Эпилог
Иллика аэн Лёда, лаани-гаш (уходящая вдаль)
«В предутренний час, когда языки тумана, в последний раз коснувшись черных скал, потянулись прочь от берега, белопарусный корабль возник из серой мглы. Легли на влажный песок резные доски сходней. Но не спешила взбегать на них стоящая на берегу прекрасная эльфийка, и взор её, полный печали, направлен был прочь от пенных волн – к зеленым холмам, откуда ждала она стука подкованных копыт».
Так бы начал свою речь старый зануда Вальери, если бы вдруг воспылал желанием сделать из этой истории одну из своих заунывных баллад. Только… если у него когда-нибудь возникнет подобное желание, я в труху сотрусь, но добьюсь королевского указа, запрещающего ему даже ногтем касаться этой темы!
Ведь все происходило совсем не так!
Ниэль возник на горизонте вскоре после рассвета – и в первый миг даже я приняла его за очередное белое облачко, лениво ползущее вдоль горизонта. Затем облачко стало чуть больше, и под лепестками парусов стала видна черточка корпуса.
Мы сидели молча – я и Крис. Вокруг раздавались крики чаек, мерный грохот прибоя, шуршание пальмовых листьев и шорох пересыпаемого бризом песка – а мы молчали… потому что одни слова были уже сказаны, а другие – уже не нужны.
– Иллика…
– Не надо, – тихо попросила я. – Пожалуйста, не надо.
– Ты все еще обижаешься на меня? – спросил Крис, зачерпывая горсть песка. Он выставил кулак перед собой, чуть разжал – и струйка песка с шипением просыпалась вниз.
– Нет. Не обижаюсь, – и, уловив недоверчивый прищур серых глаз, добавила: – Сейчас – нет.
Я говорила правду – обида и боль уже ушли, оставив на память о себе лишь светлую печаль… Вот с ней мне придется жить еще долго… с ней и с воспоминаниями.
– Вы, люди, очень странные создания, – медленно произнесла я. – Мы изучаем вас уже десятки веков и все равно никак не можем привыкнуть к вашей чуждости, инности. И каждый раз, когда мы решаем, что уже почти постигли сущность вашего загадочного племени, вы преподносите нам очередной сюрприз.
– Это ты к чему?
– К тому, – улыбнулась я, – что мой учитель никак не мог понять, почему в летописях люди так часто говорят «нет», когда кто-нибудь из Перворожденных зовет их за собой, на Авалон. Ведь те из людей, с кем доводилось общаться ему, были готовы на все, чтобы ухватиться за один лишь призрачный шанс получить подобное приглашение. Недавно ему показалось, что ответ найден – он решил, что в прежние времена люди просто слишком боялись неведомого, что они слишком привыкли ожидать подвоха от неведомых им сил.
– Попросту говоря, они трусили, – Крис наклонился за очередной горстью песка. – Забавно.
– Он очень мудр, мой учитель, – вздохнула я. – Но я встретила тебя… и позвала. А ты не идешь, хотя и не боишься ничего на свете.
– Ну почему же, – возразил человек. – Не так уж мало на свете вещей, которых я боюсь… но все же твой учитель не прав. И он говорил не с теми людьми.
– Он говорил со множеством людей. Статистика…
– Обычно не стоит бумаги, на которой напечатана. Подумай сама – кого может позвать за собой эльф? Какого человека?
– Того, которого он полюбит, – тихо отозвалась я полминуты спустя.
– Да, – кивнул Крис. – А таких людей… как песчинок в моей руке…
Вскочив, он широко замахнулся – и крохотные белые зернышки весело пробарабанили по склону соседней дюны.
– Как думаешь, – тихо спросил он, – захоти кто иной вот так же взять горсть песка с этого берега – велик ли шанс, что ему попадется хотя одна из них?
– Нелюбимая тобой статистика, – улыбнулась я, – оценивает подобный шанс, как пренебрежимо малый.
– Видишь…
– Сядь назад, – попросила я.
– Нет, – качнул головой Крис, вглядываясь в приближающийся ниэль. – Они уже ложатся в дрейф… сейчас вышлют шлюпку. Красивый корабль, – неожиданно добавил он. – Хотел бы я когда-нибудь сплавать на нем.
Замерший бортом к берегу ниэль был и вправду прекрасен – с его четким волнистым силуэтом взлетающего лебедя, изогнутыми, словно под порывом ветра, веточками-мачтами и призрачным струящимся ореолом вокруг – следом рассеивающегося заклинания «попутного ветра». Наверняка мои сородичи уже отчетливо различали нас – но в тот момент, когда я, вскочив, что было сил прижалась к груди того, кто был мне сейчас дороже всего на свете…
В этот долгий миг в мире остались только он и я – и ничего больше!
– Крис… останься со мной.
– В том-то и проблема, зеленоглазка, – грустно прошептал человек. – Только оставшись здесь я могу уйти с тобой таким, какой я сейчас… таким, как ты любишь меня. Иного выхода нет. Даже ваша магия не может остановить время… лишь обмануть… но за любой обман рано или поздно все равно приходится платить.
– Но ведь мы могли б попытаться, – чуть отстранившись, я вгляделась в его лицо, ища не ответ – я и так знала, каким он будет! – а просто желая в последний раз запомнить, впитать в себя его черты.
– Только не я, – отозвался Крис. – Жизнь отучила меня верить в сказки со счастливым концом. А для того, чтобы чудо свершилось, творящий должен верить в него. Верить – а не пытаться!
– Крис…
– Иллика… Иль… любимая…
Его руки соскользнули с моих плеч, и я торопливо отступила на шаг. Не хочу, чтобы онпочувствовал мою боль – довольно и того, что я знаю о его рвущемся сердце.
– Иди, – прозвенел, казалось, сам воздух между нами. – Хейя вальди, миа-леройя. Они уже вошли в полосу прибоя. Иди… и не оглядывайся.
– Хейя вальди, май-лари.
– Та-айо. Прощай.
– Неправильное слово. Правильнее будет – ар-рика.
Не думаю, чтобы он понял – ар-рика хоть и переводится на большинство людских языков так же как и та-айо, словом «прощай», но на самом деле несет в себе совсем иной смысловой оттенок. Это вовсе не окончательное прощание, а прощание-с-прошлым – а то, что оно ставит частицу отрицания в руне «будущей встречи», означает лишь то, что встреча эта не предопределена – как и все грядущее.
Но верить и ждать она вовсе не запрещает.
Я стояла у борта и смотрела вдаль, а стоящий у самой кромки прибоя человек точно так же вглядывался в растворяющийся на горизонте корабль. Он стоял долго, очень долго, ибо ему мало было того, что корабль пропал для человеческих глаз – он опасался куда более острого взора. А он хотел быть уверенным.
И лишь несколько долгих часов спустя он наконец решился и, достав из кармана рубашки крохотную зеленую безделушку на тонкой серебряной цепочке, зажал её в кулаке и – точь-в-точь как давешнюю горсть песка! – широко замахнувшись, швырнул прямо в пасть набегающего прибоя. Затем развернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь.
Наивный! Неужели он и впрямь решил, что весь мой дар был заключен в этих трех лепестках?
Нить, протянувшуюся меж нами, уже нельзя было рассечь, и когда он, вскарабкавшись на вершину дюны, все же обернулся к океану, нить эта донесла до меня слова, которые сорвались с его губ… слова, которыми заканчиваются многие людские баллады об Авалоне. Людские, но не те, что слагал старый зануда Вальери!
– …на те холмы, в туманную даль.
Крис Ханко, идущий по дороге
– А я тебе говорю, парень, что ты мне не нравишься!
Голос маячившего перед моим столиком здоровяка я слышал плохо – ему мешал издаваемый стаканами шум. Нет, не дребезжание – сами стаканчики, все двадцать три штуки – нет, двадцать четыре штуки – ровным рядком выстроились на столешнице, весело подмигивая мне кругляшами перевернутых донышек. Шумели они непосредственно у меня в голове, и шум этот упорно складывался в крики чаек, мерный грохот прибоя, шуршание пальмовых листьев и шорох пересыпаемого бризом песка.
– Крис…
Так, это еще хуже! Я попытался было поднять руку, чтобы привлечь внимание местного… ик… и поведать ему о печальной судьбе… ик… двадцати четырех стеклянных братцев, тоскующих по своему двадцать пятому близнецу, но вместо этого едва не приложился лбом о неровно обструганную доску.
– Ты что, парень, не слышишь, что я тебе говорю?! – взревел здоровяк и в подтверждение своих слов так хряпнул ладонью по столу, что все двадцать четыре стаканчика дружно подпрыгнули по меньшей мере на дюйм. – А?
Ладонь его была размером с хорошую лопату. Возможно, в один из моих лучших дней я мог бы попытаться набить рыло обладателю подобной ручищи, но сегодняшний денек таковым явно не был. А значит, лететь мне со ступенек салуна мордой в грязь и лужи… возможно, даже не один раз. Дождя, кстати, не было уже дней десять, так что насчет содержимого луж иллюзий строить не приходится – конская моча. Подходящий повод убедиться, сильно ли она различается вкусом со здешним пойлом.
– Крис…
Ну вот, опять! Начинается!
В узком поле моего затуманенного зрения неожиданно появился новый интересный объект – угловатая бутылка, украшенная до боли знакомой черной этикеткой. Я начал было привставать, затем разглядел, что бутыль – увы! – уже не содержит даже намека на вожделенную живительную влагу, и с разочарованным вздохом плюхнулся обратно на стул. А зря.
Бутыль описала правильный полукруг в воздухе над столом и завершила его как раз на лбу склонившегося здоровяка. Лоб оказался крепче – осколки так и брызнули в стороны. Следующие секунды две не происходило ровным счетом ничего, и я уж начал было опасаться, что разбитие бутылки было единственным последствием столкновения, но тут глаза здоровяка закатились, и он, медленно качнувшись назад, с грохотом растянулся на полу.
– Зову его, зову, – ворчливо произнесла Бренда Карлсен, небрежно отбрасывая горлышко бутылки. – А он и не думает отзываться!
Высказав этот упрек, охотница уселась на стул напротив меня и аккуратно опустила новенький стетсон с серебряным шитьем на полях рядом с моей собственной шляпой – мятой, выгоревшей и лоснящейся по краям. Интересно, во всем остальном мы выглядим так же? Наверное…
– Типа надо что-то отвечать, да? – уточнил я минуту спустя.
– Неплохо бы, – усмехнулась охотница.
– Мне не давали тебя услышать.
– Этот? – покосилась Бренда на бездыханную тушу у своих ног. – Да, парень орал так, что слышно было еще на стоянке дилижансов. Чем это ты его так разозлил, а, Ханко?
– Я?!
– Ну не я же!
Мне немедленно захотелось объяснить моей собеседнице, что более мирного существа, чем я, в последние две… две? Как, уже две? Ну да, две недели… не было на этой земле со времен изобретения первого револьвера. Правда, высказать это словами у меня не получилось – я в очередной раз икнул, но при этом постарался вложить в оный звук все предназначавшиеся для вышеизложенной фразы чувства.
– Все ясно! – Бренда деловито нахлобучила свой шикарный стетсон обратно и с видимым сомнением покосилась на мой головной убор, явно решая, стоит ли рисковать прикосновением к столь неопрятно содержащейся детали туалета. – Пошли.
– Куда?
– Увидишь!
– Нет!!
– Еще? – деловито осведомилась охотница, продолжая сжимать мою шею воистину железной хваткой.
– Нет!! Я же сказал…
Буль-буль-буль…
Проклятье. У этой женщины не руки, а стальная гаррота.
Вода в поилке для лошадей была теплая и мутная, с явственным привкусом ржавчины.
– Хватит, я сказал!
– Сколько будет пять умножить на двенадцать?
– Что? Какого… шестьдесят! – поспешно выкрикнул я и замер, глядя на собственное искаженное отражение в десятой доле дюйма от кончика моего носа.
– Очухался! – довольно констатировала Бренда, убирая руки, из-за чего я едва не свалился обратно в поилку. – Ну и отлично. Вот теперь, Крис Ханко, я могу спокойно сказать, что чертовски рада видеть тебя.
– К сожалению, не могу ответить вам, мисс, тем же комплиментом, – отозвался я, одновременно пытаясь понять, какого орка «тигр» находится на левом бедре, а не на своем привычном, правом. Наконец отсутствие пряжки навело меня на мысль, что оружейный пояс нацеплен задом наперед. – Хотя и не могу не признать, что вы появились весьма своевременно.
– Чтобы спасти твою шкуру от хорошей трепки? – улыбнулась охотница. – Брось, Крис. После того, что нам довелось вместе пережить в Запретных Землях… Какие еще могут быть счеты?
– А что такого особенного нам довелось вместе пережить? – настороженно переспросил я.
– Ну, – брови охотницы удивленно изогнулись, – вообще-то ты меня спас.
– Ах, это… ну, во-первых, я был не один, а со своим напарником, а во-вторых, я спасал вовсе не тебя. Вспомни – я ведь в тот момент и понятия не имел о твоем существовании!
– Ваше незнание не помешало вам объявиться чертовски вовремя, – отозвалась Бренда. – Тебе и твоему напарнику… кстати, где он сейчас?
– Малыш? Понятия не имею, – честно сознался я. – Может, по-прежнему служит личной тенью старины Скрипа… или вновь подался в Южные моря, к своей родне.
– Родне? Какая родня может быть у гнома там?
– По линии жены, – пояснил я.
Бренда недоверчиво уставилась на меня.
– Не скажу, что понимаю, – призналась она, – ну да неважно. Вообще-то я разыскивала вас обоих… но в первую очередь тебя, Крис.
– Польщен. Можно узнать, чем вызвано это внимание?
– Можно, – спокойно сказала Бренда. – Тем, что я лично убедилась в том, что ты и впрямь самый лучший проводник во всем Пограничье.
Так. Начинается!
– Знаешь, с чего лично для меня началась все эта заварушка вокруг Камня? – сказал я. – С того, что я сказал одной дамочке те самые слова, которые сейчас повторю тебе: «Я не работаю!»
– Ты не дослушал меня.
– И не желаю. Хватит с меня безумных идей! На ближайшие полгода предел моих мечтаний – это номер с жестяной ванной!
– Сдается мне, – насмешливо щурясь, произнесла охотница, – когда я увидела тебя пять минут назад, ты готовился принять несколько иную ванну.
– А вот это уже не ваше дело, мисс, – надменно отозвался я.
– Короче, Ханко, – раздраженно сказала Бренда. – У меня к тебе серьезное деловое предложение. Никаких безумных идей – то, о чем идет речь, мы с тобой уже однажды почти что держали в руках.
– Неужели? И что ж это такое могло бы быть? Хотя стой, – перебил я уже начавшую было открывать рот охотницу. – Я догадаюсь сам. Итак, нечто ценное… находящееся в Запретных Землях… мы вдвоем… сокровища вампирского города, не так ли?
– Тише, – раздраженно прошипела Бренда. – Так, так… только не обязательно орать об этом на пол-улицы.
– Бред!
– Вовсе нет, – горячо возразила охотница. – Не забывай, я-то пробыла в лапах тварей подольше всей остальной компании. Это сокровища ацтеков, те самые, что они спрятали, когда Кортес второй раз подошел к их столице. Золото, изумруды – там миллионы, Крис, и они только и ждут…
– А особенно нетерпеливо, – вновь перебил я охотницу, – нас поджидают тамошние обитатели, с которыми мы так мило расстались в прошлый раз – под аккомпанемент шрапнели.
– В этом-то и дело, – ничуть не смутившись, кивнула Бренда. – Их королева и большая часть высшей знати перебита, да и остальных изрядно проредили. Сейчас они слабы, как никогда – момент самый подходящий!
– В таком случае, – предположил я, – они могли бы решить, что момент также подходит для того, чтобы перепрятать свои побрякушки в еще более глухую дыру.
– И куда же? – усмехнулась охотница. – Что может быть дальше сердца Запретных Земель? Не понесут же они их обратно в Мексику?
Хм. Возможно, дамочка все же не так безумна, как это кажется с первого взгляда. Отчаянна…
– В общем, так, Ханко, – Бренда явно не намеревалась дожидаться окончания моих раздумий. – Лично я намерена вернуться туда в любом случае. И мне было бы куда спокойнее, если бы спину прикрывал надежный парень, вроде прежнего тебя. Но рефлексирующая по своему уплывшему вдаль зеленоглазому счастью амеба, которую ты, Крис Ханко, являешь собой сейчас, меня вовсе не вдохновляет.
– Заткнись, а?
– И не подумаю. Оглянись вокруг, Крис! Видишь на крыше напротив дохлого голубя? А рядом сидит котенок… жизнь продолжается! Что-то кончилось, а что-то, наоборот, вновь началось.
Котенок был красивый. Миниатюрное пушистое чудо трехцветного окраса, он сидел на самом краю крыши и, ничуть не обращая внимания на царящую внизу суету, деловито умывался.
Умывался он долго – не меньше пяти минут, и все это время я, не отрываясь, смотрел на него – и лишь затем перевел взгляд на стоящую передо мной женщину.
– Что скажешь, Крис?
– Ты – красивая.
Этого ответа Бренда, похоже, от меня не ждала.
– Спасибо, – с легкой, чуть растерянной улыбкой отозвалась она. – Это был комплимент?
– Это был намек, – сказал я. – На то, что может начаться. Пошли.
– Куда?
– В лавку. Понятия не имею, куда может завести нас общая дорога, но точно знаю, с чего хочу её начать!
– И?.. – приподняла бровь охотница.
– Куплю себе новую шляпу, – улыбнулся я. – Такую же шикарную, как у тебя.
