Вспоминая захватывающие перипетии отдельных операций ТФП, я сравнивал их с самыми острыми сюжетами детективных историй в изложении искусных авторов и приходил к заключению, что ТФП могли бы дать богатую пищу и для Ле Карре и для Грэма Грина. В своих воспоминаниях отставной полковник французской разведки Леруа-Фэнвилль подробно описывает, как его «Служба 7» вскрывала иностранные дипломатические почты, которые им удавалось перехватывать на линиях курьерской связи.

Ранее я встречал упоминание о том, что в многовековой истории разведывательных служб встречались случаи изъятия у курьеров перевозимых ими почт и тайного досмотра их.

Так, в конце XVI века французский король Генрих IV подписал с Испанией условия мира, которые сильно затрагивали интересы Англии, а посему сохранялись в строжайшей тайне.

Добыть текст мирного франко-испанского договора англичанам удалось через венецианского посла Контарино. По его поручению испанского курьера, который вез почту с подписанным договором, «опоили каким-то зельем» и усыпили. Снять копию с текста договора оказалось непросто из-за сложной упаковки документа. Он находился в запаянной металлической трубке, на запайке которой была оттиснута печать. Вскрыть трубку, не повредив печать, было нельзя. К тому же трубка-контейнер находилась внутри опечатанной сумки, к которой была прикреплена цепь, обернутая вокруг тела курьера.

Изъятие документа было осуществлено так искусно, что в Мадриде ничего не заметили.

Из этого примера видно, что любые ухищрения с защитой пересылаемых почт от проникновения в них не могли сделать их достаточно надежными. Кроме того, для их доставки требовались курьеры, которые также могли быть доступны любителям ознакомиться с содержанием доставляемых ими документов.

Вот почему наряду с курьерской связью издревле использовались для доставки сообщений птицы, в частности, почтовые голуби.

Нест Липсус, известный историк XVI века, рассказывает о сложившейся издавна практике дрессировки птиц в целях использования для связи на относительно небольшие расстояния. Этот вид связи отличался быстротой, подчас в этом отношении он не уступал современной почте, в том числе и авиационной. Птичьей курьерской связью пользовался, в частности, Рим для получения секретных сообщений от своих агентов, находившихся в других странах.

Целый ряд преимуществ связи при помощи голубей перед курьерской связью с участием связников, особенно в условиях кризисных ситуаций и военных конфликтов, обеспечивал сохранение голубиной почты вплоть до появления такого более совершенного средства, как радио.

Так, во время Первой мировой войны, антантовская разведка широко использовала голубиную почту для доставки разведывательных сообщений с оккупированных немцами территорий. Поэтому с началом войны голуби тоже были мобилизованы. Поскольку Бельгия славилась своими голубями, при отступлении союзных войск бельгийская контрразведка дала приказ уничтожить более 30 тысяч голубей, которые могли быть использованы как почтовые.

На протяжении войны союзники активно использовали голубиную почту. Голуби забрасывались к патриотам, действовавшим в тылу немецких армий самолетами, в соответственно приспособленных корзинках, подвешивавшихся к парашютам, или же на воздушных шарах. Вместе с голубями прилагались инструкции о том, как обращаться с ними, и необходимые патриотам финансовые средства. Подчас разведчик, сбрасывавшийся с парашютом в тылу противника, имел при себе в кармане почтового голубя.

Голуби, снабженные разведывательными донесениями, успешно перелетали линию фронта, хотя немцы и пытались их отстреливать. Но попасть из винтовки в летящего голубя не так легко, тем более неизвестны были их маршруты и время полета. Они преодолевали большие расстояния, оперативно доставляя союзникам сведения большой практической военной ценности.

Голуби оказались не только быстрыми, но и весьма надежными курьерами. Отмечались случаи, когда смертельно раненные неприятелем пернатые курьеры часами ползли по земле и все же успевали добраться до родной голубятни.

К концу войны одни только англичане имели на западном фронте «штат» в 6 тысяч голубей. Во Франции даже поставили памятник героям голубиной почты и многих из них наградили орденами (см. сообщения из Бонна Е. Бовкун «Швейцарская армия простится с голубями, если позволит референдум». Известия. 1994. 5 ноября).

Вот и повод вспомнить мифический эпизод о том, как голубь сослужил неоценимую услугу аргонавтам, обманув подвижные скалы своим пролетом между ними, потеряв только несколько перьев из своего хвоста.

Но что говорить о далеком прошлом, когда оказывается, что и в настоящее время голуби остаются на вооружении как вполне надежное средство связи.

В конце 1994 года европейские СМИ живо отреагировали на сообщение из Швейцарии о предстоявшем сокращении в ее армии службы голубиной связи.

К концу 1995 года, по соображениям экономии, швейцарская армия наметила распустить свои «голубиные кадры», насчитывавшие 7000 штатных голубей, и отказаться от использования по контрактам еще 30 000 гражданских почтарей.

Согласно комментариям, голубиная почта до сих пор является очень удобным средством связи, особенно в горных местностях. Голуби могут в любых погодных условиях преодолевать расстояния в 800-1000 км и развивать скорость до 80 км в час.

Швейцарские голубятники сокрушались, что после 77 лет безупречной работы голубиной службы теперь опытные мастера управления голубями окажутся без работы вместе с тысячами опытных птиц-почтарей.

Если говорить о возможности ТФП в почту, пересылаемую с голубями, то очевидно, что этот архаический вид связи представляется наиболее надежным. В случае перехвата голубиного курьера факт этот неизбежно становится известным владельцам почты.

Пример операции ТФП, объектом которого была иностранная почта, оказался в поле моего внимания на самом раннем этапе моей работы в разведке, в предвоенные 1939–1940 годы.

В то время я уже был заместителем начальника американского отделения 5-го отдела ГУГБ (бывшего ИНО) НКВД. В моем ведении была разведывательная деятельность на Американском континенте — от Канады до Аргентины. Тогда мы располагали двумя легальными резидентурами: в Вашингтоне и Нью-Йорке, нелегальной резидентурой Ахмерова, действовавшего в районе Вашингтона, и нелегальной разведывательно-диверсионной группой в Аргентине нелегала Максимова, которая еще была в процессе становления.

Тогда я был еще только начинающим разведчиком, и все, что мне доводилось узнать или услышать о деятельности нашей разведки, воспринималось мною с огромным интересом и остро врезалось в мою память.

Вот первое, тогда еще малопонятное мне событие, дошедшее до меня.

Харбинская резидентура внешней разведки в начале 30-х годов активно занималась операциями ТФП в японские дипломатические почты.

Японцы, чувствуя себя хозяевами в Маньчжурии, недооценивали возможности иностранных разведок и довольно легкомысленно относились к пересылке своей служебной и дипломатической почты.

Резидентура, заместителем руководителя которой в то время был известный советский разведчик В. М. Зарубин, умело воспользовалась этим положением. «Тщательно изучив важнейшие японские объекты в Маньчжурии, их распорядок работы, почтовые каналы на главных пунктах следования почт, приобрела агентов и стала осуществлять операции ТФП в корреспонденцию огромной почты, которая вскрывалась, просматривалась, снимались копии и в запечатанном виде возвращалась агенту» (Меморандум Тонаки. Очерки истории внешней разведки. Т. 2, с. 283).

Всю сложность и специфику таких операций ТФП в дипломатические почты я понял позже, когда сам столкнулся с такой операцией, о чем хочу рассказать подробнее.

Как сейчас помню, наша служба получила срочное задание добыть как можно больше любой информации о том, как упаковывают свои дипломатические почты японские службы, какие при этом используются материалы, где их покупают или изготавливают, и так далее. Речь шла о писчей бумаге, конвертах и пакетах, чернилах, карандашах, канцелярском и специальном клее, сургуче, упаковочной бумаге.

Этим подробным «канцелярским» перечнем я был сильно удивлен. Но поскольку уже в то время опекавшие меня старшие коллеги-ветераны учили к каждому поручению и заданию подходить сознательно, четко понимая и представляя значение и цели даваемого мне поручения, я постарался выяснить, зачем и кому понадобились эти материалы.

Тогда я узнал, что запрос исходит из спецотдела министерства, где работал мой знакомый по краткосрочному совместному обучению в Высшей школе НКВД в 1938 году. Я связался с ним. Он охотно и подробно ввел меня в курс подготавливаемой ими операции ТФП в японские дипломатические вализы. Суть плана спецотдела сводилась к следующему.

Японский МИД доставлял свою диппочту, упакованную в вализы, во Владивосток, где они отправлялись японскими курьерами с почтовым поездом без сопровождения, а в Москве, прямо из почтового вагона диппочту принимали сотрудники японского посольства. Таким образом, создавалась возможность ознакомиться с японскими вализами в пути от Владивостока до Москвы, который в то время длился от 6 до 8 суток.

План спецотдела намечал организовать прямо в почтовом вагоне небольшую лабораторию, в которой и вскрывать вализы, фотографировать их содержание и вновь запечатывать так, чтобы никаких следов вскрытия на диппочте не оставалось.

«Вот для этого-то, — пояснил мой коллега, — нам и нужно иметь все те материалы, которые используют японцы при упаковке своих почт».

Та первая информация еще мало что говорила мне обо всей сложности такого ТФП. Только позже, когда наше отделение получило из спецотдела совершенно секретные документы МИД Японии, касавшиеся японо-американских отношений и мне нужно было уточнить у отправителя документов источник их происхождения, так как я должен был запросить нашу вашингтонскую резидентуру по ряду возникавших из этих японских материалов вопросов, мне открылась вся удивительная картина этой операции.

Как оказалось, полученная внешней разведкой из различных резидентур, в том числе и из Японии, информация свидетельствовала об исключительной сложности ТФП в японские почтовые отправления.

Во-первых, при упаковке корреспонденции она помещалась в пакеты и заклеивалась специальным клеем и сургучными печатями. Пакеты, клей и сургуч были не обычными канцелярскими, а специально заказываемыми японским МИДом.

Во-вторых, одна из наших резидентур смогла добыть старую упаковку японской диппочты. Исследование ее выявило наиболее трудно преодолимое для спецотдела препятствие: почта помещалась в специальные пакеты, имеющие подкладку из тончайшей, легко разрушающейся рисовой бумаги. Как убедились специалисты, вскрыть такой пакет без повреждения подкладки оказалось невозможным. В связи с этим в японскую резидентуру внешней разведки было направлено задание выяснить источник поставки МИД Японии такой рисовой бумаги или новых пакетов с подкладкой из нее и постараться приобрести эти предметы, а также специальные японские клей и сургуч, сорта и специфику которых спецотдел установил по полученной использованной упаковке.

Японская резидентура внешней разведки, к счастью, располагала агентом, знакомым с производителем указанных товаров, который смог приобрести то, что требовалось спецотделу, во вполне достаточном количестве.

Теперь началась та операция, которая для меня представлялась прямо фантастической.

Специальная бригада из нескольких специалистов, высококвалифицированных мастеров своего дела — вскрытия и закрытия особо сложно упакованных емкостей с интересующим нас содержанием, — оборудовала отсек в почтовом вагоне, курсирующем между Москвой и Владивостоком. В этом, прямо скажем, теснейшем закутке им предстояло совершать ювелирную по точности и аккуратности работу. Причем не в спокойной обстановке, а во время движения поезда, когда вагон трясется на стыках рельсов и при поворотах пути. Поэтому все наиболее деликатные операции по проникновению в дипломатические вализы бригаде пришлось производить только во время длительных остановок поезда на больших станциях. Таких остановок было 8—10, и нужно было укладываться в такой ограниченный срок, что еще больше осложняло работу бригады.

Мой знакомый коллега из спецотдела описал мне обстановку, в которой совершала свой поистине героический труд бригада.

Как только японские курьеры во Владивостоке (или японские дипломаты в Москве) сдавали под расписку свои вализы почтовому служащему вагона, их немедленно брала на свое попечение бригада спецотдела.

Прежде всего они фотографировали со всех сторон на цветную пленку внешний вид, характер упаковки, печати, пломбы и все, что можно было заметить на поверхности вализ, все их особенности и характерные детали. Пленки тут же проявлялись.

Затем тщательно исследовались под лупой печати, узлы, запоры. После чего начинался процесс вскрытия внешних упаковок вализ, мешков — в зависимости от характера почты. Если вализ было немного, бригада успевала к моменту отправления поезда провести всю подготовительную работу к их вскрытию, но к самому вскрытию она могла приступить, только когда поезд уже тронется, на случай возможного обращения японцев с просьбой о возвращении диппочты, что в принципе не исключалось и даже однажды имело место.

Самое сложное начиналось при вскрытии внутренних упаковок с подкладкой из рисовой бумаги. К этой процедуре уже были заранее подготовлены новые пакеты, сравнение внешнего вида которых с пакетами диппочты проводилось также под лупой, а отдельных их участков даже под специальным микроскопом, если появлялось подозрение о наличии каких-то меток или особенностей, трудно различимых без микроскопа.

— При удачном стечении обстоятельств, — сказал мне коллега, — к середине пути бригада успевает добраться до содержимого почты, сфотографировать ее и начать обратный процесс закрытия пакетов. Это обратное действие является наиболее ответственным, так как малейшее упущение, по-иному сложенные листы, царапина или помятости могут дать японцам повод к подозрениям.

К моменту запечатывания пакетов и вализы специально выделенный член бригады уже имел сравнительные характеристики клеев, сургуча, чернил, которыми сделаны надписи на пакетах. Если пакеты заменялись на новые, то специалист по почеркам делал абсолютно идентичные надписи на новых упаковках.

Процесс завершения закрытия диппочт настолько сложен, что бригада была вынуждена работать с чрезвычайным напряжением, чтобы уложиться в срок. В качестве гарантии от провала бригадир имел право в критической ситуации потребовать от машиниста дополнительной остановки, не доезжая до Москвы. Такой случай имел место однажды, когда почта оказалась более объемной, и бригада не рассчитала время.

— В целом, — говорил мне коллега из спецотдела, — после такой поездки всему составу бригады предоставляется «отгул» для отдыха на целую неделю. Если бы ты посмотрел, в каких условиях работают эти чудо-мастера, ты бы никогда не поверил, что там можно что-то сделать даже с менее деликатными почтами, чем японские.

Вдумываясь в то, что я читал в книге Леруа-Фэнвилля уже в 1980 году, я живо представлял те условия, в которых производились операции ТФП его «Службой 7», и еще больше удивлялся мастерству наших служб в то далекое предвоенное время. Люди, которые могли совершать вскрытия вализ, защищенных особо изощренным способом, мастерами которого, безусловно, являются японцы, мне представлялись умельцами, которые не только могли бы подковать и блоху, но даже украсть у такой подкованной блохи ее подковы так, что она и не заметила бы пропажи.

Удивительно не только их мастерство, но и то, как развита у них способность в часто возникающих экстремальных условиях решать сложнейшие, внезапно возникающие задачи, причем при остром дефиците времени и в крайне неблагоприятных условиях.

Думая об этом, я вспоминал примеры того, как человек перед возникающей смертельной опасностью вдруг проявляет чудеса силы, необыкновенной смелости и находчивости. Очевидно, именно такая способность мгновенной мобилизации всех своих умственных и физических сил присуща и тем специалистам ТФП, которым так часто приходится решать, казалось бы, неразрешимые проблемы.

Вот почему, когда ко мне в отделение стали поступать «для реализации» японские информационные материалы на американскую тематику, я уже совершенно по-другому, чем прежде, относился к ним. В моих глазах они становились бесценными, ибо я видел в них итог огромного самоотверженного труда специальных бригад, их добывших.

После того, что я узнал на примере операции по ТФП в японскую диппочту, мне было особенно интересно узнать, что вскрытие почтовой корреспонденции имеет давнюю историю.

Из истории гражданской войны в США в 1861–1865 годах известен случай, когда подставленный южанам агент федералистов (северян) стал курьером мятежников и вся почта, которую он привозил, вскрывалась и прочитывалась в Вашингтоне. При этом необходимо было пользоваться бумагой и печатями подлинных пакетов, и военное министерство федералистов ввозило из Англии бумагу, тождественную той, которой пользовалась агентура южан в Канаде.

Хотя приведенный мною пример ТФП в иностранную дипломатическую почту свидетельствует о том, что еще до войны такие операции активно проводились нашими специальными службами, удивительно мало упоминаний о подобной разведывательной деятельности появилось в западных публикациях.

Одно такое мимолетное замечание встречается в книге Эндрю и Гордиевского, когда со слов последнего говорится, что советская контрразведка усыпляла иностранных дипкурьеров при их следовании с диппочтами из Ленинграда в Москву, чтобы получить доступ к содержанию почт. Более подробно, но также чисто декларативно, без ссылок на какой-либо конкретный пример, писал в книге «КГБ» американский публицист Д. Баррон. Он заявляет, что на нашем железнодорожном транспорте, в вагонах, которыми пользовались иностранные дипкурьеры, имелись скрытые каналы для поступления паров, используемых для усыпления дипломатических курьеров с тем, чтобы их почты могли быть досмотрены. Но привести какой-либо факт автор не смог, так как зафиксировать такие ТФП в почтовых вагонах не удалось. Слишком квалифицированно проводились подобные операции, если действительно они проводились нашими службами, а следовательно, противник оставался в неведении относительно того, о чем же удалось узнать КГБ из досматриваемых диппочт. В этом огромное преимущество операции ТФП.

При проведении операции ТФП в дипломатические почты да и вообще в другие малоисследованные предварительно объекты приходится считаться с возможностью мало полезного «улова», отсутствием, как правило, средств и времени на их вскрытие, проникновение в их «внутренности». Да к тому же большой риск провала.

В то же время, когда однажды ТФП в японскую диппочту не дало каких-либо стоящих материалов, один из знакомившихся с изъятыми материалами обратил внимание на письмо японского МИДа, направлявшего детальный запрос с указанием сообщить ближайшей почтой оценку положения в СССР, с указанием источников информации, на основании которых делаются те или иные выводы.

Ценность для разведки следующей операции ТФП в диппочту, которая проследует из японского посольства в МИД Японии, сразу же неизмеримо возросла. Было решено досмотреть ее во что бы то ни стало, ибо в ней могли содержаться ответы посольства с указанием имен источников, поставлявших информацию японцам.