Ринке потребовалось четверть часа, душ, три чашки мятного чая и шесть новых платьев, чтобы немного успокоиться и понять: разговаривать с госбезопасностью все равно придется, будь она хоть сто раз герцогиня. А на примерке седьмого платья – того самого, немыслимо прекрасного и блестящего – до нее дошло, что здешняя ГБ сильно отличается от ГБ привычной и родной. Хотя бы тем, что здесь не было холодной войны, кинематографа и интернета. Здесь даже застежку «молнию» еще не изобрели! А значит, у нее есть шанс… шанс на что именно, она пока не слишком хорошо понимала, но твердо знала: поддаваться – нельзя. А выдавать все свои секреты – тем более.

Впрочем, у нее было чем временно откупиться. То есть она очень надеялась, что было. В сумке, которую она прихватила с собой из родного мира, лежали планшет, смартфон, тетради с конспектами и три библиотечных учебника. Спасибо за них Петюне, он каждое утро с неизменным занудством ей напоминал: книги надо носить с собой, учеба – это серьезно. Вот книги, как самое ценное и доступное, она пока придержит, планшет с залитыми в память материалами тоже, а смартфон можно и отдать, сим-карту только вынуть, может, еще пригодится. Все равно здесь от телефона толку – ноль без палочки. С местными технологиями его будут двадцать лет изучать и ничего не поймут.

Главное, чтобы сумка нашлась. В последний раз Ринка ее видела, когда садилась в мобиль. Вряд ли кто-то ее выкинул, и вряд ли Людвиг о ней вспомнил и уже отдал своему начальству.

Думать о Людвиге было неприятно до рези в глазах, поэтому Ринка запретила себе вспоминать. Завтра, все завтра!

– Все, снимаем. – Ринка не позволила Магде даже до конца застегнуть пуговки на спине.

– Но как же… – Рыжая откровенно не понимала, почему хозяйка не хочет появиться перед гостем в таком красивом платье.

– Так же. Слишком много чести. Давай-ка то лиловое с вышивкой по подолу. И кружевную шаль.

Еще пять минут потребовалось, чтобы надеть строгое, идеально аристократическое платье, сделать простой узел на затылке…

– Нет, никаких локонов, Магда. И фероньерку не надо. Шпильки с аметистами, и достаточно.

– Может быть, перчатки? Кружевные! – В глазах Магды светился искренний восторг, но сейчас Ринка не собиралась потакать щеночку и портить образ бальными перчатками. А Магде придется учиться различать стили, и вообще надо как-то привить ей вкус, что ли.

Завершив образ скромным веером, просто чтоб было чем занять руки (или треснуть особо наглую госбезопасность по совершенной арийской физиономии), Ринка велела Магде найти и принести ее сумку, а потом пригласить графа Энн, мать его Ктулху, в будуар.

По счастью, сумку вынули из мобиля, но так как не знали, куда девать, – так и оставили в гараже до хозяйских указаний. Там ее Магда и нашла. Достав учебники с планшетом, вынув сим-карту и положив ее в кошелек, Ринка спрятала все в нижний ящик комода, а сумку вручила Магде:

– Принесешь, когда я тебя позову. И упаси тебя Единый хоть кому-то обмолвиться, что там было что-то еще. Ты меня поняла?

Магда закивала так, что косы запрыгали по плечам, рискуя оторваться.

– Даже святой инквизиции не скажу, вот вам круг!

Погладив Магду по голове, Ринка решила потом непременно разузнать насчет инквизиции, тем более – святой. В мире, где маги служат в госбезопасности, святая инквизиция по-европейски выглядит весьма странно. Значит, это что-то другое. И лучше с этим другим дел не иметь и на глаза ему не попадаться. Но знать в лицо!

А пока, сжав подрагивающими пальцами веер, она нацепила на лицо самую высокомерную улыбку из своего репертуара и вышла из спальни в будуар.

– Ваша светлость. – Граф Энн встал ей навстречу и галантно приложился к ручке.

Еще одну разницу между местной ГБ и родной, российской, Рина тоже оценила по достоинству: черта с два бы какой-нибудь генерал ФСБ, вызвав ее на допрос, ручки целовал. Пусть суть от этого не меняется, но так намного приятнее.

– Я вас слушаю, – холодно кивнула Ринка, устраиваясь в кресле.

Граф Энн уселся напротив (их с Ринкой разделял низкий столик), открыто и чуть виновато улыбнулся… Если бы он не был генералом безопасности и если бы не вломился в кабинет к Людвигу полчаса назад, Ринка бы растаяла. Точно бы растаяла. Или хотя бы смутилась. Умел он улыбаться так, что женское сердечко бьется чаще. Но Ринка и не таких артистов видала, к тому же она была чертовски зла. Поэтому лишь слегка повела бровью, мол, ближе к делу.

– Не сердитесь, прелестная фрау Рина. – Он развел руками, открытыми ладонями вверх, и отзеркалил Ринкину позу. Не в точности, но очень близко.

Ага. Основы нейролингвистического программирования здешние артисты знают и используют. Ну-ну.

– Даже и не думаю. Так о чем вы хотели поговорить, герр Герман?

– Разумеется, о вас. – Он по-прежнему был открыт и очарователен. – Мне чрезвычайно интересно, как вы к нам попали и откуда.

– Разве мой дорогой супруг вам не доложил?

– Этого мало. Мне нужны подробности. И, прошу вас, фрау Рина, давайте не будем усложнять дело недомолвками. Вы можете быть очень полезны Астурии, а я – вам.

– Не будем усложнять, вы правы. Разумеется, я расскажу все, что знаю, но вы тоже поделитесь со мной информацией. Не государственными тайнами. – Ринка мягко подстроилась под его тон, даже подняла открытую ладонь: чуть иначе, чтобы выглядело естественно. И тон, разумеется, сменила на «теплый и дружеский». – Меня интересует возможность вернуться домой.

– Нас тоже интересует такая возможность. У нас с вами общие интересы, фрау Рина.

М-да. Похоже, они оба способны ходить вокруг да около часами, делая «ку» и звеня колокольчиками, как в жмурках.

– Даже не сомневаюсь. И поэтому, граф…

– Просто Герман. – Его спокойствию позавидовал бы сам далай-лама.

– Герман, я хочу вам кое-что показать. В порядке демонстрации дружеских намерений. – Ринка позвонила в колокольчик, взяв его со столика, и велела тут же явившейся Магде: – Принеси сумку.

Та сделала книксен, умчалась и вернулась через несколько секунд.

– Прошу, мадам, – подала сумку двумя руками, словно шкатулку с драгоценностями.

Поблагодарив и отпустив Магду кивком, Ринка поставила сумку на стол, раскрыла замок «молнию» и предложила Герману:

– Можете изучать. Прошу только сохранить мой паспорт, я не теряю надежды еще им воспользоваться. И не беспокойтесь, бомбы или сибирской язвы я с собой не принесла.

– Сибирской язвы? – Герман слегка поднял бровь, выражая заинтересованность.

Вот же артист! Ему в руки свалились продукты неизвестных (и явно превосходящих) технологий, а он даже лапы в сумку с сокровищами не запустил. Всем бы такую выдержку.

– Наш мир, Герман, сильно отличается от вашего, – с неприкрытой тоской сказала Ринка: ей очень хотелось домой. И отчаянно не хватало информации! Для того, кто привык к интернету, отсутствие информации почти равно нехватке воздуха. – Не в лучшую сторону, несмотря на технологии. У меня с собой нет учебников истории, но, если захотите, я вам кое-что расскажу. И сразу предупреждаю: я – биолог, в оружии ничего не понимаю, и использовать мои знания в военных целях у вас вряд ли выйдет.

Несколько секунд Герман смотрел на нее в крайней задумчивости, потом кивнул:

– Я вам верю, Рина. Вы ведете себя совсем не так, как наши дамы. Впрочем, и не как наши мужчины. Ваш отец действительно ученый-генетик? – прозвучало как «ученый, а не генерал госбезопасности?».

– Да. Доктор наук, заведующий лабораторией. Я не слишком хорошо разбираюсь в его исследованиях, для меня это слишком сложно. Максимум, могу рассказать в общих чертах. Но, думаю, мои конспекты из университета будут вам гораздо полезнее. У вас же найдутся специалисты, знающие русский язык?

– Несомненно. Вы позволите? – Он наконец-то коснулся вожделенной сумки.

– Разумеется. Ничего опасного для вас там нет, я…

Она хотела сказать «обещаю», но не стала. Это было бы не совсем правдой. Кто знает, до какой дряни додумаются местные ученые, исследуя смартфон, упаковку ежедневок, мятную жвачку, пакетики чая «Гринфилд» и гелевые ручки? Не говоря уже про растворимый аспирин, эвкалиптовые пастилки, пластиковые карточки, студенческий билет, ополовиненную шоколадку и… явно что-то еще. Ревизию своей сумки Ринка не проводила очень, очень давно. Так что вполне могут найтись и окаменелые уши мамонта.

Тем временем Герман очень осторожно принялся выкладывать на столик добычу. Начал с крупного, то есть двух общих тетрадей: одна по химии, вторая – по всему сразу, на пружинном блоке, с разноцветными листами. Вот ее-то он и пролистал первой, ничего, разумеется, не понял – в студенческих конспектах и не всякий опытный дешифровальщик разберется.

– Цвет бумаги что-то обозначает?

– Конечно. Желтый – общая генетика, розовый – морфология… там подписано.

Герман только вздохнул: проникнуть в тайны иномирской науки с наскока не получилось. Ничего-ничего, это ты еще смартфон не видел, дорогой мой генерал!

– А это?.. – Он как раз достал смартфон. Выключенный, разумеется. Ринка всегда его выключала перед началом лекций, чтобы не отвлекаться на звонки.

– Телефон, – улыбнулась она, вспомнив эбонитового монстра из гостиной. Слово явно было Герману незнакомо, так что она пояснила: – Модификация той черной штуки, по которой вы разговариваете.

– И как он работает?

– Не знаю, – честно ответила Ринка. – Что-то там с радиоволнами. Или не радио, а ультракороткими. Или электромагнитными. Я плохо знаю физику, тем более такую сложную. Вообще-то я уверена, что на самом деле это магия.

– У вас все же есть магия?

– Думаю, да. Но у нас ее называют наукой. Смотрите, вот тут кнопочка… – Она нажала на включение, и смартфон засветился. – Он работает на электричестве. У вас же пользуются электричеством?

Герман завороженно кивнул и провел над экраном ладонью.

– Если в этом и есть магия, то я ее не чувствую.

– Это ни о чем не говорит. Мало ли чего вы не чувствуете. Кстати, заряда осталось часов на пять, и это если не смотреть видео. А сети у вас, разумеется, нет…

Следующий час Ринка откровенно наслаждалась, показывая Герману фокусы – скачанное с ютуба видео, собственные записи, фотографии Москвы, подружек, универа, Петечки…

Почему-то Петечка произвел особенно сильное впечатление. Герман даже спросил:

– Так вы были замужем?

– Нет. Я не собиралась выходить замуж минимум до окончания университета.

Почему-то при этих словах Герман вроде как просветлел лицом. Наверное, если бы она была замужем, у Людвига могли возникнуть проблемы…

Тут посмурнела сама Ринка. Проблемы гада чешуйчатого ее не касаются. Для него она не человек, а… не важно, короче. Он для нее – тоже. Экспонат, вот. Мутант подопытный! И она не будет о нем думать!

На универ Герман тоже смотрел глазами, по форме приближающимися к правильной сфере. Еще бы чуть – и выскочили. А к концу познавательной беседы герр генерал выглядел и вовсе придавленным. Что ж, план удался. Наверное. По крайней мере, ее восприняли всерьез. А напоследок спросили:

– Вы уверены, что хотите вернуться туда? Здесь вы – герцогиня, а там…

– Там я дома, Герман. Там мои родные и все, кого я люблю.

– Все еще может измениться. Вы вышли замуж, вскоре можете родить детей.

– В нашем мире, Герман, девушка выходит замуж за того, кого любит, а не потому, что ее принудили. К тому же для вашего друга я – всего лишь одна из многих, и вряд ли он даже заметит мое отсутствие.

– Вы зря обижаетесь на Людвига. Поверьте, не его вина в том, что ему пришлось спешно вас покинуть.

– Разумеется. Спецзадание по поимке опасных террористов, и на самом деле его зовут Бонд, – хмыкнула Ринка. – Прошу вас, Герман. Не будем об этом.

Тот лишь укоризненно покачал головой и распрощался.

А сумку забрал с собой.

Ринка злорадно подумала, что ее подарочек сегодня не одному Герману испортит ночной сон. И завтра. И послезавтра. А нечего потому что, вот!

На этой оптимистической ноте она отправилась спать, предварительно позвав Магду. Все же местная одежда с пуговками на спине – изобретение дьявола, хоть и безумно красива.

Ей снились кошмары. Она знала, что спит, что все это уже было – и закончилось, но от этого не становилось легче.

Ей снился дуэт Людвига и Смерти, а слушателем был город. Незнакомый, но очень милый и уютный европейский городок с замком, узенькими улочками и ухоженными предместьями. По улочкам маршировали игрушечные солдатики, над замком реяли флаги, игрушечные пушки выпускали ядра-орешки, откалывая от пряничного замка кусочки глазури. А Людвиг со своей спутницей летали вокруг на золотом драконе и дирижировали невидимым оркестром.

«Вагнер, это Вагнер», – во сне подумала Ринка. Откуда в чужом мире Вагнер и его «Кольцо Нибелунгов»? И почему игрушечные человечки падают, падают, а музыка становится все тревожнее и пряничный замок чернеет? Как странно! Почему Людвиг это не остановит? Ему же не нравится!

И вдруг он оглянулся. Уставился прямо на Ринку синими, полыхающими, словно газовая горелка, глазами. Заглянул в самую душу. И, подняв руки, остановил оркестр.

Музыка смолкла.

Несколько мгновений слышались выстрелы, крики, грохот.

А потом смолкли и они. Пряничный замок выцвел, истончился – и от него кругами, словно от брошенного камня, стал расползаться туман. Неправильный, серый туман, и в этом тумане прыгали, извивались и клацали зубами призрачные твари, похожие то на пауков, то на змей, то на волков, то вовсе ни на что не похожие.

Замок, город, предместья и игрушечные солдатики с пушками рассыпались пылью, и все стало серым, мертвым и странным – и замок, и дома, и деревья. Искореженные. Не мертвые и не живые. Застывшие и изменчивые.

Людвиг криво усмехнулся, и его лицо превратилось в белоснежный череп, оскаленный, с мертвенно-синим огнем в глазницах.

И снова зазвучала музыка.

Вагнер. Тема проклятия из «Кольца Нибелунгов». Только сопровождение играл не оркестр, а фортепиано. И пел какой-то странно-скрипучий баритон.

Это так не подходило к сну с драконами и Смертью, что Ринка открыла глаза и села на постели.

Отчаянно болела голова, подташнивало, перед глазами плыло – и по-прежнему слышалась музыка. Вагнер и скрипучий голос.

– Магда, – тихонько позвала она, не понимая: проснулась уже или ей снова все снится?

Рыжая не отозвалась, зато послышалось вопросительное:

– М-р-мя? – и откуда-то из подушек к Ринке на колени запрыгнула Собака, потерлась о руки.

– Ты тоже это слышишь? – спросила Ринка, имея в виду музыку.

Кошка зевнула, показывая, что на такую ерунду она не обращает внимания. И вообще, приличные девушки в такое время спят и кошкам спать не мешают.

Ринка легла обратно. Обняла кошку. Несколько минут пялилась в потолок.

Музыка не прекращалась. Снова Вагнер, только тема другая. Все же музыка настоящая, решила Ринка. Но кто тут может играть по ночам?

Встав с постели, она накинула шаль и тихо-тихо, на цыпочках, пошла к двери. Выглянула. Показалось, музыка стала чуть громче. А в ноги ткнулось теплое и пушистое.

– Ч-ш-ш! – сказала Ринка кошке и пошла вперед по коридору.

Тут же вспомнились страшилки от Магды про «вомпера» и живые портреты и подумалось: может, зря она вышла из комнаты ночью? Все же дом некроманта. Мало ли что тут водится?

Словно в подтверждение ее страхов, по ногам пронесся холодный ветерок, где-то что-то зашуршало… Ринка замерла. А кошка остановилась и недоуменно обернулась: ты что, мышей боишься? Идем, любопытно же!

И они пошли дальше. Впереди кошка, а за ней Ринка. На звук старого, чуть дребезжащего фортепиано. Через гостиную, вверх по лестнице, и дальше по коридору… Перед дальней дверью кошка остановилась и сказала веское:

– Мрр.

То есть здесь. Пришли, открывай, у меня же лапки.

Теперь звуки рояля слышались совсем явственно и по-настоящему, а с ними – глуховатый баритон и скрип педалей, а в паузе – словно бы шелест бумаги.

Глубоко вдохнув и зажмурившись для храбрости, Ринка толкнула дверь. Она открылась бесшумно, а тот, кто играл, – ничего не заметил.

Это был Рихард. Пустая комната, только рояль, конторка с ворохом бумаги и перьями, яркая луна в окне и Рихард. Он играл на рояле, закрыв глаза и напевая тему Зигфрида. И вдруг замер на миг, встрепенулся – и принялся что-то быстро-быстро строчить пером на листе, прижатом к пюпитру книгой. То, что, кроме луны, в комнате не было никакого света, ему совершенно не мешало.

Наверное, Ринка бы так и ушла, не потревожив его, но у кошки были другие планы. Она побежала, задрав хвост, вскочила на рояль, прошлась по клавишам – издавая ужасные хаотические звуки – и цапнула лапой перо из рук Рихарда.

Он отмахнулся от кошки, стряхнув ее на пол, обернулся и начал вставать.

Его глаза светились все тем же кошмарным синим светом, что и глаза Людвига – и во сне, и когда он убивал террористов… Боже, ей почти удалось об этом забыть, зачем она вспомнила? Зачем она пришла сюда? Ох, мамочки, что сейчас будет…

У Ринки подкосились колени, а сердце забилось где-то в горле, норовя выскочить и пуститься наутек. Сбежать бы, но ноги словно прилипли к полу, она вся одеревенела… это магия, да? Ее прокляли?.. Мамочки!..

– Я вас потревожил, фрау Рина? – обеспокоенно спросил Рихард. – Простите, я не думал, что вы услышите.

Ринка со всхлипом вдохнула и схватилась за дверной косяк.

Примерещилось. Слава Ктулху, всего лишь примерещилось! Это Рихард, самый обычный дворецкий. Никакой мистики с вомперами!

– Вы играли… – выдавила из себя Ринка. Горло пересохло от нервов, и голос дрожал. – Откуда вы…

– О, всего лишь мои скромные сочинения, фрау Рина. Бессонница, видите ли.

– Ваши?! – Ринка чуть не села где стояла. – А… простите, Рихард, я не знаю вашей фамилии…

– Рихард Вагнер, фрау. Моя фамилия слишком скромна, чтобы обременять ею ваш слух.

– Так. Погодите. Рихард Вагнер, а то, что вы играли, – новая опера, да? «Золото Рейна»? Или это был «Зигфрид»?

– «Золото Рейна», фрау. Откуда вы знаете? Это легенды не нашего мира.

– Да так. – Ринка обхватила себя руками за плечи. – Мне приснилось.

Рихард покачал головой и улыбнулся с видом мудреца, которому известны все тайны бытия.

– У вас весьма любопытные сны, фрау Рина. Если позволите, я провожу вас в вашу комнату. Здесь прохладно, вы можете простудиться.