Глава 45. Энни
Приезд в Нью-Йорк – это всегда волнующее событие. Даже для Энни, которая провела в этом городе почти всю свою жизнь. Здесь час ночи, а в Париже семь утра. Рейс откладывался, Энни не спала целые сутки, но ее глаза широко раскрыты, как у олененка. Из окна такси она смотрит на знакомые огни и вывески, на высокие здания и до сих пор не опустевшие тротуары. Вот наконец-то и Центральный парк. Ей хочется кричать от радости: она почти дома!
Водитель останавливает машину. Поблагодарив его, Энни берет сумку и бежит к дому. Здоровается со швейцаром и, сама не своя от восторга, несется к лифту. Плевать, что час ночи: она ворвется в материнскую спальню и запрыгнет на кровать. Ей не терпится увидеть, как мама удивится и обрадуется.
Открыв дверь своим ключом, Энни с наслаждением вдыхает знакомый запах маминого геля для умывания – свежий цветочный аромат.
– Мама? – произносит она, вешая на крючок сумочку и ключи.
В квартире темно. Только отсветы уличных огней бегают по потолку. Энни чуть не падает, наткнувшись на ботинки у двери. Замшевые. Мужские. О боже!
У мамы мужчина? Очевидно, за пару месяцев все сильно изменилось.
Энни неторопливо проходит в гостиную и включает лампу. На журнальном столике два бокала и бутылка вина. Бутылка пустая. С ума сойти! Тетя Кейт права: мама действительно научилась получать удовольствие от жизни. Чудо, на которое Энни надеялась, произошло.
Она выглядывает в коридор: из-под маминой двери сочится свет… Стоп! Мама в спальне? С мужчиной? Да, это немножко неприятно – знать, что мама с кем-то развлекается в соседней комнате. Все-таки мать есть мать.
Энни плюхается на диван. Нечего сказать, хороший получился сюрприз! В противоположном углу комнаты, на бежевом кожаном кресле, валяется пиджак. Что собой представляет мужчина, с которым мама уединилась? У него есть презерватив? Энни вдруг охватывает острое желание защитить маму, которая ничего не знает о том, как строить отношения с мужчинами в двадцать первом веке. Правда, и сама Энни не слишком сильна в подобных вопросах, ну да это уж дело десятое.
Она подходит к креслу и берет пиджак в руки: коричневый льняной, совсем как у Тома. У Энни в груди что-то вспархивает. Что Том сейчас делает в Вашингтоне? Думает ли о ней? Скучает ли по ней Олив? А он? Энни подносит пиджак к лицу и нюхает. Это запах Тома. Точно!
Пиджак падает у нее из рук. Голова кружится. Лишь отчасти осознавая происходящее, Энни, как в тумане, возвращается в холл. Сердце стучит. Она наклоняется и берет ботинок, мысленно твердя: «Только бы я ошиблась!» Но нет. Вот оно – побледневшее пятнышко от клубничного мороженого на носке. Энни подносит руку к горлу. Нет, нет! Перед глазами все плывет. Он не может быть здесь! Он в Вашингтоне! А с ее матерью они даже не знакомы. Но пиджак… и туфли…
Энни пытается призвать на помощь разум. Том пришел к маме, чтобы признаться в любви к Энни. Попросить благословения. Он хочет ее удивить. Но он же в спальне! С матерью. И они выхлестали бутылку вина. Энни медленно и осторожно идет по коридору к закрытой двери маминой комнаты.
