? Мелкий, слышишь меня? Эй, где вы?!
Разумеется, мертвецы его не слышали. Но до Макарыча сквозь звон в ушах эти крики долетели.
Понимая, что выдать себя за незнакомого человека не получится, он изобразил лишь надрывный долгий стон. Почти не притворный, ведь самочувствие у него по-прежнему было отвратное. Но как знать, а вдруг оставшийся враг клюнет на эту простенькую уловку? Все, что от него нужно, – сунуться в пролом и заработать свою порцию свинца.
Вероятно, так и случилось бы, если бы со стороны шоссе не раздались автомобильные сигналы. Протяжные и громкие, они звучали один за другим, будто тревожная сирена.
Макарыч не видел, что творится на дороге, но ему это тоже было интересно. Стараясь не мелькать в проломе, он прокрался к ближайшему окну и открыл бойницу.
Увиденное снаружи его озадачило. Прячущаяся до этого за деревьями, знакомая ему автоколонна из трех машин неожиданно вернулась на шоссе и призывно сигналила. Выживший захватчик внял ее призывам. И сейчас бежал обратно во все лопатки, забыв о павших соратниках.
– Куда это ты намылился? – проворчал Макарыч, высовывая в бойницу пулеметный ствол. – Не так шустро, гнида! Мы с тобой еще не договорили!
– Не нужно, – осадил его Печенег. – Уходит – и черт с ним! Побереги патроны. Эти ребята неспроста плюнули на все и так резко сорвались с места. Что-то их явно вспугнуло.
– Матерь божья! – воскликнул старик, уже догадываясь, что именно погнало врагов прочь. И поспешил на второй этаж, чтобы убедиться, верна ли его страшная догадка…
* * *
Какое там! Догадка оказалась вовсе не такой страшной, как реальное положение дел.
С запада двигалась еще одна, невесть какая по счету стая зомби. Она казалась бы самой обычной, если бы не ее размер. Сколько тварей там было – полтысячи, тысяча или, может, все три, – поди сосчитай. И где только скопилось это море ходячей гнилой плоти, что прорвало «запруду», которая его удерживала, и хлынуло на шоссе?
Стая была совсем близко. Первые зомби уже гнались за бегущим к машинам человеком. Но ему повезло – он успел вскочить на подножку трогающегося с места грузовика. После чего остатки этой банды, рыча моторами, покатили на восток, горюя о погибших собратьях и одновременно радуясь, что унесли ноги от другой, куда более свирепой угрозы.
А вот у Макарыча поводов для радости не было, хоть он и одержал победу в последнем бою.
– Баррикада! – спохватился он. – Надо заткнуть дыру баррикадой.
– Слишком поздно, – ответил Печенег. – Давай неси сюда патроны и закрывай решетку.
Опять старик был вынужден с ним согласиться. Даже если закидать брешь обломками мебели и половиц, такая орда зомби снесет их за считаные минуты. Да и времени на это не оставалось. Все, что Макарыч еще мог успеть, – это затащить наверх боеприпасы, лампу и дежурный «рюкзачок беглеца» с трехдневным запасом еды и воды. А затем перекрыть лестничный проем решеткой, которую он сварил из арматуры, когда переделывал дом в крепость. Сварил как раз на случай, если понадобится блокировать верхний этаж при вторжении противника.
Зомби добрели до пробитой стены, когда Макарыч нес по лестнице патроны. Кряхтя и выбиваясь из сил, он переставлял тяжелый ящик с одной ступеньки на другую. И затащил его наверх уже на глазах вторгшихся в дом первых тварей. После чего с грохотом захлопнул решетку и запер ее на массивный гаражный замок. И лишь тогда позволил себе упасть на пол и отдышаться.
Да уж, столько зомби ему ни в жизнь не перебить. Иными словами, ну вот и все – финальный бой. Как там поется в песне: «Он трудный самый»? Нет, это навряд ли. Трудным бой бывает для тех, кто старается отчаянно выжить. А у старика нет на это шансов, хоть ты, блин, наизнанку вывернись! Только он, само собой, все равно задешево не сдастся. Пока в его пулемете есть патроны, Макарыч станцует зомби свою прощальную гастроль ничуть не хуже тех, какие танцевал для них раньше.
Незачем было даже подходить к окну – он и так слышал, как зомби стекаются во двор. А затем лезут в пролом, наводняют первый этаж и уже шаркают ногами под лестницей.
Лишь теперь Макарыч понял свою стратегическую ошибку, допущенную при строительстве дома. Да только кто бы знал об этом в те годы! Любитель всего надежного, он построил лестницу максимально крепкой – из бетона. Побоялся, что деревянная невзначай сломается и кто-нибудь пострадает. Зато теперь было бы очень кстати, если бы она сломалась под тяжестью взобравшихся на нее врагов. Это сделало бы последнее убежище старика неприступнее, ведь лазать по стенам зомби не умеют. Но увы, надеяться на то, что они обрушат бетонную лестницу, было глупо – она выдержала бы даже слона, а их выдержит и подавно.
Еще через полчаса на ней скопилось столько зомби, что почти в каждом отверстии решетки торчала гнилая рука, тянущаяся к Макарычу. А уставившихся на него голодных глаз было еще больше. Ну а он, не смущаясь от столь пристального к себе внимания, снарядил все пулеметные ленты, расставил контейнеры с ними, чтобы те были под рукой, а сам пулемет установил на поваленном набок холодильнике. Так, чтобы в решающую минуту ударить по врагам с близкого расстояния и не дать им прорваться на второй этаж.
За окнами тем временем стемнело. Но поскольку отдых и сон зомби не требовались, ночка обещала быть нервозной. Макарыч зажег керосиновую лампу и подвесил ее к потолку на крючок. Огонь лампы отражался в мутных глазах тварей, но старик настолько к ним привык, что не видел здесь ничего жуткого. Наоборот, даже находил в этих отблесках света определенную смертельную красоту.
Возможно, оно и к лучшему, что ожидание худшего все-таки не затянулось.
Прошло еще минут сорок, когда на решетке что-то звякнуло, она выгнулась вверх, а потом задребезжала не переставая. Вскочив с кресла, Макарыч подбежал к ней и увидел то, чего боялся. Безостановочная зомби-давка привела к тому, что приваренные к раме арматурные прутья начали отрываться. И теперь, когда решетка ослабла и зашаталась, ее конец стал неотвратимо близок.
Печенег вступил в дело, когда зомби сломали и отогнули решетку настолько, что уже могли пролезть в образовавшуюся щель. Аккуратно, стараясь не угодить пулями в железо, Макарыч скосил короткими очередями первых тварей. Чем задержал остальных, но ненадолго. Как только обезглавленные мертвецы попадали с лестницы, на их место пришли новые, и все началось заново.
Спустя еще полчаса последние сварные швы на решетке лопнули, и она полностью вылетела из проема.
Теперь один лишь свинцовый дождь мог защитить Макарыча. Сброшенные на зомби кресло и прочая мебель их не остановили. Горы растерзанных пулями трупов, что вырастали на пути ходячих мертвецов, справлялись с этой задачей лучше. Но тоже неидеально. Потому что по трупам шли все новые и новые зомби, а запас патронов улетучивался на глазах.
Взмокшему от пота, оглохшему от грохота и тяжко дышащему Макарычу было не до раздумий. И все же он обдумал мимоходом свою прощальную боевую тактику. Она была незамысловатой и состояла из трех пунктов. Первый: оставить в последней ленте несколько патронов. Второй: сбросить на зомби последний тяжелый предмет на этаже – холодильник. И третий: воспользовавшись короткой передышкой, застрелиться.
План казался неплохим. В любом случае, лучше было умереть так, чем разорванным на куски. Но таким уж невезучим был Макарыч в жизни, что даже его предсмертному желанию было не суждено сбыться.
У него в запасе имелось еще три контейнера с лентами, когда внутри Печенега что-то неожиданно лязгнуло и громыхнуло. Да так сильно, что тот едва не вырвался из рук стрелка. После чего очередь сразу оборвалась, и пулемет умолк.
Ошарашенный старик рванул несколько раз рукоятку перезарядки, но она не поддавалась – оружие заклинило намертво. А зомби продолжали карабкаться по трупам собратьев, не собираясь давать Макарычу тайм-аут.
Иного выхода не было, и он, навалившись на холодильник, спихнул его на лестницу. Тяжелая железная коробка уперлась в тела зомби и застряла, блокировав вход на второй этаж. Но явно ненадолго. Уж коли твари выломали арматурную решетку, с холодильником они справятся и подавно.
Закинув пулемет за спину, подхватив один из контейнеров и сняв с крючка лампу, Макарыч бросился к чердачному люку.
Туда тоже вела прочная лестница, разве что винтовая. Вот только решетки на том люке уже не было. Да и сам он не имел запора – просто старик не предполагал, что однажды ему придется держать оборону еще и на крыше.
Как бы то ни было – пришлось.
Оказавшись на чердаке, он водрузил поверх люка кресло, сидя в котором любил глядеть в телескоп. И оно стало его единственной защитой. Больше здесь не было ни мебели, ни других вещей, пригодных для постройки баррикады.
Поставив лампу на пол, Макарыч сразу же взялся разбирать пулемет дрожащими руками.
– Ну же, не молчи! – твердил он без умолку. – Скажи, что у тебя болит? Говори скорее! Погоди, сейчас я тебе помогу! Потерпи немного, ладно?
Но сколько Макарыч его ни упрашивал, Печенег больше не произнес ни слова.
Впрочем, скоро все выяснилось и без его подсказок. Загвоздка была не в заклинившем патроне, на что надеялся старик, так как эту поломку он мог бы устранить. Все обернулось намного хуже – сломанным штоком газового поршня. И сломался он в том самом месте, где Макарыч обнаружил недавно коварную щербинку.
Вот почему Печенег умолк – потому что умер. И оживить его Макарычу было не под силу. По крайней мере, здесь и сейчас.
– Прощай, – сказал он, погладив оружие по разобранной ствольной коробке и прикладу. – Не думал, что ты уйдешь раньше меня. Но что поделать, раз судьба такая.
Топот и шарканье множества ног на втором этаже дали понять, что зомби захватили и этот рубеж. Как скоро они доберутся до чердака? Макарыч надеялся, что у него есть в запасе хотя бы несколько минут. Затем, чтобы привести в исполнение план «Б», раз уж план «А» пошел-таки прахом.
Выбравшись через слуховое окно на крышу, старик уселся в шаге от ее края. Он не мог позволить себе стать после смерти одним из неупокоенных ходячих мертвецов. А значит, ему придется спрыгнуть вниз так, чтобы с гарантией размозжить голову о бетон. То есть надо будет предельно сосредоточиться. Потому что будет чертовски обидно вместо разбитой вдребезги черепушки отделаться сломанными костями. А затем умереть той же смертью, от которой Макарыч так одержимо убегал.
Ну что – дерзаем? Или все-таки подождать, пока зомби заберутся на чердак? Как-то не хотелось убивать себя, когда враг еще позволял тебе наслаждаться жизнью. С другой стороны, а есть ли резон цепляться за жизнь, в которой давно не осталось ни единого просвета?
Макарыч сделал глубокий неторопливый вдох, потом столь же медленно выдохнул: да, и вправду незачем мешкать – пора. Затем неторопливо поднялся на ноги…
…И тут же плюхнулся обратно на задницу. Вот только колени его подкосились не от слабости или страха перед смертью, а от внезапно грянувшего с небес рева. И тут же над восточной частью шоссе нависла гигантская тень, похожая на снижающийся самолет.
Хотя какого черта – это и был самолет, который снижался прямо на дорогу. Очевидно, заходил на аварийную посадку, ибо с какой еще целью его сюда занесло?
Вспыхнувшие в небе и осветившие шоссе прожектора тоже подтвердили, что Макарыч не ошибся. Самолет был винтовым, с двумя двигателями, и за одним из них тянулся густой дымовой шлейф.
– Ну и дела! – пробормотал Макарыч, устало потирая виски. – Что за безумный мир! И жить в нем не получается, и умереть спокойно не дадут!
* * *
Утро он встретил на чердаке, куда зомби не добрались по той же причине, что помешала Макарычу сброситься с крыши. Совершивший жесткую посадку самолет наделал в округе столько шума, что злобные твари почти сразу забыли об одиноком человеке. И устремились к новому раздражителю, куда более интересному, по их мнению.
А шум на дороге и не думал утихать. Пилоты поступили по инструкции – выбрали для приземления ровный участок шоссе. Вот только они не учли, что покрытие на нем давно уже не было ровным. Едва шасси самолета коснулись асфальта, как сразу же угодили в трещины и вымоины и оторвались. После чего крылатая махина грохнулась на брюхо и покатилась дальше с адским скрежетом и искрами.
В итоге ее стянуло в кювет, где она зарылась носом в землю, но, к счастью, не загорелась. И вообще, можно сказать, приземлилась довольно удачно.
Правда, на этом беды экипажа и пассажиров еще не закончились.
К тому времени, как они пришли в себя и открыли задний грузовой люк, к ним уже стягивались зомби. И снова ночь разорвал грохот, только на сей раз это были выстрелы и взрывы. Бортовые огни самолета продолжали гореть, и Макарыч определил в телескоп, что тот принадлежит военным. Они же, скорее всего, и находились на борту. Было заметно, что эти люди заняли грамотную оборону и сражаются только автоматическим оружием.
И тем не менее даже целое армейское подразделение не сдержало натиск огромной стаи зомби.
После полуночи грохот очередей начал удаляться и звучать тише. Вспышки и взрывы тоже становились все менее яркими. Походило на то, что солдаты оставили позиции и отступают с боем на запад.
К рассвету все стихло. Лишь изредка из-за леса доносились короткие автоматные очереди, уже не похожие на звуки полноценного боя.
Не веря, что он все еще жив, утром Макарыч повнимательнее изучил в телескоп лежащий в кювете самолет и поле отгремевшей вокруг него битвы. Затем покачал головой, озадаченно почесал макушку и, приподняв люк, оценил обстановку в доме.
По второму этажу ползала лишь парочка зомби с перебитыми ногами, не сумевшая уйти отсюда вместе с собратьями. Спустившись с чердака, хозяин размозжил им головы топором, а потом проделал то же самое с пятью тварями, что еще шевелились среди трупов этажом ниже.
Весь первый этаж был завален полусгнившими телами и забрызган их ошметками. Но сейчас Макарыча волновала не генеральная уборка и не ремонт стены. Прихватив в гараже тачку и заткнув за пояс топор, он отправился на место авиакатастрофы.
Вокруг самолета также валялись сотни расстрелянных зомби, но ходячих не наблюдалось – наверное, всех их увели за собой отступающие солдаты. Заглянув в грузовой отсек, Макарыч обнаружил там развалившиеся штабеля знакомых зеленых ящиков – как целых, так и разбившихся при жесткой посадке. Из последних высыпалось столько патронов, что их можно было собирать с пола лопатой.
Боясь, как бы к нему не подползла недобитая тварь, Макарыч снова огляделся. И вдруг застыл как вкопанный, уставившись на тело молодого солдатика, изрядно поеденного зомби. Солдатик пал в бою, но в зомби не превратился, потому что товарищи оказали ему последнюю услугу – пустили ему пулю в лоб. Однако не он как таковой привлек внимание Макарыча, а то, что мертвец все еще продолжал сжимать в своих закостенелых руках.
Это был пулемет. В точности такой же, с каким старик попрощался минувшей ночью у себя на чердаке.
Ослабевшее сердце Макарыча затрепетало от радости – чувства, которое он не испытывал так давно, что от непривычки из глаз у него потекли слезы.
– Привет, железяка! – обратился он к пулемету и помахал ему дрожащей от волнения рукой.
– Привет, Макарыч! – отозвался Печенег с не меньшей радостью. – Ты все-таки пришел! Я знал, что ты меня здесь не оставишь.
– Ну а как же иначе? Как же иначе-то, а? – закивал старик, разжимая мертвые солдатские пальцы и вынимая из них оружие. После чего, ласково прижав Печенега к груди, пообещал: – Не волнуйся, теперь все у нас будет хорошо. Пойдем домой, сынок…
