Эпилог

Я отправила маме пташку. Целая стайка кружила неподалеку. Они прилетели через разбитые окна и порхали над телом Мага.

Мы все были измотаны, Саймон, Баз и я. Я уснула прямо там. Между двух трупов – вот как сильно я устала.

Саймон пытался помочь Эб, но она была холодной. Она ушла. Он не наложил на нее никаких заклинаний, даже чтобы накрыть ее, и я подумала, что устал он не меньше нас с Базом, ведь впервые в жизни Саймон оказался без магии. Только позже я поняла, что магия покинула его насовсем.

Баз не только устал, но и испытывал жажду. Его сводила с ума вся эта кровища кругом – наверное, кровь Эб. Наконец он стал ловить птиц. Это немного раздражало, но совершенно не так, как все произошедшее, так что мы с Саймоном ему не препятствовали.

Через некоторое время появилась мама вместе с Прималом. Кто бы мог подумать: он помогал ей искать меня. К тому времени мы спали, поэтому мама и Примал сперва решили, что мы все умерли. Но потом я поднялась и увидела маму, бледную, как Гость. Наверное, она столкнулась со своим величайшим страхом насчет меня.

Примал всхлипнул, когда увидел Мага.

Мама бросила на него взгляд, наложила заклинание, чтобы сохранить его тело для расследования, и больше не смотрела в ту сторону.

Она вызвала папу, доктора Веллбилав и еще некоторых членов Ковена, а потом перенесла Саймона, База и меня в их комнату в башне. Именно благодаря маме я могу проникать внутрь: она сломала охранные заклинания, когда отец жил в Доме Лицедеев, и теперь все женщины семьи Банс могут туда попасть. Примал принес нам чаю и печенье «Хобнобс», и мы трое снова провалились в сон.

Когда я проснулась, то рассказала маме об Агате. Вдруг она все еще где-то там, среди снегов.

Когда проснулся Баз, то позвонил родителям.

Когда проснулся Саймон, то не произнес ни слова. Просто выпил чая, что мы ему дали, и вцепился в руку База.

Не знаю, что скажет об этом история. Что Саймон убил Мага? Или же я?

Надеюсь, Баз внесет окончание войны в свои заслуги.

Старинные Семьи все еще рвались в бой, когда Баз отправился домой, хотя Маг уже умер, а Саймон лишился силы. И Тоскливиус тоже ушел, хотя об этом пока никто не знал.

Мама решила, что Гриммы и Питчи воспользуются возможностью захватить власть.

Но Баз отправился домой, Ковен собрался на повторное заседание, прошли новые выборы, а война так и не разразилась.

Теперь мама – директриса. Официально. Ее назначил Ковен.

Она пыталась уговорить меня вернуться в Уотфорд, получить диплом. И если бы Саймон захотел вернуться, я бы тоже сделала над собой усилие. Но с этим связано слишком много плохих воспоминаний. Каждый раз, когда я пытаюсь перейти подъемный мост, мой желудок сжимается. Не знаю, как с этим справляется Баз.

Агата говорит, что никогда туда не вернется.

– Только через мой труп, – говорит она. – Именно так я бы и закончила свои дни, если бы там осталась.

Сегодня церемония выпуска. Я лучший ученик в классе – после ухода Банс конкурентов не осталось, – поэтому мне придется произносить речь.

Я просил Саймона не приходить. Ведь это удручает, когда ты постоянно окружен волшебниками, а сам не чувствуешь магию.

Я не хотел, чтобы он приезжал в Уотфорд и думал о том, кем больше не является. Он больше не Наследник Мага. И не маг вовсе.

Но в остальном он такой же, каким был прежде, – смелый, искренний, невероятно красивый (даже с чертовым хвостом), но вряд ли Сноу захочет услышать все это.

Если честно, мне не так просто признаться ему.

Иногда… нам сложно разговаривать. В последнее время. Я не виню его. Жизнь не сдержала своих обещаний перед Саймоном Сноу. Порой я думаю, что нужно возобновить наше противостояние, просто чтобы вернуть гармонию в его душу.

В любом случае, думаю, он не хотел бы оказаться здесь.

Моя мать произносила речь на своем выпускном. Это зарегистрировано в школьных архивах. Я нашел записи и сегодня собираюсь зачитать кое-что оттуда. О магии, о даре обладания ею. И об ответственности.

Об Уотфорде. За что мама любила его. Она составила список всего, по чему будет скучать. Например, по лепешкам с кислой вишней, и урокам ораторского искусства, и клеверу на Большой Поляне.

Не могу сказать, что я полюбил Уотфорд так, как мама.

Для меня он всегда был местом, которое отняли у нее. И где ее отняли у меня. Словно ходить в школу на оккупированной территории.

И все же я знал, что доучусь последнюю четверть, даже без Пенни и Саймона. Я не собирался становиться первым Питчем в истории, бросившим Уотфорд.

Речи произносят в Белой Часовне. Витражи здесь уже восстановили.

В первом ряду сидит тетя Фиона. Она издает радостный возглас, когда меня объявляют, и отец морщится.

Я еще не видел Фиону такой жизнерадостной. После смерти Мага она не знала, куда ей податься. Мне кажется, тете хотелось убить его снова. И снова… Потом Ковен сделал ее охотником на вампиров, и все переменилось. Сейчас у нее какое-то секретное задание, и половину времени она работает под прикрытием в Праге. Когда я окончу школу, то перееду в ее квартиру. Родители хотели, чтобы я уехал с ними в Оксфорд – теперь они живут там, в нашем охотничьем имении, – но я не могу находиться так далеко от Саймона. Отец все еще не готов признать, что у меня есть бойфренд, и для меня будет слишком невыносимо жить там, где нужно притворяться, что я не вампир и не гомосексуалист.

К концу моей речи Фиона всхлипывает, сморкаясь в носовой платок. Отец не плачет, но после церемонии он так переполнен эмоциями, что не может нормально разговаривать со мной. Лишь хлопает меня по спине и повторяет: «Молодчина!»

– Идем, Бэзил, – говорит Фиона. – Я отвезу тебя в Челси и напою. Только первоклассный алкоголь.

– Не могу, – отвечаю я. – Сегодня выпускной бал. Я сказал директрисе, что буду там.

– Не можешь пропустить возможности покрасоваться в костюме?

– Наверное.

– Что ж. Тогда напою тебя завтра. Я приеду за тобой во время чаепития. Смотри не попадись тугодумам.

Теперь это стандартное прощание Фионы. Меня оно ужасно раздражает.

До бала еще несколько часов, поэтому я иду прогуляться по холмам за стенами школы и собираю букет ксириса и ирисов. Потом возвращаюсь по подъемному мосту в опустевшую Часовню.

Спускаюсь в Катакомбы, не зажигая факела. Прошли годы с тех пор, как я там заблудился.

Я иду не спеша и по дороге осушаю всех встречных крыс. Когда я уеду, школу, наверное, наводнят грызуны.

Гробница моей матери находится внутри «Le Tombeau des Enfants». Это каменный проем в туннеле, усеянном черепами, а отмечен он бронзовой табличкой.

Меня бы тоже похоронили здесь, вместе с ней, если бы в тот день я погиб. В смысле, по-настоящему умер.

Сажусь рядом с дверью – здесь нет ручки или замка, это лишь каменная плита, врезанная в стену, – и кладу цветы.

– Кое-что из этого тебе знакомо, – говорю я, доставая текст своей речи. – Но я добавил и своих выражений.

Из угла на меня поглядывает крыса. Решаю не обращать на нее внимания.

Дочитав речь до конца, я прислоняю голову к камню.

– Я знаю, что ты меня не слышишь, – произношу я спустя пару минут. – Знаю, что ты сейчас не здесь… Ты пришла, а я пропустил твой визит. А потом я сделал то, чего ты хотела, поэтому, наверное, ты больше не придешь. – Я закрываю глаза. – Но… я просто хотел сказать тебе, что я буду двигаться вперед. Таким, какой я есть… Сколько бы я ни размышлял об этом, я не вижу сценария, в котором ты позволила бы мне продолжать в том же духе… Но думаю, на моем месте ты поступила бы именно так. Ведь ты никогда не сдавалась. Никогда.

Я резко выдыхаю и встаю.

Потом поворачиваюсь к двери и наклоняю голову, говорю я тихо, чтобы не услышали другие усопшие:

– Знаю, обычно я прихожу сказать, что мне жаль. Но думаю, сегодня я хочу сказать, что со мной все будет в порядке… Мама, надеюсь, я не стану причиной того, что твоя душа не упокоилась с миром. У меня все хорошо.

Несколько мгновений я жду… на всякий случай. Потом выбираюсь из Катакомб, стряхивая пыль с брюк.

Этот выпускной особенно мрачный. Те немногочисленные друзья, которые были у меня в Уотфорде, пришли с парой или избегают меня. Дэв и Нил так и не простили мне дружбу с Саймоном. Дэв сказал, что я потратил впустую их детские годы, заставляя строить против него заговоры.

– А чем бы вы тогда еще занялись? – спросил я.

Дэв не потрудился ответить.

В итоге я стою рядом с чашей пунша, разговаривая с директрисой Банс о латинских префиксах. Это очень увлекательная тема, но не уверен, что ради этого стоило надевать черный галстук.

Наверное, профессор Банс огорчена, что здесь нет Пенелопы. Думаю утешить ее тем фактом, что даже останься Пенелопа в школе, то, скорее всего, сбежала бы с бала, но директриса уже идет к противоположной стороне зала, чтобы проверить почту.

– Я надеялся, тут будут сэндвичи, – бормочет кто-то.

Игнорирую его, потому что не собираюсь заводить в Уотфорде друзей и не настроен на светскую беседу, особенно на выпускном.

– Или хотя бы торт.

Я поворачиваюсь – с другой стороны столика для пунша стоит Саймон Сноу. На нем костюм и галстук, а волосы аккуратно уложены на одну сторону.

Странно, что сейчас он может подкрадываться ко мне подобным образом, но теперь пахнет он иначе – чем-то сладким, шоколадным. Нет больше запаха горящей древесины и серы.

– Как вечеринка? – спрашивает он.

– Почти как похороны. Как ты сюда попал?

– Прилетел.

От удивления я распахиваю рот, и Сноу смеется.

– Конечно нет, – говорит он. – Меня подвезла Пенни. И пропустила сквозь ворота.

– А где твои крылья?

– Все еще здесь. Просто невидимые. А кто-то уже споткнулся о мой хвост.

– Я же говорил заправлять его.

– Тогда на мне смешно сидят штаны. – (Я усмехаюсь.) – Не смейся надо мной, – просит он.

– А над чем же еще мне смеяться?

Сноу закатывает глаза, потом нервно косится в сторону Белой Часовни.

– Тебе не обязательно быть здесь, – говорю я.

– Нет, – поспешно отвечает Сноу. – Обязательно. – Он прокашливается. – Не хочу, чтобы твой выпускной прошел без меня.

Саймон Сноу совершенно не умеет танцевать.

Да еще этот хвост. Левой рукой я обхватываю кончик и наматываю его на запястье, прижимая к спине Сноу.

– Нам не обязательно это делать, – говорю я, когда мы подходим к каменному патио, где танцуют все остальные. – Не обязательно, чтобы кто-то об этом знал.

– Знал о чем? – тихо спрашивает Сноу. – О том, что я схожу по тебе с ума? Поезд уже ушел.

Не отпуская хвост, я прижимаю левую руку к спине Сноу, а правой беру его за ладонь. Он поднимает в воздух руку, потом роняет ее, будто не знает, что с ней делать.

– Положи мне на плечо, – говорю я. Он так и делает. Я изгибаю бровь. – Разве Веллбилав не учила тебя танцевать?

– Пыталась. Сказала, что я безнадежен.

– Устами младенца…

По крайней мере, песня не безнадежна. Играет Ник Кейв. «В моих объятиях». Одна из любимых песен Фионы. Мелодия такая медленная, что мы едва шевелимся.

Сноу одет в дорогой костюм. Черные брюки, черная жилетка и галстук, а еще роскошный бархатный пиджак – темно-синего цвета с черными лацканами. Наверное, принадлежит он доктору Веллбилав. На плечах эта вещь сидит довольно плотно, но я не вижу, где Сноу прячет крылья. Кто-то наложил на него заклинание чистоты и опрятности.

Я же стою, распрямив плечи. Все смотрят на нас…

Все, кто танцует. И стоит в зале, попивая пунш. тренер Мак, Минотавр, мисс Поссибелф – все замерли с бокалами пунша.

– Они узнают, – говорю я. – Станут нас обсуждать.

– Что? – Сноу будто за миллион миль отсюда. В последнее время он всегда такой.

– Они узнают, что мы геи.

– Как же мне теперь быть с моей карьерой, – равнодушно говорит Саймон. – И что же скажут родственники?

Не уверен, в чем шутка.

Сноу смотрит мне в лицо и раздраженно вздыхает:

– Баз, на самом деле я могу потерять лишь тебя. Если прилюдные проявления привязанности не заставят тебя возненавидеть меня, то мне все равно.

– Мы просто танцуем. Вряд ли это проявление привязанности.

– Танцы сами по себе гейское занятие, – ворчит он. – Даже когда танцуют не парни.

Я хмуро смотрю на него:

– Еще есть Банс.

– Для танцев?

– Нет. Еще ты можешь потерять Банс.

Саймон меняется в лице.

Я прижимаю его сильнее.

– Нет. В смысле, кроме меня, у тебя еще кто-то есть. У тебя есть Банс.

– Она переедет в Америку.

– Может быть. А может, и нет. В любом случае не прямо сейчас. И кроме того, Америка – это не амнезия. Она по-прежнему будет твоим другом. У Банс всего-то два с половиной друга, вряд ли она откажется от тебя.

Сноу хочет что-то сказать, потом качает головой и смотрит себе под ноги. Ему на лоб падает пара кудряшек.

– Что такое? – спрашиваю я, пожимая ему руку.

Как же я привык к его рукам. Пока, встречаясь с Саймоном Сноу, я не наслаждаюсь тем празднеством ласк, о котором мечтал, – мы подолгу сидим молча и смотрим друг на друга так, словно находимся за тысячи ярдов, но почти все время держимся за руки. Сноу словно ребенок, который боится потеряться в супермаркете.

Он пожимает мою руку в ответ, но головы не поднимает.

Решаю, что не нужно на него давить. Вопреки всему он здесь. При галстуке, да еще танцует. Это уже что-то.

Прислоняюсь лбом к его голове, но он резко поднимает ее, почти задевая мой нос. Я выпрямляюсь.

– Кроули, Сноу!

Его лицо покраснело.

– Просто… – Он стискивает мое плечо.

– Просто – что?

– Вам не обязательно так вести себя.

– Как?

Сноу прищуривается и скрипит зубами. Свет от гирлянд, развешенных по залу, скользит по его волосам.

– Просто… ты… не…

– Саймон, скажи уже, в чем дело.

– Вы с Пенни не обязаны вести себя так со мной. Я не… Я не такой, как вы. И никогда не был им. Я фальшивка.

– Это не так.

– Баз. Я не волшебник.

– Ты потерял свою силу, – возражаю я. – Пожертвовал ею.

Его хвост соскальзывает с моего запястья. Когда Сноу огорчен, тот виляет из стороны в сторону.

– Не думаю, что она когда-либо принадлежала мне, – говорит он. – Не знаю, как Маг сделал это, но вы с Пенни все время были правы: волшебники не бросают своих детей. Я нормал.

– Сноу.

– У меня ничего не получалось в магии, потому что мне не суждено было владеть ею! Сегодня, когда я пришел, даже ворота не открылись. Пенни пришлось впустить меня.

К нам подплывает парочка, очевидно подслушивая, – Керис и ее чертова пикси. Я презрительно усмехаюсь, и они удаляются.

Сноу сжимает мою руку и плечо. Я не сопротивляюсь, хотя я намного сильнее его.

– Саймон. Прекрати. Ты несешь чушь.

– Да неужели? Вы с Пенни печетесь о магии больше, чем кто-либо в мире магов. Вот что вы видели во мне – силу, а теперь она пропала. Это был не я.

– Нет, ты! – говорю я. – Ты был самым могущественным волшебником, который когда-либо ступал по земле. Все было по-настоящему.

– Я был жалким подобием мага, сколько раз ты сам мне это говорил?

– Я просто завидовал!

– Что ж, теперь тебе нечему завидовать!

Я отпускаю его:

– Зачем ты говоришь все это?

Саймон сжимает кулаки, ссутулившись и набычившись:

– Потому что я устал ждать!

– Чего?

– Когда вы все перестанете жалеть меня!

– Я никогда не перестану тебя жалеть!

Это правда. Он лишился магии, что всегда будет разбивать мне сердце.

– Но я не хочу этого! – сквозь зубы говорит он. – Я больше не подхожу тебе.

– Неправда, – отвечаю я, снова беру его за руку и приобнимаю. – Горнило свело нас вместе.

– Горнило?

– Мне было одиннадцать лет, я лишился матери и своей души, а Горнило дало мне тебя.

– Оно сделало нас соседями по комнате, – говорит Саймон.

Я качаю головой:

– Мы всегда были чем-то бóльшим.

– Мы были врагами.

– Ты был центром моей вселенной. Мир вращался вокруг тебя.

– Баз, все из-за того, кем я был. Из-за моей магии.

– Нет! – Я почти так же раздражен, как и он. – Да. О Кроули, Сноу, – да, отчасти из-за этого. Я смотрел на тебя и видел солнце.

– Никогда больше я не буду таким.

– Да. И слава магии! – Я громко вздыхаю. – То, каким ты был раньше… Саймон Сноу, я каждый божий день думал, что мы не справимся.

– Не справимся с чем?

– С жизнью. Ты был солнцем, а я летел навстречу тебе. По утрам я просыпался с мыслью: «Все закончится огнем».

– Я и правда поджег твой лес…

– Но это был не конец.

– Баз… – Лицо Сноу искажается, но теперь от печали, а не от злости. – Я не могу быть с тобой. Я нормал.

– Саймон. У тебя хвост!

– Ты понимаешь, о чем я.

– Посмотри… – Я подношу наши руки к лицу Саймона и легонько толкаю его в подбородок. – Посмотри на меня. Я не собираюсь тебе это повторять. Подобное должно оставаться недосказанным… – Он встречается со мной взглядом. – Ты по-прежнему Саймон Сноу. Ты по-прежнему герой этой истории…

– Это не история!

– Все есть история. И ты герой. Ты пожертвовал всем ради меня.

Саймон выглядит растерянным и пристыженным.

– Я сделал это не совсем для тебя…

– Ну и хорошо. Для меня и для остального магического мира.

– Баз, я всего лишь разбирался со своими проблемами. Никто не назовет тебя героем за то, что ты убираешь после себя рвоту.

– Это было смело. Смело, самоотверженно и умно. Саймон, вот каков ты. И я никогда не устану от тебя.

Он все еще смотрит мне в глаза. Пристально, как на того дракона. Стиснул зубы, выпятил подбородок.

– Я не Избранный, – говорит он.

Я выдерживаю его взгляд и ухмыляюсь. Моя рука все еще у него на талии.

– Я выбрал тебя, – отвечаю я. – Саймон Сноу, я выбрал тебя.

Сноу не меняется в лице и не смягчается. На секунду мне кажется, что он замахнется на меня или ударит своей каменной головой. Вместо этого он прижимается ко мне лицом и целует. Это не перестает быть вызовом.

Я отстраняюсь. Отпускаю его руку и придерживаю за шею. Он напирает на меня, я не отступаю. Не сдаюсь ни на дюйм. Все как в бреду, и если он случайно рассечет губу о мои клыки, то быть беде.

Когда мы отрываемся друг от друга, Сноу пытается выровнять дыхание. Я прижимаюсь лбом к голове Саймона и чувствую, как расслабляются мышцы у него на шее и спине.

– Еще есть время передумать, – говорит он.

– Я не передумаю, – качаю я головой, все еще прижимаясь к нему.

– Но я всегда буду хуже, чем ты, – шепчет он.

– Знаю. Мечты сбываются.

Сноу издает слабый смешок.

– И все же, – говорит он. – Ты можешь передумать.

– Мы оба можем. Но я не передумаю.

Следовало догадаться, что именно таким будет танец с Саймоном Сноу. Бой на месте. Взаимная капитуляция. Он обхватывает руками мою шею и неуклюже прижимается ко мне. Либо он забыл, что все смотрят на нас, либо его это не волнует.

– Баз? – говорит Сноу.

– Да?

– Ты все еще дружишь с поварихой Притчард?

– Полагаю, что да.

– Просто… я серьезно рассчитывал на сэндвичи.

В Калифорнии каждый день светит солнце.

Я живу в квартире с двумя другими девушками из колледжа. У нас есть небольшая веранда, где я сижу вместе с Люси, вернувшись домой после занятий. Там мы наслаждаемся солнцем.

Люси – это мой кавальер-кинг-чарльз-спаниель. Я нашла ее в снегу перед стенами Уотфорда. Сначала подумала, что она мертвая, но не хотела останавливаться и выяснять, а просто подобрала ее на бегу.

Знаю, что Пенни никогда не простит меня за то, что я сбежала в тот день, но я не могла повернуть обратно. Не могла. В тот момент я четко знала, как поступить, чтобы остаться в живых.

Нужно было бежать.

Фактически самое удаленное от Уотфорда место находится на востоке Новой Зеландии, посреди Тихого океана. Но по ощущениям Калифорния дальше.

Всю свою одежду я оставила дома.

Теперь я ношу летние платья и сандалии с ремешками, которые застегиваются на щиколотках.

Палочку я тоже оставила дома: мама упала бы в обморок, узнай она об этом. Она не перестает спрашивать, не встретила ли я кого-нибудь из магов, ведь Калифорния очень популярна среди магической тусовки. Здесь даже есть свой клуб в Палм-Спрингс.

Но меня это не волнует. Я живу в Сан-Диего. Мои друзья работают в ресторанах и офисных зданиях торговых центров, а я встречаюсь с парнями, которые даже в теплые дни носят вязаные колпаки. Вечером по будням я готовлюсь к занятиям, а на выходных мы ходим на пляж. Деньги, что присылают мне родители, я трачу на оплату обучения и тако.

И все кругом такое нормальное!

Единственный маг, с которым я до сих пор общаюсь, кроме родителей и Хелен, – это Пенелопа. Она пишет мне сообщения. Я пыталась не отвечать, но с ней этот фокус не пройдет.

Она рассказала, как дела у Саймона. Поведала мне про судебные процессы. Я думала, придется вернуться и дать показания, но Ковен позволил отправить их в письменном виде.

Кроме этого, я ничего не рассказывала о случившемся.

О том, что видела.

Насчет Эб.

Я плохо знала Эб. Она дружила с Саймоном. Я всегда считала ее слегка не в себе. Она жила в лачуге и проводила все время с козами.

Но теперь я знаю о ней больше.

Она была могущественной волшебницей, но поступала не так, как могущественные волшебники. Она не хотела власти. Не хотела контролировать других людей. Или сражаться. А просто хотела жить в Уотфорде и заботиться о козах.

А они ей не позволили…

Не дали ей просто жить. Она погибла в войне, к которой не имела никакого отношения. Из мира магов нельзя так просто уйти. Нельзя сказать «нет, спасибо».

Не знаю, почему она вернулась спасти меня. Я ведь практически с ней не общалась.

Пенни говорит, что я должна почтить память Эб, помогая построить новый мир магов…

Но может, я почту ее память, наплевав на все, как пыталась сделать она.

А она велела мне бежать.

Я до сих пор храню фотографию Мага и Люси. За зеркалом на двери моей спальни. И иногда, одеваясь, я думаю о Люси.

Ей удалось сбежать.

Интересно, до сих пор ли она в Калифорнии. Есть ли у нее семья. Может, я случайно наткнусь на нее в «Трейдер Джоуз». И не скажу, что назвала в ее честь собаку.

Думаю, однажды я отправлю этот снимок Саймону.

Пока я не готова поговорить с ним, но не уверена, что он готов получить по почте фотографию Мага…

Думаю, лишь Саймон по-настоящему любил Мага. Да, он убил его, но, возможно, ему тяжелее всего.

Я здесь единственный, кто не обладает магией, но никто не помог мне поднять коробки на четыре лестничных пролета.

– У тебя, – говорю я Базу, роняя коробку на диван, – даже есть сверхсила. Ты бы справился вдвое быстрее.

– Да… – Он снимает крышку со стаканчика «Старбакс», чтобы слизать взбитые сливки. – Но тогда твои соседи-нормалы станут что-нибудь подозревать, а им уже любопытно, кто этот симпатичный молодой человек, навещающий тебя днем и ночью.

– Соседи даже не знают, что мы сюда заезжаем. Они все на работе.

– Что ж, как только они посмотрят на нас, то заинтересуются. Мы классные и загадочные, а еще до неприличия симпатичные. – Он поднимает на меня взгляд и отстраняет стаканчик ото рта. – Кстати, Сноу, подойди-ка сюда… у тебя крыло видно.

Я думал, что крылья исчезнут или отвалятся после того, как я отдал Тоскливиусу свою магию. Но Пенни говорит, что не обязательно все сотворенное мной аннулируется, стоит мне отдать силу.

И хвост по-прежнему на месте. Баз не перестает подшучивать на эту тему:

– Он даже не драконий. Ты сделал себе хвост как у мультяшного дьявола.

– Уверен, я смог бы избавиться от него, – говорю я. – Нужно поговорить с доктором Веллбилав.

– Давай не будем спешить.

Каждое утро Пенни накладывает на меня заклинание «Это не те дроиды, которых вы ищете», чтобы нормалы не замечали мои драконьи части тела, но весь день заклинание не держится. Боюсь, однажды они покажутся во время занятий.

– Тогда скажи, что участвуешь в шоу, – посоветовал Баз.

– В каком шоу?

– Не знаю. Так мне советовала сделать тетя Фиона, если бы кто-нибудь заметил мои клыки.

Сейчас я сижу напротив База на журнальном столике, который лично поднял наверх. Баз протягивает мне стаканчик, и я делаю глоток.

– Что это?

– Тыквенный мокка брив. Я сам придумал.

– Словно пьешь шоколадный батончик, – говорю я. – Мне казалось, у нас будет чай.

– Разве Банс не купила тебе чайник? Сноу, пора уже самому разбираться с такими вещами. Самостоятельность, вот как это называется. – Он направляет палочку в сторону моего плеча и стучит по крылу. – «Здесь не на что смотреть!»

– Эй, Баз, хватит. Ты же знаешь, как я ненавижу заклинание «Здесь не на что смотреть!». Теперь люди будут весь день натыкаться на меня.

– Дареному коню в зубы не смотрят. Я не знаю заклинание Банс про роботов.

Пенни выходит из своей спальни:

– Саймон, ты не видел мой хрустальный шар?

– А должен был?

– Он в коробке с надписью «Осторожно – хрустальный шар». А, привет, Баз. Что ты здесь делаешь?

– Банс, теперь я постоянно буду здесь. Буду приходить к вам днем и ночью.

– Ты пришел помочь нам с переездом?

Баз закрывает свой напиток:

– Хм. Нет.

Мы с Базом обсуждали, не найти ли нам квартиру после того, как он окончит Уотфорд. Он вернулся, чтобы доучиться вторую четверть, но я не смог. В смысле, возможность у меня была, хотя я находился под домашним арестом: мама Пенелопы разрешила бы мне.

Я вернулся туда лишь однажды, на выпускной бал База, весной. Может, наведаюсь еще когда-нибудь. Когда все останется в прошлом. Я хотел бы сходить на могилу Эб. Ее похоронили глубоко в Лесу.

Агата тоже не вернулась в Уотфорд. Родители не стали заставлять ее. Теперь она учится в Калифорнии. Пенни сказала, у нее есть собака. Я пока не разговаривал с Агатой. Некоторое время я ни с кем не разговаривал, кроме База и Пенелопы.

Рассмотрение дела о смерти Мага длилось три месяца. В итоге меня признали невиновным. Как и Пенни. Она понятия не имела, что я скажу то, что сказал после ее заклинания, а я понятия не имел, что сказанное мной убьет Мага.

Я думал, что без него мир магов развалится на части. Но прошло уже семь месяцев, а война не началась. Думаю, и не начнется.

Магу не нашли замену.

Ковен решил, что миру магов не нужен лидер, по крайней мере сейчас. Доктор Веллбилав предложил, чтобы место Мага оставили за мной, а я пытался не рассмеяться как сумасшедший.

Думаю, я все же… сумасшедший.

Обязан им быть.

Я даже встречаюсь со специалистом, чтобы обсудить это, – с магическим психологом из Чикаго. Таких, как она, только трое во всем мире. Мы проводим сеансы по скайпу. Я хочу, чтобы Баз тоже побеседовал с ней, но пока он меняет тему каждый раз, когда я упоминаю об этом.

Вся его семья переехала в другое имение, на севере.

Магия не вернулась в Гемпшир. Или в другие мертвые зоны. Но с Рождества дыр не возникало. В тот день появились дюжины новых дыр. Чувствую себя ужасно, ведь я мог это предотвратить. Время от времени мне звонит отец Пенни и рассказывает, что ситуация не ухудшается. Хочет меня этим успокоить. Я даже съездил с ним в несколько экспедиций. В отличие от волшебников, мне ничего не стоит посетить дыру: у меня нет магии, которой я могу лишиться. В смысле… это, конечно, не совсем просто, но по другим причинам.

Отец Пенни считает, что в конце концов магия вернется в мертвые зоны. Он показал мне исследования о растениях в Чернобыле и о калифорнийском кондоре. Когда я сказал, что поступаю в университет, профессор Банс ответил, что мне стоит заняться экологической реконструкцией. «Саймон, – сказал он, – это может залечить твои раны».

Не знаю. Начну пока с основных курсов и посмотрю, как пойдет.

Через несколько недель Баз начинает учебу в Лондонской школе экономики. Его родители учились в Оксфорде, но Баз сказал, что лучше в него вонзят осиновый кол, чем он уедет из Лондона.

– И это правда сработает? – спросил я.

– Что?

– Кол?

– Сноу, думаю, кол в сердце убьет кого угодно.

Все-таки иногда он называет меня Саймоном, но только в моменты нежности. Такие случаются и до сих пор. Полагаю, я гей, но мой психолог говорит, чтобы я пока не включал это в пятерку главных проблем, с которыми должен сейчас разобраться.

В любом случае мы с Базом подумывали жить вместе. Но оба решили, что после семи лет совместного проживания неплохо будет иметь других соседей. А с Пенни мы давно обсуждали этот вопрос.

Но я никогда не верил, что до этого на самом деле дойдет.

Я не думал, что буду иметь все это: квартиру на четвертом этаже с двумя спальнями, чайником и сероглазым вампиром, сидящим на диване и копающимся в новом телефоне.

Я не думал, что мы оба выживем.

Если так подумать, то я не много отдал – свою магию. За жизнь База. И за свою.

Иногда мне снится, что я все еще обладаю ею. Что я срываюсь, а просыпаясь, не могу понять, правда ли это.

Но дыма нет. Мое дыхание не обжигает. Кожа не мерцает, и нет ощущения, что в груди взрывается сверхновая.

Вместо этого лишь пот и паника, а сердце бежит впереди меня. Мой доктор из Чикаго говорит, что для такого, как я, это нормально.

– Для неудавшегося суперзлодея? – спрашиваю я.

Она улыбнется, чисто профессионально:

– Для типичной жертвы травмы.

Но я не чувствую себя жертвой травмы. Скорее как дом после пожара. Или кто-то умерший, но оставшийся в теле. А иногда мне кажется, что умер кто-то другой, кто-то пожертвовал всем, чтобы мы могли жить нормальной жизнью.

С крыльями.

С хвостом.

С вампирами.

И с волшебниками.

И с парнем в моих объятиях вместо девушки.

А еще со счастливым концом, даже если это не тот финал, о котором я мечтал и на какой надеялся.

И с шансом.

– Который час? – спрашивает Пенни. – Еще рано для чая? В какой-то из коробок есть печенье. Могу магией достать его.

Баз отрывает взгляд от телефона.

– Избранный сделает нам чай как нормал, – говорит он, – это трудовая терапия.

– Я прекрасно знаю, как заваривать чай, – отвечаю я. – И прекрати называть меня так.

– Но ты и правда был Избранным, – произносит Пенни. – Ты был избран, чтобы завершить мир магов. То, что ты провалил миссию, еще не значит, что ты не был избран.

– Пророчество – чушь собачья! – говорю я. – «И явится тот, кто завершит нас. И тот, кто крах свой знаменует». Я что, знаменовал свой крах?

– Нет, – говорит Баз. – Это был я. Очевидно же.

– И как же ты знаменовал мой крах? Я сам остановил Тоскливиуса.

Баз со скучающим видом переключается на телефон:

– Влюбился, что ли?

Пенни издает стон, а Баз хохочет, пытаясь не открывать рта.

– Хватит уже флиртовать! – говорит Пенни, плюхаясь в мягкое кресло, которое отдали нам ее родители и которое я нес по лестнице сам. – Мне уже с лихвой хватило флирта. Саймон, я проголодалась. Найди коробку с печеньем.

Баз широко улыбается, потом наклоняется ко мне и целует в шею. Там у меня родинка, и он расценивает ее как мишень.

– Вперед, – говорит он. – Так держать, Саймон!