Ссутулясь и опустив длинные, как клешни, руки, Гитлер, еле передвигаясь, ковылял по кабинету, одна нога тащилась, словно пристегнутая. Он то останавливался в углу и неприкаянно смотрел в одну точку, то поворачивался и брел к середине стены и глядел на портрет Фридриха Великого. Гитлер вздыхал, задумываясь. Что обуревало его, какие фантазии еще бродили в воспаленной голове? Губы почти непроизвольно шепчут: "Венк…" Он шептал это имя вчера, сегодня и, наверное, шептать будет завтра.

У порога стоял генерал Вейдлинг, назначенный комендантом обороны Берлина. Слегка подавшись корпусом вперед, он слушает и не смеет обронить лишнего слова; в пылу гнева фюрер уже обещал расстрелять его, а вторично ставить себя под пули комендант не собирался, хотя и не раз слышал от сослуживцев: "Если хочешь обрести свободу — будь мертв".

Рядом с комендантом — генерал фон Крамер. По–прежнему считая себя офицером особых поручений, он готов отвечать фюреру вместо дрожащего за свою шкуру коменданта. Говорить, однако, приходится коменданту.

— Берлин обложен со всех сторон танками… Дальнейшее сопротивление… — преднамеренно не кончив фразы, комендант ждет, что скажет Гитлер. Тот по–прежнему глядел на стену, на портрет того, кому хотел подражать.

— Сопротивление бессмысленно, — подхватывает генерал фон Крамер. "Слушайте, коллега, не хотите ли вы, поплатиться жизнью?" — косит на него страшными глазами комендант, но фон Крамер как ни в чем не бывало продолжает: — Берлин надо объявить открытым городом, иначе мы получим одни развалины, гибель остатков войск и жертвы населения…

Гитлер продолжает шептать одно и то же: "Венк, Венк…"

Комендант понимает, о чем хочет, знать Гитлер. Речь идет о 12–й армии генерала Венка, которому дан приказ идти навстречу 9–й армии, чтобы соединиться и выручить Берлин. Но мог ли он, комендант, только что назначенный на эту должность, с его узким кругозором пехотного командира, разобраться в сложнейшей и запутанной обстановке? Что он знал о числе дивизий, которыми располагал генерал Венк, и сколько у него в армии осталось танков, пушек и есть ли боеприпасы? И вообще, где находится на данный момент армия? В конце концов, была ли армия Венка тем резервом империи, о котором на днях хвастливо вещал доктор Геббельс?

Все это непонятно коменданту Вейдлингу. Ему ясно одно: до окончательного поражения остались считанные дни, если, конечно, не произойдет какого–либо чуда.

Вбегает Мартин Борман. Сильный, упитанный, вроде бы никакие потрясения не могут согнуть его воли. Он сияет, потрясая над головой телеграммой. Его бурное, какое–то торжествующее настроение невольно передается и запуганному Вейдлингу, и фон Крамеру. Борман приближается танцующей походкой, к Гитлеру и говорит громче обычного:

— Прочитайте, мой фюрер! Потрясающая новость! — и протягивает телеграмму.

Гитлер непослушно–трясущимися руками пытается взять телеграмму. Лицо фюрера тоже прояснилось. Что же это за новость? Все ждут, широко раскрыв глаза. Неужели Венк прорвался? А может, западные противники наконец одумались и столкнулись со своими союзниками — советскими войсками и сейчас дерутся, не в силах поделить Германию, не объявив даже войны? Войны теперь вообще не объявляются. Что же может быть такое?

Гитлер долго близоруко рассматривал телеграмму, но так ни слова и не разобрал в ней. Ему уже давно печатают текст крупными буквами на специальной машинке. Как же на этот раз не догадался Борман? Ну конечно, из–за срочности донесения.

Мартин Борман внятно, с расстановкой, театральным голосом читает:

— "Мой фюрер! Принимая во внимание Ваше решение остаться в Берлине, не считаете ли Вы, что я должен немедленно взять на себя руководство делами рейха, как внутренними, так и внешними, и в качестве Вашего преемника, согласно Вашему декрету от 29 июня 1941 года, пользоваться всей полнотой власти? Если до 10 часов вечера я не получу от Вас ответа, я буду считать, что Вы лишены средств связи, и, следовательно, согласно положению Вашего декрета, я могу действовать в интересах нашей страны и нашего народа. Вы знаете, каковы мои чувства к Вам в этот серьезнейший час моей жизни. У меня нет слов, чтобы выразить их. Да хранит Вас бог. Искренне Вам преданный Герман Геринг".

Все онемели: вот так новость! И вдруг Гитлер разразился площадной бранью.

— Продажная тварь и наркоман! — кричал он через силу. — Захотел власти, чтобы увековечить… увековечить… — Гитлер, задыхаясь, не мог дальше выговорить.

За него договорил Борман:

— Увековечить себя в бюсте из бриллиантов — не меньше!

— Продажная тварь! — повторил Гитлер и приказал исключить Геринга из партии, лишить всех постов и арестовать…

— Мой фюрер, этого толстого борова надо бы доставить сюда, в Берлин, и публично казнить, — подогревал Борман и без того распаленного гневом Гитлера.

"Так вот почему ликовал Борман. Личную неприязнь питает к Герингу, не поделил с ним власть", — подумал фон Крамер.

Гитлер проковылял к стене и, ни на кого не глядя, опять зашептал: "Венк, Венк…"

"Он, кажется, с ума сходит", — с ужасом подумал фон Крамер, не зная, что делать, то ли стоять и чего–то ждать, то ли уходить.

Борман дал знак, и фон Крамер вышел. "Видеть фюрера все равно что видеть заживо погребенного в склеп узника", — подумал фон Крамер и облегченно вздохнул.

В коридоре его догнал Мартин Борман, зазвал к себе в кабинет. Прежде чем что–то сказать, записал в дневнике: "Мои акции повышаются. Геринг исключен из партии…" Потом приблизился к фон Крамеру, положил ему на плечо руку и совсем дружелюбно, даже заискивающе проговорил:

— Господин генерал, узнайте, пожалуйста, где Венк, что с ним. Этот Венк с ума сводит фюрера. Узнайте, ищите, если надо, поезжайте на место, хоть из–под земли, а достаньте!

Зайдя в рабочую комнату оперативного отдела и застав там связиста, фон Крамер попросил соединить его с армией Венка. Как ни пытался связист, позывные не отвечали.

— Постойте, есть возможность, — не унимался связист и начал названивать по городской связи в южные районы пригорода Берлина, где, по всем предположениям, размещался штаб армии Венка. — Пожалуйста, на проводе… — протянул трубку связист и шепнул, что у телефона какая–то женщина.

— Сударыня, говорят из имперской канцелярии, — без обиняков начал фон Крамер.

— Что вам угодно, господа, вы еще живы? — запрашивала с того конца женщина.

— Живы и держимся, — нарочито уверенно и бодро ответил фон Крамер. Скажите, у вас войска генерала Венка стоят?

— Спросите у меня что–нибудь попроще, — насмешливо поддела женщина. А если хотите поговорить по военному делу, то я передаю трубку русскому офицеру!

Генерал Крамер прикусил язык, ошарашенный, выронил трубку, начал пятиться осторожно к двери, словно боясь, что трубка сейчас выстрелит…

Опустошенный, не зная, что делать, он возвращается в приемную, заходит без стука и застает там Бормана, Бургдорфа. Кратко сообщил, что штаб Венка ответил, но разговор оборвался по причине, видимо, перебитой связи.

— Но армия Венка существует? — требовательно перебил его старший адъютант фюрера генерал Бургдорф…

— Надо полагать, существует, но… но нужно пробиться…

— В чем же дело? Вам все карты в руки, — вмешивается Борман.

— Господин Крамер, в самом деле, не могли бы взять на себя миссию связи? — охотно поддерживает Бургдорф.

Фон Крамер не сразу соглашается, колеблется.

— Риск большой, ведь через линию русских позиций придется… немудрено и голову сложить, — уныло говорит он.

— На вас это не похоже. Нет, не похоже! — возражает Бургдорф с оттенком укоризны. — Боевой офицер, всю войну в войсках… под пулями… Но это же нетрудно… пробиться к Венку. Вот смотрите… — Они склоняются над схемой города, выбирают маршрут: Тиргартен, Зоологический сад, Курфюрстендамм, стадион, мосты у Пихельсдорфа. Отсюда на лодке по реке Гавель через расположение русских до Ванзее… — Это же так просто, заключает Бургдорф.

— Все это так… Но где найти лодку? — все еще сомневается фон Крамер. — Хотя, впрочем, лодку сыскать можно на реке Гавель. Я готов!.. наконец соглашается он.

Бургдорф в предчувствии успеха, который кажется ему уже достигнутым, обнимает фон Крамера, затем выписывает пропуск "адъюнтуры при фюрере" для прохода через линии своих войск. С быстротой, на которую способен человек в предвкушении удачи, фон Крамер готовится к уходу, укладывает в рюкзак из телячьей шкуры консервы, напяливает маскировочную куртку, стальной шлем, хотел взять автомат, но раздумал, заменил его двумя пистолетами, заткнув их за пояс, берет на всякий случай карту. Бургдорф помогает ему все приладить честь честью, пытается спороть красные полосы с брюк.

— А зачем? Русские солдаты любят красный цвет и в случае осложнений примут за своего… — вмешивается Борман. — Какой вы подарок преподнесете нашему фюреру! Ведь он и во сне бредит этим Венком.

Краткие рукопожатия, прощание, и совсем по–приятельски Бургдорф шутливо выталкивает его из двери.