Глава 30. Храм Божественного Возвращения

Над рельбольным полем, где звучали удары по мячу и резкие выдохи игроков, перемежаемые выкриками или одобрительным гомоном зрителей, витали ароматы скошенной травы и сладкого жареного инжира. Шаэ пробралась к секции открытой трибуны, где сидели фанаты из Академии Коула Ду, и села на свободное место. Счет на табло был почти равным. В Академии, как в любой школе боевых искусств, почитали физическое мастерство, но профессиональным спортсменам не разрешалось носить нефрит. Команда соперников из крупной городской школы регулярно поставляла игроков в национальную лигу и горела желанием победить будущих Зеленых Костей.

Шаэ поискала кузена и не сразу его узнала. Он перестал быть неуклюжим мальчишкой, которого она помнила. Анден теперь обладал статью взрослой Зеленой Кости. Он был в зеленых шортах и играл в качестве первого защитника, не отлипая от противника, когда мяч оказывался в его зоне. Игрок подпрыгнул, чтобы спасовать товарищу по команде, но более высокий и быстрый Анден выбил мяч из его рук. Оба рухнули на поле, а мяч поскакал в сетку. Свисток провозгласил, что бросок не засчитан.

Поле для рельбола состояло из семи зон, разделенных сетками по пояс высотой – пять прямоугольных зон для разбега и две треугольные концевые зоны. Каждую зону занимали два игрока – по одному из каждой команды, – и они не могли покидать огороженное пространство в попытке бросить, поймать или ударить по мячу, передав его товарищам по команде дальше по полю, от зоны к зоне, через сетки в концевую зону противников, где забивающему предстояло направить мяч между столбами ворот. Поскольку игра состояла из серии жестоких схваток один на один, между командами и игроками обычно существовала вражда. Пока Анден поднимался, его соперник выплюнул ему в спину несколько ругательств. Анден не удостоил его ответом. Он слегка согнул колени и прищурился на горизонтальные оранжевые лучи заходящего солнца.

Мяч вылетел из рук судьи. Анден подпрыгнул, чтобы плечом оттеснить соперника, схватил мяч одной рукой и перекинул его через сетку товарищу по команде за мгновение до того, как его сбили наземь. Шаэ одобрительно затопала ногами вместе со зрителями. На нее произвели впечатление грация и напористость кузена, как у настоящего атлета. Казалось, он относится к рельболу как к обязанности, а не как к игре, и получает мало удовольствия от удачных результатов, лишь слегка морщится при плохих. Шаэ уже представляла его Зеленой Костью, одним из Кулаков Равнинных.

И в этом она не была одинока. В ряду за ее спиной кто-то произнес:

– Первый защитник Академии – это же сын Безумной Ведьмы, тот, которого усыновили Коулы. Могу поспорить, Штырь уже считает дни до того момента, когда этот парень наденет нефрит.

– А вместе с ним весь выводок восьмого уровня, – добавил другой.

Забивающий принес Академии очко, и зрители на трибунах радостно затопали ногами. Раздались короткие аплодисменты, и снова установилась тишина. Спортивные соревнования на Кеконе отличались от эспенских. Шаэ поразилась, насколько тамошние зрители шумные и энергичные. Эспенцы непрерывно пели и кричали, подбадривали и гудели в неодобрении, махали флагами и выкрикивали игрокам и тренерам указания. Кеконцы не менее пылко болели за свои команды, но никто и не думал орать или отвлекать игроков. Как поняла Шаэ, эспенцы полагали, что задача спортсменов – развлекать зрителей, и действия трибун составляют часть игры. Кеконцы считали, что стоят над схваткой скорее как свидетели сражения, на исход которого могли делать ставки.

Академия Коула Ду победила с разницей в одно очко. После игры соперники поздравили команду, и все направились к скамейкам собирать вещи. Шаэ спустилась и встала на краю поля, пока ее не заметил Анден. Он прищурился в ее сторону. На его лице расплылась широкая улыбка узнавания, он закинул рюкзак через плечо и побежал к ней.

– Шаэ-цзен, – сказал он и вспыхнул, поняв неловкую ошибку. Он быстро обнял ее, тепло, но уважительно, вытащил из футляра очки и нацепил их на потную переносицу. – Прости. Мне нужно привыкнуть называть тебя просто Шаэ.

– Ты потрясающе играл, – сказала она. – Если бы не твой перехват на последней четверти, вы бы проиграли.

– Солнце светило в глаза сопернику, – вежливо ответил Анден.

– Не хочешь перекусить? Но можем и в другое время, если предпочитаешь сегодня остаться с друзьями.

Остальные игроки Академии как раз собрались уходить. Шаэ заметила, что Анден, будучи членом команды, держался немного в стороне от одноклассников. С ней в Академии происходило то же самое, и она не хотела лишать его возможности влиться в коллектив.

– Нет, я лучше поговорю с тобой, – поспешил ответить Анден, лишь на секунду оглянувшись на одноклассников. – Конечно, если у тебя есть время.

Шаэ заверила, что время у нее есть, и они вместе покинули поле. Вечера уже стали прохладными по жанлунским меркам, и Шаэ накинула свитер, пока они бродили по Старому городу и дошли до сонного ночного рынка, где торговцы продавали ярких воздушных змеев, деревянные волчки, поддельные золотые часы и музыкальные записи, а от лотков с едой поднимались запахи пряных жареных орехов и засахаренной свеклы. Они поговорили об игре, а когда эта тема иссякла, Шаэ спросила кузена о школе, а он – об учебе за границей и нравится ли ей новая квартира в Северном Сотто. Анден не был молчуном, но и болтливостью не отличался, как и Шаэ, и потому разговор был довольно неуклюжим, оба пытались придумать друг другу вопросы, оба боялись заполнять паузы.

Над дверью углового барбекю-ресторана висел белый бумажный фонарь, но они встали в очередь вместе с остальными. Усевшись за покрытым желтой клеенкой столиком в освещенном дворике под провисшим тентом, они съели свинину в сладкой глазури и маринованную капусту из жирных картонных лотков. Анден набросился на еду, но так и не осилил щедрую порцию жареного мяса – слишком роскошные ресторанные блюда не пришлись по вкусу желудку, привыкшему к скромным порциям и простой пище Академии.

– Анден, прости, что так долго к тебе не приходила, – наконец сказала Шаэ. – Мне нечем оправдаться, я собиралась прийти раньше, но не могла переступить через неловкость визита в Академию. Я упорно искала работу, а до того ездила по стране, делала кое-что для Лана. Это отняло больше времени, чем я ожидала.

Шаэ замолчала и не стала больше придумывать объяснений. Обвинения Хило в том, что после возвращения в Жанлун она не общается с семьей, были правдивы, а некоторые глубоко ранили.

Анден уставился на свои руки, тщательно вычищая из-под ногтей соус влажным полотенцем из крохотного бумажного пакетика. Он нахмурился.

– Ты виделась в последнее время с Ланом?

Он как будто не слышал ее слов.

– Несколько недель назад. Он ведь так занят.

Шаэ и не пыталась навестить семью.

– Когда собираешься с ним увидеться?

Шаэ удивилась. Кузен всегда был таким тактичным, но теперь его тон был откровенно настойчивым.

– Хочу заехать в резиденцию на обед. Тогда, скорее всего, с ним и увижусь, – ответила она. – А что?

Анден разорвал остатки бумажного полотенца на полосы, не глядя на Шаэ.

– Я подумал – может, ты с ним поговоришь. Посмотришь, как у него дела, не нужна ли ему помощь. После поединка на Фабрике он выглядит… по-другому. Напряженным. Может, ты… Даже не знаю. Немного его успокоишь.

Шаэ подняла брови. Насколько она помнила, Анден всегда боготворил Лана, а тот относился к нему с особым вниманием.

– Лан – Колосс, а на такой должности не успокоишься, – сказала она. – Если тебе кажется, что он озабочен и сторонится тебя, то это потому, что у него куча проблем, причем срочных.

Анден слушал, но по-прежнему рвал на кусочки салфетку, и потому Шаэ сказала успокаивающим тоном:

– Не стоит так беспокоиться.

Анден скомкал порванную салфетку и бросил к остаткам еды.

– Шаэ, – неуверенно заговорил он, – я думаю… Мне кажется, Лан принял кое-какие неверные решения. Знаю, я пока что не Зеленая Кость и не вправе этого говорить. Но я скоро надену нефрит и хочу помочь. – Теперь слова понеслись стремительным потоком. – Я считал, что должен поговорить с Хило, но у него и своих забот хватает, к тому же он наверняка просто велит мне сосредоточиться на школе и не судить Колосса. И я решил, может, ты сумеешь…

– Как ни противно это признавать, – прервала его Шаэ, – но Хило прав. – Ей больно было видеть, что Анден уже настолько близко к сердцу принимает клан и его неприятности. – Когда я училась на восьмой ступени, то была похожа на тебя – не могла дождаться выпуска, чтобы получить нефрит и стать настоящим членом клана. Но мне не следовало так спешить. Ты останешься студентом всего четыре месяца, так будь им. Не увязай в делах клана слишком рано или в тех делах, которые тебя не касаются. – Она попыталась встретиться взглядом с кузеном. – Вообще-то ты и не обязан. Быть Зеленой Костью – не единственный выбор в жизни, ты не обязан ей становиться.

– А как же иначе? – спросил Анден на удивление мрачно и пылко. – Я не наивен. Зачем же дедушка принял меня в семью и послал в Академию, если не для того, чтобы однажды я вошел в клан? И теперь этот день наступил.

– Дедушка не всегда знает, как лучше. – Раньше она никому в таком не признавалась. – Это Лан привел тебя в семью и сделал это, потому что так было правильно, а не в расчете на то, что ты станешь хорошим Кулаком. – Она вздохнула. – Вижу, ты встревожен из-за войны, но…

– А ты не встревожена? – воскликнул Анден.

Он покраснел, но явно не мог сдержаться, даже если вел себя грубо.

Шаэ напомнила себе, что в Лодочный день Горные схватили Андена на улице. Неудивительно, что он до сих пор зол и обижен. Но она не могла не признать, что поступок на грани нарушения айшо обеспокоил и ее, и, отослав Цуна, она никогда не покидала территорию Равнинных. Шаэ постаралась говорить так, чтобы не казалось, будто она оправдывается:

– Конечно, я встревожена. Но я не имею к этому отношения. Я больше не Зеленая Кость. Я так решила.

– Почему?

Простой вопрос. И впервые кто-то задал его Шаэ.

Она поняла, что не очень хорошо знает Андена. Когда она разговаривала с дедом или братьями, то слушала знакомые модуляции, будто никогда и не уезжала с острова. С Анденом не было такого же узнавания. В детстве они достаточно много времени проводили вместе, но последние годы его жизни Шаэ полностью пропустила, а он вырос из серьезного, но иногда немного не от мира сего мальчика вот в этого юношу, протеже ее братьев.

– Клан – это все или ничего, Анден. Я совершила некоторые поступки, не соответствующие ожиданиям. И быстро поняла, что этого делать не позволено. – Ее губы искривились в безрадостной улыбке. – Все немного сложнее, но суть ты уловил.

Анден не выглядел удовлетворенным, но не стал напирать. Он проследил взглядом за бьющимися под тусклой лампой мошками, потом снова посмотрел на Шаэ.

– И чем собираешься заниматься?

– У меня есть предложение о работе, над которым я раздумываю. – Шаэ распрямилась, радуясь, что может поделиться с кем-то последними новостями. – Это должность регионального представителя в эспенской компании по производству электроники. На несколько месяцев я вернусь в Эспению, чтобы пройти тренинг, а потом часть времени буду работать здесь, а часть – там, а также путешествовать по миру. Мне кажется, это интересно.

На лице Андена отразилось смятение. С видимым усилием он сумел вернуть лицу почти нейтральное выражение.

– Ты снова уезжаешь?

– Ненадолго, – смутилась Шаэ. – Я же сказала, это лишь на несколько месяцев. А потом я буду жить на Кеконе как минимум половину времени. Мне не хотелось бы постоянно жить в Эспении, вот я и подумала, что эта работа…

Она запнулась, в горле встал комок вины и обиды. Анден только что просил ее повлиять на Лана. Надеялся, что даже если она не занимает в клане официальной позиции и больше не Зеленая Кость, то все равно сумеет повлиять на ситуацию, как член семьи, и Анден, видимо, на это рассчитывал.

Разве она только что не сказала, что клан – это или все, или ничего?

– Прости, это было невежливо с моей стороны, – как будто взял себя в руки Анден, поняв, что вел себя эгоистично и неадекватно. И тут же добавил: – Я просто так рад, что ты вернулась, и подумал, что стоит чаще видеться, пока ты опять не уедешь. Но я за тебя рад. Похоже, работа действительно хорошая, как раз для космополитичной деловой женщины. Поздравляю, Шаэ. Правда.

И хотя его разочарование буквально висело в воздухе, он улыбнулся с такой готовностью наладить отношения, что Шаэ не могла не смягчиться и не пожалеть, что сама не умеет так владеть собой.

– Ничего страшного, Анден, – заверила она. – К тому же я и правда думаю, что нам стоит больше времени проводить вместе. Это я виновата, что мы не встретились раньше, я не слышала о том, что с тобой случилось в Лодочный день, узнала только недавно, и я…

Анден резко, почти сердито затряс головой.

– Это все ерунда, – сказал он. – Они мне не угрожали и не сделали ничего плохого. Я же еще не Зеленая Кость.

Шаэ на мгновение замолчала. За их спинами официанты у стойки выкрикивали заказы в переполненную кухню, болтали и смеялись другие клиенты, стоящие в очереди, жужжали мотыльки, застрявшие под зеленым тентом над двориком. Снаружи совсем стемнело, но над пятнами облаков висела пузатая луна.

– Наверное, нам пора, – сказал Анден.

– О чем ты хотел, чтобы я поговорила с Ланом? – спросила Шаэ. – Если что-то и правда тебя беспокоит, я скажу это ему, когда увижу. Ты услышал о чем-то в Академии?

– Да нет, не надо, – снова затряс головой Анден. – Ты права, он не нуждается в моих советах. Не волнуйся об этом. – С наигранной веселостью он отодвинул стул и сказал: – Отличный ресторан, я уже много месяцев так хорошо не ужинал. Ты же помнишь, как кормят в Академии?

– К сожалению, да.

Что бы его ни мучило, что бы он ни хотел высказать, Шаэ больше не могла выдавить это из Андена. Пока они собирали вещи, она позволила ему увести разговор на всякие пустяки. Они дошли до ближайшей станции подземки, почти не разговаривая, Анден совсем притих. На платформе, перед прибывающим поездом в западном направлении, он быстро обнял Шаэ.

– Было приятно с тобой повидаться, Шаэ. До скорой встречи?

А потом двери за ним закрылись, и длинный скрипящий поезд увез его прочь. Шаэ смотрела, как огни исчезают в пасти тоннеля, с непреклонной уверенностью, что подвела кузена, упустила что-то жизненно важное в их отношениях.

Она не пошла домой, а поехала в восточном направлении и сошла на станции, находящейся прямо перед жанлунским храмом Божественного Возвращения. Улица поднималась к храму, ее недавно расширили. Шаэ никогда не видела столько машин у входа. У ближайшего сквера теперь торчало шестиэтажное офисное здание, стену новой парковки украшал плакат с рекламой югутанского пива. Но сам храм ничуть не изменился, а вечером выглядел даже более древним и торжественным, чем днем. Покрытые орнаментом каменные колонны и массивная черепичная крыша отбрасывали глубокие тени в фарах проезжающих машин. Шаэ не была внутри с подросткового возраста, но сегодня, пребывая в смятении, ощутила желание войти через зеленые двери из тикового дерева.

В Храмовом квартале находился не только храм Божественного Возвращения, старейший дейтистский храм города, но и усыпальница Нимумы – в двух кварталах отсюда, а чуть дальше на запад – Первая церковь Истины. Так приятно осознавать, что кеконцы, абукейцы и иностранцы могли молиться рядом друг с другом. По правилам КНА, дейтистские храмы получали нефрит в первую очередь, и кланы финансово поддерживали религиозные сооружения, но монахи приносили клятву избегать всех земных привязанностей и давать приют всем страждущим. Как и район рядом с Залом Мудрости и Триумфальным дворцом, Храмовый квартал был нейтральной территорией. Здесь кланы не имели власти.

Шаэ прошла по тихому двору с рядами священных деревьев, очерченных мягким лунным сиянием, и оказалась в скудно освещенном внутреннем святилище, где местные монахи не прерывали трехчасовую медитативную молитву. Увидев кружок застывших фигур в зеленом, сидящих на низком подиуме, Шаэ замедлила шаг. Она гадала, насколько глубоко могут Почуять ее монахи. Возможно ли, применив силу нефрита, не только ощутить чье-то присутствие и физическое состояние, но и проникнуть в мысли, прямо в душу?

Шаэ опустилась на колени на одну из молитвенных подушек. По традиции она трижды прикоснулась лбом к полу, потом выпрямилась, положив руки на бедра, и снова посмотрела на монахов – трех мужчин и трех женщин с бритыми головами и бровями. Они сидели с закрытыми глазами, скрестив ноги и положив руки на нефритовую сферу размером с шар для боулинга. Прикасаться к такому огромному куску нефрита…

Шаэ вспомнила о глыбах на руднике, о безумном искушении положить на одну из них руку. Монахи должны обладать исключительным самоконтролем. Наверное, они услышат и муху, приземлившуюся на подушку в зале, и Чуят людей на улице, но все же оставались неподвижными, дышали размеренно и глубоко, их лица были расслаблены. По окончании трехчасовой медитации они поднимут руки с бедер, встанут и уйдут, а их место займут другие. И каждый раз они испытывают нефритовый прилив и ломку. Шаэ знала, на что похожа ломка, и поежилась, представив, что через это нужно проходить каждый день посменно, снова и снова. Монахи верили, что это приближает их и все человечество к богам.

Шаэ огляделась. Над кругом для медитации висела знаменитая фреска «Изгнание и возвращение». Оригинальная работа, написанная сотни лет назад, была уничтожена во время шотарской оккупации, теперь молящиеся видели перед собой искусную реконструкцию, основанную на воспоминаниях и старых фотографиях. В нишах на стенах святилища – каждая посвящалась одному из главных дейти – горели свечи с благовониями. Легкое журчание воды из двух пристенных фонтанчиков врезалось в уличный шум, доносящийся из высоких открытых окон.

В этот поздний час святилище было почти пустым, лишь три посетителя преклонили колена на зеленых подушечках для паствы – пожилой мужчина в дальнем углу и женщина среднего возраста вместе со взрослой дочерью, в трех рядах перед Шаэ, обе рыдали и прижимались друг к другу. Шаэ потупилась в смущении от того, что увидела сцену семейного горя. Ей стало неловко, а собственный приход в это святое место показался лицемерием. Она на пять лет забыла о вере и не знала, может ли вообще называть себя дейтисткой.

Коулы, конечно же, были показательно религиозны. В доме имелась просторная молитвенная комната, и по основным праздникам семья облачалась в лучшие наряды и шла в храм. Члены обширного и могущественного клана толпились у входа, пока перед дверьми не останавливался автомобиль семьи. За этим следовал поток приветствий. В те времена Коул Сен находился еще в расцвете сил и здоровался с каждым с одинаковым великодушием, будь то богатый Фонарщик или Палец самого низшего ранга. Выдержав должную паузу, дед вел мать Шаэ, братьев и ее (а позже и Андена) внутрь, и толпа следовала за ними, так что святилище наполнялось гулом приглушенных голосов и пульсировало нефритовой энергией.

Коул Сен всегда находился в центре первого ряда. Справа от него – Лан, потом Хило, Шаэ (а позже и Анден), а дальше – их мать. Служба тянулась часами. Собравшиеся повторяли молитвы дейти за монахами старшего возраста, Просвещенными, затем возносились хвалы Божественным добродетелям. Во время молитвы Хило вертелся и корчил рожи, и Коул Сен бросал на него сердитые взгляды. У Шаэ затекали ноги. Она старалась не обращать внимания на Хило.

Став старше, она научилась лучше переносить службы. И неожиданно поняла, что молитвы несут надежду и успокаивают. Дейтизм – глубокое верование кеконцев. Существовали разные секты, от националистических до пацифистских, но все соглашались с тем, что нефрит – это связь с небесами, божественный, но опасный дар, который следует использовать благочестиво и во имя добра. Зеленые Кости должны быть религиозными. Добродетельными. Как ее мать.

В детстве, однако, она мало размышляла на религиозные темы, а думала лишь о том, сколько еще продлится это испытание. Стоило ей наклониться или заныть, как мать тычком ее выпрямляла.

– Сиди прямо и молчи, – делала она замечание. – Все на тебя смотрят.

Такова была жизненная философия матери: сиди прямо и молчи, все на тебя смотрят. Что ж, сейчас никто не смотрел на Шаэ. Без нефритовой ауры она могла пройти мимо любого бывшего одноклассника по Академии неузнанной. Когда ей позвонил региональный директор «Электронного оборудования Крофта», Шаэ обрадовалась, что ее приглашают на работу, явно не зная о ее корнях. И все-таки она ощутила лишь легкое удовлетворение. Не восторг или душевный подъем. Она получила диплом, собственную квартиру и приглашение на работу в международную компанию, с которым ее поздравили бы однокурсники по бизнес-школе в Эспении. Шаэ наконец-то стала независимой образованной женщиной, поднявшейся над дикостью и ограниченностью накачанной нефритом и тестостероном семьи. Она должна чувствовать себя свободной, а не одинокой и неуверенной.

Шаэ склонила голову. Она не знала, верит ли в древних богов или в Изгнание и Возвращение, или даже в саму идею, что нефрит – это дар небес. Но любая Зеленая Кость понимала, что эту невидимую энергию можно почувствовать и направить. В мире существовал глубинный уровень, и возможно, если она как следует сосредоточится, то даже без нефрита сумеет ощутить с ним связь.

«Наставь меня, – молилась она. – Дай мне знак».