В хорнетской школе работала учительницей мисс Винг – она была родом из Чикаго, говорила очень четко и всем улыбалась.

– У многих людей есть какое-нибудь хобби. Завтра вы все принесете в класс образцы своих хобби. Каждый мальчик и каждая девочка расскажет нам о своем хобби, например о коллекционировании марок или спичечных коробков. Мой брат собирает спичечные коробки, это очень, очень интересное хобби.

На следующий день большинство ребят притащили в школу один-единственный спичечный коробок. Анжелита нашла дома деревянную спичку, и красно-синяя головка перепачкала ей карман. Но даже ей досталась похвала миссис Винг.

Братья Релампаго принесли аккордеоны. Они сыграли автобусную песню (без слов) и стали ждать поощрительной улыбки. Но на лице учительницы отразилось лишь глубокое отвращение.

– Аккордеон – плохой инструмент. Это, можно даже сказать, дурацкий инструмент. На них играют только поляки. Завтра я принесу вам настоящую музыку, тогда сами поймете.

На перемене они шептались: кто такие поляки? Анжелита знала.

– Это белые медведи, которые живут во льдах.

Бэйби представил себе ряд белых медведей с серебряными аккордеонами в лапах. Картинка стала еще загадочнее, когда однажды вечером он услыхал по радио: «Я поляк, твой маленький щенок…»

– Что такое поляк? Белый медведь?

– Я Поля! Я Поля! Так зовут красивую девушку!

Мисс Винг принесла в школу бежевый футляр с проигрывателем, поставила на стол, вытащила черный провод, но он оказался слишком коротким и не доставал до розетки. Пришлось двум крепким мальчикам тащить стол к стене, подбитые железом ножки с визгом скребли по дощатому полу. Войлочный круг все крутился и крутился. Учительница достала из бумажного конверта глянцевый диск, подержала за края и опустила на вращающийся круг. Даже смотреть, как он поворачивается, было приятно. Она убрала руку. Класс наполнился звуками «Синкопированных часов» в исполнении популярного оркестра из Бостона.

Но эта прекрасная музыка не произвела впечатления на мальчиков Релампаго. В доме Релампаго аккордеон заменял все. В 1942 году, когда им исполнилось четырнадцать и пятнадцать, мальчики разучили на одинаковых аккордеонах – в том же стиле, как отец, – и стали петь дуэтом две самые известные отцовские композиции: польку «La Enchilada Completa » и ranchera «Es un Pájaro » – это принесло им победу в конкурсе молодых талантов в Макаллене. В то время они уже играли вместе с Релампаго на танцах. Они пели лирические дуэты с удивительным чувством. Это была не просто гармония звуков, что выходят из родных по крови голосовых связок – форма, структура, вокальные данные у них были подобны двум аккордеонным язычкам, что звучат почти одинаково, но все же чем-то отличаются. Призом стали двести долларов и выступление на радиостанции, чьи передачи можно услышать даже в Канаде.

Абелардо был в восторге.

– Вот увидите, сейчас они сбегутся, компании наперебой станут звать вас записываться. Теперь для вас все и начнется. – Друг Абелардо, официант по имени Берто, на своем задрипанном «форде» повез их всех на радиостанцию. Машина въехала в ворота в одиннадцать утра, за час до назначенного времени. В коридоре мальчики сидели тихо, вцепившись в свои аккордеоны, Абелардо же хватал за пуговицу каждого встречного: человека с чашками кофе на подносе, техника с гирляндой невиданных инструментов на шее, несущегося по проходу инженера, певца-ковбоя, полупьяного и с расстегнутой ширинкой, выходящего из дверей мужского туалета.

– Знаете что, – надменно произнес директор-американец, – у нас тут поменялось расписание. Сходите пообедайте и возвращайтесь к двум часам вместе с детьми. Передача о талантах перенесена на два.

Бэйби услыхал, как в соседней комнате заикающийся мужской голос говорит кому-то:

– Ка-ка-ка-ка-ка-ка-кая разница между мексиканцем и мешком дерьма?

На улице дул сильный порывистый ветер, а небо на юге стало черно-зеленым. В струях пыли носились бумажки и перекати-поле. Абелардо с мальчиками подошли к машине.

– Сказали приходить к двум, – объяснил он Берто. – У них поменялось расписание.

– Но в два мне надо быть в ресторане. В два начинается смена. Сам же знаешь.

– Все в порядке. Высади нас в центре, мы что-нибудь проглотим, возьмем такси, вернемся сюда, а ты нас потом заберешь, когда кончится смена.

– Она кончится в одиннадцать ночи, сам же знаешь, и час, чтобы доехать, вам долго тут сидеть, слишком долго.

– Чепуха, мы с кем-нибудь познакомимся, поиграем, хорошо проведем время, можно сходить в кино.

– У меня фара не работает. – Порыв ветра швырнул в машину горсть пыли. – Ладно, ладно, садитесь.

Пока Бетро сдавал назад, чтобы развернуться на покрытой гравием площадке, новый порыв ветра качнул машину, и первые капли дождя упали на ветровое стекло – большие и редкие. Сверкнула молния, загрохотал гром. Бэйби сказал, что башня сейчас упадет. Она действительно падала – двухсотфутовая башня, набирая скорость, опускалась на станцию и на стоянку. Берто надавил на акселератор, и машина, выписывая бешеные зигзаги, покатилась назад; у них на глазах башня разлетелась на куски, крыша радиостанции прогнулась, а двадцатифутовый шпиль разбился вдребезги, ударившись об оставленные на стоянке машины и клочок земли, где они стояли несколько секунд назад. Летели деревяшки и куски рубероида, большая фанерная буква W тоже упала и подпрыгнула.

– Поехали отсюда, – сказал Берто.

– Ага, – согласился Абелардо, – а то скажут, что это мы все устроили.

После этой истории в жизни Криса и Бэйби ничего не изменилось. Их слава ограничилась пределами хорнетского баррио. – «los dos hermanos Релампаго, которые победили на конкурсе». Им оставалось только играть на воскресных танцах, фиестах и quinceañera – две маленькие луны, что светят отраженным светом. У них не было своего стиля.