Эпилог
С палубы «Дочери гайдука» видно, как побережье Кошута превращается в низкую угольную полоску за кормой. На юге еще остались высокие уродливые тучи: туда, вдоль западного края Простора, укатился шторм, теряя силу на мелководье и умирая. По прогнозам, до самого севера – спокойное море и солнце. Джапаридзе считает, что может домчать нас до Текитомуры в рекордное время и за те деньги, что мы ему платим, сделает это с радостью. Но внезапный рывок старенького грузового ховерлодера на север наверняка привлечет внимание, а нам это сейчас не нужно. Медленный заурядный ритм коммерческого маршрута с остановками вдоль западного побережья Шафранового архипелага будет лучшим прикрытием. И торопиться некуда.
Я знаю, где-то в правительственных коридорах Миллспорта сейчас кипит расследование. Пробоем прислали аудиторов Корпуса, и теперь они разбирают то немногое, что осталось от тайной миссии Мураками. Но, как и угасающий шторм в Просторе, нас это не затронет. У нас есть время; если повезет, столько, сколько нужно. Вирус «Куалгрист» неуклонно расползается по населению планеты, рано или поздно он отправит семью Харланов к их предкам, из плоти аристов в стеки данных. Вакуум власти в центре миропорядка, который появится из-за их ухода, засосет остатки олигархии Первых Семей в политический водоворот, из которого им не выгрести, и тогда все начнет разваливаться. Якудза, гайдуки и Протекторат станут кружить, как боттлбэки вокруг ослабевшего слоновьего ската в ожидании конца, присматривая друг за другом. Но пока ничего делать не будут.
В это верит Куэллкрист Фальконер, и, хоть иногда все звучит слишком гладко, как риторика Коя о ходе истории, я склонен с ней согласиться. Я уже видел это на других планетах, а кое-где и сам все начинал, и в ее предсказаниях есть зерно истины. К тому же она присутствовала при Отчуждении, а значит, она самый большой эксперт по политическим переменам на Харлане из всех нас.
Так странно – быть с ней. Ты знаешь, что разговариваешь с многовековой исторической легендой, – так это знание еще и непостоянно: иногда она почти незрима, иногда жутко бросается в глаза. Но, кроме того, невозможно забыть, что все чаще она приходит без усилий, плавно меняясь местами с Сильви Осимой, как Джапаридзе меняется вахтой с первым помощником. Иногда даже замечаешь, как все происходит – словно волна помех проходит по лицу, она моргает, и ты уже говоришь с другой женщиной. А иногда я даже не знаю, с кем из них разговариваю. Приходится следить, как двигается лицо, слушать модуляции голоса.
Я спрашиваю себя: может, через пару десятков лет такая скользящая форма личности станет для человечества вполне обычной? Судя по тому, что говорит Сильви, этому ничего не мешает. Потенциал в системах деКома почти безграничный. Чтобы его обуздать, нужны сильные люди, но так было всегда, с любым важным шагом в знаниях или технологии. Нельзя выживать на старых моделях, надо двигаться вперед, строить лучшие разум и тело. Либо так, либо вселенная набросится, как болотная пантера, и сожрет тебя живьем.
Я стараюсь не думать о Шегешваре и остальных. Особенно о втором Коваче. Постепенно начинаю разговаривать с Яд, потому что все-таки не могу ее винить за тот выстрел. А Вирджиния Видаура в ночь, когда мы вышли из порта Ньюпеста на борту «Дочери гайдука», дала мне наглядный урок в науке забывать. Мы трахались нежно, не забывая о ее медленно заживающем лице, и потом она плакала и всю ночь говорила со мной о Джеке Соуле Бразилии. Я слушал и впитывал, как она и учила меня век назад. А наутро она обхватила мой член, подрочила и взяла в рот, и в себя, и мы снова трахались, а потом встали навстречу дню. С тех пор она не упоминала о Бразилии, а когда это делал я – ненамеренно, – моргала и улыбалась, и слезы ни разу не покинули ее глаз.
Мы все учимся бороться с воспоминаниями, продолжать жить с утратами и переживать только о том, что можем изменить.
Оиси Эминеску однажды сказал мне, что нет смысла свергать Первые Семьи, потому что тогда на Харлан заявятся Протекторат и чрезвычайные посланники. Он думал, что куэллизм был бы обречен, если бы посланники существовали во время Отчуждения. Наверное, он прав, и даже самой Куэлл трудно с этим спорить, хотя когда солнце садится за вороненым вечерним океаном, и мы сидим на палубе со стаканами виски, она всякий раз пробует.
На самом деле это не важно. Потому что в хранилище мощностей, растягивая минуты до месяцев, Сильви и Куэлл учатся общаться с орбитальниками. Когда мы прибудем в Текитомуру – по крайней мере, по расчетам Сильви, – они уже закончат. А дальше, надеется она, они смогут передать тот же трюк Оиси и, может, другим деКомовцам-единомышленникам.
И вот тогда мы будем готовы.
Настроение на «Дочери гайдука» молчаливое и мрачное, но под ним чувствуется надежда, странное течение, в незнакомых поворотах которого я пока только осваиваюсь. Битва точно не будет славной, точно не будет бескровной. Но зато мне начинает казаться, что она возможна. Учитывая обстоятельства и помощь ангельского огня, думаю, мы сможем скинуть Первые Семьи, прогнать якудза и гайдуков или хотя бы прижать их к ногтю. Думаю, мы сможем отпугнуть Протекторат и посланников, а потом, если от мира что-нибудь еще останется, пожалуй, дадим шанс демодинамической нанотехнике Куэлл.
И я все-таки верю – ну ладно, надеюсь, – что орбитальная платформа, которая может прицелиться и стереть с лица земли как ховерлодер с командой, так и крошечные наручники на руках двух человек, которая может одновременно уничтожать и сохранять, которая может выгружать целые разумы в системы на земле, – я все-таки верю, что эта же система однажды обратит свой взгляд на край океана Нуримоно и найдет парочку давно заброшенных и заросших водорослями стеков памяти.
И вернет к жизни то, что в них хранится.
notes
