Книга: Разлом. Белый и красный террор
Назад: Газовый террор
Дальше: Кронштадтский мятеж

Утопленный Крым

Жестокость законов препятствует их соблюдению.
Шарль Монтескье
Высадившись в Крыму, войска государств Антанты диктовали свои правила игры. В начале 1919 года их численность немногим превышала 5 тысяч человек. Крым вместе с большой частью Украины входил в состав зон интересов Франции. Англичане претендовали на Кубань и Кавказ. Войска союзников в Крыму занимались грабежами военного и гражданского имущества. В частности, они угнали часть кораблей Черноморского флота (ЧФ), расположив их под присмотром своей эскадры в Мраморном море. По мнению советской госкомиссии, за время нескольких месяцев оккупации Крыма они вывезли с полуострова разного имущества на сумму около 5 млрд рублей.
Красные войска 29 марта 1919 года подошли к Перекопу во главе с 9-тысячной Крымской советской армией Павла Дыбенко. Руководители Антанты понимали, что на стороне белых они выкладываться не станут. Поэтому неслучайно их помощь людскими ресурсами для действий в Крыму была минимальна. В качестве пушечного мяса всего лишь батальон греческих солдат.
Подействовала, конечно, на французскую «робость» и большевистская пропаганда. Результата ее ждать долго не пришлось — французские солдаты отказались сражаться на российской земле, 20 апреля на французских боевых кораблях «Мирабо», «Жане Барт» и «Франс» были подняты красные флаги.
Итак, провал иностранной интервенции в Крыму показал, что заморские «гости» не горели особым желанием воевать за интересы белой России. Что касается материальной поддержки Добровольческой армии (ДА), она была. Англичане в начале 1919 года направили на фронт на помощь Деникину 200 тысяч комплектов обмундирования, 2 тысячи пулеметов, 500 тысяч патронов. Но такие «старания» не помогли белым — к началу 1919 года весь полуостров был в руках большевиков.
Министр внешних сношений белых М. Винавер в «Справке о деятельности Крымского правительства и причинах его падения» писал:
«Добровольческая армия не могла прислать в Крым сколько-нибудь значительных сил, а по качеству своему отряды, присланные в Крым, особенно в Ялту, были таковы, что поведением своим вызывали негодование со стороны всего мирного населения. Отряды эти сочли себя вправе взять в свои руки расправу с теми, кого они признавали большевиками, и самовольными убийствами, арестами, разгромом типографии газеты «Прибой» вызывали во всем населении Крыма крайне недружелюбное отношение. Репрессий со стороны командования Добровольческой армии, несмотря на настояния Правительства, не последовало».
Но большевики в Крыму долго не продержались. В конце июля 1919 года «добровольцы» снова овладели Крымом. Успехи деникинцев были впечатляющими. Они, помимо Крыма, заняли большую часть Украины, Северный Кавказ, область войска Донского и вышли к Волге. В августе были взяты Одесса, Киев, Харьков, а затем Белгород и Курск. Основной удар готовился по Москве. Ленин запаниковал. Но к октябрю обстановка резко изменилась. Красные стали теснить белых. К началу 1920 года ДА потеряла Киев, Донбасс, Дон и направилась в сторону Крыма с новым командующим — бароном Врангелем. О белом терроре периода правления Врангеля в Крыму говорилось выше, теперь есть смысл поговорить о красном.
Эвакуация Русской армии из Феодосийского порта была самой неудачной, так как не успели эвакуироваться тысячи ее солдат и офицеров. После того как 16 ноября 1920 года в город вошли основные силы Красной армии, уже на следующий день начались массовые расстрелы. Первый — на железнодорожном вокзале, где были расстреляны все раненые, больные и выздоравливающие солдаты и офицеры Виленского полка. По архивным данным, регистрацию в городе прошли 4500 человек, из них расстреляна была половина. В литературе описан расстрел 400 курских рабочих и их семей, прибывших в Крым вместе с отступающими частями ДА.
В Севастополе Приморский и Исторический бульвары, Нахимовский проспект, Большая, Морская и Екатерининская улицы были увешаны телами казненных. Вешали на фонарных столбах, на деревьях и даже на памятниках. Офицеров вешали в форме при погонах, штатских — полураздетыми. В городе зарегистрировалось около 3000 солдат офицеров РА. Все они стали жертвами красного террора. В Керчи обреченных привозили к набережной и топили в море. В Ялте из зарегистрированных 7 тысяч белых военнослужащих 5 тысяч были казнены. В Симферополе казни забрали почти 12 тысяч — расстреливали в одиночку и целыми партиями из пулеметов. Раздевали догола. Некоторые убегали — их прятали крестьяне. По оценке поэта и художника М. Волошина, голод в Крыму пережил 1 из 3 крымских интеллигентов. Надо признать, что красный террор в Крыму был масштабней белого. В коллективном труде французских историков «Черная книга коммунизма» эти события в Крыму названы «…самыми массовыми убийствами за все время Гражданской войны».
6 декабря 1920 года Ленин заявил:
«Сейчас в Крыму 300 000 буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим».
И процесс «переваривания» начался.
12 ноября 1920 года Реввоенсовет Южного фронта под командованием Михаила Фрунзе опубликовал в газете «Правда» «Обращение к офицерам, солдатам, казакам и матросам армии Врангеля», в котором предлагал сдаться, гарантируя жизнь, а желающим — свободный выезд за границу. Заканчивалось оно таким призывом: «Откажитесь от позорной роли лакеев иностранных империалистов. В настоящий грозный час будьте с Россией и ее народом!»
Самый впечатляющий всплеск красного террора пришелся на ноябрь-декабрь 1920 года, когда в Крыму было уничтожено до 70 тысяч сдавшихся офицеров врангелевской армии и других «бывших». Хотя подобными методами кровавого красного террора пришлось воспользоваться и при подавлении Кронштадтского мятежа, Тамбовского и Западно-Сибирского крестьянских восстаний.
Страшную память о себе оставили латышские стрелки в Крыму. Дивизия под командованием Яна Лациса храбро форсировала Сиваш, за что получила имя — 15-я Краснознаменная Сивашская. А когда войска барона Врангеля были выбиты из Тавриды, латыши вместе с другими красноармейскими частями занялись «чисткой» полуострова от «всякой белогвардейской сволочи».
Слова, сказанные якобы Троцким: «Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит!», переплавлялись в дела — кровавые, безрассудные, противоречивые. Людей расстреливали, топили в море, сбрасывали с обрыва.
По воспоминаниям свидетелей тех событий, в Севастополе многие деревья и фонарные столбы были «украшены» телами повешенных «врагов советской власти». Крым того времени стали называть «всероссийским кладбищем». По предварительным данным, на полуострове было казнено более 100 тысяч человек.
Занятие красными и махновцами, помогавшими выбить Врангеля из Крыма, сопровождалось разграблением винных складов. Краскомам, боровшимся с пьянством красноармейцев, приходилось выливать из бочек вино, чтобы хоть как-то навести порядок в войсках. Ленин и Троцкий слали грозные телеграммы Фрунзе с требованием не дать никакой возможности контрреволюции покинуть Крым.
По выражению историков Зарубиных, «заводной ключ к механизму террора находился в Москве. Отсюда были присланы заправилы — венгерский еврей Бела Кун и Розалия Землячка (Залкинд), а также один из руководителей государства — Г. Л. Пятаков, направленный для общего руководства акцией».
Землячку за жестокость называли и Красным Демоном, и Фурией террора. Пулеметы в Крыму работали не переставая, пока Розалия не скомандовала: «Жаль на них патронов. Топить. И все!» Приговоренных к казни собирали на баржи, привязывали к ногам камни и сбрасывали в море. Для острастки часто это делалось на глазах у жен, малых детей, стоящих на коленях на берегу и молящих о пощаде. Рыбаки свидетельствовали, что они видели, как стоят под водой сотни и тысячи утопленников…
Интересны воспоминания писателя В. В. Вересаева о его разговоре с Ф. Э. Дзержинским в январе 1923 года. На вопрос писателя о причинах столь массовых казней «Железный Феликс» ответил:
«…— Видите ли, тут была сделана очень крупная ошибка. Крым был основным гнездом белогвардейщины. И чтобы разорить это гнездо, мы послали туда товарищей с совершенно исключительными полномочиями. Но мы никак не могли думать, что они так используют эти полномочия.
Я спросил:
— Вы имеете в виду Пятакова? (Всем было известно, что во главе этой расправы стояла так называемая «пятаковская тройка»: Пятаков, Землячка и Бела Кун).
— Нет, не Пятаков.
Он не сказал, кого, но из неясных его ответов я вывел заключение, что он имел в виду Белу Куна».
Думаю, он забыл сказать о действиях Землячки. Главным дирижером красного террора на полуострове был созданный 16 ноября 1920 года Революционный Комитет Крыма (РКК) в составе председателя — члена Реввоенсовета Южного фронта Белы Куна и членов: Лиде, Гавена, Меметова, Идрисова и Давыдова-Вульфсона.
Крымревком поручил замначальнику Особого отдела (ОО) ЮЗФ Е. Г. Евдокимову, начальнику ОО 4-й армии А. И. Михельсону и руководителю ГПУ Украины В. А. Балицкому глубоко разобраться с контрреволюцией.
Кроме этих карательных органов была создана Крымская чрезвычайная комиссия во главе с С. Ф. Реденсом.
Считается, что началом организованной фазы красного террора был приказ № 4 от 17 ноября 1920 года, подписанный председателем Крымревкома Белой Куном. В нем было всего три пункта, но каких!
1. Всем иностранно-подданным, находящимся на территории Крыма, приказывается в 3-дневный срок явиться для регистрации. Лица, не зарегистрировавшиеся в указанный срок, будут рассматриваться как шпионы и преданы суду Ревтрибунала по всем строгостям военного времени.
2. Все лица, прибывшие на территорию Крыма после ухода советской власти в июне 1919 года, обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Не явившиеся будут рассматриваться как контрреволюционеры и предаваться суду Ревтрибунала по всем законам военного времени.
3. Все офицеры, чиновники военного времени, солдаты, работники в учреждениях добрармии обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Не явившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всей строгости законов военного времени.
Позднее вскроются детали обмана — по приказам Белы Куна и Розалии Землячки никакой амнистии не существовало, зарегистрированные офицеры и работники белых учреждений расстреливались или топились в море. Ленин призывал особо не разбираться с преступным элементом «никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты». Обоснование для расстрела было одно — достаточно подтверждения, что ты «казак», «буржуй», «священник», «солдат», «офицер», «беженец»…
Отмечались массовые расстрелы медицинского персонала госпиталей, раненых и больных. Для заключенных быстро создавалась разветвленная система концлагерей. Редактор газеты «Русские ведомости» В. А. Розенберг вспоминал о своем содержании в таком лагере:
«Арестован и попал в подвал. Пробыл 6 дней. Нельзя было лечь. Не кормили совсем. Воду давали один раз в день. Мужчины и женщины вместе. Передач не допускали. Стреляли холостыми в толпу родственников. Однажды привели столько офицеров, что нельзя было даже стоять, открыли дверь в коридор. Потом пачками стали расстреливать».
А вот как оценивали эти репрессии сами красные. Отдыхая в начале 1990-х в санатории «Форос», автор увидел в местной библиотеке небольшую книжечку воспоминаний участников тех событий. В ней была приведена статья начальника ОО ВЧК 6-й армии Н. М. Быстрых из газеты «Красный Крым» от 30 ноября 1920 года, озаглавленная «По заслугам». В глаза бросились такие строки:
«Беспощадным мечом красного террора мы пройдемся по всему Крыму и очистим его от всех палачей, эксплуататоров и мучителей рабочего класса. Но мы будем умнее и не повторим ошибок прошлого! Мы были слишком великодушны после октябрьского переворота. Мы, наученные горьким опытом, сейчас не станем великодушничать. В освобожденном Крыму еще много осталось белогвардейцев… Мы отнимем у них возможность мешать нам строить новую жизнь. Красный террор достигнет цели, потому что он направлен против класса, который обречен на смерть самой судьбой, он ускоряет его гибель, он приближает час его смерти! Мы переходим в наступление!»
В советское время многие события красного террора, в частности в Крыму, умалчивались. Но писатели и журналисты не молчали. Так, русско-советский писатель С. Н. Сергеев-Ценский в рассказе «Линия убийц» в 1922 году смело писал:
«Это было в начале декабря вечером. Я встретил учительницу местной гимназии, мать двух малолеток, мужа которой, бывшего в германскую войну офицером, расстреляли за то, что он бывший офицер…
Как цитадель белогвардейщины, весь Крым был объявлен «вне закона». За каждое неосторожное слово арестовывали и сажали надолго в «подвал» и рабочих, иногда же их выводили на расстрел вместе с представителями высших классов и остатками офицерства, поверившего в амнистию и явившегося на регистрацию. Люди так были запуганы, наконец, бесчисленными «нельзя» и ни одним «можно», что перестали уже показываться на улицах, и улицы стали пустынными. Отцы начинали бояться собственных детей, знакомые — хороших знакомых, друзья — друзей…»
Другой великий писатель земли русской — В. В. Вересаев в романе «В тупике» писал о страшном озверении народа и хорошо понятном ощущении тупика, когда будущее — за красными, а правда — за белыми, но силы нет ни у тех, ни у других:
«Приходит Первое мая. Домком объявляет: кто не украсит свой дом красными флагами, будет предан суду ревтрибунала. Грозит и тем, кто не пойдет на демонстрацию. Поголовное участие!
В Крыму появились махновцы. Все верхом на лошадях или на тачанках, увешаны оружием, пьяные, наглые…»
Писатель Иван Шмелев в своей эпопее «Солнце мертвых» также описал жуткие картины красного террора. Он имел право на свое честное слово о роковом для него и других россиян 1920 годе. Именно во время красного террора расстреляли его 25-летнего сына Сергея как офицера царской армии, несмотря на ходатайство писателя.
О правдивости и глубине шмелевского произведения «Солнце мертвых» — одной из самых трагических книг за всю историю человечества, историю одичания людей, великий немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Томас Манн выразился так: «Прочтите, если у вас хватит смелости».
У многих сегодняшних россиян смелости хватило…
Назад: Газовый террор
Дальше: Кронштадтский мятеж