Часть 4. Август 1937 года
Глава 1
Новое назначение
– Живы, стало быть, господин подпоручик, – с искренней радостью встретил его кладовщик.
– Жив, Капитоныч. А вы, я гляжу, уже развернулись на новом-то месте, – с улыбкой заметил Григорий.
– Так дело-то привычное, – пожал плечами старшина.
Практически месяц беспрерывных боев стоил корпусу довольно дорого. Не сказать, что потери катастрофические, но все же весьма существенные. Только в их батальоне они составили тридцать процентов личного состава и более сорока – в технике.
И особенно дорого им дался именно тот, встречный бой. После разгрома броненосного батальона сопровождавший его на грузовиках батальон франкистской пехоты сдался быстро. Стоило вышедшим в тыл бронеходам развернуться, а с фронта – приблизиться взводу Григория с десантом, как дело было сделано. Стальные монстры производят неизгладимое впечатление на пехоту без прикрытия артиллерии и на неподготовленных позициях.
Примерно через час подтянулись грузовики с частями, ринувшимися в прорыв для развития наступления. Далее их батальон надвигался уже прямиком на штаб корпуса генерала Дельгадо. Удар оказался настолько внезапным, что Фуэнсалида была взята с ходу, а сам генерал попал в плен.
Азаров в этом не принимал участия. В их роте оставалось шесть машин, и Дольский принял решение разделить их на два взвода. Плевать, что добрую половину составляли бронетяги Григория. Один из взводов принял Рощин, вторым поручик командовал сам. Пастухов сгорел в подбитой машине. Азарову же надлежало заняться переформированием оставшихся без машин бойцов и озаботиться ремонтом того, что еще можно реанимировать.
Уже к вечеру подтянулись передвижные ремонтные мастерские, и закипела работа. Трудились не покладая рук и не жалея сил. К утру удалось оживить четыре машины. Остальные три годились сугубо на переплавку. В других ротах ситуация была похуже, но в целом куда лучше ожидаемого. Тут скорее наметилась перспектива недостачи экипажей.
Но последующие бои показали, что люди гораздо выносливей и живучей машин. Уже через неделю стал ощущаться дефицит бронетягов. И тогда экипажи начали пересаживать на трофейные и отремонтированные германские машины.
Самого Григория чаша сия миновала. И пусть он прошел через множество боев, неоднократно проламывался сквозь наскоро устроенную оборону франкистов, участвовал во фланговых ударах и рейдах по тылам, но больше не потерял ни одного человека. Мало того, его взвод был единственным, прошедшим через всю наступательную операцию, не лишившись ни одной машины.
Слащев бросил в образовавшийся прорыв половину своего корпуса. Затем организовал глубокий охват с направлением на Талаверу. Осуществляя обходные маневры, он дробил и брал в окружение одну часть за другой. Франкисты же, едва оказавшись отрезанными, упорному сопротивлению чаще предпочитали сдачу. Наступление было поддержано республиканскими частями, преданными правительству.
Неделя боев – и линия фронта отдалилась от Талаверы более чем на тридцать километров. Русский же добровольческий корпус навис над правым флангом националистов у Брунете. Правда, сейчас ни о какой наступательной операции не могло быть и речи. Слащеву необходимо было привести свои части в порядок, подтянуть тылы и закрепиться на занятых позициях.
К тому же франкисты предприняли несколько контратак в попытке опрокинуть как русских, так и поддержавшие их части республиканцев. Но долго пребывать в обороне Яков Александрович позволить себе тоже не мог. В результате изменения обстановки линия фронта удлинилась чуть ли не вдвое. И ситуация могла стать угрожающей.
Однако ему все же посчастливилось выгадать время. Генерал Миаха решил не отсиживаться в стороне и нанес удар по Брунете, нависая над тылами генерала Варелы. В течение первого же дня республиканцы сумели овладеть городом, и националисты были вынуждены сосредоточить основные усилия именно на этой угрозе. Русские пока прекратили наступление и, по имеющимся сведениям, полностью выдохлись. Этот же удар грозил отбросить войска франкистов от Мадрида, к которому они примеривались уже почти год.
Пока генерал Варела сражался с республиканцами на северо-востоке, командующий армией генерал Андрес Саликет Зумет, не имея возможности контратаковать, укреплял оборону на юго-западе.
Однако его усилия не принесли успеха. Сосредоточив все бронеходы в единый кулак, Слащев нанес удар через горы, сломил наскоро организованную оборону и по горным дорогам за сутки организовал охват и разгром трех полков франкистов. А затем части добровольческого корпуса вырвались на равнину и окончательно обрушили фронт противника.
К этому моменту силы республиканцев под Брунете были уже практически сломлены и понесли серьезные потери. Город они сдали и продолжали удерживать лишь два населенных пункта. Однако выход в тыл русского корпуса и частей республиканцев вынудил генерала Варелу начать отступление. В противном случае его ожидали окружение и провал.
Надо сказать, генерал мятежников великолепно справился с этой задачей. Слащев не мог не отметить четкость и выверенность его действий. Пусть тот в результате и проиграл сражение, но вышел из затруднительной ситуации с минимальными потерями. Чего не сказать о других его соратниках.
Как результат противник был отброшен на расстояние от десяти до восьмидесяти километров. Линия фронта выпрямилась и стабилизировалась. Мадрид, отстоявший от переднего края всего-то на двадцать километров, оказался более чем в семидесяти, что было равносильно глубокому тылу.
Авторитет левых партий сильно упал, так как по факту их усилия при огромных потерях не увенчались бы успехом, если бы не русский корпус, ударивший в спину Вареле. И это старательно тиражировалось всеми газетами. В кинотеатрах крутили фильмы, посвященные победе Русского добровольческого корпуса. При штабе Слащева был создан пропагандистский отдел, и он не дремал. Вместе с русскими и испанскими журналистами, фоторепортерами и кинооператорами трудились представители иностранных изданий. Работа проводилась поистине колоссальная.
Штаб корпуса так же передислоцировался. Теперь он располагался в Эль-Тьембло, небольшом городке в предгорьях. Ну, скорее это все же большое село. Сюда же подтянули и тылы, в окрестностях нашлось место для трех военных аэродромов.
Как показала практика, неразумно складывать все яйца в одну корзину. Основные потери в авиации пришлись именно на наземные. Пару раз эскадрильи «Кондора» прорывались к Намброке и бомбили аэродром. Расположение нынешних сразу и не обнаружишь. Разве что на самой окраине Эль-Тьембло, куда прибывали грузовые дирижабли. Но эти огромные машины укрыть вообще нереально.
– Я так понимаю, вы за своим маузером, – между тем продолжал улыбающийся Капитоныч. – Не сомневайтесь, пистолет в полном порядке. И зажим устроил в лучшем виде. Дожидается вас.
– И за пистолетом, и за расчетом, – тряхнув штатным оружием и амуницией, которые нес в руках, ответил Григорий.
– Что так? Для отправки домой вроде как рановато, – принимая подотчетное оружие и снаряжение, озадачился Капитоныч.
– Переводят на усиление в интербригаду.
– От оно как… А у нас тут, стало быть, полный комплект. Тела павших не успевали дирижаблями вывозить. Чуть ли не треть народу положили, а с ранеными так и половина наберется, а туда же, переводят.
– Ну, командованию, наверное, видней, – пожал плечами Григорий.
– Но как я погляжу, вы не больно-то расстроились, – заметил старшина.
– Ваша правда, не расстроился. Обещают бронеход дать.
– Я прошу прощения, а поместитесь ли? – усомнился старшина.
При этом он отвлекся от изучения сдаваемого имущества и окинул многозначительным взором богатырскую фигуру Григория. Угу. Он и для бронетяжника, мягко говоря, великоват, а уж для бронеходчика и подавно.
– Пускай только позволят влезть в рубку, а там и помещусь, и воевать буду исправно, – убежденно произнес Азаров.
– Так. Ну, царапины и потертости я в расчет не беру. Чай, в бою побывало. Остальное все в полном порядке, – хлопнул ладонью по оружию кладовщик. – Кстати, ни одного патрона и ни одной гранаты, – как бы между прочим заметил он.
– Все до последней железки во врага выпустил, – не моргнув глазом ответил Григорий.
– И впрямь пришлось глаза в глаза, а не только из-за брони? – участливо уточнил старшина, оглаживая пышные усы.
– Пришлось, Капитоныч.
– И как вам ТК?
– Выше всяческих похвал. Была бы возможность, себе такой обязательно прихватил бы. Но… Все оружие нашего стандарта подлежало непременной сдаче.
– И так-таки ничего себе не оставили?
– Ну отчего же. Немецкий МП под маузеровский патрон.
– Хорошая машинка. Сродни нашему ППД, только магазин сбоку.
– А то, что патронов всего тридцать два, ничего?
– Это нормально. И менять магазин удобней, и оружие не такое тяжелое.
– Патроны-то под него оставили? – поинтересовался старшина, выкладывая на прилавок кобуру с маузером Азарова.
– Под него, – откидывая крышку кобуры и извлекая пистолет, подтвердил Григорий.
Потом вернул оружие на место, глянул на зажим с внутренней стороны и посадил массивную кобуру себе на поясной ремень. А ничего так получилось. Почти как с ТТ. Правда, все одно придется привыкать, но он ожидал худшего.
– Калибр у ТТ малость отличается от маузеровского, – между тем высказал свое мнение Капитоныч.
– В курсе. Но ствол пока еще не истертый, так что нормально получается. А там, глядишь, еще и родными патронами разживусь.
– Разживетесь, конечно. Война вообще штука занятная. И оружия тут хватает разного.
– Капитоныч, а вы это на что намекаете? – выкладывая перед ним плату за работу, изогнул бровь Григорий.
– Ну, вот, скажем, если бы вам предложили выбирать между ТК и МП, что бы вы выбрали? – убирая с прилавка деньги, спросил старшина.
– ТК. У него прицельная дальность в полтора, а точность чуть ли не втрое. Конечно, автоматический огонь дорогого стоит. Но стрелять прицельно неудобно, магазин тянет вбок. Нет. Однозначно ТК. Только ведь все уходит на склады. Или…
– Трофейщики свозят все подряд. А уж потом на складах смотрят, что и куда. Ну, я подобрал несколько штук из тех, что собирались отправить на переплавку. Получилось собрать два карабина.
– И как на это смотрит командование?
– А что со старика взять? Халтурит помаленьку, не без того. Но пользы от Капитоныча в разы больше. Здравия тебе, старый прохиндей! – послышался из-за спины знакомый голос.
– И вам не хворать, Игнат Пантелеевич, – встретил тот Егорова.
– Здравствуй, Гриша.
– Здравствуйте, господин капитан, – с явным неудовольствием поздоровался Азаров.
– Никак за своим заказом, Игнат Пантелеевич? – видя напряжение, решил разрядить обстановку старшина.
– Надеюсь, готов?
– Обижа-аете.
И на стол лег как раз МП-28. Разве что малость переделанный. Как видно, части от поврежденных «тульских Коровиных» пошли не только на ремонт карабинов, но и на усовершенствование германского автомата. Так, он лишился своего деревянного приклада, но получил плечевой упор и пистолетную рукоять русского карабина. Благодаря чему стал куда компактней.
– Ну, Капитоныч. Выше всяческих похвал, – не без удовольствия приложившись к оружию, одобрил капитан.
– ППД не лучше был бы? Или контрразведке такое оружие не выдают? – не удержался от язвительного вопроса Григорий.
– ППД лучше во всех отношениях. И прицельная дальность до трехсот метров, и целиться не в пример удобней. Правда, если позабыть о том, что стрелять из него длинными очередями не рекомендуется. Клинит диск. Приходится его снимать и встряхивать. А зачем таскать автомат, если стрелять из него можно только одиночными и короткими? У МП же и автоматика работает исправно, и пилить его не возбраняется.
– Это да, – вынужден был признать старшина.
– Капитоныч, а что там насчет карабинов? Значит, говоришь, у тебя найдется один ствол? – вернулся к насущному Григорий.
– Ну так, – вновь огладил усы старшина.
– И сколько?
– Так вы мне ваш МП, я вам ТК, и все довольны.
– Пехотинцы уважают немцев, – начал пояснять Егоров. – Им в ближнем бою автоматический огонь ох как не помешает. И отслеживать количество выстрелов не надо, и темп стрельбы поменьше, чем у ППД, а значит, и перерасхода боеприпасов не случится.
Разумеется, автоматический огонь – это важно. Но Азаров не кривил душой, когда говорил, что карабин его устроит куда больше. А потому пообещал еще зайти на склад, чтобы произвести обмен.
– Гриша, ну вот чего ты дуешься? – когда они покинули склад, обратился Егоров.
– Вам детально и в письменной форме? Ну так вызывайте в отдел контрразведки.
– Некогда мне сейчас бумажную волокиту разводить. Отправляют в командировку в Хадраке, штаб интербригад. По просьбе правительства, для оказания, так сказать, практической помощи. Вот и планировал ехать вместе с тобой. А ты дуешься, как красна девица.
– Есть причины.
– Ну так объясни, и покончим с этим.
– А сами не понимаете? Спаивали меня, вопросы разные задавали, а у самого ни в одном глазу. Только я никак не пойму, при чем тут дуэль. Вас, похоже, одна она и интересовала.
– Она, родимая, – не стал отрицать капитан. – Ну сам посуди, некто инженер Полянский додумался до конструкции «стирлинга», эффективно работающего при незначительных температурных перепадах. Поначалу у нас этому не придали значения. Зато немцы сразу же заприметили перспективную разработку, для которой у нас нашлось применение только в протезах. Да, машина еще несовершенна. Но она уже исправно работает при отличных показателях. Полянскому предложили перекупить патент и вообще перебраться в Германию, предоставив все условия для работы и щедрое финансирование, чтобы совершенствовать и развивать его машину. Он отказался. И тут случилась эта дуэль. Ни на чем. На абсолютно ровном месте. Я к следствию никакого отношения не имею, но мне поручили выяснить кое-какие моменты.
– Иными словами, не работаю ли я на немцев?
– Немцы рассматриваются как сторона, стремившаяся избавиться от Полянского. Ты – на причастность к третьей стороне.
– И как?
– Чист, аки слеза, – уведомил капитан.
– Ничего не понимаю. И почему пожелали работать со мной здесь, а не выяснить все в России? Было разбирательство дуэльного комитета, состоялся суд офицерской чести. Потом я дожидался решения по моему рапорту и отправки сюда. Времени более чем достаточно.
– Ну так говорю же – наше рассейское разгильдяйство. К тому моменту Полянский по-прежнему был никому не интересен. А там уж сообразили задним умом и решили все выяснить.
– Дурдом.
– Согласен. Только учти, будешь ты и дальше на меня дуться или примешь все как есть, об этом болтать не советую. Не скажу, что великая тайна, но все же.
– Это понятно. На аэродром тогда тоже из-за меня приехал?
– Делать мне больше нечего, встречать каждый транспорт и щупать прибывающих офицеров. Уж будь покоен, всех проверяют еще в России, и краткие характеристики с рекомендациями прибывают сюда загодя.
– И какова моя? Если не секрет.
– Не секрет. Но я ее не заучивал. Если коротко – хороший бронеходчик, бретер, бабник и неуравновешенный тип. Рекомендовано направить в интербригады или армию республиканцев.
– И не отправили только из-за намечавшегося наступления.
– Ты и сам все знаешь, – усмехнулся контрразведчик.
– А сейчас-то чего отправляют? Вроде зарекомендовал себя неплохо.
– Кто бы спорил. За красивые глазки представлять к ордену Святого Георгия четвертой степени не станут. Но, Гриша, вот как на духу. Плохой ты подчиненный. Ротный тебе одно – ты другое. Да потом еще и, по сути, спасаешь батальон. А это не только непосредственному начальнику, но и комбату по носу.
– Не угоден, значит, – скрежетнул зубами Азаров.
– Вот зря ты так-то. Господа офицеры сюда прибыли карьеру делать, а ты им всю обедню портишь. Так что скажешь?
– Опять что-то от меня надо? – скривился Григорий.
– Вообще-то, мы вместе отправляемся в Хадраке. Глупо было бы всю дорогу друг на друга коситься. Брось. Каждый из нас делает свое дело. Кто-то же должен бороться и с вражьими шпионами. Или ты считаешь себя белой костью, как оно принято у армейцев?
– Да нет. К тому же прекрасно видел, чем может обернуться удар в спину. Кстати, а как вы проспали-то покушение на Слащева? Или это тайна?
– Да какая тайна, – отмахнулся Егоров. – Надежные ребята, истые республиканцы, более полугода на фронте, боевые награды. И стреляли они не из-за предательства, а будучи убежденными, что действуют во благо республики.
– Абверовцы заплели мозги или франкисты и сами управились?
– Немцы, паразиты. Умеют, не отнять. Вот как можно было заподозрить таких парней? Но… – Капитан огорченно развел руками.
Егоров сейчас лукавил. Что касается личностей заслуженных ветеранов, то тут все верно. Но правда заключалась в том, что абвер никакого отношения к этому нападению не имел. Тут приложили свою руку левые, и коммунисты в частности.
Представили они все так, словно Слащева заподозрили в связи с противником. Но на деле причина была в растущем авторитете России. Ну и в личности самого генерала, слывшего превосходным и знающим командующим. Это в полной мере проявилось в весенних оборонительных боях, когда он ложными отступлениями и короткими контрударами выпил из националистов ведро крови.
Левые потерпели сокрушительное поражение в России и намеревались взять реванш в Испании. Поначалу у них получалось вполне неплохо, но потом случился мятеж. Власть в республике сосредоточилась в руках Народного фронта, в основе своей состоявшего из левых партий. Однако когда в дело вступила Россия, один за другим начали звучать тревожные звоночки, прочащие поражение левых.
Само по себе мирное сосуществование императора и оппозиции в России уже являлось угрозой. Пусть в Думе заседали отщепенцы, пошедшие на сговор с царизмом, но для всего мира они были коммунистами, анархистами, эсерами. А потому нельзя допустить роста влияния роли Российской империи. Хотя в то же время невозможно и отказаться от ее помощи.
По крайней мере, пока не удастся добиться более решительной поддержки со стороны Франции. Они вроде и готовы помочь, но в то же время, в отличие от тех же русских, опасаются вкладываться в проигрывающую сторону, ибо это автоматически означает убытки. Им нужны гарантии победы республиканцев, то есть успехи на фронте.
Однако все, что до этого дня демонстрировало правительство, успехом назвать было сложно. Нельзя до бесконечности хвастаться разгромом итальянцев под Гвадалахарой. Нужно другое, не менее значимое событие, способное показать силу республиканцев. И это должен быть кто угодно, но только не Русский добровольческий корпус. Его успех будет означать упрочнение позиций России, ее роли и авторитета, а также более тесное сотрудничество правительства с русскими.
Но Григорию всего этого знать не полагалось. Более того, если он вдруг окажется болтливым, то высказанное им суждение сработает на руку контрразведке корпуса. Необходимо внушить заговорщикам, что они в безопасности, а их противники пошли по ложному следу.
– А при чем тут Хадраке? Стреляли ведь вроде милиционеры.
– Ряженные под милиционеров интернационалисты, – возразил капитан. – Получается, ноги растут оттуда. Так-то.
– И еще один вопрос. Как так получилось, что выпивая со мной на равных, ты остался трезвым? – решил все же выяснить Азаров.
– Это так важно? – хмыкнул Егоров.
– Не я набиваюсь тебе в друзья.
– Верно. Ладно, выдам свой секрет. Перед застольем выпиваешь грамм пятьдесят постного масла. Все. Можешь пить, не опасаясь сильного опьянения. Но сразу говорю, метод весьма рискованный. В качестве побочного эффекта можно заполучить сладкую смерть.
– Это как?
– Масло покрывает стенки желудка тонкой пленкой, которая препятствует усвояемости его содержимого. Но она постепенно рассасывается, и тогда начинается резкая атака алкоголя. При этом человек моментально пьянеет, и если выпито слишком много, засыпает навсегда. Норма у каждого своя, так что лучше все же не злоупотреблять.
– Отравление алкоголем?
– Именно. Ну что, мир? – протягивая руку, в очередной раз предложил Егоров.
– Мир, – пожимая ее, ответил Азаров.
– Вот и ладушки.
Вообще, секрет был в другом. Игнат все же предпочел менее рискованный метод. В частности, он всякий раз кривился, словно выпивал редкостную гадость. На деле же, пока занюхивал кулаком, успевал слить спиртное через резиновую трубочку во фляжку, укрытую под одеждой. Разумеется, что-то оставалось, но это скорее уже пары.
– Как думаешь добираться до Хадраке? – спросил капитан, когда с противоречиями было покончено.
– На перекладных, как же еще-то. Вроде завтра в Толедо убывает колонна грузовиков, все еще продолжают вывозить имущество. Вот с ними до Толедо, там до Мадрида и дальше.
– Отставить Толедо. Мне тут перепал трофейный «стенли». Четырехместный старичок еще десятого года выпуска, но аппарат рабочий. По прямой выдает порядка сорока пяти километров. В горку, конечно, не так резво. Одной заправки хватает километров на восемьдесят. Но учитывая рельеф, думаю, не больше пятидесяти. Предполагаю, что часов за шесть добежим до места. А там каждый своей дорожкой.
– Уж не из-за все еще встречающихся окруженцев, выбирающихся к своим, я тебе понадобился? – поинтересовался Григорий.
Он вовсе не был настолько добродушным. Просто не видел пользы от дальнейшего противостояния с капитаном. Сделал себе зарубочку на память, и ладно. Полностью же доверяться контрразведчику он и не подумает. Не те эти ребята, чтобы располагать к подобному отношению.
– Вот напрасно иронизируешь, Гриша. Они, между прочим, порой постреливают. И весьма удачно. Как правило, выйти к своим стремятся те, кто предан генералу Франко. Остальные предпочитают сдаться, и желательно русскому корпусу.
– Согласен. Итак, когда выезжаем?
– Ты все еще в расположении батальона?
– Пока на улицу не выбросили.
– Тогда завтра в пять утра я за тобой заеду – и в путь.
– Не рано?
– Раньше никак нельзя. В четыре еще темно, – разочарованно развел руками Егоров.
– Игнат.
– Ну что «Игнат»? Сам посуди. Путь неблизкий, в дороге может случиться все, что угодно. А что не так-то?
– Да я месяц уж мечтаю только об одном – выспаться наконец.
– Понимаю. Но посоветовать могу только пораньше лечь спать.
– Ладно. Договорились, – безнадежно вздохнул Григорий.
Расставшись с контрразведчиком, поспешил в свою палатку. Пока суд да дело, нужно завершить обмен автомата на карабин. Точное и скорострельное оружие для средних дистанций может прийтись как нельзя кстати. Как показывает практика, броненосник, оказавшийся на поле боя вне брони, не такая уж и несусветица.
Когда уже готовился отойти ко сну, припожаловали солдаты его взвода и трое, на время боев причисленные к его машине. Бронетяжники решили отблагодарить своего командира за то, что провел их сквозь горнило сражения с минимальными потерями. Да еще и так, что каждого из них представили к солдатскому кресту, а экипаж Уткина – так и вовсе к двум.
Потом немного посидели с Рощиным. Помянули павших. Вспомнили добрым словом Пастухова, принявшего со своими парнями страшную смерть. Ну и пожелали друг другу, чтобы чаша сия их непременно миновала. И только изрядно набравшись, Григорий наконец забылся коротким сном.
Ровно в пять Егоров остановил свой «стенли» у палатки, в которой все еще квартировал Азаров. Весьма интересный автомобиль, своим обликом походящий на большую игрушку. Кузов ярко-красного цвета, с черными крыльями и подножками, коричневая кожа сидений. Спереди короткий капот с полукруглой мордой, без радиаторной решетки.
Не сказать, что автомобиль имеет исключительную сохранность. Хватает и потертостей, и царапин, и вмятин. Кожа сидений потрескалась. Стойки для крепления маркизы отсутствуют как класс. Что не очень хорошо, случись попасть в дождь. Но в общем и целом транспорт внушал уверенность, котел нетерпеливо гудел, стравливая через предохранительные клапана избыточное давление.
Игнат оказался насколько пунктуальным, настолько же и безжалостным. Загнал Григория на заднее сиденье авто и помчал по дороге. При этом пуская облачко пара, терявшееся в столбе вздымаемой за автомобилем пыли. Ну и распугивая домашнюю птицу, с громким возмущением уступавшую дорогу стальному коню. Хм. С двадцатью лошадками под сиденьями, именно там располагалась горизонтальная двухцилиндровая паровая машина.
Поспать в пути не получилось. «Стенли», конечно, мягок на ходу. Но при этом качка все же изрядная. А главное – это необходимость контролировать окружающую местность. Хорошо хоть пытка продлилась чуть больше часа. К этому моменту они достигли одного из блок-постов республиканцев, в обязательном порядке выставлявшихся на дорогах.
Водяной бак в автомобиле невелик, всего-то восемьдесят литров. А потому через пятьдесят-семьдесят километров необходима дозаправка. Несмотря на более высокий запас хода, котлы замкнутого цикла все еще не получили широкого распространения.
Во-первых, такие автомобили существенно дороже. Во-вторых, несмотря на возможность пробежать без дозаправки до двух тысяч километров, котлу и машине требовалось обслуживание. В обычных моделях ковыряться приходилось гораздо чаще, но более современные требовали уже особых навыков и были куда сложнее.
Пока Егоров обслуживал автомобиль, Григорий беззастенчиво скрючился на заднем сиденье и вздремнул. Казалось бы, всего-то минут двадцать, да еще и неудобно. Но проснулся совершенно другим человеком. То ли и впрямь хватило сил восстановиться, то ли попросту перебил себе сон. Но ведь и усталость ушла. Ну или притупилась. Не суть важно, главное, что продолжил путешествие он уже взбодрившимся.
Весь путь составил чуть больше двухсот километров. Но они едва уложились в запланированные шесть часов. Хотя непредвиденных задержек и не случалось. Все же несовершенство старого паровичка сказало свое слово.
Хадраке представлял собой еще меньший поселок, чем Эль-Тьембло, где расположился штаб Русского добровольческого корпуса, но тем не менее именовался городом. А еще как нельзя лучше подходил для размещения штаба интербригад. Мимо проходит железная дрога, наличествует довольно разветвленная сеть автомобильных дорог, до линии фронта порядка двадцати километров.
Правда, городку не вместить в себя все структурные подразделения интербригад, хоть вывернись наизнанку. Оттого основная масса людей располагается в палаточных городках да сколоченных на скорую руку деревянных бараках. Интернационалисты стоят здесь уже более полугода, а потому успели построить несколько железнодорожных тупичков для принятия железнодорожных составов. Снабжение армии – весьма сложная и затратная штука.
А еще есть пара замаскированных веток, где отстаиваются три приданных бронепоезда. Один из них, с гордым именем «Республиканец», имеет четыре платформы со стапятидесятимиллиметровыми орудиями. Это все же скорее подвижная батарея, причем с ограниченным сектором обстрела вдоль железнодорожных путей. Уж больно мощные орудия.
А вот «Интернационалист» с его батареей статридцатимиллиметровых орудий – уже совсем другое дело. Благодаря круговому обстрелу он обладает куда большими возможностями для маневра огнем. А потому предпочтительнее для пехоты, которую бронепоезда регулярно прикрывают.
Григорий размышлял над пояснениями Игната не из-за обуревавшего его любопытства, а от желания отвлечься. Его буквально трясло от нетерпения. Однажды его уже поманили рубкой бронехода и определили в бронетяжники. И вот вторая попытка.
Между тем Егоров продолжал разглагольствовать об организации интербригад. По его мнению, тут процветали сплошной бардак и неразбериха. И смех и грех, но порой доходило даже до саботажей – выражения протеста и своеобразной забастовки. Он это называл демократическим вывихом мозгов.
Лечили это заболевание интернационалисты просто и незатейливо. Военно-полевыми судами, скорыми приговорами и незамедлительным исполнением. Если верить контрразведчику, то потери от репрессий едва ли не вдвое превышали боевые. Но на фоне других частей свою никчемность в военном деле эти ребята неплохо компенсировали стойкостью и убежденностью в борьбе за правое дело.
В особом ряду стояли две русские и одна латышская интербригады. Про этих говорили, что они дерутся с фанатичной преданностью республике. При этом их отличали железная дисциплина и четкая слаженность действий.
Они никогда не занимали позиции на переднем крае, но являлись, можно сказать, пожарной командой Центрального фронта. Их бросали на самые ответственные и опасные участки. Ими затыкали прорывы обороны. Именно эти три бригады сумели остановить итальянский корпус под Гвадалахарой и дать время для подготовки и нанесения контрудара.
– А это что такое? – удивился Григорий, когда они проезжали неподалеку от железнодорожной станции.
– А-а-а, уже принялся за свое, – хмыкнул капитан.
– Кто?
– Троцкий, кто же еще-то. Ленин – тот скончался в эмиграции, а этот, вон, живет и здравствует. Не усидел в Лондоне, приехал. Ну, теперь держись, Франко.
– Что-то не припомню высказываний относительно его полководческих талантов, – усомнился Григорий.
– Не военачальник, это верно. Зато великолепный организатор, умеет подбирать кадры, оратор от бога. Несколько часов кряду вещать перед массами и вдохновить на подвиг даже самых малодушных для него в порядке вещей. Но главное – это живой идеолог коммунистического движения и один из основоположников Коминтерна.
– А это еще что за зверь?
– Коммунистический интернационал. Международная организация коммунистических партий разных стран.
– Наши в него тоже входят?
– Нет. Коммунистическая партия России у них почитается сборищем отщепенцев, предавших идеалы коммунизма и пошедших на сговор с империалистами. Они их еще перед переворотом обозвали меньшевиками. Если коротко, то наши ратовали за планомерное, постепенное и бескровное наступление на позиции империалистов. И сегодня считают так же. А большевики изначально настаивали на вооруженном перевороте. И когда мы вступили в Великую войну, они едва ли не в первый день выдвинули лозунг превратить ее в гражданскую. В России их идеи провалились. Тогда они сделали ставку на Испанию. Мятеж и гражданская война, конечно, им не на руку, однако ничего фатального. Но коль скоро здесь сам Лев Давидович, то Коминтерн серьезно так заволновался.
– Из-за нашего корпуса? – догадался о подоплеке Азаров.
– Левым партиям рост авторитета царской России – как серпом по причинному месту, – не стал разубеждать его Егоров. – А потому имей в виду, что, несмотря на недостаток военных специалистов, тебе будут устраивать разные пакости.
– Мне на политику плевать. Куда интересней, смогу ли я заполучить себе бронеход.
– Н-да. Вояка ты, Гриша. По пояс деревянный солдафон, – сокрушенно покачал головой Егоров.
– А почему только по пояс? – поддержал шутливый тон Азаров.
– Да потому как все, что выше, – одна сплошная лобовая кость, – со смехом закончил капитан.
Григорий и, не подумав обижаться, тут же подхватил веселье. Вот так хохоча в два горла, они и миновали место митинга, направляясь в расположение броненосников. Там Егоров намеревался оставить Азарова решать свой судьбоносный вопрос.
Самому же капитану надлежало явиться в отдел контрразведки интернационалистов. Те, может, и отказались бы от помощи русских, но от случая с покушением на Слащева вот так запросто не отмахнуться. В нем ведь участвовали интернационалисты. А значит, где-то в их рядах абвер свил свое осиное гнездо, которое не мешало бы найти и выжечь. Ну или научить жалящих ос носить мед.
Броненосный полк расположился на южной окраине Хадраке, в палаточном городке. При этом он был основательно прикрыт с воздуха постами зениток и замаскирован настолько, насколько это возможно. Неподалеку базировался аэродром с эскадрильей истребителей. Конечно, их основная задача – защита самого городка со штабом. Но и этот бронированный кулак входил в зону их ответственности.
Батальон бронеходчиков находился в самом центре. Вероятно, как наиболее ценная боевая единица. Ну или дорогая, что тоже верно. Как, впрочем, и более медлительная. Если бронетяги могли задействовать свое вооружение вне зависимости от наличия пара в котлах, то с бронеходами такой номер не пройдет. Тут без гидравлики и пневматики не навести на цель даже пулемет. Хотя выстрелить вполне возможно. Но только лишь туда, куда в настоящий момент направлены стволы.
Наплевав на всех и вся, Егоров подвез своего попутчика прямиком к палатке комбата. Григорию показалось это перебором. По его мнению, контрразведка должна вести себя тишком и бочком. Капитан же вел себя если не вызывающе, то уж точно выпячивался напоказ.
Вспомнилось, как он встречал их на аэродроме, в облике эдакого рубахи-парня и своего в доску пехотного офицера. Потом – как он обработал самого Азарова. Так что сомнительно, чтобы Игнат не знал, что делает.
– Господин майор, подпоручик Азаров прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
Григорий опустил вскинутую к обрезу пилотки ладонь и протянул свои бумаги сидевшему за столом офицеру с ярко выраженной южной внешностью. Никаких сомнений, самый что ни на есть испанец. Их хватает в интербригадах. Если вначале эти подразделения полностью состояли из интернационалистов, то сегодня их число значительно поубавилось. Порядка половины составляли испанцы.
Добровольцы вообще отличались привередливостью. В Испании это уже не первый мятеж, а потому всем казалось, что его удастся быстро погасить. Но время шло, а франкисты и не думали сдаваться. Мало того, постепенно откусывали от республики большие и маленькие куски. И тогда интернационалисты стали требовать, чтобы их служба ограничивалась полугодичным сроком.
Ну а там еще и невосполнимые потери. Однако командование решило не расформировывать уже образованные подразделения. И в интербригады начали набирать испанцев. Исключение составляли все те же десятая и одиннадцатая русские, а также пятнадцатая латышская, находившиеся на особом счету.
Но вот испанец в должности командира батальона бронеходов Азарова откровенно удивил. Не то чтобы до мятежа в Испании не было бронеходных частей. Пусть и немногочисленные, но они наличествовали. Производство бронеходов налажено только в странах «Большой пятерки». Остальные же закупали машины у них.
Так вот, насколько помнит Григорий, практически вся авиация и флот оказались на стороне республики, а броненосные части поддержали Франко. Но, как видно, все же есть исключения. Бронеходчика подготовить не так просто. Даже для «пауков».
– Подпоручик Азаров? – не глядя в бумаги, вздернул бровь майор. – Тот самый Азаров, что отличился в последнем наступлении и о котором считает своим долгом написать каждый репортер?
– Похоже, так оно и есть, господин майор, – слегка пожал плечами Григорий.
– Но-о… Дьявол! Отдел кадров добровольческого корпуса заверил мое командование, что к нам переводят бронеходчика, которому не нашлось места в рубке, только по причине недостатка машин. Но вас с трудом можно впихнуть даже в бронетяг!
– Как видите, воевать мне это ничуть не мешает.
– Но в бронетяге?..
– Который я по-настоящему потрогал своими руками только здесь.
– Хосе… Прошу прощения, товарищ майор! – едва заметив подпоручика, тут же поправился вошедший в палатку комбата капитан.
Мужчина лет сорока, среднего роста и весьма плотного сложения. До толстячка пока не дотягивает, но не так уж от этого далек. Русоволос, с явной славянской внешностью. Что там у него с акцентом, Азаров понять не мог, потому как и сам владел испанским через пень-колоду. Но вот отчего-то никаких сомнений, что это свой брат русский. Или вовсе не брат. Оно ведь дело такое.
– Что-то срочное, Леонид? – спросил майор.
– Срочное, но может и малость обождать.
– Тогда позволь закончить с нашим пополнением. А заодно, может, тебя посетит какая гениальная мысль.
– А в чем проблема?
– Прошу любить и жаловать, откомандированный в наше распоряжение подпоручик Азаров.
– Тот самый?
– Даже не сомневайся.
– Великоват, конечно. Но коль скоро смог накрутить франкистам хвоста, то я не вижу проблем. Тем более что в трофейном бронетяге места будет побольше.
– Это обещанный нам бронеходчик.
– Вот как, – озадаченно выдохнул капитан.
– Именно так.
– Как вас по имени-отчеству?
– Григорий Федорович, – чувствуя, что вожделенной рубки ему снова не видать, угрюмо ответил Азаров.
– Григорий Федорович, а скажите мне, как у вас обстоят дела с «Витязями»?
– Хорошо обстоят, – в душе тут же затеплился огонек надежды. – Диплом с отличием, новые машины осваивали весь последний год.
– С отличием, несмотря на ваши габариты?
– Было тесновато. Но не критично.
– Ну, мне-то сказки рассказывать не надо. Я зампотех батальона, а заодно и главный механик на все это хозяйство. Так что в курсе, как там, в боевой рубке, со свободным пространством. Ну да не суть. Товарищ майор, у нас некомплект в четыре бронеходчика. Предлагаю сократить его до двух.
– Желаешь распилить господина подпоручика надвое?
– Габариты у него вполне подходящие. Но боюсь, что после этого он станет слегка бесполезным.
Вот так. Испанский майор, не будучи Григорию товарищем, не гнушался, обращаясь к нему, употреблять уважительное «господин». А вот капитан предпочел опустить и «господина» и «товарища». Однозначно из эмигрантов. Однако Азаров отметил это как данность. Куда важнее то, что робкая искра надежды превратилась в столь же робкий огонек.
– И каково твое предложение? – уже серьезно спросил майор.
– У нас есть трофейный «Крестоносец», он сродни русскому «Богатырю».
– Только ты забываешь о том, что он двухместный.
– Не забываю, а опускаю этот момент. Парень осваивал «Витязя», значит, в одиночку работать умеет. Подгоним управление под одного пилота. Дадим недельку-другую освоиться с машиной, а там, глядишь, и толк выйдет.
«Богатырь» и «Крестоносец» принадлежали к классу тяжелых бронеходов. Вполне сопоставимы как по весу, так и по вооружению. Наращивать и дальше массу этих машин попросту не имело смысла. Они претерпевали совершенствование скорее в сторону уменьшения массогабаритных характеристик. Ну и, как следствие, вооружение так же становилось поскромнее.
«Крестоносец» – это первая человекоподобная модификация, а потому машина двухместная. Механик располагается в нижней части рубки. В его ведении управление движением машины и пулеметом, находящимся в, так сказать, паховой области. Посредством полукруглой башенки водитель мог отгонять пехоту, подступающую к бронеходу. Пилот же исполнял функции командира машины и управлял остальным вооружением.
– Как, Григорий Федорович, управитесь с этой махиной в одиночку.
– Да, – не задумываясь ответил молодой офицер.
– Не думаю, что это хорошая идея, – усомнился комбат.
– Товарищ майор, сомневаться и не доверять белым офицерам – это моя прерогатива, – с ухмылкой возразил капитан. – Разумеется, я сначала его проэкзаменую. Но чувствую, что у него серьезный потенциал.
– Давайте попробуем. Господин подпоручик, обождите на улице. И вот еще что. Потом подойдите к начальнику тыла и получите соответствующие знаки различия. Вы теперь не в своем корпусе, нужно соответствовать, – намекая на его погоны, уточнил комбат.
– Есть, господин майор.
Расстроился ли Азаров по поводу того, что с него снимают погоны? Вот уж ничуть не бывало. Во-первых, ему дают бронеход. А во-вторых, он ведь и впрямь не в русском корпусе. Так что все нормально.
