Глава 53. Эрика
Наступил октябрь, любимый месяц Кристен. Год назад я пообещала Кейт, что в октябре мы развеем пепел моей дочери, но вопреки всему я надеялась не сдержать это обещание. «Может быть, – думала я, – мне удастся ее найти и от всего этого кошмара останутся только страшные воспоминания». Многое из того, о чем я мечтала, действительно сбылось. Я нашла дочь, хотя и не ту, которую собиралась искать. А может быть, Кейт права: я наконец-то нашла себя.
Сегодня пятница. Я сижу на лавочке в кампусе Джорджтаунского университета, перед Копли-холлом, жду, когда у Энни закончатся занятия, и болтаю по телефону с сестрой.
– Продукты куплю, как только доберемся до Истона, – говорю я.
– Мы с Максом будем у тебя завтра часов в двенадцать, – отвечает Кейт. – А Молли и дети приедут после церемонии.
– Да, я знаю. Она решила, что так будет лучше.
– Мне не терпится увидеть твой домик на заливе. Сейчас там, наверное, чудесно.
– А мне не терпится тебе его показать. Это место – мой собственный Макино, где я теперь провожу много времени.
– Хорошо. Так ты ближе к Энни. Кстати, об Энни. Она говорит, тебе звонило твое старое увлечение из Висконсина и в субботу вы вместе ужинаете. Что это за история?
– Джон Слоун – никакое не увлечение, а просто друг, который живет в тысяче миль от меня. Сама не понимаю, как он умудрился напроситься ко мне в гости именно в этот уик-энд.
– Чем больше расстояние, тем горячее секс. Не исключай такой возможности, Рик. Мы с Энни держим за тебя кулачки.
– Моей дочери хочется, чтобы я в кого-нибудь влюбилась.
– Она по-прежнему чувствует себя виноватой в том, что встала между тобой и профессором.
Кейт верно подметила. Мы об этом не говорим, но я чувствую: у нас обеих, у Энни и у меня, остался неприятный осадок после того эпизода с Томом.
– Я бы очень хотела доказать ей, что это ничего для меня не значит. Та глупая вспышка давно прошла. Я ведь толком и не знала Тома.
И сейчас я не озираюсь по сторонам, надеясь увидеть его коричневый пиджак.
– Ты проделала большой путь, – ласково говорит Кейт. – Правильно папа сказал нам с Энни: чтобы тебя изменить, нужно чудо.
У меня по спине пробегают мурашки.
– Отец такое сказал?
– Ага. Ты с ним говорила?
– Я написала ему по электронке, позвала на церемонию. Он не ответил.
– Но ты же знаешь, как папа любит электронную переписку! Давай, Рик, пригласи его нормально – по телефону.
– Не буду. Пусть ему не придется выдумывать отговорку. А вот и Энни, – говорю я, завидев дочь. – Целую, Кейт. До завтра.
Встаю и машу своей дорогой девочке. На ней открытое синее платье. Кажется, она никогда еще не была такой веселой и энергичной.
– Какая ты красивая! – говорю я, целуя ее в щеку. – Джорджтаун тебе к лицу!
– Еще бы! Погоди, сейчас я тебе расскажу про Луиса: он двоюродный брат Хуаны, изучает антропологию. Мама, он такой классный! Даже Рори со мной согласен (я показала ему фотографию). И знаешь что? Хуана говорит, Луису нравятся девушки с формами!
– Губа не дура!
Мы идем под ручку к общежитию.
– Как насчет той работы? Ты согласилась?
Я улыбаюсь. После интервью «Нью-Йорк таймс» Эмили Ланге позвонила мне, чтобы поблагодарить. Мы проговорили целый час. Я рассказала, как нехорошо с ней обошлась, и попросила прощения. А еще, в свою очередь, сама простила ее за то, за что должна была простить давным-давно. В итоге Эмили предложила мне снова у нее работать.
– Нет, – говорю я Энни. – Это был милый жест, но я еще не отказалась от мысли о собственном агентстве.
Подняв глаза, я наблюдаю за реакцией дочери.
– Серьезно? Ура!
– Только без твоего благословения я за это не возьмусь. Агентство будет маленькое. Скорее всего, в районе Чесапикского залива.
– Супер!
Наслаждаясь тем, что моя дочка мной гордится, я прибавляю:
– Правда, я обещала Эмили время от времени работать у нее волонтером, когда буду в городе. Ее агентство подыскивает жилье для инвалидов войны. Хочу в этом поучаствовать – у меня ведь еще осталась тяга к социальной работе.
– Отлично! Я так хочу, мама, чтобы у тебя все сложилось!
– Я знаю. И ценю это.
– А как насчет субботнего вечера? Ты рада тому, что приедет Джон?
Энни смотрит на меня с надеждой.
– Очень, – говорю я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.
За ужином на террасе Энни, уплетая креветки, рассказывает мне об университете, о своих новых друзьях и о маленькой Олив. После этого я долго не могу уснуть. За открытым окном убаюкивающе плещет волна. С Энни мои мысли перекидываются на Кристен. Думаю о завтрашней церемонии, на которую приедут Брайан и Кейт с Максом. Потом Молли привезет детей, а еще я встречусь с Джоном Слоуном. Почему же у меня такое чувство, будто мне чего-то – или кого-то – не хватает?
В 2:23 я беру ноутбук и открываю почту, чтобы получить утешение от «чуда» – таинственной силы, которая была моей путеводной звездой на протяжении последних восьми месяцев. Кто бы это ни оказался: Энни, Кейт или какой-то другой человек, – я пишу ему как другу. Я не религиозна, но вера у меня есть. В потайном уголке моего сердца живет надежда на то, что загадочные письма посылала мне мама или бабушка Луиза. В любом случае такими ночами, когда я не нахожу себе места, эта переписка помогает мне.
Дорогое чудо!
Завтра я рассею прах дочери в Чесапикском заливе. Рядом будут люди, которые любили ее и любят меня. Люди, которые всегда меня поддерживали, особенно в последний год. Кстати, случилась очень странная вещь: я поняла, как сильно хочу, чтобы мой отец тоже приехал. Да, да! Старый болван, который вечно злится, капризничает, никогда не знает, что нужно говорить, и рядом с которым я сама, как девочка, не могу связать двух слов. Я хочу, чтобы он тоже был рядом.
Мы с ним сильно отклонились от верного курса, и сейчас я бы охотно взяла обратно все жестокие слова, которые ему наговорила. Я наконец-то поняла: иногда, чтобы увидеть гладкую сторону камня, надо его перевернуть. Мне кажется, после стольких лет я наконец-то увидела отца с гладкой стороны. И себя тоже. Видишь ли, моя мать была душевнобольной. Папа потратил все деньги на попытки ее вылечить. Даже бросил работу и перевез нас всех на остров, который мама раньше любила, поближе к ее бабушке. Надеялся, что это поможет. Он делал все возможное для своих дочерей. Как и я для своих.
Слезы начинают щекотать мне горло.
Я бы очень хотела сказать ему, пока не поздно, что люблю его и ценю. Если бы только жизнь позволила мне все обнулить!
Нажимаю «отправить». Вскоре сигнал телефона выдергивает меня из полусна. Включив прикроватную лампу, читаю два простых предложения: «Обнуление бывает 365 раз в году. Называется полночь». По мне бегут мурашки. Именно эти слова отец сказал мне февральским утром, когда услышал наш разговор с Кейт по громкой связи. Так значит, «чудо» – это он и есть?
А как же виртуальный ай-пи-адрес? Мой папа не соображает в современной технике настолько хорошо, чтобы суметь скрыть свое местоположение. Зато соображает Джона, а они встречались каждый день. В один миг все кусочки мозаики встают на свои места. Цитаты папа брал из альбомчика Кейт. А «пропавшая дочь» (так он обозначил тему сообщений) – это я. Не Кристен, не Энни. Мой отец, как на чудо, надеялся на то, что я вернусь к жизни.
Зажимаю рот ладонью, и из моей груди вырывается стон. Отец меня любит. Слезы застилают мне глаза, когда я пишу:
Папа, это ты! Теперь я понимаю, зачем ты заманил меня на остров. Я должна была посмотреть в глаза той правде, от которой бегала почти всю жизнь. Ты видел, как я плакала на Сосновом мысе. Тебе удалось достичь цели, но мое прозрение оказалось слишком болезненным. Напуганный этим, ты рискнул всем, чтобы я вернулась на материк.
Ты спас меня, папа, причем во многих смыслах. Возможно, в наших отношениях навсегда останется неловкость. Но я люблю тебя. Надеюсь, ты это знаешь.
Убираю пальцы с клавиатуры. Мой отец, спору нет, тяжелый человек. Показывать свои эмоции он стесняется. Анонимные письма были для него единственным способом дать дочери совет, выразить свою любовь к ней и при этом не чувствовать себя неловко. Так стоит ли впрямую разоблачать его?
Я жму на клавишу удаления до тех пор, пока письмо полностью не стирается. Вместо прежнего текста я пишу ту фразу, которой ответила отцу несколько месяцев назад: «Спасибо. Непременно запомню твои мудрые слова, Платон».
