Глава 13

Дождь шел третий день подряд. Мелкий, надоедливый, бесконечный. Иногда для разнообразия он вдруг становился проливным, и тогда мы с тревогой поглядывали на крышу нашего временного пристанища: выдержит ли она столь бурный поток?

– Удачно мы его обнаружили, – уже несколько раз повторил Гудрон.

Имея в виду домик, в котором мы находились, и который, спрятанный посреди густого леса, нашелся совершенно случайно. Чтобы переночевать в относительно сухом месте, мы начали строить нечто вроде навеса. Работа была почти закончена, когда Янис, вернувшийся с очередной охапкой веток, вместо того, чтобы пристроить их на место, разжав руки, выбросил ее себе под ноги.

– Ты чего? – удивленно спросил Гриша, и уже наклонился над ней, когда услышал.

– Тут рядом дом стоит, – спокойно объяснил ему Янис. – Думаю, он нам куда лучше шалаша подойдет. Хватайте вещи, и пошли.

– Точно он есть? – Усомнился Гудрон. – А то случается иногда…

То, что он хотел сказать, было понятно и без дальнейших объяснений. Галлюцинации, мороки, наваждения, как индивидуальные, так и массовые – вещь в этом мире не то чтобы обыденная, но и не редкость.

– Точно, – Янис ответил уверенно, что совсем не означало: домик ему не привиделся.

Дом действительно нашелся там, где его и видел Янис. Причем располагался он настолько недалеко, что было удивительно: почему он не обнаружился раньше? Всего в нескольких шагах мимо проходили, собирая ветки для навеса! Сложенный на скорую руку из плохо ошкуренных бревен, тем не менее, он был самым настоящим. Чтобы окончательно убедиться в его существовании, Гудрон стукнул по одному из бревен кулаком, и звук от удара тоже подтвердил его существование.

Он не был достроен: и дверной проем, и все три нешироких окна зияли пустотой, но крытая рубероидом крыша оставляла его внутреннее помещение сухим. И лишь сложенный из плах пол возле входа потемнел от влаги.

Внутри дома пахло тем же, чем и снаружи. Оно и понятно: все нараспашку.

– Откуда он тут взялся? – все удивлялся Слава. – Посреди леса?

– Возможно, кто-то решил пикет соорудить, – пожал плечами Грек. – Тут в дне ходьбы довольно крупное селение. То ли Марково, то ли Мурлово, не помню. А недалеко должна быть дорога не дорога, тропа не тропа, но путь. Что к каньону, что в обход его. В общем-то, довольно удобно получается, если, например, в тот же Фартовый идти. В сезон дождей так даже ближе. Иначе придется в обход Курмановых топей, а там крюк еще тот. Да и какая разница, кто и зачем его построил? Главное, что он есть и нам подходит. Единственно, необходимо на входе пару жердей потолще укрепить крестом. Чтобы неожиданных визитеров задержать. Плащ-палаткой прикроем, и вполне уютно получится. И ждем, пока дождь не закончится. В такую погоду по местным лесам не ходьба. Любая низина болотом становится.

– Заодно и выспимся, – до хруста костей потянулся Гудрон. – Впрок. Дальше будет сложнее: места начнутся не те.

«Куда сложнее-то уже?!», – подумал я, но возможности отдохнуть обрадовался, ведь появилась возможность немного расслабиться. Когда нет нужды вскидывать оружие на каждый подозрительный шорох. Или малейшее шевеление ветки на ближайшем кусте. И постоянно не бросать взгляд под ноги, где может оказаться и ядовитая гадина, и острый шип, и другая опасность, которых хватает тоже.

– Гриша, приготовь что-нибудь горяченькое. Сейчас оно будет в самый раз, – просьба Грека выглядела приказом. – Борис, Теоретик – за вами дверь. Причем сделайте так, чтобы горизонтальная перекладина убиралась легко. На всякий случай, возможно, нам придется отсюда убраться по-быстрому. А то запакуете нас: в окна не выскочишь.

Скука пришла к вечеру следующего дня. Когда все поочередно, выспались. Обговорили все, что только можно обговорить. Выслушали очередную лекцию Славы. На этот раз о том, почему наш мозг так обожает юмор. Вопреки теме, лекция получилась довольно скучной. Вероятно, виной всему было то, что на этот раз Слава совсем не горел желанием о чем-то нам поведать. Ну а затем неожиданно напился Грек.

Все началось с того, как за ужином Гудрон предложил немного выпить.

– У меня даже тост отличный есть, – заявил он. И пояснил. – Чтобы наконец-то закончился этот дождь, будь он проклят. Чем не повод?

– Повод как повод, – горячо поддержал его Гриша. – Как знал, на ужин жаркое с овощами затеял! Грек, а ты что по этому поводу думаешь?

И тот не замедлил с ответом:

– Почему бы и нет? Но только в меру!

Янис, зная Гришину любовь ко всем напиткам крепче чая, язвительно хмыкнул, но промолчал. Хотя бы потому, что настроение у всех действительно было паршивым. В первую очередь из-за дождя, который продолжал нудить своим постоянством.

Гриша накрыл на импровизированный стол так быстро, что, наблюдая за его суетой, мы все гадали: не перевернет ли он что-нибудь, и не выронит ли из рук? Но нет, обошлось, а в центр стола фляга со спиртным была поставлена чуть ли не с торжественной неспешностью.

– Грек, а ты? – без всякой уверенности спросил у него Гриша, когда кружки остальных были наполнены примерно на два пальца каждая. – Может, с нами? Хотя бы символически?

– Лей как всем, – ответил Грек, и даже подвинул кружку к нему поближе.

Гриша удивленно взметнул брови: что в мире случилось такого, если Грек вдруг решил присоединиться к остальным? Остальные тоже выглядели не менее озадаченно. И лишь Гудрон почему-то помрачнел.

«Чего это он вдруг? – размышлял я. – Откуда у Гудрона такая реакция? Неужели Грек запойный? Хотя в нашем-то положении чего этого опасаться? При всем желании ему не удастся уйти в запой – нечем. А может, причина кроется в чем-то ином? Например, он буен во хмелю. Справиться с ним, с его-то навыками, даже всем вместе будет ох как нелегко! А если Грек еще и схватится за оружие?!.».

– Ну так что, – поднял кружку Грек, – за то, чтобы непогода ушла?

– Георгич, – осторожно сказал Гудрон, – а может ну его на фиг?

– Боря, ладно тебе! Всем так всем, – и Грек, подавая пример, вылил в рот содержимое кружки.

За ним последовали остальные. Гудрон выпил последним, перед этим тяжело вздохнув. Закусили, позвенев ложками о край обшей посудины. Грек указал Грише на фляжку: наливай. Сноуден сделал это явно торопясь, в опасении, что тот передумает. Затем Гриша разливал уже без всякой команды, правда, не забывая перед этим покоситься на нашего командира. Глядя, как Грек пьет, Гудрон лишь вздыхал, но больше возразить даже не пытался. Поначалу было весело. Шутили и смеялись все, даже вечно невозмутимый Грек. Затем он внезапно помрачнел, и, что называется – ушел в себя. Гудрон указав Янису на него глазами, пересел поближе. «Сейчас начнется», – понял я. И не ошибся.

Грек, страшно проскрежетав зубами, вдруг со всей силы опустил кулак на наш импровизированный стол. Благо, тот состоял из двух толстенных плах, которые просто лежали на полу. Иначе точно бы ему развалиться на части. Или, по крайней мере, опрокинуться.

– Это моя вина, что их теперь нет! – и столько в его голосе было горечи, что я поневоле вздрогнул. – Именно моя.

Гудрон как будто этого и ждал.

– Георгич, – торопливо зачастил он, обняв Грека за плечи. – Ну сколько можно себя винить? Никто ни в чем не виноват – так сложились обстоятельства. А ты всего лишь выполнял приказ.

– Приказ, говоришь?! Если бы я на него наплевал, все остались бы живы! А так, на чужой земле, на чужой войне, непонятно за что! У них даже могилок нет, куда матери могли бы прийти поплакать: все там остались, под Босрой!

– Ну полно тебе! Ты же не бросил их, ты среди них был! Просто у них одна судьба, а у тебя другая. У них – там остаться, а у тебя – выжить. Забыл что ли, сколько после этого случая в госпитале провалялся? Могли бы и не спасти! Ты что, теперь всю жизнь винить себя будешь?

– Буду! Они же у меня до сих пор перед глазами стоят! И смотрят все с укоризной: ну что же ты так, командир?! Мы ведь толком и пожить-то еще не успели!

– Знали они, на что шли. Все добровольно, никого не принуждали.

– Гудрон… – тихо позвал его Гриша, после чего указал глазами на флягу: возможно, это поможет?

Но тот лишь отмахнулся.

– Георгич, – продолжил он, – ну в самом-то деле! Тебе лучше меня известно: в этом гребанном мире невинных овечек нет! У каждого есть такое, за что он сюда и угодил. У Яниса, Профа, Сноудена, Теоретика, у меня самого… у всех. Так ведь сразу и не скажешь, куда именно мы попали: как будто бы и не ад, и на чистилище непохоже, и уж точно не рай. И наша задача неясна: то ли просто выжить, то ли собирают нас для какой-то непонятной цели, то ли еще для чего. Но мы здесь, а то, что на всех нас висит, никуда не делось. Нам этот крест до конца жизни на себе нести. А может, и есть шанс от него избавиться, если людьми будем. Не такой мразью, как перквизиторы, бандиты всех мастей и прочая шваль. Глядишь, и зачтется нам.

– Все, – оборвал его на полуслове Грек. И совершенно протрезвевшим голосом. – Забыли. А ты, Борис, если увидишь, что я кружку ко рту поднес, забей мне ее туда по самое донышко. Всем спать. Теоретик, Проф – первая часть ночи ваша.

Наутро Грек выглядел таким же, как и всегда: уверенным в себе и невозмутимым. Ничего в нем не указывало на то, что произошло накануне вечером. Когда я сам видел выступившие на его глазах слезы. У Грека – слезы!

А еще на следующее утро дождь закончился. К полудню, который мы встретили в пути, вокруг стояла такая удушающая жара, что поневоле приходила мысль: лучше бы все-таки под дождем: какая-никакая, но прохлада. Я механически передвигал ноги, практически не обращая внимания ни на что вокруг, вспоминая вчерашний разговор. Нет, к Греку он не имел никакого отношения.

Как и обычно, все началось с подначиваний Славы Гудроном. Дело привычное, да и Гудрон, как бы там ни было, никогда не переходил ту грань, когда дружеские подшучивания переходят в язвительное ехидство или просто становятся злыми. Такой уж у него талант: как будто бы и уколы острые, но и оскорбляться повода нет.

По лицу Славы было понятно, что вскоре он разрядится очередной тирадой, львиную часть которой будет занимать какое-нибудь особенное свойство человеческого мозга. Так оно и случилось. С чего у них начался разговор, я особенно не прислушивался, но речь шла об окружающем нас мире.

– Борис, а с чего ты взял, что он не иллюзорен?! Что не существует только в твоем мозге, а сам ты не лежишь в горячечном бреду? Или не ходишь из угла в угол в палате психиатрической лечебницы? Возможно, именно в этот момент тебя осматривает твой лечащий врач, сокрушенно качая головой: да уж, тяжелый случай! Анамнез такой, что никакой надежды на исцеление не существует даже теоретически!

– Ну и какие у меня для этого могут быть предпосылки? Мы с тобой разговариваем, на улице идет дождь, из щелей дует, мне хочется жрать, а Гришины портянки воняют так, что хоть противогаз надевай.

Сноудена Гудрон обвинил совершенно беспочвенно, в надежде на ответную реакцию. Тот не клюнул, лишь презрительно фыркнув.

– И что из того, что на улице дождь, а из щелей дует?

– Слишком сложно для того чтобы мне все это казалось, вот что!

– Сейчас! Наш мозг самодостаточнен для того чтобы замкнувшись сам на себя, создать целый мир, который будет существовать только у тебя в голове. Со своим блэкджеком и гм… женщинами с пониженной социальной ответственностью, как модно с недавних пор говорить.

– Там модно, на Земле, – не преминул поправить его Гудрон. – Тут все по-другому.

– Не суть, – отмахнулся от него Слава. – Есть такое расстройство психики, как онейроидный синдром. Это – одна из разновидностей шизофрении. Находясь в этом состоянии, больному видится все, что угодно. Он борется с пиратами, преследует «Летучий голландец». Присутствует при глобальной катастрофе, когда вокруг него рушатся целые города, гибнут миллионы людей, а то и вся планета раскалывается на части. Бродит среди жителей Древнего Рима, учувствует в их заговорах и восстаниях. Совершает межпланетные путешествия, попадает в ад или рай. Перечислять можно бесконечно. Причем, он не просто смотрит кино в своей голове, все куда сложнее. Да что там говорить об онейроиде, когда даже при алкогольном делирии, или как его называет в простонародье – белой горячке, человек не просто видит всяких там чертиков, инопланетян или эльфов. Он разговаривает с ними, чувствует их запах, и даже, прикасаясь, ощущает. А если в это время с помощью приборов заглянуть в его мозг, они дадут показания, как будто действительно все происходит на самом деле. Куда там бедному Голливуду с его фантастическими блокбастерами!

– Получается, все мы психи? А это, – Гудрон широко обвел вокруг себя руками, – плод нашего больного воображения?

– Не исключено. Хотя и не возьмусь утверждать. Единственное, возможно, псих только ты. А все остальные существуют лишь в твоем собственном.

– Жаль, – Гудрон огорченно вздохнул.

– Что именно тебе жаль?

– Все жаль. Что мой онейроид выглядят именно так.

– Как именно?

– Да так, как есть. Что меня окружает? Небритая Гришина рожа, и всякая гадость, – тут он смахнул с берца нечто похожее на сороконожку, но с мощными жвалами. Судя по яркому окрасу и его собственным словам, существо ядовитое. – Нет, чтобы райские кущи с сорока девственницами. Поневоле сам в себе разочаруешься!

– Куда тебе столько девственниц? Что ты с ними делать-то будешь? Чай, не юноша уже, – резонно заметил Гриша. Чье лицо действительно обросло многодневной щетиной, которую он поклялся сбрить только после удачного завершения дела.

– Вы сначала их дайте, остальное – моя забота.

– Кто и что тебе должен дать? Это же твои собственные онейроиды, сам с ними и разбирайся,

– Сноуден, лучше помолчи. Есть ли ты вообще – тот еще вопрос. По словам Профа, может быть и так, что ты существуешь только в моей голове.

– Ну и гад же ты тогда, Боря! – неожиданно отреагировал Гриша.

– Это еще с чего?

– Вот на хрена ты меня в таком поганом мире создал? Действительно, не мог что получше придумать?

– Сноуден, скажи спасибо, что одной из его девственниц не стал. – Янис, о котором все думали, что он давно спит, заржал так заразительно, что к нему поневоле присоединились и остальные.

– Тоже верно, – смеясь вместе со всеми, согласился с ним Сноуден.

– Теоретик! – освобождая от воспоминаний, голос Гудрона привел меня в себя. – Проснись!

«И чего орать-то?! – Хотя он орать и не думал, только шипел. Но получилось у него довольно зло. Или взволнованно. – Не сплю я. И по сторонам смотрю, и вверх, и под ноги. Заодно и ствол направляю туда же, куда и взгляд – эта привычка в кровь успела въесться. Видел я ту гадину под ногами, и ни за что бы на нее не наступил».

Наступать точно не стоило: вдоль хребта мерзкого даже на вид существа, торчал ряд острейших шипов. Которые с легкостью проткнут подошву моей обуви, и так же легко вонзятся в ступню. А для полного счастья, в ней и обломаются. Учитывая, что шип практически полностью покрыт зазубринками, извлечь его из ноги будет проблема еще та! Помимо того, велик шанс внести в рану какую-нибудь заразу, коих тут с избытком. Нет у меня пока пары роговых пластинок под стелькой, которые имеются у всех остальных. Они и рады бы ими поделиться, но даже у Сан Саныча запасных не нашлось.

– Туда посмотри! – указал Гудрон направление стволом карабина.

Вот тебе и раз! Я даже головой тряхнул от изумления. И как раньше-то его не увидел?! Дом. Настоящий девятиэтажный дом. Такие еще называют «точечными». Наверное, в связи с тем, что они одноподъездные. Судя по закругленным углам, здание было монолитным. То есть, не сложенным из панелей или кирпича, а залитым раствором в форму. И до него всего-то метров триста, не больше. Дом возвышался над густым низкорослым кустарником, который подступал к нему вплотную.

– Как он здесь оказался?!

– Как всё здесь оказывается? Не было, раз! и вдруг стало. Кто-нибудь толком может такие вещи объяснить? Главное, что он здесь есть.

– Теперь что: объявим его собственностью, сами поселимся, остальные квартиры в аренду сдадим, и заживем припеваючи? Канализацию придется делать. Далековато с девятого этажа в нужник во дворе бегать, – глядя их возбужденные лица, сарказм из меня так и рвался.

– Теоретик, ты хоть представляешь, сколько всего в нем можно поиметь?! В том случае, если он еще не разграбленный?

– Нет.

Ответил больше из-за злости. На самого себя. Всяких сколопендр под ногами вижу, а дом, самый настоящий дом чуть в стороне – нет. Не какую-нибудь избушку в лесной глуши – девятиэтажный. Торчащий над окружающим миром как указательный палец над кулаком: смотрите, мол, – вот он я.

Что до нашей находки… Все, абсолютно все, что чудесным образом перенеслось сюда из прежнего мира, обладает огромной ценностью.

Взять, например, этот дом. Оконные стекла вместе с рамами, двери, металл перил на лестничных пролетах – в дело пойдет все. А уж если зайти в квартиру!.. Любая тряпка, которой на Земле прямая дорога на помойку, здесь найдет свое применение. Не говоря уже о мебели, бытовой аппаратуре, одежде, посуде, и прочем, прочем, прочем. Понимая все это, так забавно было наблюдать за пританцовывающим от возбуждения Гудроном, и его вытянувшимся после моего «нет» лицом.

Тот объяснять ничего не стал, лишь огорченно вздохнув: ну и дали же мне в ученики дегенерата!

– Грек?!

– Удача! – в ответ на вопрос Гудрона, кивнул тот. После чего добавил, поскольку все ждали от него другого. – Так, все остальные наши дела на некоторое время побоку. Сейчас главное дом. Подходим, осматриваем, забираем самое ценное. Так сказать, снимаем сливки. Затем сносим все в одну из квартир первого этажа. У которой на окнах решетки. Дальше делимся на две группы. Одна остается охранять, другая идет на Вокзал. Скоренько так, чтобы застолбить находку.

– В Филеево ближе будет, – подсказал Янис. – Если завтра с утра выйти, к вечеру точно в нем окажемся.

– И его не минуем, – кивнул Грек. – Да уж, если дом не тронут, в нем найдется столько, что в пору оптовую базу на Вокзале открыть.

– А не проще здесь ее сделать? – влез в разговор я. – Пусть отовсюду подходят, а мы им: кому оконное стекло? Отличного качества, без единой трещины! А вот отличный диванчик, практически новый! Книжки? Вот здесь посмотрите: мы их все сюда собрали. Вам электронику? Пройдите в соседнее помещение! Девушки, тут висят платьица, а вон за той шторкой примерочная с зеркалом. И не толпитесь, пожалуйста: на всех хватит.

На этот раз я говорил без всякого сарказма, хотя иронию скрыть не смог. Радуются так, как будто в прежнем мире какой-нибудь дальний родственник, о котором и знать-то не приходилось, вдруг оставил после своей смерти многомиллионное наследство.

С другой стороны, если продать все, что в нем обнаружится, наверняка каждый из нас получит такое количество пикселей, что стоит попробовать открыть портал. А что, если они действительно открываются? Хватит местной экзотики, нахлебался досыта, пора и домой.

– Игорь, – Слава покачал головой. – Пойми, это не только наше – общее оно! Так сказать, национальное достояние. И утаить о находке не удастся. Но если даже получится, шила в мешке не утаишь. И станем мы тогда изгоями, которых ни в одно приличное поселение не пустят – прецедентов сколько угодно. Оно нам надо?

– Нет, – сколь ни велико было мое разочарование, становиться изгоем не хотелось совсем. – Тогда объясни мне: в чем же тогда заключается наша удача?

– Да в том, Теоретик, что снять сливки нам никто запретить не сможет! Взять ровно столько, сколько каждый на себе унесет. Или хотя бы пару шагов с таким грузом на плечах сделает. Правило здесь такое, на уровне закона, – и Янис, от избытка чувств, от души приложился мне ладонью по плечу. А затем еще подмигнул. – Ну так что, Грек, вперед?!

– Вперед! – не задумываясь, ответил тот. – Только не по прямой. Сначала на холмик справа, а с него хорошенько все осмотрим. Спешка, она сами знаете, когда нужна.

– А вдруг сейчас за домом еще кто-нибудь наблюдает? – Грише слова Грека явно не понравились. – И пока мы будем все тут осматривать, они войдут туда, и поимеют, так сказать, право первой ночи. Обидно получится!

– А заодно всю алкашку вылакают, которая там окажется, – ухмыльнулся Гудрон. – На самом деле ты именно это хотел сказать? Сноуден, вполне возможно, в доме уже кто-то есть. И совсем неизвестно, кто он. Так что вместо приглашения присоединится, можно и пулю схлопотать. Жизнь-то одна, а нам таких домишек, глядишь, и еще несколько подвернется. Георгич прав – осторожность не помешает.