ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ
Надо было отыскивать новые пути на этой гиблой, грешной, проклятой земле… С Южной Сибирью все теперь было кончено — редактор рассудил правильно. И я сам это отлично понимал. После всего, что случилось, после хакасского скандала и этого тувинского доноса, меня не приняли бы отныне ни в одну из южных газет, даже в самую паршивую многотиражку… Да, конечно, надо было уезжать, и немедля Но куда? Куда?
Куда? В Москву? Но я же поклялся вернуться туда с триумфом, въехать, так сказать, на белом коне! Я пережил там достаточно унижений, и эта моя клятва была вполне резонной.
Нет, о Москве пока рано было думать. Час мой еще не пробил. И покуда я так или иначе должен был оставаться в Сибири. Ну, если не в Южной, так в Северной, редактор был прав и в этом. Тем более, что путь туда, к высоким широтам, был мне открыт и к тому же знаком…
Но прежде чем направиться северным этим путем, я решил остановиться ненадолго в Абакане и выяснить, как же обстоят дела с моей книгой?
* * *
Как это ни удивительно, оказалось, что с книгой все в порядке. Она была уже набрана. И в издательстве меня поджидали корректурные гранки.
Забрав гранки, я направился в гостиницу. И в течение трех дней неустанно перечитывал их, правил, прихватывал даже с собою в ресторан. И там, примостившись в уголке, подальше от шума и толчеи, подолгу сидел, погрузившись в мир поэзии. В мир туманных озер и живописных метафор.
Теперь, когда стихи были собраны воедино, выявились недостатки сборника — излишние повторы, затянутость отдельных мест, рыхловатость общей композиции. Все это надо было решительно исправить! И я трудился над гранками, не отвлекаясь, не обращая ни малейшего внимания на мельтешащие вокруг лица.
И как-то раз перед вечером, ресторан в тот час был еще сравнительно тихий, полупустой, я услышал чей-то голос:
— Эй, молодой человек! Извините за беспокойство. Но хочу вас спросить кое о чем…
Я поднял голову и увидел за соседним столиком светловолосого круглолицего человека, в опрятном синем костюме и с университетским значком на лацкане пиджака.
— Я за вами третий день наблюдаю, — сказал он. И улыбнулся, собрав лучистые морщинки у глаз. — Вы что же, работник издательства? Это ведь у вас корректура?
— Да, — сказал я, — корректура стихотворного сборника.
— И как же он называется?
— «Под незакатным солнцем».
— А, простите, кто же автор?
— Я сам.
— Ах так, — ироговорил он, вставая. — Ну, тогда поздравляю!
И, подойдя ко мне, протянул руку:
— Давайте знакомиться! Миронов Андрей Павлович.
Мы обменялись рукопожатием и я назвал себя. И сейчас же он пробормотал задумчиво:
— Постоите, постойте, а ведь я ваше имя вроде бы знаю… Что-то когда-то читал… Ну, конечно! Вы, кажется, служите в местной областной газете?
— Служил, уточнил я, — в прошлом году. А потом перебрался в Туву.
— Ну, а сейчас?
— А сейчас, как видите, вернулся.
— По делам? — он покосился на разбросанные по столу листки. — На время?
— Нет, насовсем. Как-то, знаете, не ужился там, не удержался.
— Почему?
— Долго рассказывать, — проговорил я уклончиво.
— А все-таки, — прищурился он, — расскажите. И вот что. Давайте-ка пересядем ко мне. Тут бумаги, не будем их трогать. А у меня коньячок… Выпьем за вашу книжку! Это ведь первая?
— Ага, — кивнул я.
— Ну вот. За нее! Чтоб была не последняя…
Я вдруг почувствовал, что устал, что мне и впрямь не мешало бы немного выпить, отдохнуть и поболтать с забавным этим типом. Удивительное дело, когда он окликнул меня, первым моим желанием было послать его к черту. Но почему-то я сдержался. А минуту спустя мы уже болтали, как старые приятели. С ним было легко, спокойно, и я охотно принял его приглашение.
Усевшись, Миронов аккуратно разлил по рюмкам коньяк. Мы дружно выпили. И потом:
— Значит, вы сейчас без места, — сказал он. — А я, к вашему сведению, все последнее время занимаюсь как раз тем, что ищу людей. Любопытное совпадение, вы не находите?
— Ищете людей? — живо спросил я. — Куда? Для чего?
— Для моего района.
— А что у вас за район? И вообще, кто вы?
— Ах, да, извините, я забыл объяснить, — усмехнулся он. И добавил с легким поклоном: — Я работаю в Енисейском райкоме партии инструктором по пропаганде. И сейчас мы обновляем кадры. Нам нужны свежие силы. Причем нужны всюду, на всех участках идеологического фронта: в районной редакции, на радио, в отделе культуры.
— А вы сами давно в инструкторах ходите? — поинтересовался я.
— Да не особенно, — ответил Миронов. И охотно рассказал мне, что он два года назад окончил Томский университет. Затем уехал в Москву, в Высшую партийную школу. А после нее, нынешней весною, был направлен в таежный город Енисейск. Направлен не зря, так как родом он оттуда, из тех самых мест. Можно сказать, коренной енисеец…
Мы снова выпили — теперь уже за «те самые места». И я проговорил, закуривая:
— Енисейск… Там ведь, кажется, золотые прииски?
— Большие прииски, — воскликнул Миронов, — старинные! Енисейск вообще один из самых старых сибирских городов. Заложен он был еще в тысяча шестьсот девятнадцатом году. А в середине прошлого века стал даже центром золотой промышленности. Его называли «Золотой столицей Сибири». В ту пору прииски Енисейской губернии добывали почти девяносто процентов всего сибирского золота О, Енисейск — городок знаменитый! О нем легенды по всему Северу ходят.
— Любопытно, — сказал я. — Так, значит, если бы я поехал туда, дело бы мне нашлось?
— Ну еще бы! Конечно. Но сначала все-таки расскажите, что же произошло в Туве, а?
Я посмотрел на него внимательно и понял: нет, ловчить здесь ни к чему, «делать голубые глаза» не стоит… И, собравшись с духом, поведал ему обо всем без утайки, обойдя молчанием лишь те обстоятельства, что были связаны с монгольским монастырем.
Миронов выслушал меня, не перебивая. И то, что он сказал затем, прозвучало весьма неожиданно:
— Стало быть, вы знакомы с Библией, разбираетесь в вопросах религии… Это неплохо! В нашем районе, видите ли, живет много староверов, кержаков и прочих религиозных сектантов. При Сталине их прижимали, преследовали. Мы же хотим, наоборот, наладить с ними добрый контакт.
— Ну, если говорить о сектантах, — отозвался я, — то тут я могу назвать себя знатоком. Когда-то я был тесно связан со староверами… Знавал также и хлыстов и скопцов.
— Тесно связан — это в каком же смысле? — насторожился он.
— В самом простом, невинном, — успокоил я его. — Жил в одних с ними краях, дружил кое с кем… Читал даже ихнюю литературу — «Соловецкие тетради», письма протопопа Аввакума… Не забывайте, я ведь литератор! Меня интересует многое.
— Да, вы, действительно, находка, — восхитился Миронов, — как сказали бы староверы: вас сам Бог послал! Такие люди нам нужны.
— Кому это — вам? — осторожно спросил я.
— Партии, — ответил Миронов, — ну, может, не всей партии, но нам — хрущевцам.
Я давно уже слышал о том, что в партийных рядах началась некоторая перетасовка. Придя к власти, Никита Хрущев решил опереться на молодых. И кое-где они уже начали активизироваться. И вот, наконец, впервые и совершенно случайно я встретился с одним из таких молодых хрущевцев.
И неожиданную эту встречу я склонен был сейчас расценивать как особую милость Судьбы.
С Судьбой у меня отношения всегда были странные, непростые. Она, как известно, никогда меня не баловала. Она ничего мне не дарила. Она вечно создавала вокруг меня ситуации бедственные, крайние, вела меня как бы по краю катастроф.
Да, она не баловала меня, но и пропасть тоже не давала! И всякий раз, когда я оказывался в скверном положении, она вдруг посылала мне неожиданную помощь, поддержку.
— Значит, по рукам? — сказал я.
— По рукам, — кивнул Миронов.
— И когда же мне отправляться?
— Да чем скорее, тем лучше… Завтра я сам туда возвращаюсь. Хотите, поедем вместе?
