Глава 8. Разгадка совсем близко

От полковника Лебешева Сергей Иванович пришел крайне недовольным.

– У вас неприятности? – поинтересовался Колесов, только что вернувшийся из гостиницы «Галактика».

– У вас, – проворчал Шамов. – А может быть, у нас! Или ты отдельно от меня работаешь?

…Поход к начальнику Управления оказался для майора неудачным. Что было весьма неприятно, поскольку Сергей Иванович надеялся, что Лебешев поймет и окажет посильное содействие. Понять-то он, может, и понял. Но вот помощи не оказал.

– Товарищ полковник, нужно вернуть дело об убитой девице легкого поведения Тамаре Зыряновой из архива в новое производство и объединить его с двумя другими делами с цифрами на трупах, – после своего рассказа уверенно заключил майор.

Полковник Лебешев лишь поморщился и негромко спросил:

– А на каком основании? Есть у этих дел что-то общее, кроме наличия цифр на лбах жертв? Может, просматривается один и тот же почерк?

– Нет, – коротко ответил Шамов.

– Есть мотивы убийств? – снова спросил Лебешев.

– Нет, – опять ответил Сергей Иванович.

– А между самими жертвами есть хоть какая-нибудь связь? – задал последний вопрос начальник Управления.

– Пока такой связи не выявлено, – помрачнел Шамов, уже понимая, что пришел к начальнику зря.

– Так вот, – резюмировал Лебешев, глядя в лоб старшего следователя-криминалиста, – приходи тогда, когда связь между жертвами и преступлениями будет тобой четко выявлена и доказана неопровержимыми фактами. А пока – свободен…

– Ну да, у нас, – смутившись, поправился лейтенант юстиции Колесов.

– Ладно, – отмахнулся от невеселых дум Сергей Иванович. – Будем работать дальше. Что у тебя?

– Докладываю: гостиница «Галактика» небольшая, всего двадцать шесть номеров, – начал Колесов. – Номер двадцать четвертый сняли четырнадцатого июня в два часа дня на сутки. Девушка на ресепшене сказала…

– Где? – остановил доклад своего помощника Шамов.

– На ресепшене, – повторил Колесов и пояснил: – Ну, та, что регистрирует прибывших в гостиницу и выдает ключи от номеров…

– Так бы и сказал сразу, – проворчал Сергей Иванович. – Давай дальше.

– Она сказала, что номер снял парень лет двадцати пяти, похожий на кавказца. Звали его Артур Георгиевич Карапетян. Когда я показал ей фоторобот нашего горбоносого «Сапожника» и спросил, не видела ли она его в тот день в гостинице, она сказала, что видела, но не уверена. Видеонаблюдение в гостинице ведется, но когда я спросил про него, подошедший старший администратор сказал, что записи изъяты следователем, который приезжал на труп утром пятнадцатого июня.

– Знаю, – буркнул Сергей Иванович. – Продолжай.

– Потом я побеседовал с горничной, которая обнаружила труп. Случилось это в десятом часу утра. Труп девушки лежал на кровати, все кругом было в крови…

– А окно в номере было открыто? – поинтересовался Сергей Иванович.

– Я тоже спросил об этом горничную, – посмотрел на Шамова Колесов.

– И что она сказала?

– Она сказала, что было открыто…

Шамов кивнул и уставился в одну точку. Потом спросил:

– А второй этаж находится высоко от земли?

– В том-то и дело, что нет, – ответил Колесов. – Дом старый, первый этаж наполовину врос в землю. Да еще между этажами идет сплошной карниз. Вылезти из окна не составляет никаких проблем. Я, к примеру, вылез вполне спокойно… В качестве эксперимента.

Сказав это, лейтенант юстиции посмотрел на шефа, ожидая благодарности или хоть какого-то поощрения. Мол, молодец, Колесов, будет из тебя толк! Мало того что все разузнал, так еще провел следственный эксперимент: вылез из окна, как это сделал Карапетян, а возможно, и настоящий убийца. Однако ничего подобного со стороны Шамова не последовало. Старший следователь-криминалист сидел, уставившись в одну точку, и не собирался раздавать похвалу своему помощнику. Потом, скорее всего для себя, произнес:

– Откуда у наркомана со стажем, которому всегда не хватает денег для очередной дозы, нашлись деньги, чтобы снять номер, да еще и пригласить проститутку? Вот главный вопрос. И ответ на него весьма простой: деньги ему кто-то дал. Но вот кто?

Майор Шамов поднял голову и посмотрел на Колесова. Тот, думая, что Сергей Иванович ждет от него ответа, изрек:

– Так этот наш «Сапожник» и дал.

– Правильно, – согласился Шамов. – Итак, какую картину мы имеем… Наш убийца находит наркошу, входит к нему в доверие, возможно, становится если не другом, то приятелем и просит снять для него номер в гостинице «Галактика». Может, он мотивирует свою просьбу тем, что у него нет паспорта, а может, обещает за эту услугу дозу или деньги. Выбор гостиницы не случаен: она небольшая, значит, и персонала в ней не так много. То есть меньше глаз. Что это значит?

Колесов молча пожал плечами.

– Это значит, что он готовился. Убийство проститутки отнюдь не было спонтанным. Оно тщательно планировалось. Как и убийства парня на Пушкинской набережной и мальчика из дома на Балтийской улице. Следовательно, какой-то мотив у убийцы все-таки имелся…

– И какой же? – спросил Колесов.

Шамов посмотрел на него и промолчал. Потом раздумчиво произнес:

– Пошли дальше, лейтенант. Вечером, после того как Карапетян снял номер, к нему приходит «Сапожник». После вызова проститутки «Сапожник» расплачивается с Карапетяном за услугу, скорее всего дозой, которая смертельна. И выпроваживает его из номера через окно. Когда проститутка приходит, ее встречает уже наш убийца. Что происходит между ними – нам не столь важно. А потом он ее душит. После чего наносит удары ножом и покидает гостиничный номер через окно, как это сделал ты. – Шамов одобрительно глянул на Колесова и чуть помолчал. – Затем, – продолжил старший следователь-криминалист, – «Сапожник» приходит к своему приятелю Карапетяну, ключи от квартиры которого им уже подделаны, и подбрасывает ему нож с фрагментами крови жертвы. В это время Карапетян, скорее всего, уже мертв. И когда утром следственная бригада заявляется на квартиру Карапетяна, они находят остывший уже труп и нож, которым были нанесены раны жертве. Простенько и со вкусом. Преступник мертв, улики, изобличающие его, в наличии. Районному следователю и делать-то ничего не надо. Все сделано за него. И главное: преступление раскрыто менее чем за сутки! Рукоплескания, улыбки, похвалы и раздача преференций…

Шамов замолчал. Колесов, переварив сказанное, сделал вывод:

– Значит, вы не сомневаетесь, что все три убийства совершены одним и тем же человеком?

– Не сомневаюсь, – ответил Сергей Иванович.

– Но как связаны эти три убийства? – задал вопрос Анатолий, ответ на который, наверное, был самым важным в этом деле.

– Пока не знаю, – посмотрел на своего помощника старший следователь-криминалист. – Но связь есть. Тут мы что-то упускаем. Но что?

– Может, стоит подключить аналитический отдел?

– Аналитический? – раздумчиво посмотрел на Колесова Сергей Иванович. – А ведь это идея! Только не отдел, а одного человека, который стоит всего отдела. Ну, или стоил…

Эдуард Константинович Полетаев страшно мучился с похмелья, а денег не было даже на бутылку пива. Когда прозвучал звонок в дверь, Полетаев даже не пошевелился. Он никого не ждал, друзей у него не осталось, так что вставать и открывать дверь незнакомому человеку никакого резона не было. Он частенько не открывал дверь на звонки. Пусть думают, что его нет. В общем-то, так оно и было. Настоящего Эдуарда Константиновича Полетаева уже не было давно. Он умер, когда два года назад по его вине погибли жена и сын. Автокатастрофа. Надо было влететь в «КамАЗ», выскочивший на перекресток на красный свет, по прямой. Он бы тогда разбил капот и погиб бы сам. А жена и сын, ехавшие сзади, остались бы, скорее всего, живы. Но он автоматически повернул руль влево, стараясь избежать столкновения. Машину занесло, и она ударилась в «КамАЗ» задней дверцей и багажником. И все… После этого стало незачем жить, а тем более работать. От гнетущих дум вот уже два года спасала только водка. Так что то, что находилось под теперешней телесной оболочкой, прежним Полетаевым отнюдь не являлось.

Звонок раздался еще и еще.

Это начинало раздражать. Неужели тот, кто стоял за дверью, еще не понял, что его, Полетаева, нет? А если даже находится дома, то не хочет открывать.

Звонок стал трезвонить не переставая. Очевидно, неизвестный, стоящий за дверью, просто не стал отнимать палец от звонка.

Эдуард Константинович с трудом заставил себя подняться с дивана и поплелся открывать. Наверное, пришли за деньгами за уборку подъезда – только они такие несговорчивые. Сейчас он подойдет к двери, признается, что денег у него нет, выслушает очередные (и вполне заслуженные) нарекания в свой адрес и отправится обратно на диван.

Не спрашивая «кто» и не заглядывая в глазок (такой привычки у Полетаева никогда не имелось), Эдуард Константинович распахнул дверь. На пороге стоял человек, который показался знакомым. Не вглядываясь в лицо гостя, Полетаев буркнул:

– Извините, у меня сейчас нет денег, – и попытался закрыть дверь, но человек с той стороны двери быстро подставил ногу.

«Ну, сейчас начнется», – подумалось Эдуарду Константиновичу, и он поднял глаза на гостя.

– Шамов! – не сразу узнал он в госте своего бывшего сослуживца по Следственному управлению.

– Он самый, – ответил Сергей Иванович, вглядываясь в посеревшее и постаревшее лицо Полетаева с нескрываемым сожалением. – Как это вы с гостями… невежливо поступаете, – улыбнулся майор, но улыбка получилась кислой и печальной. – Я к вам…

Эдуард Константинович несколько удивленно посмотрел на Шамова и неохотно отступил в сторону:

– Проходите.

Сергей Иванович вошел в квартиру и невольно остановился. Квартира была запущена донельзя: на полу комками валялась высохшая грязь; обои затерты и перепачканы; повсюду валялись смятые вещи; в комнате стоял удушливый и неприятный запах. Впрочем, неудивительно, если уж хозяин махнул на себя рукой, так чего ожидать от остального?

Майор прошел в глубину комнаты. За ним осторожно, сложно ожидая какую-то неприятность, прошел помощник.

Стеклянная пепельница, стоявшая на столе, была полна окурков. Окурки были даже в немытых тарелках с остатками пищи, в чашках с заваркой, на прожженной во многих местах столешнице. Кроме стола, в комнате был старый продавленный диван, служивший хозяину кроватью, и стул. Батарея бутылок в углу, где, очевидно, когда-то стояло кресло, усиливала неприглядную картину. Не было здесь ни телевизора, ни даже шкафа для одежды. Вместо него к стене была приколочена деревянная вешалка, на которой висели пиджак с брюками и куртка. Собственно, и весь гардероб.

– Что, не нравится мое жилье? – заметил взгляды оглядывающего квартиру Шамова Эдуард Константинович. – Мне тоже… – Он смахнул с единственного стула прямо на пол носки с какими-то тряпками и добавил: – Присаживайтесь.

Шамов сел.

– Хреновато вы живете, Эдуард Константинович, – совсем не пытался скрыть своего разочарования Сергей Иванович. Осознавая, что разговор, на который он рассчитывал, может не получиться.

– А я и не живу… Так… Доживаю, – без горечи, сожаления и вообще какой-либо интонации сказал Полетаев. – Так чем обязан?

– Я к вам за помощью, – прояснил цель своего визита Шамов.

– Вы? – искренне удивился хозяин запущенной квартиры. – Ко мне?

– Я, – ответил Сергей Иванович. – К вам.

– А вы в курсе, что я алкаш? Два года беспробудно пью. Вещи из дома вот стал уже выносить. Сейчас вот голову ломаю, что бы еще такое можно было бы пропить…

– Вы говорите так, будто хвалитесь чем, – заметил Шамов.

– Вы правы, хвалиться здесь нечем, – как-то сник Полетаев. – Простите, я по утрам ни черта не соображаю… Вы, случайно, водочки с собой не принесли? Ведь знали, к кому идете, – вскинул голову Эдуард Константинович и как-то ясно и пронзительно посмотрел на Шамова.

– Принес, – не сразу ответил Сергей Иванович, доставая из старомодного кожаного портфеля еще советских времен бутылку водки и кулек с некрупными яблоками. Воодушевленный появлением вожделенной бутылки, Полетаев метнулся на кухню, принес табуретку и две чистые чашки в цветочках, сдвинул локтем на край стола немытые тарелки с пепельницей и поставил чашки на освободившееся пространство.

– Вопросы потом… Сначала надо поправиться, – заявил он. – Чтобы голова начала работать.

Шамов кивнул, открыл бутылку и налил в одну из чашек грамм пятьдесят.

– А себе? – оторвал взгляд от чашки с водкой бывший ведущий сотрудник аналитического отдела Управления.

– Я за рулем, – ответил Сергей Иванович, чем не шибко опечалил бывшего аналитика.

– Ну тогда, как говорится, за ваше драгоценное… – Эдуард Константинович недоговорил, взял дрожащей ладонью чашку и, клацнув ее краем о зубы, быстро вылил водку в рот. Пару секунд он сидел, зажмурившись, затем отрыл глаза, вытер одно из яблок ладонью и откусил. Не дожевав, он налил себе еще столько же, выдохнул, выпил и, крякнув, принялся дожевывать яблоко. Взгляд его просветлел, лицо из серого приобрело почти нормальный человеческий оттенок. Полетаев посмотрел на терпеливо ожидающего своей очереди (после водки) Шамова, проглотил остатки яблока, нашарил в пепельнице не до конца докуренный бычок и сладко закурил, пустив дым в сторону. Сделав несколько затяжек – а на большее бычка не хватило, – Эдуард Константинович потушил окурок и, внимательно посмотрев на Шамова, наконец изрек: – Слушаю вас, Сергей Иванович.

Шамов стал рассказывать об убийствах. Все, не упуская самых незначительных деталей и начиная с самого начала, то есть с нахождения на Пушкинской набережной связанного трупа в мешке и заканчивая убийством проститутки с цифрой «1» на лбу. Сергей Иванович упомянул о зернышках овса в мешке с трупом; о старике-физкультурнике, видевшем высокого парня с горбинкой на носу и в спортивном костюме. Не забыл рассказать о «работнике Мосгаза», что наведывался в дом на улице Балтийской.

– Мосгаза? – переспросил его Эдуард Константинович. Он налил себе еще, выпил, чуть помолчал… – А вы помните двадцатилетнего таджика, что весной пятнадцатого года повесился в камере первого СИЗО «Матросской Тишины» за пару недель до суда? На его счету было семь убийств. Он орудовал в Южном и Юго-Западном округах Москвы. Когда он звонил в квартиры, то представлялся работником Мосгаза, как тот, первый и настоящий маньяк-Мосгаз, орудовавший в первой половине шестидесятых. Как его звали-то, первого Мосгаза, – Полетаев задумался. – А-а! – хлопнул он себя по лбу. – Вспомнил: Владимир Ионесян. Он был расстрелян в январе шестьдесят четвертого в Бутырской тюрьме…

– Однако, память у вас, – с удивлением произнес Сергей Иванович, косясь на едва не ополовиненную бутылку водки. – И хватка прежняя… Не зря говорят, мастерство не пропьешь… Вы бы, Эдуард Константинович, заканчивали с пьянкой и возвращались бы в отдел…

– Зачем? – вскинул на Шамова взгляд бывший ведущий аналитик Следственного управления.

– Чтобы работать, – не очень убедительно промолвил Сергей Иванович.

– Работать ради работы? – Полетаев налил в чашку еще и залпом выпил. – А зачем это мне, скажите на милость? Цели-то никакой нет. Не только работать, жить не для чего…

Возможно, что в этом случае следовало бы подсказать какие-то подобающие слова, как-то успокоить, дать надежду, но психологом Шамов не являлся и слов подходящих просто не знал. А изрекать банальщину и прописные истины вроде того, что «время лечит» и «надо жить дальше», Сергей Иванович не хотел. И не видел в этом никакого толку. Человек должен сам осознать. А насчет времени, которое все лечит, – так это всего-то лишь утешительные слова. Ни хрена время не лечит! Оно только притупляет личностное отношение к произошедшему горю, и не более того, а боль так и будет сидеть глубоко внутри и, как запущенная болезнь, будет помалу подтачивать здоровье.

Поэтому Сергей Иванович немного помолчал и произнес то, что засело в его мозгу после упоминания Полетаева об этом таджике, имитировавшем одного из первых советских маньяков, которому следователи того времени дали прозвище Мосгаз:

– Думаете, в нашем случае действует тоже подражатель? – спросил Шамов.

– Именно так.

– Но первое и второе убийства разные. Во-первых, совершены они не в квартирах, во-вторых, по почерку совсем не похожи на почерк Ионесяна. Тот ведь рубил или резал. А этот убийца еще и душит жертвы, связывает их, засовывает в мешок, ставит на лбу цифры…

– Вы считаете, цифрами он обозначает очередность жертв? – спросил Полетаев.

– Да, – ответил Сергей Иванович.

– Значит, действует один человек, – твердо заключил Эдуард Константинович.

– Я тоже так думаю, – согласился с ним Шамов.

– И жертвы эти никак не связаны… – продолжал разговаривать скорее с самим собой Полетаев.

– Никак.

– А видимых мотивов нет…

– Нет, – ответил Шамов.

Бывший аналитик налил себе еще. И как-то резко захмелел. Алкаши хмелеют быстро.

– А ведь мотив есть. Д-должен быть. Только вы его не в-видите…

Язык бывшего аналитика стал заплетаться. Взгляд сделался затуманенным. После того как Полетаев еще раз приложился к чашке, он понес сущую нелепицу из набора слов, мало чем друг с другом связанных:

– Приготовьтесь, он хочет, чтобы о нем знали. О его всемогуществе. Поэтому не скрывает трупы… О-о, этот человек совсем не прост… Истина не в вине. Она в водке… Не бойтесь, будут еще разные убийства… Весь мир, вся вселенная против него… И он против всех! Водка лечит… Не дает сойти с ума… Он маньяк, это бесспорно. И он ненавидит всех! Он уверен, что его не оценили… Он одиночка. Он живет, как в стане врага… Лавировали, лавировали, да не вылавировали… Следующей жертвой будет женщина в красном… Нет, студентка. Возможно, две студентки. Да нет, скорее всего. Или женщина в красном платье или кофточке… Приготовьтесь, товарищи, это только начало…

Последняя фраза Полетаева напомнила Шамову недавний бред нездорового душой посетителя Аркадия Денисовича Шкаликова. Того самого, с продолговатой, как дыня, головой. Тот тоже пообещал, что труп, найденный в Москве-реке на Пушкинской набережной, – «это только начало». Решив для себя, что путного бывший аналитик больше ничего не скажет, Сергей Иванович скоренько с ним попрощался, оставил на столе, прижав пепельницей, пятисотенную купюру и ушел. Но чувства, что он посетил алкаша-аналитика напрасно, у него не было. Напротив, ему казалось, что разгадка всего происходящего лежит где-то совсем близко. Надо лишь исхитриться и ухватить ее за короткий хвостик. Ведь некоторые важные мысли и догадки похожи на головастиков. Юркие такие, с хвостиком, – так просто и не схватишь. Неужели не замечали?