Часть третья
Странствующий рыцарь
Глава 10
Мать Александра так и не вышла замуж во второй раз, хотя ее юность и красота, а пожалуй что, и славное маленькое именьице в долине реки Уай, что теперь принадлежало ей, приманили к ее дверям не одного исполненного надежд ухажера. Но все они уходили ни с чем. Принцесса Анна так и жила себе вдовой, в покое и довольстве, мало-помалу свыкаясь со своей долей. Теодора и Барнабас были неизменно добры; первая радовалась обществу Анны, а второй, с ходом времени перестав опасаться, что Анна вступит в новый брак и, чего доброго, явится новый претендент на Крайг-Ариан, полностью посвятил себя упрочению благополучия вдовы с сыном. С помощью этого доброго и кроткого человека Анна скоро научилась вести дела небольшого хозяйства, и они с Барнабасом распоряжались там вдвоем, от имени Александра.
Время лечит, и с годами Анна оправилась от потрясения и горя после убийства мужа, но ненависть ее к королю Марку не утихала, равно как и решимость в один прекрасный день заставить его поплатиться за подлое деяние. Когда мальчик подрос, Анна позаботилась о том, чтобы он узнал, каким человеком был его отец, и научился гордиться и радоваться своему наследию. Люди сочувственно прозвали его Александром-Сиротой, но на самом-то деле ребенку отцовского присутствия не так уж и недоставало, ведь под началом Барнабаса Александр овладевал нужными навыками – навыками, необходимыми воину и владельцу имения, пусть и небольшого. Так что мальчик рос в безопасности – и рос счастливым, ибо в том краю царили тишь да гладь, и «мир верховного короля» в ведомых ему благодатных долинах был явью.
Правда о гибели отца этого счастья не омрачала. Когда мальчик по-детски спросил об этом впервые, Анна поведала ему только то, что он, Александр, был рожден в Корнуолле, где принц Бодуин служил своему старшему брату, королю Марку, и что Бодуин умер, когда сыну его исполнилось два года. Поскольку Бодуин, как младший сын, не мог претендовать на корнуэльские земли, Анна (так она рассказывала) решила уехать и заявить о своих с Александром правах на Крайг-Ариан. И правильно, добавляла она, ведь король Марк, хоть у него и нет своих детей, все еще жив, так что ей с сыном плодородные долины на валлийской границе обещают лучшую жизнь и лучшее будущее.
– Он, верно, уже совсем старик, – заявил Александр в один прекрасный день, когда разговор снова зашел о Марке. Мальчику исполнилось четырнадцать; он был высок для своих лет и почитал себя взрослым мужем. – А сыновей у него нет. Так что, пожалуй, мне следует в скором времени съездить в Думнонию и своими глазами взглянуть на Корнуолл и королевство, которое, может статься, в один прекрасный день отойдет мне?
– Никогда тому не бывать, – отрезала Анна.
– Почему ты так говоришь?
– Лучше вовсе позабудь про Корнуолл и все, что в нем есть. Тебе этот край не достанется. Король Марк тебе не друг, а даже если бы и был другом, и завещал тебе правление королевством, тебе пришлось бы сражаться за каждый фут тамошней бесплодной земли. С тех пор как скончался герцог Кадор, который встарь владел Тинтагелем, там правит его сын Константин. Я слыхала, он суров и жесток. Марк крепко держится за свою собственность, но, когда он умрет, тому, кто завладеет крепостью после него, понадобятся и удача, и сила.
– Но если однажды Корнуолл станет моим по праву, ведь тогда наверняка верховный король окажет мне поддержку и помощь? – нетерпеливо воскликнул Александр. – Матушка, позволь мне хотя бы в Камелот съездить!
Анна сказала «нет», но мальчик просил снова и снова, и всякий раз придумать причину для отказа становилось все труднее, так что в конце концов она рассказала сыну правду.
Это случилось однажды весной, на восемнадцатом году жизни Александра: он отправился объезжать границы имения вместе с Барнабасом и еще двумя спутниками – то были вассалы замка и, строго говоря, не воины, но готовые, как любой мужчина в те времена, защитить себя и своего лорда. В излучине реки, где поток, обмелев, дробился и перекатывался по гладким камням, они увидели на противоположном берегу трех вооруженных всадников, что, по-видимому, собирались переправляться на другую сторону. Подъехав ближе, Александр разглядел спереди на тунике одного из чужаков изображение вепря – знак Корнуолла. Юноша пришпорил коня и нетерпеливо окликнул незнакомца.
Так уж вышло, что корнуэльцы, направляющиеся в Вирокониум, сбились с пути и, зная, что забрели в чужие владения, искали брод, надеясь выехать к деревенскому двору или к хижине пастуха и разузнать там дорогу. Но, заслышав окрик Александра, они решили, что переправляться им запрещают. Всадники остановились, и тот, что при гербе, завидев, как ему показалось, юного рыцаря в сопровождении троих вооруженных спутников, проорал в ответ что-то вроде вызова и, выхватив меч, направил коня в воду.
Мгновенная оторопь, предостерегающий крик Барнабаса – а в следующий миг было уже поздно. Юный и пылкий Александр, воспитанный на легендах о храбрецах и героях, только и мечтал об этой минуте. Быстрее мысли меч Бодуина оказался в мальчишеской руке, и там, посреди подернутой рябью реки Уай, Александр нанес первый удар в своем первом поединке.
Ему посчастливилось. Меч его отбил чужой клинок и cо смертоносной стремительностью вонзился прямо в горло противника. Тот, не успев издать и звука, упал. Барнабас со слугами, пришпорив коней, ринулись к юноше, но бой как таковой уже закончился. Убитый, видимо, возглавлял отряд, потому что, как только он рухнул бездыханным, остальные двое поворотили коней и галопом помчались прочь.
Александр, задыхаясь от возбуждения, потрясенный тем, что впервые убил человека, застыл в седле, машинально сдерживая рвущегося вперед коня, и неотрывно глядел сверху вниз на распростертое на мелководье тело. Барнабас, тоже бледный как полотно, схватил коня юноши за повод:
– Зачем ты это сделал? Глянь на герб! Это же корнуэльский вепрь! Это люди Марка!
– Да знаю, знаю! Я… я не собирался его убивать. Но он бы убил меня. Он первым взялся за оружие. Ты разве не видел? Я окликнул его, просто желая узнать, что у него за дело, вот и все. А он выхватил меч, и его спутники тоже. Барнабас, неужто ты не видел?
– Я все видел. Что ж, теперь ничего не поделаешь. Вы, двое, заберите тело. Нам лучше вернуться и рассказать госпоже твоей матушке, что случилось. Недобрый ныне день, ох недобрый.
Кони, поднимая тучу брызг, выбрались из воды, и маленький отряд медленно двинулся обратно в замок.
Глава 11
Анна была в саду: приглядывала за тем, как садовник обрезает яблоню. Едва Александр начал рассказ, она подхватила сына под руку и поспешно отвела в сторону, чтобы слуга не услышал ни слова.
– Потому что если это и впрямь были Марковы люди, то мы в опасности, – взволнованно промолвила она. И не позволила сыну и рта открыть до тех пор, пока они не уединились в ее личных покоях. Прислужницу, что хлопотала там, Анна отослала прочь.
– Но, матушка, – запротестовал Александр, – эти люди вторглись в наши владения, а тот, которого я убил, он же напал на меня. Спроси Барнабаса, он вам расскажет, как все вышло. Я заметил корнуэльский герб и окликнул их, чтобы поприветствовать и спросить, что у них за дело, а этот негодяй ринулся на меня с мечом. Что же мне оставалось?
– Да, да, знаю. Беда не в том. Но остальные – когда они вернутся в Корнуолл, – ты говоришь, с тобой были Барнабас и двое наших людей? Они стояли близко? Достаточно близко, чтобы люди Марка разглядели их гербы?
– Ну конечно, – нетерпеливо отвечал юноша. – И, глядя на них, чужаки не могли не понять, что находятся на нашей земле, но даже это их не остановило.
Анна мгновение помолчала, тихонько вздохнула, отвернулась и медленно отошла к окну. Там стояло кресло и рядом – пяльцы с ее вышиванием. Анна отодвинула рукоделие в сторону, села и, подперев голову рукой, загляделась в окно. Одна из ее белых голубок, завидев хозяйку, подлетела и, негромко воркуя, важно прошлась по каменному подоконнику, надеясь на горсточку зерен.
Но вдова не видела ее и не слышала. Мысленно она снова перенеслась в полуночные покои Маркова замка; все воспоминания, что она столько лет пыталась сберечь и в то же время позабыть, ожили и захлестнули ее. Выпрямившись в кресле, Анна резко отворотилась от окна. Испугавшись резкого движения, голубка захлопала крыльями, вспорхнула и улетела.
– Александр…
– Что такое, матушка? Вы так побледнели. Вам нездоровится? Если я огорчил вас, мне страшно жаль, но зачем говорить об опасности? Вы же сами сказали: оттого что я убил того чужака, беды не случится, и это правда…
– Нет, нет. Дело не в этом. Речь о другом, и разговор этот тяжек. Я должна кое-что рассказать тебе. Я собиралась поговорить с тобой, как только тебе исполнится восемнадцать и ты будешь готов поехать к верховному королю и предложить ему свою службу. Но раз уж все случилось так, как случилось, рассказывать придется сейчас. Вот, возьми.
Анна вытащила из-за пазухи серебряный ключик и вручила его юноше:
– Ступай вон к тому стенному шкафу в углу и открой его. Тяни дверь сильнее, петли наверняка тугие. Хорошо. Посмотри: там, на полу, стоит кожаный сундучок, обмотанный веревкой, неси его сюда, на свет… Да. Теперь открой его. Нет, узлы распутывать не трудись; перевязывать заново его уже не придется. Разрежь веревку. У тебя же есть кинжал. Вот так.
Не вставая с кресла, Анна снова отвернулась к окну:
– Я не хочу видеть, что там, Алекс. Просто открой сундук и скажи мне, что видишь.
Под окном садовник все еще трудился среди плодовых деревьев. Его дети, мальчик и малышка-девочка, с визгом носились туда и сюда, играя с подросшим щенком. Но Анна слышала только скрип кожаных петель, заглушивший для нее все радостные звуки, затем шорох, сухой перестук и озадаченный голос Александра, так похожий на отцовский:
– Но здесь ничего такого нет, матушка. Только какая-то одежда… Рубашка, совсем старая и… фу, она еще и грязная! Черные такие пятна, словно заскорузлые… – Вдруг юноша прервался на полуслове и надолго умолк. А затем, уже совсем другим голосом, спросил: – Это ведь кровь, да?
– Да. – Анна по-прежнему упорно не глядела в его сторону.
– Но – чья? Что это, матушка? Что это? – Не успела она ответить, как Александр резко вдохнул. – Нет, я мог бы и не спрашивать. Моего отца, верно? Иначе зачем бы вам хранить эту вещь? Это его рубашка?
Анна молча кивнула. До сих пор Александр стоял на коленях перед сундучком, брезгливо теребя в пальцах замаранную ткань. Теперь он взял рубашку обеими руками и прижал к груди. Юноша поднялся на ноги.
– Как его убили? Вы мне рассказывали… вы дали понять, будто он умер от какого-то недуга! Но это… почему вы хранили столь страшную памятку все эти годы? Его подло умертвили, да, так? Так? Кто убил его?
Только тогда Анна отвернулась от окна. Александр стоял в потоке солнечного света, крепко прижимая к себе вышитую рубашку.
– Король Марк, – промолвила вдова.
– Я догадался! Я так и думал! Всякий раз при упоминании этого имени вы меняетесь в лице. Матушка, расскажите мне все!
– Да, расскажу. Пора тебе узнать правду. – Анна жестом велела сыну убрать рубашку обратно в сундук и не без облегчения снова откинулась на подушки. Страшный миг настал и минул, пора, давно пора отогнать давнишний призрак. – Присядь рядом со мной, родной, вот сюда, на скамеечку в оконной нише, и послушай.
И Анна рассказала сыну все, начиная с того самого дня, когда в бухту под утесами вошли саксонские боевые корабли. Голос ее звучал сухо и ровно, горе отзвенело в нем давным-давно; и лишь когда она описывала, как Бодуин надел рубашку и рассмеялся, вторя жене, Александр накрыл ее ладонь своей. Анна бесстрастно продолжала: поведала о бегстве, о встрече с Садуком и его братом, о надежном убежище в Крайг-Ариане.
Александр попытался было что-то сказать, найти слова утешения, но мать его покачала головой. Высвободив руку, она вскинула глаза на сына. Глаза были сухи и ярки.
– Мне не нужно утешение. Мне нужна месть. Много лет назад я поклялась, что, когда ты, сын мой, вырастешь, ты отыщешь этого подлого Короля-Лиса и убьешь его. Ты это сделаешь?
Александру и в голову не пришло бы поступить иначе. Он с жаром заверил в том мать и, вскочив на ноги, тотчас же принялся строить планы касательно поездки в Корнуолл, но Анна остановила его:
– Нет. Сперва дослушай. Я сказала, что собиралась открыть тебе правду, как только тебе исполнится восемнадцать. Я заговорила сейчас, потому что твоя утренняя встреча с людьми Марка все меняет.
– Но с какой стати?
– Ты что же, не понял? В ту ночь Садука послали за нами в погоню с приказом убить нас. Садук пообещал мне, что скажет Марку, будто ты погиб, а если понадобится – что и я тоже мертва. Тебе не приходит в голову, что, если бы Лис заподозрил, будто ты выжил, он давным-давно попытался бы отыскать и уничтожить тебя? И уж непременно послал бы сюда соглядатаев. Куда еще могла я тебя увезти?
– Выходит, эти люди у переправы были соглядатаями?
Анна окинула сына взглядом. Он вырос высоким и статным, стройным, но мускулистым; глаза синие, в отца, густые темно-русые волосы в беспорядке спадают до плеч. Александр стоял в ярком свете напротив окна, расправив плечи, с видом решительным и задиристым, – живой портрет блестящего юного воина. Анна снисходительно признавала про себя, что этому молодому красавцу, притом владельцу маленького уютного замка и плодородных угодьев, при наличии верных слуг и умницы-матери, сообразительность, пожалуй что, ни к чему.
– Нет. Думаю, сегодняшняя встреча явилась чистой случайностью, – терпеливо пояснила Анна. – Но это были люди Марка, и, если они вдруг тебя узнали, а ведь ты – вылитый отец, они вернутся в Корнуолл и расскажут Лису, что сын Бодуина жив и благоденствует здесь, в Крайг-Ариане. А убив того человека, – да, милый, помолчи, я понимаю, что тебе ничего иного не оставалось, – ты дал Марку повод выслать своих людей отыскать тебя и довершить дело, порученное Садуку много лет назад.
– А значит, – торжествующе воскликнул Александр, – я должен опередить их! Если я выеду тотчас же и поскачу во весь опор, я доберусь до Корнуолла раньше их!
– Нет. На что тебе там рассчитывать? Поступить должно иначе. Александр, времена изменились. Нынче утром ты убил человека, потому что на тебя напали, и этого тебе в вину поставить нельзя…
– Но вы же говорите, это дало Марку повод отыскать и убить меня!
– Марку закон не писан. А я говорю про закон. Сегодняшнее твое убийство оправданно. Но убить только во имя мести, притом еще и короля, – нет, времена нынче иные. Все должно совершиться законным порядком. Ты поедешь к верховному королю и представишь ему свое дело и вот это доказательство. Ты явишься в Круглый зал, перескажешь мою повесть, всем покажешь окровавленную рубашку и попросишь суда верховного короля. По слухам, Артур Марка не жалует и, скорее всего, позволит тебе вызвать Марка на поединок и сразиться с ним на законном основании. Александр, ты еще так молод; тем временем ты наберешься опыта, чтобы справиться с таким, как Марк. Пока ты ему уступаешь, а наша стрела должна попасть точно в цель. Неужто ты не понимаешь? Когда-то – в те, самые первые годы – я бы все на свете отдала за известие о Марковой смерти, в каком бы обличье она ни явилась, но со временем мы становимся мудрее. Если ты сейчас отправишься в Корнуолл и сумеешь, одному Господу ведомо как, убить его и ускользнуть от мечей его стражи, тебя самого привлекут к суду Артуровы законоблюстители, и мы ничего не выиграем. Поезжай сперва к Артуру, и тогда и право, и закон окажутся на нашей стороне.
– А верховный король мне поверит?
– Думаю, да. Он знает Марка. А при Марковом дворе наверняка еще остались люди, которые помнят ту ночь. Друстан сейчас не в Корнуолле; он в своем северном замке, но, если понадобится, он нас поддержит, и, конечно же, есть еще Садук, а он…
Анна, задохнувшись, умолкла и схватилась за горло.
– Садук! И еще Эрбин! Ох, боже мой, как же я сразу о них не подумала! Едва те люди вернутся к Марку с известием, нетрудно догадаться, что станется с Садуком и его братом!
Не успела Анна договорить, как Александр уже бросился на колени перед материнским креслом:
– Я еду сегодня же! Нет, матушка, выслушайте меня! Вы сами только что признались, что собирались поведать мне о смерти отца в день моего восемнадцатилетия и тогда же отослать меня к верховному королю просить о возмездии убийце.
– Да, но…
– Этот день настал! То, что произошло нынче утром, – можно сказать, так сама судьба распорядилась! Как бы то ни было, что случилось – случилось, и – вы сами так сказали – мы, возможно, в опасности, так зачем ждать еще несколько месяцев? Восемнадцать мне исполнится еще до исхода года! Так что я поеду прямо сейчас, сегодня…
– Сегодня? Александр, нет, послушай! Даже если бы возможно было отпустить тебя с подобным поручением…
– Чем скорее, тем лучше! – Юноша рвался в путь, его неуемная горячность отметала протесты матери, точно буйный ветер. Здесь он был в своей стихии, это ведь мужское дело, а он почитал себя мужчиной – после того, как сразился в своем первом бою и убил первого противника. Ни особого ума, ни тонкости ему тут не требовалось; он – сын своего отца, он рьян и отважен, но при этом еще и достаточно молод и неопытен, чтобы воспринимать происходящее как увлекательное приключение, как волнующие, чудесные предания, которым он внимал ребенком. – Почему нет? Если я возьму добрых коней и двух-трех спутников, мы наверняка догоним этих двоих задолго до того, как они доберутся до Марковой границы. Причин спешить у них нет; скажу больше, они, верно, и не особо торопятся к королю Марку с сообщением о том, как погиб их предводитель, равно как и, надо думать, с вестями о Бодуиновом сыне. По всему судя, этот король – из тех, что гонцу, принесшему дурные новости, прикажет язык вырвать!
– Но что, если ты их не догонишь? Вдруг они поскачут по другой дороге? Как бы то ни было, ты не знаешь, куда ехать.
– А я возьму с собой тех, кто знает, – двоих, не больше! Ивейна, наверное, он – человек достойный, и еще кого-нибудь. Мы поедем втроем – так будет быстрее. Не беспокойтесь, мы их непременно настигнем.
– А что потом?
Александр вскочил на ноги:
– Надо ли спрашивать? Они не вернутся к королю Марку с вестями, и Садук с братом не окажутся под угрозой. Вы ведь этого желаете, верно?
Что-то в выражении ее лица заставило юношу прикусить язык.
– Матушка, что не так? Не надо за меня страшиться, ну право! Они же нас не ждут. Мы застанем их врасплох и…
– Не в том дело. Ты забываешь: скорее всего, эти люди – вовсе не Марковы соглядатаи, с какой бы стати? Они, по-видимому, оказались здесь случайно и совсем по другому делу. Хотелось бы мне знать зачем.
Александр в смятении глядел на мать:
– То есть их должно оставить в живых? Людей Марка?
– Именно так. Пока мы не узнаем, кто они такие, мы не можем быть уверены, друзья они Бодуина, твоего отца, или нет. Я не допущу, чтобы ты лишил жизни тех, кто, возможно, противился убийству твоего отца, а вероятно, даже и сражался с ним плечом к плечу, когда Бодуин поджег саксонские корабли. Да, они служат Марку, но я не позволю, чтобы они погибли, пока мы не узнаем о них больше.
– Д-да, понимаю. И еще нам нужны новости о Корнуолле?
– И это тоже. Поверь мне, Алекс, если эти чужаки и впрямь окажутся опасны, мы позаботимся о том, чтобы они не вернулись к своему господину с вестями. А если они люди Бодуина, так они и пытаться не станут.
– Да, наверное. Что ж, матушка, как скажете, конечно, я поступлю по вашему слову. Мы доставим их сюда целыми и невредимыми. И, по всему судя, задача эта окажется легче легкого! – Александр поднес к губам руку матери. От разочарования его не осталось и следа; лицо юноши снова дышало нетерпеливым предвкушением. – Но ведь после вы мне дозволите поехать к Друстану и вместе с ним отправиться к верховному королю?
Анна, улыбнувшись, погладила сына по щеке:
– Ну как тебя остановишь? Конечно дозволю. Но еще одно, Алекс: даже если тебе придется выслать вперед Ивейна и второго своего спутника, сам ты ни в коем случае не должен пересекать Марковых границ. Не сейчас. Пока мы не узнаем больше. Ты обещаешь?
– Ну… да, наверное. Да, матушка, обещаю.
На том и порешили. Анна понимала: это и есть тот предел, дальше которого она не может и не должна защищать сына. Хотя до его восемнадцатилетия оставался почти год, она не хуже Александра понимала, что не смогла бы помешать юноше поступать как вздумается. Но вдова осталась довольна. Александр сдержит слово, а позже, когда, как она рассчитывала, поедет с Друстаном в Камелот, могучий меч и мудрое наставление уберегут юношу от опасности до тех пор, пока он не испросит у Артура дозволения и поддержки. Чувствовала Анна главным образом глубокое облегчение: она словно обрела свободу. Бремя, что она несла все эти годы, – бремя правды и страха перед необходимостью действовать – сняли с ее плеч. Как сказал Александр, день настал.
Анна глубоко вздохнула:
– Тогда ступай; благословляю тебя. И да пребудет с тобою Господь.
Глава 12
Невозможно было угадать, по какой дороге поедут корнуэльцы, но Александр и его спутники путь выбрали без труда, а именно – самый быстрый. От Крайг-Ариана они направились на юго-восток, чтобы пересечь Уай по Римскому мосту в Блестиуме, а затем через холмы добраться до устья реки Северн и до кратчайшей переправы чуть восточнее Венты.
Сразу за Блестиумом, маленьким городком с очень неплохим постоялым двором, дорога уводила в холмы, местами не слишком отличаясь от неровной пастушеской тропки, но день стоял погожий, путь не размыло, и маленький отряд ехал быстро. Те, кого он преследовал, так и не показались, а на каменистых склонах копыта не отпечатывались, но кучки свежего навоза тут и там недвусмысленно свидетельствовали о том, что здесь не так давно проскакали всадники. До переправы через Северн оставалось не больше мили, когда, с наступлением сумерек, путешественники сделали привал на полянке перед хижиной дровосека – дать отдых лошадям и подкрепиться немного. Хижина оказалась заброшенной, с наступлением хорошей погоды дровосеки ушли дальше в лес, но внутри стоял такой тяжелый запах, что в сухую, ясную ночь все предпочли ночлег на свежем воздухе. Ивейн и Бранд хорошо знали дорогу и заверили Александра, что в первый раз на дню перевозчик приплывает вскорости после того, как взойдет солнце, так что приезжать к месту заранее просто нет смысла. Ночевал лодочник в хижине на дальнем берегу реки. Так что все трое поужинали своими припасами, и вскоре, под уютное хрумканье пасущихся тут же лошадей, Александр потеплее завернулся в плащ от ночной росы и уснул.
Утро выдалось безоблачное, предрассветный туман гирляндами свисал с деревьев и пеленой окутывал вершины холмов. Всадники поднялись на протяженный хребет, уводивший к перевозу, когда солнце еще только проглянуло над гористыми гребнями и впереди пролегли длинные синие тени. Вдоль устья реки облака тумана протянулись длинными клочьями, а между этими белесыми валами поблескивала спокойная, тихая вода. Поднимался прилив, над рекой кружили и перекликались морские птицы. Показался бурый парус – лодочник уже проделал около трети пути. Бранд уже успел рассказать об известной ему таверне на южной стороне переправы – до нее-де рукой подать, – и мысль о завтраке порадовала всех.
– Если корнуэльцы там проехали, перевозчик нам скажет, – рассуждал Ивейн. – А если нет, так, значит, мы их опередили и дождемся их на большаке от Глевума. Торопить лошадей они вряд ли станут. Они ж погони не ждут.
Насчет последнего он, во всяком случае, не ошибся. Корнуэльцы проехали тем же путем, ни шатко ни валко, не слишком поспешая домой с вестями. Так случилось, что Александра они не узнали, так что рассказывать им предстояло лишь о гибели одного из Марковых доверенных слуг – пренеприятная новость, что и говорить. А Марк, как верно догадывался Александр, был не из тех владык, что благодушно выслушивают дурные вести. Так что корнуэльцы двигались медленно – и в итоге пропустили последний перевоз и вынуждены были приютиться в полуразвалившейся хижине у самой воды: там ночевал лодочник, если по какой-то случайности или из-за плохой погоды не успевал переправиться на другой берег в последний раз на дню.
Когда отряд Александра выехал из-под деревьев и с дробным топотом проскакал по гравиевой дороге к пристани, корнуэльцы как раз выводили лошадей из-за хижины, высматривая приближающийся с приливом парус.
Заслышав цокот копыт, корнуэльцы обернулись, но не встревоженно; их мечи по-прежнему покоились в ножнах. На туниках белизною сиял знак вепря.
И тут один из них, дюжий здоровяк, держащий под уздцы чалого коня, внезапно вскрикнул – и меч, сверкнув сталью, словно сам собою лег ему в руку.
– Это он! Тот кровожадный сопляк, который зарубил Кинона!
И не успели спутники Александра осознать, что случилось, как корнуэльцы вскочили в седла и помчались на них во весь опор с мечами наголо.
Напали враги так стремительно и так яростно, что никто не успел ни слова вымолвить, ни даже подумать. Звенели клинки, кони двигались по кругу, копыта высекали искры из камня. Не было никакой возможности крикнуть «стойте!» и вступить в переговоры; сын Бодуина никоим образом не сумел бы назвать себя и выяснить, на чьей стороне были эти корнуэльцы много лет назад. Чего юноша никак не мог знать, так это того, что воин, сраженный им в роковой стычке, приходился братом здоровяку, который, далеко превосходя юного принца и мощью, и боевой выучкой, теперь пытался в свою очередь убить его самого.
Впоследствии Александр с трудом мог вспомнить, как все вышло. Здоровяк верхом на чалом теснил защищающегося юношу шаг за шагом к канаве и насыпи у обочины дороги; конь его рвался вперед, оскальзываясь на камнях. Этот бой ничуть не походил на поединок с Киноном на реке; здесь не было места ни страху, ни радостному возбуждению: время словно застыло – и вместе с тем летело стрелой. Где-то рядом послышался грохот падения, крик, конь без всадника врезался в бок чалого – и в это самое мгновение меч Александра проник сквозь защиту противника. Тот отбил клинок, но острие его обагрилось кровью.
Александр, задыхаясь, оскалившись в гримасе нечеловеческого напряжения, с хрипом глотал воздух. Вот он яростно пришпорил коня, погнал его на чалого, и в то же самое мгновение корнуэлец, опомнившись, парировал меч принца – лезвие ушло вверх и вбок – и поднырнул под него для последнего, смертоносного удара.
Промахнулся он самую малость – на толщину ремешка наплечника: его-то меч и рассек. И тут конь Бранда сшибся с конем Александра, металл лязгнул о металл, отбил клинок корнуэльца в сторону, рубанул по латному горжету и вошел противнику в горло. Тот с грохотом рухнул на гравий, а конь его с испуганным ржанием развернулся и помчался в лес, на бегу окропляя камни кровью.
– Господин, ты ранен?
Александр, еще не вполне придя в себя после битвы, ошеломленно покачал головой, трясущимися руками пытаясь убрать меч обратно в ножны.
– Это его кровь. Разбрызгалась. Благодарствую, Бранд; я твой должник. Думается, он меня почти достал. Он мертв, да?
– Да, господин. Оба корнуэльца мертвы. Ни на что другое времени недостало.
– Понимаю. Ничего не поделаешь. Ты в порядке?
– Я – да, господин, а вот Ивейн ранен.
– Сильно?
Александр утер пот со лба тыльной стороной окровавленной руки. Над грядой холмов показалось солнце – горизонтальные сверкающие лучи ударили ему в глаза, ослепив юношу. Выходит, эта отчаянная битва длилась всего-то несколько мгновений? Александр спрыгнул с седла, бросил поводья Бранду и подбежал к распростертому на земле Ивейну.
Удар пришелся в бок, поперек тазовой кости. Когда кровь кое-как смыли – на насыпи рядом журчал родничок, – рана оказалась чистой, но глубокой и рваной и продолжала вяло кровоточить даже после того, как ее обработали и перевязали как смогли.
– Перевоз, – настойчиво воскликнул Александр. Стоя перед Ивейном на коленях, он держал чашу с водой у губ раненого. – Если бы нам только удалось снести его в лодку, ты говорил, по ту сторону есть таверна…
– Глянь-ка туда, – указал Бранд.
Александр поднялся на ноги. Широкое устье реки блестело и искрилось под солнцем, туман таял. Бурый парус еще маячил в пределах видимости – но далеко, почти у противоположного берега.
Юноша недоуменно сощурился:
– Его что, отозвали? Но я на той стороне никого не вижу.
– Нет, господин, – презрительно бросил Бранд. – Он сам вернулся. Небось, увидел, что здесь дерутся, а такие, как он, ни за что близко не подойдут, пока все не закончится. Он не приплывет сюда, пока не убедится, что мы уехали. Что делать будем?
Александр оглянулся на Ивейна. Тот попытался подняться на ноги, уверяя, что рана пустячная, что на охоте ему случалось получать и похуже, что он хоть весь день галопом скакать готов… но принц едва ли не силой заставил его лечь снова:
– Нет, подожди. Отдохни минутку. – И юноша обернулся к Бранду. – Нужно избавиться от трупов. Если их кони все еще здесь, отпусти их на волю. Этой дорогой, возможно, проедут и другие путники, а лишние расспросы нам ни к чему, во всяком случае сейчас. По крайней мере, теперь тебе не надо ехать в Корнуолл. Начнем вот с этого. Берись за ноги. Думаю, нам туда.
Вдвоем они оттащили мертвецов с дороги в лес. Там обнаружился заросший кустами и ежевикой карьер, где некогда добывали дорожный щебень, а в нем – узкая канава, куда уложили тела. Руками и кинжалами удалось наковырять камешков и гравия и засыпать трупы. Чалый пасся рядом; его поймали, сняли с него сбрую и прогнали восвояси, шлепнув плашмя мечом. Второй конь уже удрал сам. Затем Александр и Бранд вернулись к Ивейну и помогли ему сесть в седло.
Лодочник так и не объявился.
– Ну да тем лучше, – заявил Александр, успевший к тому времени все обдумать. – Если бы мы переправились на ту сторону и заночевали в таверне, новости облетели бы Думнонию еще до темноты. А так – все, что видел перевозчик, это какую-то стычку на опушке леса, и, когда он наконец наберется храбрости переплыть реку, разузнавать и доискиваться он вряд ли станет.
– А как же Ивейн?
– В Блестиуме я видел неплохой постоялый двор. Мы отвезем его туда. Ивейн, ты доедешь? Вот и молодец. Мы тебя туда доставим, и о твоей ноге позаботятся. Мы сможем там задержаться на денек-другой, пока ты не пойдешь на поправку.
– Госпожа твоя матушка будет не слишком довольна.
– Это верно, но ты ведь ей расскажешь, как все вышло. Поступить иначе мы просто не могли. Это как с первой стычкой: как будто сама судьба вмешалась. Кстати, моя судьба на этом и оборвалась бы, если бы не твой меч, Бранд. Ивейн, не забудь рассказать об этом матушке.
– Обязательно, принц. Но как же ты? Ты разве не вернешься домой вместе с нами?
– Не сейчас. Я… матушка знает, куда я поехал.
– Не в Корнуолл? – резко вскинулся Бранд.
– Нет-нет. Я же обещал не пересекать границы. Просто скажите матушке, что я следую за своей судьбой. Она поймет.
Очень вероятно, что все трое при этом добавили про себя коротенькую молитву: «Дай надежду…» И хотя двое ратников с сомнением переглянулись, никто из них не сказал ни слова. Со временем, уже в пунцовых лучах заката, они добрались до римского моста, и в сумерках замерцали приветные желтые огоньки постоялого двора.
Глава 13
Постоялый двор оказался очень уютным; тотчас же послали за лекарем для Ивейна. Тот надлежащим образом обработал и перевязал рану и объявил, что она чистая и уже начинает подживать. Трое путешественников задержались там на два дня, пока лекарь не разрешил Ивейну сесть в седло, и только тогда двинулись обратно в Крайг-Ариан.
Но когда маленький отряд добрался до развилки дороги – крутая тропка уводила оттуда на запад, в долину реки Малый Уай, – Александр сдержал коня и попрощался со своими спутниками.
– Ибо, – объявил он, – раз уж я пустился на поиски приключения, я должен дойти до конца. Матушка все поймет. Я еще не совершил того, что должно. – Александр замялся. – Она дала мне поручение, о котором я рассказать не волен, во всяком случае пока, но вы передайте ей мои слова: я отправляюсь исполнить то, что она мне велела, просто чуть раньше. Скажите ей, что я еду на север, в Каэр-Морд, к родичу моему Друстану, и, как только смогу, пошлю ей весточку. Может статься, мы вместе с Друстаном проедем этим путем, когда он отправится назад в Камелот; тогда мы с ней и увидимся.
Бранд и Ивейн принялись уговаривать принца сперва вернуться с ними домой и переговорить с принцессой Анной, а уж потом ехать на север, но Александр (который, едва сбросив с себя детские пóмочи, вовсе не собирался позволить надеть их на себя снова), ничего не желая слушать, повторил послание для своей матери и ускакал прочь. Бранд с Ивейном, качая головой, долго глядели ему вслед.
Так Александр отправился на север – в одиночестве и с легким сердцем. Ему исполнилось семнадцать, он сразился в двух жестоких битвах и из обеих вышел невредимым. При нем был добрый конь, полный денег кошель, новехонькое платье, материнское благословение (предположительно) и отцовский меч, а вокруг цвел май, солнце стояло высоко в небесах, и трава искрилась утренней росой. Неудивительно, что юноша пребывал в превосходном настроении и распевал песню. Он был молод и силен и ехал искать свою судьбу. Тем более завидную, что в год пятьсот двадцать третий от Рождества Христова судьба эта находилась в руках Друстана, одного из самых благородных сотоварищей Артура, верховного короля всей Британии.
Что до первоначальной своей цели – отомстить за давнее убийство отца и призвать на справедливый суд короля Марка, чего Александр так горячо желал всего-то несколько дней назад, – об этом он уже не вспоминал. Мысли его занимали посулы и приключения дня нынешнего. Когда же дорога повела вниз по холму и юноша заприметил, что за деревьями поблескивает вода, обещающая брод, его надежды и думы немедленно обратились к россказням о том, что у переправы путешественников частенько поджидают в засаде разбойники. Конь, почуяв воду, насторожил уши и ускорил шаг, а Александр взялся за меч в ножнах и поскакал вниз по склону, словно предвкушая счастливую встречу.
Обнаружил он то, чего и следовало ожидать: неглубокий брод там, где по каменистому руслу журчала река, а над отметками прилива на дальнем берегу стояла придорожная кузня, перед ней – наковальня, и тут же рядом – попорченная временем, но все еще узнаваемая статуя Мирддина, бога странствий. У ног его лежали плоды – чье-то подношение.
Кузнец сидел привалившись к стволу дуба; рядом на траве притулился узелок с остатками его обеда. Мастер окинул опытным взглядом коня Александра, что, подняв тучу брызг, проскакал к нему через брод, – и с места не стронулся.
– Доброго тебе дня, господин. Вижу, сегодня я тебе не понадоблюсь. Далеко собрался-то?
Такие всегда жадно собирают и распространяют слухи, а Александр, даже если бы и видел необходимость в осторожности, был слишком упоен своей новообретенной свободой, чтобы держать свою радость при себе.
– Далеко – на север. Я еду к сэру Друстану в Каэр-Морд, в Нортумбрию.
– Выходит, молодой господин, путь тебе предстоит долгий, зато безопасный, спасибо Артуровым рыцарям, что разъезжают по дорогам. – Маленькие черные глазки, поблескивающие под кустистыми бровями, деловито оглядели одежду юноши, отмечая отсутствие герба и добротный чепрак на коне. – А сам-то откуда будешь, молодой господин?
– Из Блестиума. – (Этого хватит; незачем каждому путнику знать, что молодой хозяин Крайг-Ариана отправился в столь долгое путешествие совсем один.) – Не знаешь ли, кузнец, какая дорога лучше?
– Знаю, а как же. Я все слышу: у меня ж глаза и уши-то не на замке! – отозвался кузнец. – Ты лучше держись старой дороги, ее еще Римской называют. Выедешь на нее у Вирокониума, а дальше прямиком на север, в Регед, а от Брокавума свернешь на восток. Дорога долгая, господин, но конь у тебя добрый. Позаботься о нем как должно, и он позаботится о тебе.
– Конечно. Но – в Регед? Так далеко на север? Я-то думал еще до Регеда свернуть на северо-восток.
– Верно, меньше чем в четырех днях пути отсюда есть дорога на восток, но скверная, это я знаю доподлинно, а дальше до самого Регеда через горы и вовсе не проедешь. Поезжай лучше через Регед. Но это уж тебе решать, и Бог тебе в помощь. – Кузнец жестом указал на статую Мирддина у дверей кузни и, отвернувшись, взялся за узелок с остатками трапезы.
– Я поеду в Регед, – быстро заверил Александр. – Через Вирокониум, говоришь? Там есть где заночевать?
– Сам я там не бывал, – промолвил кузнец, – но сейчас тебе все обскажу как есть. Дорога-то по большей части хорошая, но в ближайшие два-три дня, боюсь, проехать окажется непросто. В холмах прошли грозы, еще вчера как из ведра хлестало, ливень аж отсюда было видно, и, по слухам, мост в одном дне пути на север, где дорога пересекает реку, опять обрушился. Его с каждым разливом сносит. Тут рано поутру гонец проскакал, так, по его словам, чтоб отыскать брод, надо дать изрядного крюка к западу. Гляди. – Кузнец поднялся на ноги, подобрал палку и принялся рисовать в жидкой грязи у кромки воды. – Вот. А как только переправишься, поворачивай обратно на восток вдоль реки, и через полдня снова на дорогу выедешь.
– А как насчет ночлега? Мне в Блестиуме говорили, у моста монастырь есть, я собирался остановиться там. Если я поеду сразу туда, а потом на следующий день двинусь вдоль реки, как ты начертил…
Кузнец покачал головой:
– Ничего не выйдет, господин, не бегун этот жеребчик, как тут у нас говорят. Монастырь-то на том берегу реки, так что на ночлег туда ты никак не попадешь. Лучше сворачивай вот здесь, где я значок поставил. А вот тут, – палка снова ткнулась в грязь, – ты, надо думать, найдешь приют получше, чем в любом монастыре. Самой-то леди дома нету, она ж со своим благородным братом не поладила, и он ее куда-то под замок упрятал года два назад, но ее слуги тебя, конечно же, впустят и приютят на ночь. А я слыхал, стелют там мягко, хоть и зовется это место Темной башней.
Если в усмешке кузнеца и сквозило лукавство, Александр ничего не заметил.
– Темная башня? Леди? Что еще за леди?
– Леди Моргана, которая приходится сестрой самому Артуру. Королева Моргана, следовало мне сказать; она была замужем за королем Урбгеном Регедским, пока тот не отослал ее от себя из-за какой-то заварушки с полюбовником и еще из-за попытки похитить королевский меч, тот, что Калибурном прозывается. Вот потому они с братом Артуром и раздружились, так что смотри не поминай о нем, молодой господин, как будешь гостить в Темной башне.
– Да, конечно. Конечно, я все понимаю, – промолвил Александр, который ничего ровным счетом не понимал, но у него просто голова кругом шла от этого первого соприкосновения с большим миром и от звучания прославленных имен. Очень вероятно, что, даже если бы обрушившийся мост и не вынудил его свернуть в замок королевы Морганы, юноша все равно предпочел бы поехать туда, вместо того чтобы искать приюта под скучным монастырским кровом. – Но ты говоришь, самой леди… королевы там нет? – Александр изо всех сил постарался не выдать своего разочарования.
– Не было, если верить последним вестям оттуда, – подтвердил кузнец. – Но рассказывают и другое. Какие-то люди разъезжают туда-сюда, срочные послания возят между юго-западом и здешними северо-западными областями и до самого Северного Уэльса, и еще дальше, до окраин Регеда. Поговаривают о каких-то сборищах… – Кузнец помолчал и сплюнул в сторону, сделав знак, к которому на памяти Александра прибегал его конюх-валлиец для защиты от колдовства. – Полуночные сборища, чародейство, ведьмы по воздуху летают в безлунной тьме и собираются вместе творить зло, умышляя против врагов своих.
– И ты во все это веришь? – усмехнулся Александр.
– Так, живя на перепутье у брода, много чего странного навидаешься, – угрюмо буркнул кузнец. – Мне ль судить, во что верить, а во что – нет? Но на твоем месте я б поостерегся, молодой господин, а если и впрямь заночуешь в замке, ты помни, чего про королеву Моргану толкуют! Феей ее прозвали, и, по слухам, в чародействе она будет поискуснее даже своей сестрицы Моргаузы, оркнейской ведьмы, которая не поладила с Мерлином и которую изрубил в постели ее же собственный сын. – И кузнец снова осенил себя ограждающим знамением.
– Я запомню, – промолвил Александр. Эту историю он уже слышал однажды и повторения отнюдь не жаждал. Он поблагодарил кузнеца, бросил ему монетку и поскакал дальше между лесистыми склонами, и в мыслях его царили замки, и чары, и громкие имена, и надежда на удобный – или, по крайней мере, небезынтересный – ночлег.
Глава 14
Ближе к вечеру Александр добрался до реки и обнаружил, что, как кузнец и предупреждал, вода разлилась. Яростный поток несся к морю вдоль крутого берега, который прямо на глазах у юноши обрушивался под неодолимым напором: камни и целые куски дерна падали в бурлящие волны. О мосте напоминали только массивные деревянные сваи, торчащие на противоположном берегу, там, где дорога снова уводила вверх через лес.
Деревья здесь росли густо, сквозь листву едва проглядывал угол какого-то строения. Надо думать, монастырь. Юноша натянул поводья и постоял минуту-другую, прикидывая глубину воды и силу течения. Но даже на его отважный и неопытный взгляд, переправа представлялась невозможной, так что, пожав плечами, Александр поворотил коня и рысью пустил его вдоль берега вверх по реке. Тропа, крутая и местами размытая, тем не менее оказалась хорошо наезженной, как если бы немало всадников проскакали этим путем до него. Любопытно, сколько разочарованных путников вынуждены были просить приюта и ночлега в Темной башне, месте со столь мрачным названием? Теперь, когда стало ясно, что другого выхода нет, юноша, несмотря на все свое возбуждение и любопытство, почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Но когда начали сгущаться сумерки, а далеко за ревущей рекой послышалось уханье первой совы, он не ощутил ничего, кроме благодарности, когда за деревьями, чуть правее речного берега, замерцал огонек.
Конь тоже его заприметил, а может, еще и почуял стойло и ужин. Он насторожил уши, внезапно оживившись, прибавил шагу, и вскорости всадник выехал из-под густой тени деревьев на открытое пространство, откуда взгляду открывалась долина. Там, на небольшом голом и ровном пятачке, каменистом и поросшем травою, и стоял замок.
Замок оказался невелик: всего-то-навсего две башенки, соединенные несущей стеной, которая выгибалась назад, окружая внутренний двор с пристройками, сараями и хлевами для скотины и прислуги и внушительным, похожим на амбар строением, где, по-видимому, хранились припасы. С трех сторон замковую стену омывала речушка, образуя естественный ров. Родник, ее питающий, находился высоко по склону долины; ручей сбегал вниз белопенной струйкой по каменистому руслу и тек перед самым фасадом замка; узкий деревянный мосток подводил к воротам, скрытым в глубине арки. В целом замок выглядел скорее мрачно, нежели величественно: старая постройка из серого камня, почерневшего от времени и непогоды, возведенная для обороны этой дикой и безлюдной пустоши. Сама долина лежала высоко в холмах, крутые, поросшие лесом склоны уходили к скалистым кряжам, где каркали вороны. Открытое дно долины даже в это время года поросло разве что чахлой травкой между островками папоротника-орляка и боярышника. Странный замок для королевы, подумал Александр, но тут же вспомнил, что кузнец рассказывал о Моргане: супруг с позором отослал ее от себя и, более того, она нанесла жестокую обиду своему брату, верховному королю. Так, значит, этот замок, столь уместно названный Темной башней, на самом деле – место изгнания и тюрьма? Что же за прием ждет там застигнутого темнотой путника? Александру не приходило в голову, что одинокая королева-узница, пожалуй что, с радостью распахнет врата юному и пригожему принцу.
В любом случае деваться было некуда. Александр направил коня прямо в реку – здесь поток, пусть и быстрый, широко разливался по травянистому дну долины, и переправиться вброд труда не составило – и, выбравшись на другой берег, спрыгнул с седла и повел усталого скакуна в поводу через деревянный мостик.
Огонек, замеченный им издалека, оказался светом факела, воткнутого в железную скобу на столбе, что больше всего смахивал на виселицу. Отблески огня играли на железных заклепках массивных, крепко запертых ворот. Александр извлек кинжал и, развернув его острием к себе, рукоятью забарабанил в доски:
– Есть там кто-нибудь?
Молчание. Тишина – лишь река шумит да над головой хрипло смеется ворон. Замок казался заброшенным, ворон предвещал недоброе. Александр уже занес руку, чтобы постучать снова, как вдруг ворота отворились и какой-то человек, судя по одежде привратник, широко распахнул створку и с поклоном отступил на шаг.
Позади него, в густой тени арки, Александр успел рассмотреть двор, где суетилась прислуга: туда-сюда сновали девицы со стопками постельного белья и мужчины, нагруженные блюдами, мисками и тарелками, – все они явно готовились к вечерней трапезе. Восхитительный аромат жарящегося мяса защекотал юноше ноздри, и Александр внезапно почувствовал, что голоден как волк. Темная башня или королевская темница – да какая разница! Разлившаяся река оказала ему услугу, приведя под этот кров. Ни в одном монастыре не подадут такого ужина, как, судя по запахам, здесь.
Юноша уже открыл было рот, собираясь назвать себя привратнику и попросить о приюте на ночь, как вдруг, обойдя застывшего в поклоне слугу, навстречу гостю поспешно вышла какая-то женщина. В темноте арки Александр не мог разглядеть незнакомку, приметил лишь, что сложения она хрупкого и двигается легко, как юная девушка. На ней было простое темное платье, но в свете факела на поясе ее блеснуло золото и заискрились драгоценные камни. Неужто сама царственная узница встречает у ворот случайного путника? Навряд ли. Кроме того, кузнец же уверял, что королевы Морганы в замке нет. Наверное, эта дама хозяйствует в замке от имени королевы – и явилась к воротам поприветствовать гостя.
Вот оно, приключение! Александр шагнул вперед и поклонился:
– Госпожа…
Дама резко остановилась. Привратник выпрямился, глянул на Александра, затем на мост позади него, где одиноко маячил конь юноши, а затем, к вящему изумлению гостя, обеими руками схватился за створку врат, дабы захлопнуть их перед самым его носом.
Но не успел. Принц оказался проворнее: он прыгнул вперед, уперся плечом и коленом в дубовую створку и рукой оттолкнул ее от себя снова, едва не сбив привратника с ног. Юноша оглянулся на даму: глаза ее расширились от тревоги, она уже открыла рот, чтобы позвать на помощь.
– Госпожа, я прошу прощения, – быстро выпалил Александр. – Я не замышляю зла – да и какое зло мог бы я причинить? Я здесь один и прошу всего лишь о ночлеге.
Дама по-прежнему глядела на него во все глаза, не говоря ни слова. А юноша поспешно продолжил:
– Я собирался заночевать в монастыре, но река разлилась, и переправиться на другой берег невозможно. Простите, если я обошелся с вашим слугою несколько грубо…
– Ничего страшного. Он не пострадал. – Придя в себя от изумления, чем бы оно ни было вызвано, дама торопливо выступила вперед. – Я же в свой черед прошу у вас прощения за неучтивый прием, господин, просто мы ждали других гостей, а мой привратник глуп и все перепутал. Заходите, добро пожаловать. Коня оставьте, конюхи о нем позаботятся.
Александр последовал за незнакомкой во внутренний двор. В свете факелов, что торчали из скоб в стенах, мерцая и вспыхивая, ему удалось разглядеть даму получше. Она и впрямь была молода – здесь приключение не подвело, – но, в отличие от героинь его любимых сказаний, красотой она не отличалась. Узкое лицо, круглые, водянисто-голубые глаза, бесцветные ресницы и брови, маленький рот с поджатыми губами…
Но улыбалась она Александру очень ласково, да и голос ее звучал весьма приятно.
– Сюда, господин. Боюсь, ночлег вас нынче ждет скромный, но это все, что мы можем предложить.
Дама снова повторила, что в замке ждут гостей и парадные комнаты уже приготовлены для них, но приглашения присоединиться к трапезе в общем зале (на что Александр отчасти надеялся) не последовало. Напоследок незнакомка лишь заверила:
– Однако спать вы будете в тепле и уюте, и я пришлю кого-нибудь прислуживать вам. Выходит, мост опять смыло? Похоже, его всякий раз сносит при наводнении, и путники, а иногда и целые отряды, являются к нам просить о ночлеге. Сегодня мы много народу приютить не смогли бы, но одного путешественника, который готов довольствоваться сухой постелью и сытным ужином…
– Конечно! Простите, если я не вовремя…
– Нет-нет. Если вы… а, вот и Гриф. Он о вас позаботится.
Через двор к ним поспешал старик, судя по платью ключник. Дама, все еще улыбаясь, хотя мысли ее явно были заняты совсем другим, перепоручила ему Александра со словами:
– Добро пожаловать, сэр, и да пошлет вам Господь покойный сон, – и заторопилась прочь. В следующее мгновение она уже скрылась в замке, войдя с главного входа.
– Сюда, господин, – позвал Гриф.
Александр, убедившись, что один из конюхов уже занялся его скакуном, последовал за ключником сквозь небольшую дверцу в одной из башен. Было очевидно, что почестей, подобающих высокородному принцу, ему ждать не приходится: дама даже не спросила его об имени. Ужин и теплая постель – вот и все, о чем он имел право просить, но после утомительного дня, проведенного в седле, ничего другого ему уже и не хотелось.
Ключник провел его по коридору, вымощенному стылыми каменными плитами, в тесную комнатушку. В ней обнаружилось все, что нужно: кровать, табурет со скрещенными ножками, небольшой столик и сундук для одежды, однако старик покаянно развел руками:
– Милорд, для такого, как вы, это жалкое пристанище, но лучшие покои отведены гостям, как вам, конечно же, объяснила госпожа, и если комната вас устроит…
– Конечно устроит. Я признателен вашей госпоже за ее доброту. Могу ли я узнать ее имя?
– Ее зовут леди Лунед, она была замужем за Герином. Некогда жила при дворе, а после смерти супруга уединилась здесь и управляет этим замком от имени королевы, своей госпожи.
– После хваленого Камелота здесь ей, должно быть, очень одиноко.
– О нет, она жила не при дворе верховного короля, – поправил ключник. – А при дворе короля Урбгена Регедского. Моя госпожа прислуживала там королеве – королеве Моргане, сестре короля Артура, что прежде была замужем за Урбгеном.
Это отчасти объясняло, почему замок, столь маленький и захолустный, может похвастаться столькими удобствами и таким количеством слуг, даже в отсутствие хозяйки. Леди Лунед жила пышно, сообразно своему положению.
– А ваша госпожа по-прежнему принимает гостей, – отметил Александр. – Дорога показалась мне хорошо наезженной. Или тропу протоптали подобные мне заплутавшие путники, которым не удалось добраться до монастыря?
Ключник рассмеялся:
– Таким нет числа, милорд. Река нам в одиночестве заскучать не дает: шлет к нам народ толпами. Но обычно на одну ночь, не больше; вода спадает так же быстро, как поднимается. Не бойтесь, вы здесь надолго не застрянете.
– Но сегодня здесь ждут гостей, ради которых ваша госпожа сама вышла к воротам? А можно ли полюбопытствовать, что это за гости?
– Ну как же, сама королева Моргана, – объяснил старик. – Она едет с севера в Кастель-Аур, что в Уэльсе. Я так понимаю, она испросила дозволения у верховного короля вернуться в свой собственный замок. Она приедет с эскортом – ну то есть под стражей, – но король разрешает ей держать собственную свиту, так что все тут снова будет словно при ее собственном дворе. – Ключник улыбнулся и вздохнул. – Ох, бедная госпожа. У нас теперь хлопот невпроворот, зато долинным жителям скучать будет некогда. Королева, может статься, отдохнет здесь несколько недель, если с погодой повезет и приближенные сумеют ей угодить. Она вот-вот прибудет. Вы сами видели, какая суматоха в замке, а госпожа моя леди Лунед так занята, что и вздохнуть некогда… Но вам здесь рады; леди Лунед о законах гостеприимства никогда не забывает. А теперь, милорд, – судя по вашему обхождению, обращаться к вам должно «милорд», молодой господин? – у вас ведь есть все, что нужно? Я пошлю к вам мальчика и сам схожу на кухню, узнаю, чего там уже сготовили, дабы вам послать. Отхожее место как раз напротив по коридору.
И ключник с поклоном вышел. Александр швырнул седельную суму на сундук и вытащил чистую рубашку. Понятное дело, случайного путника к королевскому столу не позовут, такому и одним глазком на царственную гостью взглянуть не удастся, но, когда обещанный мальчик явился с тазиком горячей воды и свежим полотенцем, юноша тщательно привел себя в порядок, гадая про себя, какое впечатление он произвел бы на королеву. Ведь она не только бывшая владычица Регеда и сестра самого Артура, но, по слухам, еще и могущественная ведьма. Недаром же она внушает людям такой страх, недаром ее так и зовут: королева Моргана – чародейка и Фея Моргана.
Глава 15
К тому времени, как Александр переоделся в чистое и смыл с себя дорожную грязь, он с облегчением осознал, как ему повезло: по счастливой случайности он не назвал свое имя леди Лунед и тем самым избег вероятного приглашения трапезовать за королевиным столом. После долгого дня пути в обществе лишь собственного гнедого, с которым и не поговоришь толком, юноша чуть не позабыл о цели своего путешествия и о том, что едва ли мог объявить о своем королевском происхождении и титуле, не причинив того самого вреда, что и сам он, и Бранд с Ивейном тщились предотвратить. Александр, сын принца Бодуина, должен считаться мертвым, а Анне, вдовой принцессе, никто не должен докучать вплоть до того времени, как Друстан, их родич, поможет им представить свое дело на справедливый суд верховного короля.
Так что случайный гость леди Лунед останется никем и отужинает в собственной комнате. А в таком случае, весело подумал Александр, заслышав в коридоре приближающиеся торопливые шаги и почуяв восхитительные ароматы стряпни, он сможет подкрепиться прямо сейчас и ему не придется ждать припоздавший королевин отряд.
– Входите! – вскричал юноша, отходя к оконной нише.
В дверях появились двое слуг, неся дымящиеся, с пылу с жару, блюда и огромную корзину с горячим, прямо из печи, хлебом. Мальчуган, что прислуживал гостю прежде, поставил на стол кувшин вина, кубок и положил несколько салфеток – салфетки были из тонкого льна, а изящный кубок откован из серебра. Похоже, для того, чтобы получить от леди Лунед самое лучшее, что только есть в замке, королевское происхождение вовсе не требовалось.
Александр поблагодарил слуг, и те с поклоном удалились. Мальчик взялся за кувшин, подал гостю салфетку и, похоже, готов был остаться прислуживать, но юноша по-быстрому отпустил и его. И даже после того, как мальчуган ушел и дверь за ним закрылась, принц не сразу подошел к столу.
Окно его комнаты выходило на внутренний двор замка. Проем был узким, но сквозь него неплохо просматривалась дорога, ведущая вдоль рва к мосту и к главным вратам. Шум водопада заглушал цокот копыт, но несколько мгновений спустя появились двое всадников – и поскакали прямиком к воротам. Однако, еще не доехав, натянули поводья и развернули коней – по-видимому, чтобы дождаться и поприветствовать двух других, что галопом нагоняли их. Только тогда раздался стук в ворота и крики, призывающие привратника.
Авангард королевиного отряда? Александр задумчиво отвернулся от окна, более, чем когда-либо, признательный судьбе за то, что вечер проведет в одиночестве.
В свете пылающего над вратами факела юноша разглядел на груди у второй пары всадников герб короля Марка Корнуэльского.
Основная часть отряда прибыла, когда Александр уже покончил с ужином. Отряд оказался многочисленным: три паланкина в сопровождении около двадцати вооруженных всадников и несколько вьючных мулов. Верховые слуги несли факелы, так что, несмотря на то что уже настала глубокая ночь, Александр видел из окна все как на ладони.
Королева, разумеется, едет в одном из паланкинов; наверняка в самом первом – в том, что влеком крепкими белыми мулами и поблескивает позолотой. Александр поискал глазами королевский герб Регеда, но тут же осознал: конечно, отвергнутая королева не имеет права ни на почести мужа, ни на его защиту. Нет, о защите речь не идет, кроме как о той, которую стража обеспечивает пленнику. Так что, и сердце юноши дрогнуло от волнения, вооруженный эскорт – это наверняка люди самого верховного короля. Александр не высмотрел ни знака, ни вымпела, но он слыхал, что щит у Артура гладкий и белый: дабы Господь начертал на нем свое слово, как говорили церковники. Что ж, подумал юноша, как бы то ни было, такие люди, как Артур – военный вождь и всеми признанный правитель объединенного и замиренного королевства, – не нуждаются в том, чтобы выставлять напоказ свое имя и заслуги; он выше, куда выше этого.
Вот так, сам того не сознавая, побуждаемый безотчетным мальчишеским преклонением перед героем, Александр сделал первый шаг в битве против зла, даже не подозревая о том, что зло существует.
На следующий день ему суждено было это обнаружить.
Спал он крепко, без сновидений и тревог, и пробудился спозаранку. Подоспели слуги, неся завтрак и свежую воду. А с ними – старый ключник Гриф: его прислала хозяйка справиться об удобстве гостя и пожелать ему доброго пути. Сама леди Лунед еще не вставала, объяснил старик и попытался, сколь можно деликатнее, дать понять, что когда встанет, то будет слишком занята, прислуживая своей царственной госпоже. Александр, которому уже не терпелось уехать, попросил передать леди Лунед его горячую благодарность и добрые пожелания, затем подкрепился, увязал приличную одежду в седельную суму вместе с остатками завтрака и спустился во внутренний двор.
Там царила суматоха: одни стражники ели, пили, поддразнивали хихикающих служанок, что подносили снедь и пиво; другие начищали оружие и занимались лошадьми и сбруей; конюхи замка расхаживали с ведрами и щетками, а сквозь ворота туда-сюда сновали торговки и местные селяне, принесшие товар на продажу.
Александр зашагал к конюшне, куда, как он видел, вчера увели его собственного скакуна. Там гнедой и обнаружился – поставленный в удобное стойло, он делил ясли с полудюжиной своих собратьев. Седло лежало на деревянной подставке у двери. Юноша потянулся было снять его, но тут вошел один из конюхов, опорожнил принесенное ведро и кинулся к Александру:
– Дайте мне, господин, я сам все сделаю. – Конюх забрал седло, забросил его на спину коня и нагнулся затянуть подпругу. – Красавец он у вас, прямо глаз не отвесть. Я давеча вечером сам его обиходил. Ну и устал же он, бедолага, – небось вы с ним немалый путь проделали? – но я плеснул ему теплого пойла из отрубей с капелюхой пива, и он все умял за милую душу. А теперь, ишь ты, совсем готов в дорогу. Далеко поедете-то, молодой господин?
– Еще не знаю. Вижу, сюда спозаранку деревенский люд нагрянул. Не слыхали, вода в реке все еще высоко стоит?
– Нынче утром вода заметно спала, так что не тревожьтесь, молодой господин. Теперь там, небось, по колено. Тропу по эту сторону никогда не затапливает настолько, чтобы не проехать; дорога хорошая, надежная. – Конюх ласково потрепал коня по крупу. – На север собрались, я так понимаю?
– Да, в Регед, а оттуда на северо-восток. – Александр, признательный слуге за заботу о гнедом, поболтал с ним минуту-другую, поблагодарил и взялся за повод, осчастливив конюха парой медных монеток.
Вывел коня во двор и зашагал к воротам, удостоившись разве что нескольких любопытных взглядов да приветливого «доброе утро» из толпы. Вознаграждать привратника он не счел нужным – просто подождал молча, пока тот откроет массивную створку. Перейдя пешком через мостик, юноша сел в седло и поскакал по тропе к северу от реки, направляясь к дороге, которую заприметил вчера, – той, что вела от разрушенного моста мимо монастырских строений.
Но туда он так и не доехал.
Трое приближенных королевы Морганы встали еще раньше Александра и отправились на охоту – промыслить для замкового стола чего-нибудь посущественнее, чем жирные гуси и каплуны, приношение местных поселян.
Охотники въехали в лес, одевавший склоны долины. Чаща была непролазная, деревья росли часто среди густого подлеска, и вскорости всадники вспугнули оленя. Точнее, стельную олениху, но преследователям, опьяненным травлей, до этого и дела не было. С гиканьем и смехом они спустили псов и поскакали сломя голову, не разбирая дороги, сквозь лес за оленихой, что мчалась вниз по склону к реке.
Вода хотя и сильно спала за ночь, но стояла еще высоко, и поток с шумом несся по камням. Так что Александр, что быстрым галопом ехал вдоль берега, звуков охоты не услышал. И тут внезапно из-за деревьев, что подходили здесь к самой воде, вылетела олениха и скакнула на дорогу в каких-нибудь трех дюймах от конского носа.
Вышколенного гнедого, столь же спокойного, сколь и резвого, напугать было непросто, но, резко остановившись на всем скаку, он неизбежно прянул и рванулся вбок, едва избежав столкновения с удирающей оленихой. И даже тогда Александр, возможно, справился бы с конем и усидел бы в седле, если бы скакун не отпрыгнул с тропы к самой кромке воды, где берег подмыло недавним разливом.
Под конскими копытами земля осыпалась, внушительный кусок дерна обвалился и сполз в воду. Конь рухнул, сбросив всадника вбок, в реку. Олениха благополучно перемахнула через обрушенный берег, как птица, и вскоре исчезла в лесу на противоположном берегу. Охотники, вырвавшись из-за деревьев несколько минут спустя, обнаружили, что гончие их беспомощно кружат у кромки воды, а могучий гнедой барахтается в реке, пытаясь вскарабкаться по склону.
Сам Александр остался лежать неподвижно, наполовину в воде, наполовину на каменистой осыпи обрушенного берега.
Глава 16
Александр очнулся. Голова гудела, в левой ноге ощущалась резкая боль, ныло левое предплечье. Он лежал в постели, было темно, но у изголовья горела свеча, и в ее неярком свете юноша разглядел, что снова находится в той же самой спальне в Темной башне, где ночевал накануне. Накануне? Его клонило в сон и слегка подташнивало, руки и ноги словно свинцом налились, так что Александр поневоле задумался, сколько же он проспал и – поскольку сонная одурь еще до конца не развеялась – уезжал ли из замка вообще. Огонек свечи расплывался перед его глазами. Юноша смежил веки и опять погрузился в сон.
Когда он проснулся, сиял белый день. Щелкнул дверной запор, дверь открылась, вошла дородная женщина с корзинкой в одной руке и кружкой в другой. За ней следовал мальчик, прислуживавший Александру накануне; он нес таз, над которым курился пар, и охапку льняных полотенец.
– Ага, вот вы снова и с нами! – В голосе женщины звучала привычная, едва ли не профессиональная жизнерадостность. По ее манере речи, по простому платью, по тучной фигуре в необъятном переднике и по белому повою, скрывавшему волосы, можно было с уверенностью предположить, что толстуха вынянчила не одно поколение владельцев замка. Она принялась перекладывать содержимое корзинки на стол. – Во всех смыслах, молодой господин! А вы уж небось думали, что от нас удрали; да только не тут-то было! Что ж, повезло вам, что вас так скоро нашли. Вы поправитесь, вот только придется вам обождать пару-тройку денечков, пока старуха Бриджит вас не подлечит… А ну, выпейте-ка. Сесть можете? Вот так, так… Питер, поставь таз вон туда и приготовь мне все, что нужно. Да пошевеливайся же! Нет-нет, молодой господин, допивайте до дна… На вас поглядеть, так снадобье вам уже на пользу пошло. Видели бы вы себя вчера утречком, когда вас принесли с реки, точно утопленника: белы как воск, на лице синячище, весь в крови и вода так и каплет, холоднющая, что снежная слякоть…
– С реки? – При этом слове всколыхнулись воспоминания. Александр поднес здоровую руку ко лбу, поморщился от прикосновения и встревоженно спросил: – А мой конь? Он упал… Там был олень… Да, верно, на дорогу выскочила олениха. Конь не пострадал?
– Да не изводитесь вы, все с ним в порядке. Ни царапины. Выходит, вы все вспомнили, да? Что ж, это знак хороший! Да, вы оба упали, но вам и тут повезло. На пядь глубже – и вы б захлебнулись раньше, чем вас вытащили. Вы головой ударились, но отделались одним лишь синяком, попортили себе пригожее личико на день-другой, не больше. – Женщина невыразительно рассмеялась, возясь с полотенцами и горячей водой. От воды пахло какими-то травами.
Александр благодарно откинулся на подушки:
– Я, похоже, ногу повредил. Говоришь, до крови?
– Кровь – это из раны на руке, и ох до чего ж прескверная рана-то! Ага, сами чувствуете, да? А теперь не шевелитесь, надо ее промыть. Вы, верно, напоролись на сломанную ветку, когда падали с берега. Насчет ноги тревожиться нечего, просто растяжение, отлежитесь несколько дней, вот и все. Говорю ж, везунчик вы.
– Да, похоже на то. А кто меня сюда привез?
– Охотников-то трое было. А сюда вас Енох дотащил. Ну вот, пока и довольно. Вы лежите себе да отдыхайте, а Питер сейчас сбегает принесет вам поесть. Нет, молодой господин, сказано ж, лежите смирно… Пройдет день-два, прежде чем вы снова встанете на ноги, вы ж головой стукнулись – мало не покажется. А насчет коня не тревожьтесь. О нем хорошо заботятся. Просто слушайтесь старую Бриджит, и вы оба снова пуститесь в путь, не пройдет и недели.
Так уж случилось, что Бриджит ошиблась.
Александр съел все то, что принес ему мальчик, твердо вознамерившись встать с постели, как только покончит с завтраком, и посмотреть, не удастся ли ему избавить свою невольную хозяйку от явно докучного гостя. Но либо головой он ударился сильнее, чем ему казалось, либо сиделка подмешала в питье какое-то снотворное зелье, только, едва юноша сел на постели и попытался подняться на ноги, комната опасно завращалась вокруг него и вновь накатила тошнота. Он снова прилег и закрыл глаза. Да, немножко отдохнуть не помешает; и тогда мир обретет устойчивость и он снова станет самим собою.
Но когда Александр проснулся снова, уже сгустились сумерки и близилась ночь, и покидать постель ему совсем не хотелось. Голова все еще ныла, рука пульсировала болью. Зашел Питер (в третий раз на дню, хотя Александр об этом не знал) с миской бульона и свежим хлебом, завернутым в салфетку, с сомнением поглядел на больного, поставил все на стол, выбежал из комнаты и напугал Бриджит известием о том, что молодой господин выглядит хуже некуда: того гляди накатит лихорадка вроде той, что сгубила Питерова дядюшку, когда тот по пьяни свалился в ров и пролежал там всю ночь, прежде чем его нашли.
Насчет лихорадки мальчуган не ошибся, хотя причиной ее стала воспалившаяся рана, а вовсе не купание в холодной воде. Следующий день или два Александр провел в жарком, кошмарном царстве лихорадочных видений, где ночь и день сменяли друг друга чередой одних и тех же болезненных снов и где голоса и лица появлялись и исчезали незамеченными и неузнанными.
До тех пор, пока он не проснулся внезапно с ясной головой, отчетливо помня все, что произошло, – и обнаружил, что снова ночь, а сам он лежит в незнакомой комнате, куда более просторной, чем прежняя, и богато, даже роскошно обставленной.
Юноша покоился на шелковых подушках в огромной кровати под дорогим пологом, а повсюду вокруг стояли позолоченные кресла с ярко вышитыми подушками, резные сундуки и бронзовые треножники со свечами из превосходного воска, благоухающего медом. У стены напротив изножья кровати обнаружился стол, накрытый белой льняной скатертью и заставленный разной утварью, вроде той, которой пользовалась сиделка Бриджит, вот только все эти предметы были серебряные, позолоченные, а может, даже и золотые. А над столом склонялась, смешивая что-то в одном из золотых кубков, женщина, прекраснее которой Александр в жизни своей не видел.
Дама обернулась, заметила, что больной очнулся и смотрит на нее, и, оставив свое занятие, с улыбкой выпрямилась.
Для женщины она была высока: хрупкая, с пышной грудью и бедрами и гибкой талией. Платье янтарного цвета почти не скрывало обольстительных форм. Длинные темные волосы были заплетены в толстые косы, словно бы на ночь, но изящно перевиты янтарного цвета лентой и стянуты крохотными золотыми бантиками, искрящимися драгоценными камнями. Глаза ее тоже были темны, а уголки век очаровательно приподняты; эту же линию повторяли узкие темные брови. Женский взгляд тотчас же подметил бы, что и брови, и веки тщательно прорисованы и подчернены, а гордо изогнутые губы искусно подкрашены. Но Александр, едва приподнявшись над подушками, увидел лишь видение дивной красоты, которое, как ему померещилось, того гляди исчезнет, а сам он останется со старухой-сиделкой или с доброй, но такой заурядной леди Лунед.
Но красавица не исчезла. Напротив, вышла в свет благоуханных свечей и заговорила:
– Итак, наш злополучный странник очнулся? Доброго вечера, сэр. Как себя чувствуешь? Нет-нет, – (Александр попробовал было приподняться), – садиться пока не пытайся. У тебя была сильная лихорадка, тебе должно отдохнуть еще немного. – С этими словами дама положила руку на лоб юноши – прохладная и сильная ладонь мягко заставила его снова опуститься на подушки.
Значит, это не видение, а настоящая, живая женщина, и какая же очаровательная… Вот так и должно начинаться приключение, туманно подумал Александр, ну да не важно; благословенная лань, в лучших традициях древних сказаний, привела его обратно в Темную башню и в опочивальню – это ведь ее опочивальня? – прелестной дамы мальчишеских грез…
– Вы? – промолвил Александр и ужаснулся звукам собственного голоса. Словно ягненок заблеял, подумал он и попытался еще раз: – Кто вы?
Дама быстро подошла к столу, взяла золотой кубок и вернулась с ним к постели. Наклонившись, она просунула прохладную ладонь под голову больного и приподняла ее, помогая ему напиться.
– Сейчас я твоя сиделка, Александр. Как только я узнала о случившемся, я распорядилась, чтобы тебя перенесли сюда, в мои собственные покои, где я могла бы сама за тобой ухаживать. Ни в одном королевстве не найдется врачевательницы искуснее. Ну же, пей.
Ворот платья неплотно прилегал к белой, как сливки, шее. Дама склонилась ниже, и юноша разглядел ее груди, округлые и полные, и глубокую ложбинку между ними. Он с усилием отвел взгляд, поднял глаза – да, дама наблюдала за ним. И улыбалась. Александр в смятении попытался заговорить, но красавица, все еще улыбаясь, покачала головой, вылила ему в рот последние капли и отнесла опустевший кубок обратно на стол.
Голос ее звучал спокойно и невозмутимо:
– Ты снова уснешь, а завтра жар совсем спадет и рука начнет подживать. Я перевязала твои раны, пока ты спал. Нога поболит чуть дольше; тебе нельзя ее утруждать. А теперь я снова пришлю Бриджит, но утром вернусь.
Александр, понимая, что ни за что на свете не попросит эту сказочную богиню помочь ему дойти туда, куда ему вдруг так понадобилось, испытал лишь глубокую признательность, когда она отставила кубок и повернулась уходить. Однако ему нужно было кое-что выяснить.
– Откуда вы узнали мое имя? – хрипло спросил юноша.
Уже взявшись за ручку двери, она оглянулась через плечо. Губы ее снова тронула улыбка. Незнакомка и в самом деле была на диво очаровательна.
– Я многое вижу и слышу, а то, чего не слышу и не вижу, мне поведают дым и кристалл и голоса во тьме. Так что доброй ночи, Александр.
Невзирая на все ее заботы или, скорее, благодаря им, той ночью Александра снова бросало в жар, и не знал он ни сна, ни покоя. Здесь, в Темной башне, была одна дама, и только одна, которая могла так выглядеть, так говорить – и распорядиться, чтобы чужака перенесли в королевские покои. А именно – королева Моргана, чародейка.
И много ли еще ей ведомо, этой ведьме, что вглядывается в дым и в кристалл и прислушивается к голосам во тьме?
