Молния расколола небо, и земля содрогнулась от грома.

– Майра! – завопил Возиус. – Помогите, она ранена!

Калеб моментально проснулся и вскочил на ноги. Над головой свистели осколки камней, один оцарапал ему щеку. В ушах звенело, глаза застилала темнота. Хлестали дождь и град. Ветер, огибая прикрывающий стоянку каменный выступ, терзал их пристанище. Рядом встала Пейдж – тоже оглушенная и на время ослепшая.

– В чем дело?.. – воскликнула она.

В небе вспыхнула очередная молния, и следом прогремел оглушительный гром. На землю обрушилась новая волна града. В мерцающем свете Калеб разглядел Вози-уса – тот склонился над Майрой, лежащей лицом в грязи.

– Майра! – заорал Калеб, но голос его звучал очень тихо, словно издалека. В ушах по-прежнему звенело. Калеб опустился на колени и перевернул Майру на спину. Глаза ее были зажмурены. Тогда Калеб взял ее, обмякшую, на руки и снова позвал, но Майра не отзывалась.

Сзади подошла Пейдж с фонариком. Луч голубоватого света осветил их стоянку – небольшую нишу в горном склоне. Повсюду лежали крупные куски льда. Они увидели место, в которое ударила молния: в камне образовалась воронка, почерневшая и дымящаяся. Пейдж навела фонарик на Майру и присмотрелась. Рукав куртки разорван, на предплечье сильный ожог. Маяк почернел и не испускал свет. Пейдж дотронулась до него и тут же отдернула руку.

– Жжется, – вскрикнула она.

– Что… что с ней стало? – спросил Калеб, не выпуская Майру из рук.

– Не знаю… Похоже, в нее попала молния, – ответил Возиус дрожащим от страха голосом. – Я спал рядом с ней, и меня отбросило взрывом.

– Оно что, правда бьет? – спросила Пейдж, с опасением глядя на небо.

Возиус кивнул.

– Элианна предупреждала Майру. Молния – это небесное электричество. Она действует как ток. Только ударяет намного сильнее.

Пейдж пораженно уставилась на него, но тут ей в голову пришла мысль:

– Точно, удар током. Мы в Больнице с этим сталкивались. Калеб, тащи сюда сумки!

Калеб метнулся за рюкзаками, сбил с них корку льда, а Пейдж тем временем занялась приготовлениями: зафиксировала Майре шею, проверила, не пострадал ли позвоночник. Работая, она рассуждала вслух, отчасти по привычке и отчасти – чтобы успокоить Возиуса:

– Кости целы, шея тоже… Майра дышит… Это очень хороший признак… В легких чисто.

Наконец Калеб принес рюкзаки, и Пейдж достала аптечку, вооружилась стетоскопом. Действовала она автоматически, на чистых рефлексах: склонилась над Майрой и послушала сердце.

– Пульс равномерный, аритмии нет…

– Что это? – спросил Калеб. – Мне уже не нравится.

– Аритмия – это неровное сердцебиение. И это правда плохо. Удар током может вызвать повреждения сердца и даже его остановку. Но у Майры с сердцем все хорошо, хвала Оракулу.

– Тогда почему она не приходит в себя? – спросил Возиус, побелевший от страха.

Пейдж повесила стетоскоп на шею и достала из аптечки ножницы и какую-то мазь.

– Ну, удар током может вызвать временный паралич.

– Звучит совсем нехорошо, – заметил Калеб.

Пейдж срезала с Майры остатки рубашки и принялась натирать ожоги пахучей мазью.

– Скоро она очнется. Рука здорово обожжена, а вот остальные части тела не пострадали. Ни ожогов, ни синяков… Вообще никаких травм… По крайней мере, я не выявила.

Она озадаченно взглянула на Калеба.

– Безумие какое-то. Ожоги довольно сильные, но пострадала только рука. Удивительно. Я не могу этого объяснить… Маяк словно принял удар на себя.

– Маяк? – Калеб взглянул на почерневший браслет. Возиус осторожно осмотрел его, стараясь не трогать. – Похоже, Пейдж права, – тихо произнес он. – Маяк поглотил молнию, которая попала в Майру. Готов спорить, он и правда защищал ее. Иначе моя сестра погибла бы. То есть… мы оба погибли бы.

Калеб коснулся лба Майры, он был влажный и горячий.

– Майра, прошу тебя, очнись, – прошептал Калеб и сморгнул слезы. – Вернись к нам… прошу, вернись.

Но Майра все так же лежала без сознания. Пейдж снова занялась ее ожогами. Ребята сидели возле Майры, молясь, однако постепенно ими начало овладевать отчаяние. Калеб погладил Майру по лбу, убрал волосы, а Пейдж снова послушала сердце. Посмотрела на спутников и покачала головой:

– Ничего не понимаю… Она должна была уже очнуться.

Этого никто не понимал.

Буря наконец унялась, и взошло солнце, затопив мир ярким светом. Утро выдалось ясное и холодное. Градины таяли, смешиваясь с мокрой землей, а тучи постепенно рассеивались, улетая в сторону моря и унося с собой бурю. Однако Майра так и не пришла в себя. Калеб уложил ее на брезент. Все сгрудились возле Майры, разложив на солнце мокрые куртки.

– Какой смысл и голодать, и мокнуть? – сказала Пейдж.

– Значит, смысл есть только голодать? – уточнил Калеб, и в животе у него заурчало. Несмотря на волнения, померкшие перед голодом и усталостью, ребята вскоре задремали, согретые солнечным теплом. Прошло несколько часов, и Калеб в какой-то миг проснулся – Майра что-то бормотала во сне:

– Пустыня… сломался корабль… Темный…

Она распахнула глаза и снова закрыла, помотала головой. Калеб тут же бросился к ней, растолкал остальных.

– Пейдж, Возиус! Она просыпается!

Пейдж принялась ухаживать за Майрой, но та никак не могла очнуться. Металась в бреду, и лоб у нее был горячий. Ее по-прежнему мучили кошмары, галлюцинации, и она бормотала какую-то бессмыслицу. Вскакивала и принималась слепо размахивать руками, а потом снова оседала на землю и теряла сознание.

Пейдж убрала стетоскоп и удрученно вздохнула:

– Пару дней еще надо будет последить за ее сердцем на всякий случай, хотя пульс сильный. Ничего не понимаю! Раны поверхностные, я их обработала, инфекции нет – так почему у нее жар? Бред какой-то.

Майра заметалась и застонала:

– Не чувствую его… не чувствую ее… никого не чувствую… даже Темного… все пропали…

– Скорее! – закричала Пейдж. – Помогите зафиксировать ее, пока она себя не поранила!

Калеб схватил Майру за руки, а Пейдж держала голову.

– Майра, никто не пропал, – сказала она. – Мы все тут, рядом. Открой глаза и увидишь.

Майра продолжала извиваться и бормотать:

– Нет… ушли… пропали… сгинули…

Калеб наклонился и прошептал ей на ухо:

– Майра, это Калеб. Слышишь меня? Я держу тебя за руку. Ты не одна, никто не пропал.

Майра завертела головой.

– Нет… Аэро… Элианна… их нет!

Потом она снова обмякла, приступ прошел. Калеб весь взмок, пока держал ее за руки.

– О Оракул, что с ней не так?

Возиус состроил мину, которая всегда появлялась на его лице, если он решал особенно сложную задачку. Наконец кусочки головоломки сошлись, и глаза у него заблестели.

– Это все Маяк, – сказал он.

– О чем ты, Воз? – пристально посмотрела на него Пейдж.

Мальчик указал на браслет:

– Видите, как обгорел? А еще он совсем перестал мигать и светиться. По-моему, молния повредила его, и он тянет силы из Майры. Аэро и Элианну она не чувствует, потому что Маяк их больше не связывает.

Пейдж нахмурилась:

– А почему он тянет из нее силы?

– Потому что Маяк – это нечто вроде биологического интерфейса. Очень продвинутая технология. Браслет связан с телом и разумом Майры, и если мы попытаемся снять его, это убьет Майру, верно? И если он сильно поврежден, то эффект, наверное, тот же самый.

– Постой… Так Майра может умереть из-за этого? – испугался Калеб.

– Только если Маяк заглохнет, – быстро ответил Возиус.

Склонившись над устройством, мальчик внимательно его осмотрел. Осторожно стер сажу с блестящей поверхности, и та вдруг озарилась слабым проблеском зеленоватого света. Майра застонала и попыталась отдернуть руку, словно это причиняло ей боль. Но вот браслет снова погас.

– Маяк горячий, словно у него самого лихорадка, – произнес Возиус. Сел и стал думать. – По-моему, он пытается починить сам себя.

– То есть… он живой? – спросил Калеб.

Возиус кивнул:

– Верно, Маяк – это наполовину машина, наполовину биологический организм. Сейчас он, наверное, усиленно восстанавливается, как, например, поврежденный участок кожи.

Пейдж, дослушав его, коснулась лба Майры.

– Ну и сколько времени это займет? Я дала ей жаропонижающее, но если температура в ближайшее время не спадет, жди беды.

– Не знаю, – признался Возиус, неотрывно глядя на Маяк. – Может, недели, а может, месяцы. Но это лишь мои догадки. Маяк сильно поврежден… и я не знаю, сможет ли он вообще восстановиться.

Пейдж помрачнела:

– У нас нет недель и месяцев.

– Самое большее, несколько дней, – согласился Калеб. – Мы с утра доели водорослевые батончики. Да и без проводника мы, считай, заблудились. Я уж не говорю про погоду. Холодает, и над горами снова собираются тучи…

– Буря… молния… Аэро… – застонала и заворочалась, не открывая глаз, Майра и снова забылась неспокойным сном.

Калеб и Пейдж тревожно переглянулись, а Возиус подполз к сестре и, хмурясь, положил ладонь ей на грудь. Очки у него на носу покосились.

– Ее судьба переплетена с судьбой Маяка, – сказал он.

Браслет, будто отвечая ему, слабо блеснул и снова погас. Может, он пытался восстановиться, а может, сам был в агонии?

Солнце спряталось за горами, и над стоянкой нависли грозные черные пики. Ветер задул с новой силой, его порывы безжалостно стегали. Дни становились короче, а погода холоднее, как верно заметил Калеб. Скинув куртку, он накрыл ею Майру. Коснулся холодной рукой ее лба – она все еще горела.

Майра дернулась, пытаясь отстраниться.

– Зима… зима… зима… – застонала она.

– Зима, – хрипло повторил Возиус и посмотрел на серое небо, подсвеченное последними лучами заходящего солнца. Элианна рассказывала Майре о зиме, да и вообще о смене времен года, о том, как сокращаются дни, о холоде и ненастье.

– Она уж близко, да? – спросил Калеб. Дыхание вырывалось изо рта паром.

Сейчас ему здорово не хватало благ родной колонии. Там, может быть, и тесно, нет естественного света, зато люди защищены от стихии. За толстыми стенами ничего не знали о погоде. Там светили автоматические огни да вентиляция с тихим шипением гнала по коридорам воздух. Не было там ни дождя, ни молний и, уж конечно, никакой зимы.

Возиус покачал головой при виде редких снежинок, высунул язык и поймал им одну.

– Нет, она уже пришла, – произнес он.