«Воздушный эквилибр на штейн-трапе с музыкальными инструментами»
Зиновий Бонич был в прошлом очень известным эквилибристом – верхним в групповом номере на переходных лестницах и шестах (или першах, как иногда называют этот снаряд в цирке).
Попробую объяснить, что такое этот род эквилибра. «Нижний», то есть самый сильный, поднимает и держит огромную лестницу, по которой на верхнюю площадку взлетает «средний». Ему на лонже, в свою очередь, тоже поднимают лестницу или шест, на которую взлетает – начиная с нижней лестницы – «верхний» и начинает на площадке верхней лестницы (шеста) выполнять трюки, от которых сердце в пятки уходит. Потом барабанная дробь – и инспектор манежа торжественным голосом объявляет: «Исполняется рекордный трюк…» – ну и так далее…
В общем, «верхним», выполняющим невероятные, рекордные трюки, и был Зиновий Бонич, а «средней», что удивительно, была его жена, совсем некрупная и даже изящная женщина. К тому же, держа этот непосильный, с точки зрения нормального человека, груз на голове, она пела что-то очень красивое сильным сопрано!..
Вот в таком номере выступал Гуревич, предложивший мне начать репетировать номер – в ту минуту, когда я уже собралась отчаяться. Удивительно, кстати, что, ни разу не сорвавшись с высоты во время выполнения трюков в своём опасном номере, Зиновий Бонич, выйдя на пенсию, свалился однажды с табуретки на кухне, пытаясь достать что-то с верхней полки, и сломал ногу и руку. Когда он мне это рассказывал, я изумлялась. А сейчас бы не удивилась – сама часто падала и падаю на ровном месте…
Когда уходишь из цирка, координация и внимание нарушаются – увы!..
Мы начали репетировать номер. И это тоже сложно описать, но попробую. В кинофильме «Мистер Икс», где играет замечательный эстонский певец Георг Отс, его герой летает под куполом, сидя на стуле, стоящем на трапеции, и при этом играет на скрипке! Так вот, по замыслу моего режиссёра-педагога, я должна была так же летать и играть на скрипке. Поэтому со мной сразу же дополнительно стал заниматься скрипач из оркестра Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко – молодой, лысенький и в очках – по фамилии Руколь…
Прозанимавшись почти год, я сделала определённые успехи и что-то даже заиграла, но… на земле. Под куполом, балансируя на качающейся трапеции на стульчике, я очень быстро поняла, что моего скрипичного мастерства не хватит – скрипка визжала, хрипела, скрипела. Но петь отказывалась…
Пришлось заменить её на более покладистый музыкальный инструмент – концертино, который мне тоже пришлось осваивать. Концертино – это такая маленькая эстрадная гармоника, с которой обычно выходят куплетисты. Но я на концертино под куполом играла «Осеннюю песнь» Чайковского…
Я взбиралась на установленную на качающейся трапеции лесенку и, балансируя на ней, играла на флексатоне (такая металлическая пластина с молоточками, издающая звуки «музыкальной пилы») мелодию песни из фильма «На семи ветрах».
«Сердце, молчи – в снежной ночи – в поиск опасный уходит разведка…» – пел в картине красавец-актёр Вячеслав Тихонов…
А я и подумать не могла, что наши жизненные пути через какое-то время удивительным образом пересекутся…
Затем, раскачиваясь на трапеции поперечно, я делала па из испанского танца под музыку из балета Глазунова «Раймонда», при этом балансируя на одной ноге и не держась руками, так как в руках были кастаньеты, которыми я лихо щёлкала, отбивая ритм…
Балетную часть номера ставила Елена Стефановна Ванке, балерина Большого театра. В театре она часто выступала в разных балетах в партиях королев, цариц, принцесс, фей. Она такой и была – прекрасная и царственная, с прямой балетной спиной, длинной шеей, и – очень не люблю это выражение, но другое трудно подобрать, – с красивым и очень породистым лицом…
Она была прекрасна – тонкая, интеллигентная, с замечательным чувством юмора… Елена Стефановна не только поставила «танцы» на трапеции, но и мой выход на арену в начале номера и поклоны в конце…
А это, между прочим, очень важная часть выступления артиста. Серёжа Курепов, мой сокурсник, но взрослый молодой человек, так как он учился на отделении клоунады и эстрады, мне потом говорил: «Ты так выходила, что можно было бы потом не работать – хотелось ещё и ещё смотреть этот великолепный выход, так это было артистично и гармонично».
Конечно, это благодаря Елене Стефановне…
Я выходила на арену в балетной пачке. У меня их было две – голубая и розовая, сшитые и великолепно расшитые в мастерских Большого театра. Под музыку из балета «Щелкунчик», с гладко зачёсанными и собранными в пучок волосами, сияя счастливой улыбкой, я выбегала и делала, раскинув руки, «комплимент», затем несколько балетных шагов и па с пируэтами. Потом подходила к трапеции, бралась за троса, разбегалась, вспрыгивала на неё на ходу, поворачивалась боком, балансируя на одной ноге, и, отпустив руки, опять раскидывала их в стороны… Трапеция раскачивалась всё сильнее, взмывая под купол цирка… Я летела высоко, как птица… Ради этого стоило жить!..
Через несколько лет Юра Хилькевич увидит меня в этом номере на арене Одесского цирка и, потрясённый, пригласит в свой первый фильм «Формула радуги»… Но об этом я расскажу позже…
А пока вернусь к моменту, когда я ещё учусь на втором курсе и только начинаю репетировать свой номер…
Зиновий Бонич очень хотел, чтобы под куполом я пела – как его жена, как пела, идя по канату, одна из сестёр Кох (это знаменитые на весь мир три сестры-канатоходки). Но я даже и думать об этом не могла, памятуя своё «коронное» пение при поступлении в музыкальную школу…
Какое пение – не умереть бы от страха и волнения!.. Да! Напоминаю ещё и о моей панической боязни высоты!..
На втором курсе свой номер полностью я отрепетировала на высоте ОДИН МЕТР. На третьем – меня подняли на четыре метра от земли. Я сидела на трапеции, прицепленная на две лонжи: одна – местная, прикреплённая к трапеции, вторая – в руках моего педагога, – и дрожала как осиновый лист. Какое там встать?! Какое там раскачаться?! Какое там взять в руки музыкальный инструмент?!. Но меня никто не торопит…
Постепенно я привыкаю к этой высоте. Потом начинаю, как будто заново, репетировать свои трюки. И потихоньку – по метру, по полтора – меня поднимают на 10-метровую высоту. Я привыкаю и к ней…
А дальше – невероятное счастье от взятой высоты, от обретённого, желанного, долгожданного чувства полёта…
Но сразу оговорюсь: всё это – до первого перерыва, первого переезда, до смены цирка, купола, высоты, другой подвески аппаратуры. А там снова всё как будто бы заново. Всё сначала…
И так всю жизнь – утром репетиция до седьмого пота, вечером трепет и жуткое волнение… Вы думаете, что это с опытом проходит? Ничего подобного…
Да и сейчас, перед каждым выходом на сцену я всегда, как в первый раз, волнуюсь!..
Свой цирковой номер я репетировала два года…
