VIII. Подкидыш

Первый настоящий зимний снегопад, как обычно, среди ночи. Сара спала на диване и проснулась от стука по крыше. Какое-то время этот звук еще был смешан в ее сознании с тем сном, который ей снился, в котором она была беременна и пыталась сказать об этом Холлису. Фантасмагория разных мест – крыльцо дома в Первой Колонии, дома, где она выросла, завод биодизеля, под рокот мельниц, разрушенный театр, совершенно вымышленное место, с потрепанным пурпурным занавесом, висящим над сценой – иные люди, на периферии восприятия – Джеки, Майкл, Карен Молино и ее дочери – ощущение изоляции. Она и Холлис наедине, ребенок толкается внутри ее. Сара воспринимала эти толчки, будто некий код, будто ребенок просится наружу, родиться. Каждый раз, как она пыталась объяснить это Холлису, из ее рта вырывались совершенно разные слова – не «Я беременна», а «Идет дождь», не «У меня будет ребенок», а «Сегодня вторник». В ответ Холлис смотрел на нее, сначала удивленно, потом весело, а под конец и вовсе рассмеялся. «Не смешно», – сказала Сара. Холлис смеялся, басовито, как он умеет, и Сара расплакалась от отчаяния. «Не смешно, не смешно, не смешно…» Снова и снова, пока сон не прервался от того, что она проснулась.

Мгновение она лежала неподвижно. Стук доносился от окна. Откинув одеяло, она встала и прошла по комнате, заставленной массивной мебелью и украшенной вышитыми тканями, с куклами, глядящими на нее. Раздвинула шторы. Вокруг Купола все освещалось и ночью, островок люминесцентного света в океане тьмы. В лучах фонарей падал снег, льдистый, который несло ветром. Скорее, ледяная крупа, чем снег. Но все начало меняться прямо у нее на глазах. Частички стали падать медленнее, стали больше, превращаясь в снежные хлопья. Они падали на все вокруг, накидывая на землю снежное покрывало. В двух соседних комнатах спали Лайла и дочь Сары, в маленькой кроватке. Как же Саре хотелось пойти к ней, обнять своего ребенка, поднять ее на руках, отнести к себе на диван, чтобы она спала рядом с ней. Касаться ее волос, кожи, чувствовать тепло ее дыхания. Но это пустые мечты, все, что она посмела себе представить, совершенно невозможно. Погруженная в тоску, Сара смотрела на падающий снег, радуясь, что он медленно стирает очертания мира. Однако там, в плоскоземье, снег значил нечто иное, она знала это. Отмороженные пальцы на руках и ногах, скрючившиеся от холода тела. Месяцы тьмы и страданий. «Что ж, – подумала Сара, вздрогнув. – Зима. Значит, она началась. По крайней мере я буду внутри».

Однако, когда она проснулась утром, все вновь изменилось.

– Дани, гляди! Снег!

В комнату хлынул сверкающий свет. Маленькая девочка в ночной рубашке залезла на стул, раздвинув шторы, и прижалась носом к стеклу, изукрашенному морозным узором. Сара быстро встала с дивана и задернула шторы.

– Но я хочу посмотреть!

Из другой комнаты донесся голос:

– Дани! Ты где? Ты мне нужна!

– Секунду! – ответила Сара, глядя в умоляющие глаза девочки: – Прости, милая. Ты знаешь правила.

– Но она может в постели полежать!

– Дани!

Сара тяжело вздохнула. Утром с Лайлой было тяжелее всего, когда ее одолевали беспричинная тревога и безымянный страх. Это усиливалось с каждым днем, прошедшим с момента ее последнего кормления. Когда ее силы были восстановлены свежей кровью, она становилась радостной и ласковой, к ним обеим, даже немного легкомысленной, однако ее интерес к Кейт выглядел скорее абстрактным, чем личным. Казалось, она не вполне осознавала возраст ребенка, часто разговаривая с ней, как с младенцем. В эти дни, хорошие дни, она была совершенно уверена, что живет в некоем месте под названием Черри Крик, замужем за мужчиной по имени Дэвид – хотя иногда она говорила и о другом, по имени Брэд, казалось, они с легкостью меняются в ее сознании. Сара была у нее домработницей, которую прислала «служба», что бы это ни было такое. Но когда эффект от крови начинал слабеть, что продолжалось от четырех до пяти дней, она становилась непредсказуемой и перепуганной, как будто ее буйные фантазии становилось все труднее удерживать в голове.

– Позволь мне отвести ее в ванную, – тихо сказала она Кейт. – А потом посмотрю, может, сможем погулять выйти. Договорились?

Маленькая девочка радостно закивала.

– Тогда одевайся.

Сара пришла к Лайле и увидела, что та сидит на кровати, вцепившись руками в тонкую ткань ночной рубашки на груди. Если бы Сару попросили угадать ее возраст, она сказала бы, что Лайле лет пятьдесят. Завтра ей будет еще больше, морщины на лице станут глубже, мышцы станут дряблыми, волосы – более седыми и редкими. Иногда перемены были настолько стремительными, что происходили буквально на глазах у Сары. И тогда Гилдер приносил кровь, а Сару выгоняли из комнаты, к Кейт. К их возвращению Лайла снова превращалась в молодую женщину лет двадцати пяти, с роскошными волосами и гладкой кожей. Цикл начинался заново.

– Почему ты не ответила мне? Я забеспокоилась.

– Извините, проспала.

– Где Ева?

Сара объяснила, что девочка одевается, а затем извинилась, сказав, что пойдет готовить ванну. Как и туалетный столик, ванна для этой женщины была священным, тотемным местом. В этом глубоком коконе, на фигурных ножках в виде львиных лап, она могла мокнуть часами. Сара открыла кран и принялась раскладывать мыла и ароматические масла, небольшие баночки с кремом, а затем достала два толстых свежевыстиранных полотенца. Лайле нравилось принимать ванну при свечах, так что Сара взяла с трюмо коробок спичек и зажгла свечи в канделябре. К тому времени как Лайла появилась в дверях, в воздухе уже висел густой пар. Сара в плотном халате горничной начала потеть. Лайла заперла дверь и отвернулась, снимая халат, который повесила на крючок на двери. Верхняя часть ее тела стала худой, пусть и не такой худой, какой станет очень скоро. Масса перераспределялась вниз, с каждым днем, переходя на бедра.

Она повернулась к Саре и опасливо поглядела на ванну.

– Дани, я себя сегодня не слишком хорошо чувствую. Не поможешь мне залезть?

Сара взяла Лайлу за руку, и та осторожно перешагнула через край, одной ногой, другой, и опустилась в воду, от которой шел пар. Как только она погрузилась в воду, ее лицо смягчилось, напряжение на нем исчезло. Погрузившись ниже, до подбородка, она радостно и протяжно выдохнула, а затем начала грести руками, гоняя воду вдоль своего тела. Откинула голову, чтобы намочить волосы, а потом сдвинулась назад, прижимаясь спиной к стенке ванны. Свободные от силы тяготения, ее груди плавали над ее грудной клеткой, будто карикатура на возвращающуюся молодость.

– Как я люблю принимать ванну, – тихо сказала она.

Сара села на табурет рядом с ванной.

– Сначала волосы?

– М-м-м-м.

Лайла закрыла глаза.

– Будь любезна.

Сара начала мыть ей волосы. Как и во всем, у Лайлы были строго определенные привычки, как и что делать. Сначала темя, которое Сара хорошенько промассировала, потом вниз от темени, чтобы расправить длинные пряди волос, пропуская их между пальцев. Мыло, потом ополаскиватель, а потом все снова, с благовонным маслом. Иногда она просила Сару сделать это не один раз.

– Ночью снег шел, – осторожно начала Сара.

– Хм-м-м.

Лицо Лайлы было расслабленным, глаза – закрытыми.

– Ну, это же Денвер, вот и все. Если погода не нравится, подожди минуту, и она изменится. Как-то так мой отец всегда говорил.

Любимые фразы отца Лайлы, подобные этой, были заметной частью всех их разговоров. Сара взяла кувшин и набрала воды из ванны, чтобы смыть мыло со лба Лайлы, а затем начала втирать масло.

– Значит, все закрыто будет, надо думать, – продолжила Лайла. – На самом деле на рынок сходить хотела. У нас почти ничего нет.

И какая разница, что, насколько поняла Сара, Лайла вообще никогда не выходила из своих комнат.

– Знаешь, Дани, чего бы мне хотелось? Хорошего вкусного ланча. В каком-нибудь особенном месте. Чтобы скатерти на столах, фарфор, цветы в вазе.

Сара уже привыкла к такому.

– Да, выглядит заманчиво.

Лайла медленно выдохнула, погружаясь в ванну и в воспоминания.

– Даже сказать тебе не могу, как давно я последний раз выбиралась на ланч, хороший, вкусный.

Миновала пара минут. Сара продолжала втирать масло в кожу на голове Лайлы.

– Думаю, Ева тоже хотела бы выйти на улицу.

Само это имя звучало для Сары чудовищной ложью, но иногда такого не избежать.

– Полагаю, да, – уклончиво ответила Лайла.

– Мне вот интересно, нет тут других детей, с кем ей поиграть?

– Других детей?

– Да, ее возраста. Я подумала, что ей было бы хорошо, если бы у нее были друзья.

Лайла недовольно нахмурилась.

«Интересно, не зашла ли я слишком далеко», – подумала Сара.

– Ну, – начала Лайла таким тоном, будто уступала, – есть соседская девочка, маленькая, не помню, как ее зовут. С темными волосами. Но я ее едва видела. Большинство семей вокруг только ради себя живут. Кучка эгоистов, если хочешь знать мое мнение. Но ты же ей хороший друг, Дани, не так ли? – спросила Лайла после паузы.

Друг. Какая болезненная ирония.

– Я стараюсь.

– Нет, тут что-то другое, – сказала Лайла, сонно улыбаясь Саре. – С тобой все как-то иначе, я вижу. Я думаю, что просто чудесно, что у Евы такой друг, как ты.

– Так, значит, я могу вывести ее погулять, – сказала Сара.

– Чуть позже, – ответила Лайла, снова закрывая глаза. – Я надеялась, что ты мне почитаешь. Так люблю, когда мне читают в ванной.

К тому времени, когда им удалось улизнуть, уже наступил день. Сара одела Еву в пальто, натянула на руки перчатки и обула девочку в резиновые галоши. На голову надела шерстяную шапочку, надвинув пониже, чтобы прикрыть уши. Самой ей надеть было нечего, только одежду горничной и драные кроссовки да шерстяные носки. Плевать. Ногам холодно, ну и что? Они спустились по лестнице во двор и вышли в мир, изменившийся настолько, что он выглядел совершенно другим. Холодный свежий воздух, слепящие лучи солнца, отражающиеся от снега. После многих дней, вынужденно проведенных в полумраке комнат, Сара невольно остановилась на пороге, чтобы дать глазам приспособиться. А вот у Кейт таких проблем не было. Наполненная жизненной силой, она бросила руку Сары и рванула вперед, через весь двор. К тому времени как Сара с трудом подошла к ней – насчет ног она явно заблуждалась, это оказалось проблемой, – девочка уже горстями совала пушистый снег в рот.

– Он на вкус… холодный, – радостно заявила она, сияя от счастья. – Попробуй.

Сара сделала то, что ей сказали.

– Ням, – сказала она.

Показала девочке, как лепить снеговика. Ее наполнила сладостная ностальгия. Будто она снова стала маленькой и играла во дворе Убежища. Но теперь все иначе. Теперь Сара была матерью. Время двигалось вперед со всей неизбежностью. Как это здорово – ощущать эту заразительную радость, исходящую от ее дочери, переживать вместе с ней это ощущение чуда, напрямую передающееся ей, будто ток. Впервые за долгое время все горести покинули Сару. Они могли находиться где угодно. Они двое.

Сара подумала об Эми впервые за годы. Эми, которая никогда не была маленькой девочкой, по крайней мере так это выглядело, и в то же время всегда оставалась Эми, Девочкой Из Ниоткуда, той, для которой время не двигалось, а будто застыло на месте, будто целое столетие уместилось в горсть ладони. Саре неожиданно вдруг стало очень жалко ее. Она задумалась о том, почему же Эми уничтожила флаконы с вирусом. Той ночью на Ферме, когда бросила их в огонь. У Сары они вызывали ненависть не только потому, чем они были по сути, в силу самого факта их существования. Ненависть, глубоко личную и инстинктивную. Однако она понимала, что они являются и чем-то иным – надеждой на спасение, оружием, достаточно мощным, чтобы использовать их против Двенадцати. Двенадцати, подумала она. Как долго она не вспоминала это слово? Сара так до конца и не поняла, почему Эми так решила. А теперь она нашла ответ. Эми знала, что жизнь, которой лишили ее эти флаконы, – единственная истинная реальность для человека. В лице дочери Сары, столь триумфально живой маленькой девочки, сотворенной телом Сары, она увидела ответ на величайшую загадку – загадку смерти и того, что случается после нее. Каким же очевидным оказался этот ответ. Смерть ничто, поскольку смерти нет. Самим фактом существования Кейт Сара стала едина с чем-то вечным. Родить ребенка – значит, обрести дар истинного бессмертия. Не остановить время, как остановилось оно в Эми, а жить в его вечном течении.

Почему же снег напомнил ей об Эми? А потом Сара вспомнила.

– Давай делать снежных ангелов, – сказала она.

Кейт такого никогда не делала. Они легли бок о бок, и их обволокла белизна. Они касались друг друга кончиками пальцев. Небо и солнце взирали на них свысока, свидетели их счастья. Они начали двигать руками вверх-вниз, а потом встали и посмотрели на отпечатки. Сара объяснила ей, где ангелы. Они внутри нас.

– Весело, – сказала Кейт, улыбаясь.

Служанка, Дженни, скоро принесет ланч. Их время наедине со снегом заканчивалось. Сара заранее представила себе остаток дня. Лайла уйдет в свои фантазии, оставив их одних. На стойках у огня будет сушиться влажная одежда, а она и ее дочь примостятся на диване, приятно согревая друг друга там, где их тела соприкасаются. Она будет читать, часами. Про Кролика Питера и Белку Наткина, Джеймса и Гигантский Персик – новую любимую сказку Кейт, пока обе они не уснут и им не станут сниться сны друг о друге. Еще никогда она не была так счастлива.

Они шли обратно ко входу, когда Сара подняла взгляд и увидела, что шторы открыты. Лайла смотрела на них сквозь большие темные очки. И как долго она смотрела?

– Что она делает? – спросила Кейт.

Сара постаралась улыбнуться.

– Думаю, она рада, глядя на нас.

Однако внутри ее на мгновение вспыхнул страх.

– А почему я должна называть ее мамочкой?

Сара остановилась как вкопанная.

– А почему ты спрашиваешь?

Мгновение девочка молчала. Снег начинал таять, падая с веток вместе с каплями воды.

– Я устала, Дани, – сказала Кейт. – Ты не можешь понести меня?

Невыносимая радость. Казалось, тело девочки не весит ни грамма. Часть ее, пропавшая, а теперь вернувшаяся. Лайла все так же смотрела в окно, но Саре уже было все равно. Кейт обхватила ее руками и ногами, крепко. Сара так и несла свою дочь, с улицы и до самых комнат.

Никаких посланий не было. Сара каждый день ожидала увидеть перевернутую ложку, ожидала найти записку под тарелкой, но ничего не происходило. Дженни приходила и уходила, принося подносы с хлебом, кашей и жидким супом, не говоря ни слова. Сара почти не покидала комнат, выходя наружу лишь для того, чтобы погулять с Кейт, и увидела Вэйла лишь однажды, мельком, когда Лайла послала ее за рабочим, чтобы прочистить слив в ванне. Он шел по коридору, разговаривая с двумя другими посами, среди которых был и тот мордатый, что встретил их у лифта в первый день. Вэйл прошел мимо нее. Как всегда, его маскировка – просто его манера держать себя, лениво-уверенная, как подобало человеку его ранга – была безупречна. Они сделали вид, что не узнали друг друга. Если Вэйл и заметил ее, то виду не подал.

Сама она не должна была посылать никаких сообщений, за исключением чрезвычайных ситуаций. Это полное отсутствие контакта тревожило ее, и она, наконец, решила рискнуть. Никакой бумаги в комнатах не было, но, конечно же, были книги. Как-то вечером, после того как Лайла легла спать, Сара оторвала маленький кусочек от одной из последних страниц «Винни Пуха». Найти, чем писать, было еще сложнее. В комнатах не было ни ручек, ни карандашей. Но Сара нашла в нижнем ящике туалетного столика Лайлы швейный набор со множеством иголок, торчащих в подушечке. Выбрав самую острую, она уколола себя в кончик пальца, а затем сжала палец, выдавливая каплю крови. Используя иголку в качестве пера, она нацарапала на бумажке свое сообщение.

«Надо встретиться. Д.»

На следующий день, когда Дженни пришла, чтобы забрать подносы и тарелки после ланча, Сара уже ждала этого. Не дала девушке просто схватить поднос и убежать, как обычно. Взяла поднос в руки и протянула ей, встретившись с ней взглядом и тут же мгновенно глянув вниз, чтобы подчеркнуть свою мысль.

– Спасибо, Дженни.

Ответ пришел спустя два дня. Сара спрятала записку в складки халата и стала дожидаться момента, когда останется одна. Ждать пришлось долго. Ближе к вечеру Лайла задремала. Она уже приближалась к концу очередного цикла, была сморщенной и слабой и вообще плохо осознавала происходящее. Скоро придет Гилдер с кровью. Выйдя в ванную, Сара развернула клочок бумаги, на котором были написаны время и место, а также указания одной фразой.

У Сары упало сердце. Она не подумала, что придется выйти за пределы Купола. Ей потребуется получить разрешение от Лайлы под каким-нибудь благовидным предлогом. Если она его не получит, непонятно, что делать. Учитывая нынешнее состояние Лайлы, Сара сомневалась, что женщина сможет хотя бы понять, о чем ее просят.

Она завела речь об этом на следующий день, когда мыла Лайле голову. Всего на пару часов, она большего не просит. Выйти на рынок. Будет здорово увидеть новые лица, а еще она сможет посмотреть новые мыла и масла. Просьба пробудила в Лайле тревогу, буквально осязаемую. Последние дни она была особенно прилипчива, практически не выпуская Сару из виду. Но в конце концов поддалась на мягкие уговоры Сары. «Только ненадолго, – сказала Лайла. – Даже не знаю, что без тебя делать буду, Дани».

Вэйл уже все подготовил. Сидевший за столом пос выдал ей пропуск, небрежно предупредив, что у нее только два часа. Сара вышла наружу, обдуваемая ветром, и пошла к рынку. Там позволялось обмениваться только посам и красноглазым, а валютой служили маленькие пластиковые жетоны трех цветов, красные, синие и белые. В кармане халата у Сары их было по пять штук, часть той компенсации, которую выдавала Лайла каждые семь дней, поддерживая иллюзию того, что Сара – оплачиваемый работник. Снег с тротуаров сгребли, это было место, где раньше располагались торговые заведения городка, три квартала кирпичных домов у самой дороги. Большая часть города была заброшена и пустовала, постепенно приходя в упадок. Почти все красноглазые, кроме самых главных, жили в средней руки жилом комплексе на юге от центра. Рынок был сердцем города, и на всех входах были устроены пропускные пункты. На некоторых зданиях все еще висели вывески, знаки того, для чего они предназначались раньше. «Банк Айовы», «Армейско-флотский отдел Форт-Пауэлл», «Кафе “Уимпи”», «Прерия – Книги и Музыка». Был даже небольшой кинотеатр с шатром. Сара слышала, что посам иногда позволяли посещать его, смотреть ограниченный набор фильмов, снова и снова.

На контрольном пункте она показала пропуск. На улице почти никого не было, только патрули и несколько красноглазых, прогуливающихся в роскошных теплых пальто и темных очках. Скрытая вуалью, Сара шла будто в пузыре, хотя это чувство безопасности было опасной иллюзией, насколько она знала. Шла не быстро и не медленно, склонив голову под холодными порывами ветра, дующего вдоль улицы и домов.

Подошла к аптеке. Когда она вошла внутрь, звякнул колокольчик. Внутри было тепло, приятно пахло дымом от дровяной печи и травами. На полках почти ничего не было, только разнообразные мыла и масла. Основные запасы лежали под прилавком, за которым стояла женщина с редкими седыми волосами и сморщенным беззубым ртом, отмеряя крохотные порции светло-желтого порошка и взвешивая их на весах. Затем она рассыпала порошок по крохотным стеклянным флаконам. Она быстро подняла взгляд, как только Сара вошла, а потом ее взгляд метнулся в сторону поса, расхаживающего у витрины. Будь осторожна. Я знаю, кто ты. Не подходи, пока я от него не избавлюсь.

Затем женщина заговорила, подчеркнуто приветливо.

– Сэр, возможно, вы ищете нечто особенное.

Пос принюхался, держа в руке кусок мыла. Лет тридцати с чем-то, не то чтобы не симпатичный и прямо-таки излучающий самодовольство. Он положил мыло обратно на прилавок.

– Что-нибудь от головной боли.

– А-а.

Ободряющая улыбка. Дело за малым.

– Секундочку.

Пожилая женщина сняла с полки с травяными препаратами кувшин, зачерпнула из него сухих листьев и насыпала в бумажный конверт. Отдала посу.

– Растворять в теплой воде. Щепотки на раз достаточно.

Пос неуверенно поглядел на конверт.

– Что там? Ты же не хочешь меня отравить, а, тетка?

– Ничего, только пупавка обыкновенная. Сама пользуюсь. Если хотите, чтобы попробовала при вас, с радостью.

– Забудь.

Он расплатился одним синим жетоном. Женщина проводила его взглядом. Зазвенел колокольчик.

– Пойдем со мной, – сказала она Саре.

Она отвела ее в хранилище, где стояли стол и стулья. Дверь вела в переулок. Женщина сказала Саре подождать и вернулась за прилавок. Прошло несколько минут. Дверь открылась, и появилась Нина, одетая, как житель плоскоземья, в тунику, темную куртку и длинный шарф, скрывающий нижнюю часть ее лица.

– Это невероятно глупо, Сара. Ты себе представляешь, насколько это опасно?

Сара глядела в ее стальные глаза. До этого момента она и не понимала, насколько она зла.

– Вы знали, что моя дочь жива, так?

Нина принялась разматывать шарф.

– Конечно, знали. Именно этим мы занимаемся, Сара, – знаем, что и где, а потом используем эту информацию. Я думала, ты будешь рада.

– И как давно вы это знали?

– А какая разница?

– Разница есть, черт побери.

Нина жестко поглядела на нее.

– Хорошо, предположим, мы знали это с самого начала. Предположим, мы бы тебе сказали. Что бы ты тогда сделала? Можешь не отвечать. Ты бы сбрендила и сделала какую-нибудь глупость. Не прошла бы и десяти шагов в Куполе, как тебя бы раскрыли. Если это тебя утешит, могу сказать, что по этому поводу было много споров. Джеки считала, что тебе следует это знать. Но возобладало мнение, что важнее успех операции.

– Мнение возобладало. В смысле твое.

– Мое и Юстаса.

На мгновение лицо Нины стало мягче. Но лишь на мгновение.

– Не воспринимай это так. Ты получила то, что хотела. Будь рада.

– Что я хочу, так это вытащить ее оттуда.

– Именно на это мы и рассчитываем, Сара. И мы вытащим ее оттуда в свое время.

– Когда?

– Полагаю, это очевидно. Когда все это закончится.

– Ты меня шантажируешь?

Нина отмахнулась.

– Не пойми меня неправильно, но это не то, к чему я питаю особенное отвращение. Но в данном случае в этом нет необходимости.

Она осторожно поглядела на Сару.

– Как думаешь, что происходит с этими девочками?

– Что ты имеешь в виду, «девочками»? Моя дочь одна такая.

– Она такая сейчас. Но она не первая. Ева есть всегда. Одна, другая. У Гилдера один способ держать Лайлу в спокойствии – дать ей ребенка. Но как только ребенок достигает определенного возраста, женщина теряет к нему интерес, или ребенок сам от нее отказывается. И тогда они находят новую.

У Сары закружилась голова, и она села.

– И в каком возрасте?

– Пять-шесть лет. Варьируется. Но это происходит всегда, Сара. Поэтому я тебе все и рассказала. Часики тикают. Может, не сегодня и даже не завтра, но скоро. А затем она отправится в подвал.

Сара заставила себя задать следующий вопрос.

– А что в подвале?

– Там они делают кровь для красноглазых. Всех подробностей мы не знаем. Для процесса нужна человеческая кровь, потом с ней что-то происходит. Они как-то изменяют ее. Там внизу мужчина, Зараженный, или что-то вроде этого. Они называют его Источником. Он пьет концентрат человеческой крови, она изменяется в его теле, и получается нечто иное. Ты видела, что происходит с женщиной?

Сара кивнула.

– Это происходит со всеми ними, но у мужчин это медленнее. Кровь Источника омолаживает их. Она поддерживает в них жизнь. Если твоя дочь попадет туда, она никогда оттуда не выйдет.

Сару захлестнула буря эмоций. Гнев, беспомощность, яростное желание защитить свою дочь. С такой силой, что она чувствовала себя как больная.

– И что мне тогда делать?

– Узнаешь, когда придет время. Мы ее вытащим. Даю тебе слово.

Сара поняла, о чем просит Нина. Не просит. Приказывает. Они ею идеально манипулировали. Кейт – заложница, а выкуп будет заплачен кровью.

– Ненавидь ее за это, Сара. Сосредоточься на этой ненависти. Думай о том, что она делает. Придет время, для нас всех, в том числе для меня, как оно пришло для Джеки. Я с радостью пойду туда, куда мне скажут. Но если это не сработает, твоя дочь останется сама по себе. Мы никак не сможем помочь ей.

– Где это? – спросила Сара. Не стала уточнять, что – вопрос был очевиден.

– Лучше тебе не знать, пока время не придет. Ты получишь сообщение, как обычно. Ты краеугольный камень, и важен правильный расчет времени.

– А что, если я не смогу?

– В любом случае умрешь. Как и твоя дочь. Вопрос лишь в том – когда. А насчет того – как, я тебе уже сказала.

Она пристально посмотрела в глаза Саре. В ее взгляде не было сострадания, только холодная откровенность.

– Если все пойдет по плану, то красноглазым конец. Гилдеру, Лайле, всем им. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Ее сознание будто онемело. Она ощутила, как кивает и еле слышно говорит «да».

– Тогда исполняй свой долг. Сделай это ради своей дочери. Кейт, так ее зовут?

Сара была ошеломлена.

– Откуда ты?..

– Ты мне сказала. Не помнишь? Ты назвала мне ее имя в тот самый день, когда она родилась.

Конечно, подумала Сара. Теперь многое становится ясным. Нина была той женщиной в родильном отделении, которая дала ей локон с головы Кейт.

– Можешь мне не верить, Сара, но я тоже пытаюсь исправить ошибки.

Саре захотелось рассмеяться. Она бы и рассмеялась, если бы еще могла.

– У тебя смешной способ сделать это.

– Может, и так. Но таковы времена, в которые мы живем.

Снова молчание, и внимательный взгляд.

– У тебя это внутри. Я такое сразу вижу.

Правда? Вопрос был бы бессмысленным. Ей как-то придется найти в себе силы.

– Сделай это ради своей дочери, Сара. Сделай это ради Кейт. Иначе у нее нет шансов.