Вместо Фитина исполнять обязанности руководителя внешней разведки министр госбезопасности генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов 15 июня 1946 года поручил генерал-лейтенанту Петру Николаевичу Кубаткину. Так и осталось неизвестным, кто назвал его кандидатуру. Возможно, очень влиятельный член Политбюро Андрей Александрович Жданов, под чьим руководством Петр Николаевич несколько лет работал в Ленинграде.
Кубаткин, сын шахтера, в четырнадцать лет сам пошел работать и нигде не учился. Он начал работать в ОГПУ в Одессе после службы в пограничных войсках. Потом его взяли в Центральную школу НКВД в Москве и после переподготовки в 1937 году оставили в центральном аппарате наркомата.
Ныне покойный полковник Федосеев, который в войну служил с генералом Кубаткиным в Ленинграде, писал в газете «Новости разведки и контрразведки», что именно Кубаткин, работая в 4‑м (секретно-политическом) отделе НКВД, обнаружил документы о прокуроре Вышинском, который летом 1917 года поставил свою подпись на приказе найти и арестовать Ленина. Кубаткин подготовил справку, которая легла на стол наркома Ежова. Ежов отдал справку Сталину, который вызвал Вышинского, и разговор продолжался втроем. Вождь не хотел терять своего умелого прокурора. После ностальгических воспоминаний о том, как Вышинский и Сталин сидели в Баку в одной тюремной камере, насмерть перепуганного Вышинского отпустили, а Ежов уехал, поняв, что Андрея Януарьевича трогать нельзя…
В реальности карьера Кубаткина началась с убийства Карла Радека, бывшего члена ЦК партии, одного из руководителей Коминтерна. Радек был приговорен к десяти годам тюремного заключения по мнимому делу «антисоветского троцкистского центра». Такой же срок получил бывший нарком финансов Григорий Сокольников.
«Радек и Сокольников, – докладывал в ЦК в июне 1956 года председатель КГБ Иван Серов, – среди своих сокамерников стали утверждать о своей невинности и о инсценировании всего процесса. В мае 1939 года было принято решение о их «ликвидации». Имеющиеся в архиве КГБ документальные данные свидетельствуют о том, что убийство Радека и Сокольникова проводилось под руководством Берия и Кобулова в соответствии со специально разработанным планом».
В 1961 году генерал-лейтенант Павел Васильевич Федотов (о нем еще пойдет речь в этой книге), вызванный для объяснений в ЦК, рассказал, что материалы, относившиеся к бывшим руководящим работникам, Берия докладывал лично Сталину, который и решал их судьбу. «Убийства Радека и Сокольникова, – сообщил Федотов, – было совершено по указанию Сталина». В тот год Павел Федотов служил в главном управлении государственной безопасности НКВД, он был заместителем начальника 2‑го отдела. После завершения операции, постановлением Политбюро от 2 сентября 1939 года, Федотов получил повышение и стал начальником 2‑го отдела.
«Непосредственное осуществление этих актов, – докладывал Серов, – было возложено на работников 2 отдела НКВД СССР – старшего оперуполномоченного Кубаткина, оперуполномоченного Шарок и специально подобранных людей из числа арестованных, которые в секретном порядке выехали для выполнения задания в Верхне-Уральскую и Тобольскую тюрьмы, в которых содержались Радек и Сокольников».
Григорий Федорович Шарок за убийство Сокольникова был сразу назначен заместителем наркома внутренних дел Казахстана и благополучно служил в органах до 1954 года, когда вышел на пенсию.
Петр Кубаткин, служивший во 2‑м (оперативном) отделе главного управления госбезопасности, в мае 1939 года лично руководил убийством Карла Радека, содержавшегося в Верхне-Уральской тюрьме.
«Первый раз, – установила комиссия под руководством председателя комитета партийного контроля Николая Михайловича Шверника, – он возил с собой некоего Мартынова, якобы заключенного (личность не установлена), который был помещен в одну камеру с Радеком, преднамеренно учинил с ним драку, но убить Радека не смог и был увезен Кубаткиным из тюрьмы.
Через несколько дней Кубаткин вновь приехал в тюрьму с другим заключенным по фамилии Варежников. Этого заключенного также поместили в камеру к Радеку. На следующий день, 19 мая, Варежников, спровоцировав драку, убил Радека».
Сохранился акт о смерти Радека, составленный администрацией тюрьмы:
«При осмотре трупа заключенного Радека К. Б., обнаружены на шее кровоподтеки, из уха и горла течет кровь, что явилось результатом сильного удара головой о пол. Смерть последовала в результате нанесения побоев и удушения со стороны заключенного троцкиста Варежникова».
«В действительности, – говорится в заключении комиссии Шверника, – под фамилией Варежников был зашифрован Степанов И. И., бывший комендант НКВД Чечено-Ингушской АССР, арестованный в феврале 1939 года за серьезные должностные преступления.
В ноябре того же года по указанию Берии Степанов освобожден из-под стражи. В постановлении о прекращении дела указано, что он выполнил «специальное задание», имеющее важное государственное значение».
А старший оперативный уполномоченный Кубаткин, организатор мерзкого убийства, то есть фактически уголовник, сразу стал секретарем партийного комитета главного управления госбезопасности, а вскоре – начальником московского областного управления НКВД. Ему было тридцать два года. В конце августа 1941 года Кубаткина перевели в Ленинград начальником управления НКВД. В блокадном городе он служил всю войну. Только в конце войны комиссар госбезопасности 3‑го ранга Кубаткин был одновременно утвержден уполномоченным наркомата госбезопасности по 2‑му Прибалтийскому фронту.
Петр Кубаткин уверял, что отказывался от предложения возглавить разведку, говорил, что не справится, поэтому министр Абакумов на него рассердился и через три месяца, 7 сентября, снял его с должности. Успел Петр Николаевич за три месяца немного, пожалуй, только перевел в Москву некоторое число своих подчиненных по ленинградскому управлению (среди них был Александр Сахаровский, будущий начальник разведки).
Конечно же, Кубаткин не знал иностранных языков, не был за границей, вообще не имел образования. Но это вряд ли кого-то могло смутить. Так что первоначальная причина его опалы пока что остается невыясненной. Два месяца генерал-лейтенант Кубаткин провел в резерве управления кадров МГБ, а в ноябре того же 1946 года – то есть с понижением – отправился начальником областного управления в Горький. Когда затеялось «ленинградское дело» и по всей стране стали искать выходцев из Ленинграда, занявших высокие посты, Кубаткина в марте 1949 года уволили из органов госбезопасности «за невозможностью дальнейшего использования и с передачей на общевоинский учет». Пока что его утвердили заместителем председателя Саратовского облисполкома.
Но это было лишь начало.
В Ленинград командировали сотрудников центрального аппарата с приказом покопаться в прошлом питерских руководителей.
Преемник Кубаткина в Ленинграде, генерал Дмитрий Гаврилович Родионов, раскопал материалы о том, что второй секретарь Ленинградского горкома Яков Капустин в 1935 году, когда он был помощником начальника цеха на Путиловском заводе, стажировался в Англии на заводах «Метрополитен-Виккер». У Капустина как будто бы сложились близкие отношения с англичанкой, которая учила его языку и предлагала остаться. Генерал Родионов доложил, что эти факты «заслуживают особого внимания как сигнал возможной обработки Капустина английской разведкой».
Выяснилось, что материалы докладывались члену Политбюро и первому секретарю ленинградского обкома Андрею Александровичу Жданову в 1939 году и были сочтены недостойными внимания. Тогда Кубаткин материалы оперативного учета приказал уничтожить, поскольку по инструкции не имел права собирать документы подобного рода на партийных работников такого ранга. Теперь это решение было сочтено попыткой скрыть шпионскую деятельность Капустина.
21 июля 1949 года министр госбезопасности Абакумов отправил рапорт генерала Родионова Сталину, и тот дал санкцию на арест Кубаткина и Капустина. С них началось уничтожение ленинградских кадров. В постановлении на арест Кубаткина было написано: «Работая на руководящих должностях в Ленинграде, поддерживал преступную связь с группой лиц, враждебно настроенных против партии и правительства».
Дело Кубаткина рассмотрело Особое совещание при МГБ, и за «преступное бездействие» ему дали двадцать лет. Но почти сразу против него начали новое дело – его пристегнули к основной ленинградской группе, но судили отдельно.
27 октября 1950 года военная коллегия Верховного суда приговорила Кубаткина к расстрелу, и в тот же день его предали смерти. Осудили его вдову (она получила пятнадцать лет исправительно-трудовых лагерей) и семнадцатилетнего сына-студента (ему дали десять лет), восьмидесятилетнюю мать и сестру, потерявшую мужа на фронте, выслали из Донбасса как социально опасных…
Реабилитировали Кубаткина в мае 1954 года, семье разрешили вернуться в родные места.