Книга: Собрание стихотворений
Назад: 1955–1959
Дальше: 1962–1967

1959–1962

* Мой чинный двор *

Мой чинный двор
                         зажат в заборы.
Я в свистах ветра-степняка
Не гнал коней, вонзая шпоры
В их знойно-потные бока.
Вчера за три мешка картошки
Купил гармонь.
                    Играет — во!
Точь-в-точь такая, как у Лешки,
У брата друга моего.
Творя бессмертное творенье,
Смиряя бойких рифм дожди,
Тружусь.
            И чувствую волненье
В своей прокуренной груди.
Строптивый стих,
                        как зверь страшенный,
Горбатясь, бьется под рукой.
Мой стиль, увы,
                      несовершенный,
Но я ж не Пушкин,
                          я другой…
И все же грустно до обиды
У мух домашних на виду
Послушно, как кариатиды,
Стареть в сложившемся быту.
Ведь я кричал,
                     врываясь в споры,
Что буду жить наверняка,
Как мчат коней,
                      вонзая шпоры
В их знойно-потные бока!

Ленинград, 1962

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

 Слухи были глупы и резки:
Кто такой, мол, Есенин Серега,
Сам суди: удавился с тоски
Потому, что он пьянствовал много.

Да, недолго глядел он на Русь
Голубыми глазами поэта.
Но была ли кабацкая грусть?
Грусть, конечно, была… Да не эта!

Версты все потрясенной земли,
Все земные святыни и узы
Словно б нервной системой вошли
В своенравность есенинской музы!

Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу.

ХЛЕБ

 Положил в котомку
                           сыр, печенье,
Положил для роскоши миндаль.
Хлеб не взял.
— Ведь это же мученье
Волочиться с ним в такую даль! —
Все же бабка
                   сунула краюху!
Все на свете зная наперед,
Так сказала:
— Слушайся старуху!
Хлеб, родимый, сам себя несет…

ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

Ветер, не ветер —
Иду из дома!
В хлеву знакомо
Хрустит солома,
И огонек светит…

А больше —
                   ни звука!
Ни огонечка!
Во мраке вьюга
Летит по кочкам…

Эх, Русь, Россия!
Что звону мало?
Что загрустила?
Что задремала?

Давай пожелаем
Всем доброй ночи!
Давай погуляем!
Давай похохочем!

И праздник устроим,
И карты раскроем…
Эх! Козыри свежи.
А дураки те же.

В КОЧЕГАРКЕ

Вьется в топке пламень белый,
Белый-белый, будто снег,
И стоит тяжелотелый
Возле топки человек.
Вместо «Здравствуйте»:
— В сторонку! —
Крикнул: — Новенький, кажись? —
И добавил, как ребенку:
— Тут огонь, не обожгись! —
В топке шлак ломал с размаху
Ломом, красным от жары.
Проступали сквозь рубаху
Потных мускулов бугры.
Бросил лом, платком утерся.
На меня глаза скосил:
— А тельняшка, что, для форсу? —
Иронически спросил. Я смеюсь: —
По мне для носки
Лучше вещи нету, факт!
— Флотский, значит? — Значит, флотский.
Что ж, неплохо, коли так!
Кочегаром, думать надо,
Ладным будешь, — произнес,
И лопату, как награду,
Мне вручил: — Бери, матрос! —
…Пахло угольным угаром,
Лезла пыль в глаза и рот,
А у ног горячим паром
Шлак парил, как пароход.
Как хотелось, чтоб подуло
Ветром палубным сюда…
Но не дуло. Я подумал:
«И не надо! Ерунда!»
И с таким работал жаром,
Будто отдан был приказ
Стать хорошим кочегаром
Мне, ушедшему в запас!

* В твоих глазах *

В твоих глазах
Для пристального взгляда
Какой-то есть
Рассеянный ответ…
Небрежно так
Для летнего наряда
Ты выбираешь нынче
Желтый цвет.
Я слышу голос
Как бы утомленный,
Я мало верю
Яркому кольцу…
Не знаю, как там
Белый и зеленый,
Но желтый цвет
Как раз тебе к лицу!
До слез тебе
Нужны родные стены,
Но как прийти
К желанному концу?
И впрямь, быть может,
Это цвет измены,
А желтый цвет
Как раз тебе к лицу…

* Вредная, неверная, наверно.*

Вредная,
           неверная,
                          наверно.
Нервная, наверно… Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверно, и не ждешь!
За окном,
             таинственны, как слухи,
Ходят тени, шорохи весны.
Но грозой и чем-то в этом духе
Все же веют сумерки и сны!
Будь что будет!
                      Если и узнаю,
Что не нравлюсь, — сунусь ли в петлю?
Я нередко землю проклинаю,
Проклиная, все-таки люблю!
Я надолго твой,
                      хоть и недолго
Почему-то так была близка
И нежна к моей руке с наколкой
Та, с кольцом,
                     прохладная рука.
Вредная,
            неверная,
                          наверно.
Нервная, наверно… Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверное, не ждешь!

* Ты просил написать о том *

Г. Ф.
Ты просил написать о том,
Что здесь было
И что здесь стало.
…Я сейчас лежу под кустом,
Где тропинка берет начало.
Этот сад мне, как раньше, мил,
Но напрасно к одной блондинке
Я три года назад ходил
Вот по этой самой тропинке.
Я по ней не пойду опять,
Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!»
Та блондинка хотела ждать,
Не дождалась…
                        И вышла замуж.
Все законно: идут года,
Изменяя нас и планету,
Там, где тополь шумел тогда,
Пень стоит…
                 а тополя нету.

* Пора любви среди полей *

Пора любви среди полей,
Среди закатов тающих
И на виду у журавлей,
Над полем пролетающих.

Теперь все это далеко.
Но в грустном сердце жжение
Пройдет ли просто и легко,
Как головокружение?

О том, как близким был тебе,
И о закатах пламенных
Ты с мужем помнишь ли теперь
В тяжелых стенах каменных?

Нет, не затмила ревность мир.
Кипел, но вспомнил сразу я:
Назвал чудовищем Шекспир
Ее, зеленоглазую.

И чтоб трагедией души
Не стала драма юности,
Я говорю себе: «Пиши
О радости, о лунности…»

И ты ходи почаще в луг
К цветам, к закатам пламенным,
Чтоб сердце пламенело вдруг
Не стало сердце каменным.

Да не забудь в конце концов,
Хоть и не ты, не ты моя:
На свете есть матрос Рубцов,
Он друг тебе, любимая.

БЫСТРЕЕ МЕЧТЫ

Не знаю, сон или не сон…
К звезде далекой устремлен,
С Земли, быстрей, чем ураган,
Помчал меня ракетоплан.
Как школьный глобус,
                                надо мной
В кольце туманов и ветров
Вращался древний шар земной,
Светясь огнями городов.
Пропала вдруг
                    пределов
                                 власть.
Лишь мрак. И звездные костры,
Ошеломленно сторонясь,
Мне уступали путь миры.
Хотелось крикнуть им, что я
Посланец русских нив и рек,
Влюбленный в труд, в свои
                                        края,
Земной, советский человек!
Вот Марс мелькнул,
                            за ним Уран.
Все мчит меня ракетоплан…
Скажите, если это сон,
Далек от жизни разве он?

ДВОРЕЦ БЫЛ ВЗЯТ

Дворец был взят…
Но выдумка досужья
Пусть не смущает
Робкие сердца,
Что будто только
Силою оружия
Повергли силу
Зимнего Дворца.
Он в схватке сам
Держался, не робея,
И взят не только
Силою штыка:
Что значит штык,
Когда сама идея
К победе класс
Вела наверняка!

В ЕДИНОМ СТРОЮ

Век атома, косморакета, спутник.
Поэт же все по-старому поет.
Что он открыл,
                    писатель, литсотрудник?
Да ничего! А физика — растет!
Один вопрос задать хотелось нам бы…
А отчего же
                с «Левым маршем» в лад
Негромкие есенинские ямбы
Так громко в сердце бьются и звучат?..
Все это так…
                Нужны нам
                                и поэты.
И их,
      как жизнь,
                    земные голоса!

УТРОМ

Утро с дремотным небом,
С бодрым трамвайным бегом
Крепко, как свежим хлебом,
Пахнет морозным снегом.
О, утренних лиц похожесть!
О, трепетный свет восхода!
Люблю, под бушлатом ежась,
Спешить к проходной завода.
Сливаясь с густым потоком
Едущих и идущих,
Я словно пронзаюсь током,
Стучащим в рабочих душах.
Не выношу я плоских
Лиц с выраженьем покоя.
Сердце гремит, как флотский
Колокол громкого боя.

* За окном в холодном шуме *

За окном в холодном шуме
Свет реклам и листопад…
Что ж так долго из Сухуми
Ты не едешь в Ленинград?

Впрочем, рано или поздно
Все равно житейский быт
В день весенний иль в морозный
Нас совсем разъединит.

Год пройдет, другой… А там уж.
Что тут много говорить?
Ты, конечно, выйдешь замуж,
Будешь мужу суп варить.

Будет муж тобой гордиться
И катать тебя в такси,
И вокруг тебя крутиться,
Как земля вокруг оси!

— Ну и пусть!
                    Тоской ранимым
Мне не так уж страшно быть.
Мне не надо быть любимым,
Мне достаточно любить!

* Дышу натруженно *

Дышу натруженно,
                          как помпа!
Как никому не нужный груз,
Лежу на койке, будто бомба, —
Не подходите! Я взорвусь!

Ах, если б в гости пригласили,
Хотя б на миг, случайно пусть,
В чудесный дом, где кот Василий
Стихи читает наизусть!

Читает Майкова и Фета,
Читает, рифмами звеня,
Любого доброго поэта,
Любого, только не меня…

Пока я звякаю на лире
И дым пускаю в потолок, —
Как соловей, в твоей квартире
Зальется весело звонок.

Ты быстро спросишь из-за двери,
Оставив массу важных дел:
— Кого?
— Марину.
— Кто там?
— Эрик.
— Ой, мама! Эрик прилетел!

Покрытый пылью снеговою,
С большим волнением в крови,
Он у тебя над головою
Произнесет слова любви!

Ура! Он лучший в целом мире!
Сомненья не было и нет…
И будет бал в твоей квартире,
Вино, и музыка, и свет.

Пусть будет так!
                       Твой дом прекрасен.
Пусть будет в нем привычный лад…
Поэт нисколько не опасен,
Пока его не разозлят.

ДОЛИНА ЮНОСТИ

Я родился с сердцем Магеллана
И, от пирса юности отплыв,
После дива сельского барана
Я открыл немало разных див.

Но в каком огне не накалится
Новых дней причудливая вязь,
Память возвращается, как птица
В то гнездо, в котором родилась.

И вокруг долины той родимой,
Полной света вечных звезд Руси,
Жизнь моя вращается незримо,
Как земля вокруг своей оси!

ВОСПОМИНАНИЕ О ВЕСНЕ 1954 ГОДА

Родимый край мой тих и пуст!
И резко, словно в мегафоны,
На председательский картуз
С амбаров каркают вороны.

Старушек наших гнет в дугу,
А все без жалобы унылой
С какой-то дьявольскою силой
Граблями машут на лугу.

Пока извилины в мозгу
Копил я, странствуя по свету,
Мой дом маячил на лугу
Немного лет… Его уж нету.

В избе, бывало, у подружки
На сковородке, на жару
Пельмени прыгали в жиру,
И подавалась брага в кружке.

Не раз по горлу моему,
Эх, ручейком журчала брага!
А что здесь нынче, не пойму, —
Поганки светятся из мрака.

И странной тенью прежних дней
С какой-нибудь бездомной кошкой
По всей деревне без огней
Я, как дурак, хожу с гармошкой.

Ведь было время! Не пройти
Воскресной ночью, не волнуясь!
Народу было на пути,

Назад: 1955–1959
Дальше: 1962–1967

Регина
очень красивое стихотворение, дает понять что прекрасно прогуливаться по осеннему лесу.
Лиза
Круто!