Почему так случилось…
В один из последних дней в Алуште съёмочная группа отмечала в ресторане нашей гостиницы день рождения Саши Демьяненко. Уже всё съели и выпили, но никак не могли разойтись. Посиделки затянулись, и я поняла, что пора идти отдыхать – завтра рано утром выезд на съёмку. И я тихонечко, «по-английски», ушла, но на выходе меня догнал Леонид Иович, предложив проводить до номера («всё-таки поздно – мало ли что…»).
Мы поднялись на этаж, где наши номера – мой, крохотный одноместный, и гайдаевский «люкс» (тоже не шикарный), где они жили с женой Ниной Павловной Гребешковой, – находились рядом.
Я поблагодарила Гайдая за заботу, сказала «спокойной ночи» и вошла в номер. Неожиданно Гайдай шагнул за мной и попытался закрыть дверь изнутри. Я ужаснулась, но вежливо попросила не закрывать, «потому что душно»…
И мы сели – я на краешек стула, а Леонид Иович в кресло у окна – напротив. Ситуация была более чем неловкая… Я начала «заполнять паузу», что-то лепеча про день рождения Саши, про завтрашние съёмки…
И тут в коридоре раздался громкий звук торопливых шагов, и в дверях остановилась Нина Павловна… Я от смущения не нашла ничего умнее, чем заявить: «Мы говорим о работе!» Нина Павловна молча вышла…
Хлопнула дверь соседнего номера. Леонид Иович поднялся с кресла и пошёл к выходу, я двинулась, чтобы закрыть за ним дверь. Но Гайдай неожиданно сам закрыл её изнутри, повернулся и попытался меня поцеловать…
Ух!.. «Умри, но не давай поцелуя без любви!» – так говорила героиня одного из фильмов того времени… Я была девушка цирковая, сильная, с моментальной реакцией, поэтому в одну секунду я Гайдая не только оттолкнула, но и вытолкала из номера, закрыла дверь и заперла её на ключ (прямо-таки сцена с Сааховым из фильма!)… Нина Павловна хоть и маленькая женщина, но «Лёника» своего держала в ежовых рукавицах… Сейчас она, улыбаясь, рассказывает о том, как «Лёник» меня любил (конечно, как героиню фильма – у Гайдая действительно была теория, что режиссёр обязательно должен быть влюблён в своё творение, как Пигмалион в Галатею). Но это сейчас, с позиции времени, возраста, мудрости, прожитой жизни, которая расставила всё по местам, и понятно, что ревновать было не к кому и не к чему…
А тогда Нина Павловна была молодой, горячей и строгой и «блюла» не только «Лёника», но и меня, потому что относилась ко мне с любовью…
Наутро она была со мной натянуто-приветлива. А вот Гайдай со мной не поздоровался и вообще не смотрел в мою сторону. На съёмках вежливо объяснял задачу, глядя сквозь меня, давал команды «Мотор!.. Стоп…», а потом только смотрел в глазок камеры…
Я чувствовала себя ужасно – «без вины виноватой». Я ещё не знала, что мужчины, даже самые умные, трудно прощают обиды и унижения – даже тогда, когда ни обижать, ни унижать их никто не собирался. Но Гайдай, похоже, воспринял всё именно как обиду и унижение…
В общем, съёмки в Крыму закончились для меня невесело. Но есть у этой истории ещё более грустное продолжение…
В поезде в Москву мы ехали в одном купе – Леонид Иович с Ниной Павловной и я…
Не помню, был ли ещё кто-то четвёртый. Но это не имеет значения. Зато очень хорошо помню, как Гайдай жёстко сказал: «Знаешь, я решил, что в фильме тебя озвучит профессиональная актриса!» У меня оборвалось сердце: об этом не возникало и речи – голос у меня был негромкий и нежный, но… мой, и никаких дефектов речи… «Почему?!» – задала я в отчаянии риторический вопрос. Гайдай стал говорить что-то о том, что у меня нет опыта, поэтому мне будет трудно, а у него на озвучание мало времени. Ну, и так далее.
Говорил он это (или мне тогда так показалось) не просто жёстко, а жестоко и мстительно. Причём Нина Павловна перед этим вышла. Значит, подумала я, они между собой договорились. Как же так?! Я разрыдалась…
Я плакала крупными детскими горючими слезами – от обиды и несправедливости, которые почему-то так часто и незаслуженно настигали меня на протяжении всей моей жизни…
Гайдай немножко смягчился, увидев такое искреннее горе, и стал меня утешать, объясняя, что почти всех начинающих актрис озвучивают профессиональные. И никто, тем более зрители, об этом никогда не узнаёт. Что меня озвучит замечательная актриса Надя Румянцева, у которой огромный опыт работы на дубляже, к тому же она «в материале», так как пробовалась на роль Нины и очень хотела её сыграть…
Забегая вперёд, скажу, что да, огромное количество актёров и актрис действительно озвучены другими. Мне и самой часто приходилось (особенно в «перестроечное» время, когда в «коммерческих» фильмах главные роли играли «любимые девушки» спонсоров) озвучивать молодых актрис. И действительно, этого никто не афишировал и никто об этом не узнавал…
Но со мной этот номер не прошёл. В первую очередь в тему «озвучания» вцепились журналисты, считая своим долгом этой темы коснуться или подробно рассказать в любом материале обо мне – будь то просто интервью, или документальный фильм, коих снимается несметное множество, или «парадная» передача к моему юбилею. Почему? Не знаю. Может, от собственной лени – легче же преподнести «остренький» факт, чем сделать передачу или статью о творчестве – для этого ведь надо и фильмы, и спектакли посмотреть, и стихи почитать…
А так – переписал то, что сказали другие, и всё. А может, есть такая порода людей, которым доставляет удовольствие причинять боль (подозреваю, что сегодняшних молодых журналистов на это натаскивают)…
А боль была сильной. Я уговаривала Гайдая (уже понимая, что это бессмысленно), чтобы он разрешил мне самой себя озвучить. Он вроде бы согласился, и в одну из смен меня привезли на тонстудию «Мосфильма»…
Я уже рассказывала о свойствах своего характера – сворачивать горы, если в меня верят, и петь от волнения шёпотом, когда меня «проверяют». Недоверие, крик или враньё вводят меня в ступор… Уже всё понятно?!.
На студию меня привезли, ЧТОБЫ ДОКАЗАТЬ, ЧТО Я НЕ МОГУ!.. Отступление. Профессиональные актёры подтвердят, насколько это ювелирное дело – озвучание, дубляж. Только когда ты занимаешься этим постоянно, эта трудная и утомительная работа приносит радость, наслаждение. Это как полёт под куполом цирка: не пропускаешь репетиции и представления – не теряешь навыка и испытываешь счастливое чувство полёта. Сейчас я могу утверждать это с уверенностью, потому что за свою актёрскую жизнь сдублировала или озвучила около 2000 картин! О своей «дубляжной» работе я расскажу, если не забуду, позже. Но что я хотела сказать? То, что прежде, чем начать писать сцену, даже самый опытный актёр должен несколько раз прослушать, просмотреть этот кусок фильма, порепетировать, попробовать, записать, ещё раз прослушать, и только потом приступать непосредственно к записи. Тогда дальше работа пойдёт легче – ты уже «сросся» с изображением твоего героя на экране…
А сейчас возвращаюсь к той трагической для меня минуте, когда в тонстудии я стою у микрофона, все на меня смотрят и ОТ МЕНЯ ЖДУТ ПРОВАЛА. И я, конечно же, проваливаюсь. У меня пересыхает горло. Я лепечу. И у меня нет ещё внутри стержня, который позволил бы мне найти нужные слова и твёрдо сказать обидчикам: «Тихо! Не торопите меня! Сцена трудная, и я буду репетировать, пока не почувствую, что получилось! Пока не поверю в себя!..» Но меня торопят. Мне не дают обрести спокойствие и уверенность. И я вообще замолкаю и останавливаюсь. Меня душат слёзы. И Гайдай говорит: «Ну, вот видишь! У нас просто нет времени с тобой возиться! А Надя всё сделает быстро и профессионально. Да не реви! Зато ты сама поёшь!..»
Но и это сомнительное утешение разлетелось в пух и прах! Зацепин на перезапись песни привёл Аиду Ведищеву и убедил Гайдая, что «Наташа неплохо поёт, но… не очень. А вот Ведищева – очень!..» Да кто же спорит: конечно, Ведищева поёт лучше, чем Варлей…
Но ведь – это НЕ ВАРЛЕЙ, это профессиональная певица, поющая «поставленным» голосом студенческую песенку, а именно этого – эстрадного профессионализма – Гайдай и хотел избежать во время первых записей, именно потому и решил, что я должна в картине петь сама…
Меня и здесь предали… «Снежный ком» моей боли покатился и вырос…
Что из этого получилось, я увидела на премьере «Кавказской пленницы» в Доме кино. С первых кадров зал гомерически хохотал. А я горько плакала… Я смотрела на себя на экране, говорящую совсем не юным голосом и поющую чужим, взрослым, с «вибрато» в припевах, голосом, – и мне становилось плохо, потому что я физически ощущала, что нарушена гармония, три компонента не соединяются воедино. Я – не я!..
Глубоко убеждена в том, что актёры в фильмах должны говорить и петь своими голосами (если, конечно, позволяет дикция или если драматический актёр не играет оперного певца), иначе вообще не надо брать актёра (актрису) на эту роль.
Я начинаю задыхаться, когда слышу, как в разных картинах Высоцкий то говорит не своим голосом, то поёт хорошо поставленным тенором! Зачем?!.
Не буду приводить другие чудовищные и бессмысленные примеры. Я знаю только один случай, когда актриса отстояла свой голос. Это Настя Вертинская. В фильме «Влюблённые» её зачем-то озвучили другой актрисой. И она просто пошла к председателю Госкино. В результате картину переозвучили заново. Вот это характер! Вот это поступок!.. Но нужно было обладать тем опытом и международным авторитетом в кино, которым обладала Настя. За её плечами была такая кинобиография…
А что я?.. Несколько «детских» фильмов, озвучание тех лент да картин Эльёра Ишмухамедова и Юры Хилькевича, которые и сами ещё были «начинающими режиссёрами»…
Я вышла, пошатываясь от боли, в фойе Дома кино после премьеры. Ко мне сразу побежали с поцелуями и с поздравлениями!.. Я говорила «спасибо», утерев слёзы…
А что ещё можно было сделать?.. И только второй оператор фильма подошёл ко мне в волнении и сказал: «Господи! Зачем они это сделали?!.» Действительно, зачем?..
В картине осталось несколько сцен с моим голосом – например, когда Нина говорит: «Ошибки надо не признавать! Их надо смывать кровью!..» Или в сцене «похищения невесты» Шурик наклоняется над Ниной в спальном мешке, прежде чем застегнуть его, и Нина, закрыв глаза, говорит: «Прощайте-прощайте…»
Гайдай признал, что МОИ СОБСТВЕННЫЕ ИНТОНАЦИИ в этих сценах – неповторимы… (Кстати, эпизод со спальным мешком мы снимали в тот день, когда мне исполнилось 19 лет – 22 июня!)
Может быть, кто-то, читая эти горькие строки, скажет, что я оправдываю собственную несостоятельность…
Докажу, что это не так: 61 фильм, великое множество спектаклей в театре, 2000 озвученных мною работ в кино и на телевидении – разве это не доказательство?!. Нет?!. Тогда – главное!
Через несколько лет меня порекомендовали Гайдаю уже в другом качестве: нужно было дублировать американскую актрису, сыгравшую главную роль в его картине «На Дерибасовской хорошая погода, или на Брайтон-бич опять идут дожди»…
И мой голос больше всего подошёл на эту роль. Гайдай утвердил его. Во время озвучания Леонид Иович то и дело повторял: «Зачем же я снимал в этой роли Келли?! Надо было Наташку снимать! Хотя нет! Наташка старая!» Дима Харатьян парировал: «Леонид Иович! Побойтесь Бога! Посмотрите на Наташу!.. Она же моложе Келли!..» Гайдай с ним соглашался и опять «сокрушался»… В шутку, конечно…
А на банкете после премьеры фильма Гайдай усадил нас рядом с собой – Диму слева, меня – справа, сказав, что хочет сидеть «со своими любимыми актёрами»…
В какой-то момент Леонид Иович повернулся ко мне, наклонился и тихо произнёс: «Ты знаешь, я до сих пор не могу себе простить того, что озвучил тебя Надей!.. Я помню, как ты плакала… Надя – блестящая актриса, но она пробовала скопировать твои интонации, и всё равно слышно, что это – Надя, хоть и молодая, но всё-таки старше тебя на 10 лет. Это не имело смысла. Наташа! Ты прости меня!..»
Могу поклясться чем угодно, что передала слово в слово то, что сказал Леонид Иович… И я сказала ему, что с болью по этому поводу жила и, видимо, буду жить до конца дней, потому что уже ничего изменить нельзя, но его мне не за что прощать, потому что он режиссёр и хозяин фильма. И я его люблю и уважаю…
А потом Гайдай объявил, что следующий его фильм обязательно будет про любовь и в главных ролях он обязательно снимет «своих любимых» Харатьяна и Варлей…
И все зааплодировали, хотя, как всегда, было не очень понятно, говорит он серьёзно или шутит…
Но следующего фильма уже не было… Гайдай умер. Умер на руках у Нины Павловны… Она мне рассказывала, что читала ему (он лежал в больнице) что-то весёлое, они вместе смеялись. И вдруг он закашлялся и сразу обмяк. Оторвался тромб…
Известие о смерти Гайдая стало неожиданностью и огромным горем для его зрителей, поклонников его уникального таланта, но, конечно, в первую очередь для его близких и для его актёров – для тех, кто любил и продолжает любить его, для тех, кого любил он… Гайдай – великий режиссёр. И это сегодня понимает большинство – нет комедийного режиссёра, который мог бы занять его нишу в кино…
Попытки снять ремейки по его картинам – не больше чем глупая фальсификация: для этого надо родиться вторым Гайдаем, а второго – у нас нет и никогда не будет, потому что талант – штучен…
Долго думала, нужно ли было касаться этой болезненной для меня истории, не оскорбит ли она память моего, по сути, кинематографического отца – ведь без «Кавказской пленницы» моя жизнь сложилась бы совсем по-другому…
Но тема эта всплывала и будет всплывать. И до сих пор мне не дают покоя вопросами: почему? Почему, например, я раньше не говорила, что большую часть роли озвучила Румянцева, а в картине песня звучит не в моём исполнении, хотя в концертах я её всегда пою? Да потому что на этом настаивал сам Гайдай: «Если будут спрашивать, говори – да, сама!» И я говорила, но от этого было только тяжелей – не должно быть неправды даже во спасение, даже «санкционированной»…
И потом – чем дольше жила картина, тем больше активизировалась уехавшая в Америку Ведищева. Она возмущалась тем, что её фамилии «нет в титрах», хотя до недавнего времени у нас в кино вообще не было такой практики. И тем, что я пела на юбилеях Зацепина и Дербенёва «Где-то на белом свете» и удостоилась наконец похвалы Саши Зацепина. А она считала, что её должны были вызвать из Америки…
И уж совсем бестактным было её выступление на одном из телевизионных ток-шоу. Когда Ведищеву спросили, почему она пела за Варлей в «Кавказской пленнице», дама вальяжно ответила что-то вроде «ну, у неё, кроме смазливой мордашки, ничего не было, она ничего не умела!».
А любимая мною Надежда Румянцева, которая, хотя Гайдай просил её этого не делать, во всех интервью стала после его смерти рассказывать, как она «сделала роль Нины» в картине…
Видимо, им – сознательно или подсознательно – не давала покоя зрительская любовь, которая после картины не проходила с годами… Нина Павловна Гребешкова, когда я однажды её спросила, почему они это делают, так и сказала: «Не обращай внимания! Ведь на экране – ты, и зрители тебя любят. Вот им и обидно…»
Всё равно не понимаю до конца, почему так случилось…
Я очень надеюсь, что на мои откровения Леонид Иович сегодня не обиделся бы. Правда не может оскорбить память. И верю, что не огорчила Нину Павловну. Она не просто мудрая женщина – она великая женщина, потому что сумела, будучи очень красивой и перспективной молодой актрисой, уйти в тень гениального режиссёра и построить свою жизнь во имя любви к нему, во имя того, чтобы он состоялся. Она смогла стать его самым верным и близким другом на сложном и тернистом пути, помогая в профессии, создавая домашний уют, воспитывая дочь, удерживая от искушений. Сколько же сил и терпения для этого нужно было прекрасной маленькой женщине, обладающей даром любви и достоинства!..
Мы с Ниной Павловной редко видимся, но часто созваниваемся по разным поводам…
Когда не стало моей мамы, я иногда обращаюсь к ней за советом и всегда получаю его сполна… Она удивительная – сильная и в то же время женственная. Она живёт очень скромно, так же, как жил и сам Гайдай, вернее, как жили они вместе…
Поразительно, но постоянно крутящиеся по телевидению гайдаевские фильмы не приносят ей доходов, потому что авторские права принадлежат «Мосфильму», поскольку сняты они в «доперестроечное» время, поэтому ей, как правопреемнице творчества Гайдая, не полагаются авторские отчисления, и я считаю, это в высшей степени несправедливо. Но мало ли что я «считаю»…
Я очень люблю дочку Гайдаев Оксану, внучку Олю… Они все родные мне люди. И это уже навсегда.
Да! Только не надо думать, что ТОГДА я, обидевшись на Гайдая, «надула губы» и перестала с ним общаться. Я тяжело переживала свои «болячки», но с Ниной Павловной и Леонидом Иовичем мы общались ВСЕГДА: мы звонили друг другу, поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения, я писала им с гастролей обстоятельные письма.
А по окончании съёмок мы встречали вместе Новый год – Гайдаи отмечали праздник в Доме кино на ул. Воровского (сейчас опять Поварская ул.) и пригласили меня. И, хотя для меня Новый год всегда был и остаётся праздником семейным, я с радостью приняла их приглашение. Да и родители мои сказали: «Ты что?! Опять будешь сидеть дома?! Ни в коем случае! Конечно, иди в Дом кино! Развлекись, повеселись!»
Подозреваю, они всё ждали для меня «удачной партии» (бабушкино выражение). Если бы я была взрослой и умной, то, возможно, и оправдала бы в новогоднюю ночь их ожидания, потому что Гайдаи определили мне в «кавалеры» за столом Вячеслава Васильевича Тихонова…
