ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Александрия. Зал в нижнем этаже дворца, переходящий в лоджию, куда ведут две ступени. Через арки лоджии видно, как сверкают в утреннем солнце волны Средиземного моря. Высокие светлые стены покрыты фресками, представляющими процессию египетских царей, изображенных в профиль, в виде плоского орнамента, отсутствие зеркал, искусственных перспектив, мягкой мебели и тканей делает это место красивым, простым, здоровым, прохладным или, как сказал бы богатый английский фабрикант, – бедным, голым, нелепым и неуютным, ибо цивилизация Тоттенхем-Корт-Роуд по отношению к египетской цивилизации – все равно что стеклянные бусы и татуировка по отношению к цивилизации Тоттенхем-Корт-Роуд
Юный царь Птолемей-Дионис (десятилетний мальчик), которого ведет за руку его опекун Потин, сходит со ступеней лоджии. Двор собрался на царский прием. Придворные-мужчины и женщины разных племен и разного цвета кожи, но большей частью египтяне; некоторые из них значительно светлее – жители Нижнего Египта, другие, более смуглые, – уроженцы Верхнего Египта, среди них несколько греков и евреев. В группе по правую руку Птолемея выделяется наставник Птолемея – Теодот, группу по левую руку Птолемея возглавляет Ахилл – военачальник Птолемея. Теодот – маленький, высохший старичок, с таким же высохшим и сморщенным лицом, на котором, господствуя над остальными чертами, выделяется высокий, прямой лоб, он смотрит с проницательностью и глубокомыслием сороки и слушает то, что говорят другие, с придирчивой саркастичностью философа, внимающего ораторским упражнениям своих учеников. Ахилл – высокий красивый человек лет тридцати пяти, с роскошной черной бородой, курчавящейся, словно шерсть пуделя, умом не блещет, но вид имеет внушительный и не роняет своего достоинства. Потин – крепкий мужчина примерно лет пятидесяти, евнух, пылкий, энергичный, находчивый, умом и характером не отличается, нетерпелив и не умеет владеть собой, у него пушистые волосы, похожие на мех. Царь Птолемей на вид гораздо старше, чем английский мальчик тех же лет, но держится ребячливо, привык к тому, чтобы его водили на помочах, беспощаден и раздражителен и, подобно всем взращенным при дворе принцам, выглядит чересчур тщательно умытым, одетым и причесанным.
Царя встречают церемониальными поклонами, он сходит со ступенек к тронному креслу, которое стоит направо от него, – это единственное сиденье во всем зале. Подойдя к креслу, он растерянно поглядывает на Потина, который становится по левую его руку.
Потин. Царь Египта скажет свое слово.
Теодот (пискливым голосом, который звучит внушительно только благодаря его самомнению). Внемлите слову царя!
Птолемей (без всякого выражения; он, по-видимому, повторяет затверженный урок). Узнайте, все вы. Я – перворожденный сын Авлета – Певучей Флейты, который был вашим царем. Моя сестра Береника свергла его с трона и завладела его царством, но… но… (Заикается и смолкает.)
Потин (тихонько подсказывает). Но боги не потерпели…
Птолемей. Да, боги не потерпели, не потерпели… (Останавливается, и совершенно убитым голосом.) Я забыл, чего боги не потерпели…
Теодот. Пусть Потин, опекун царя, скажет слово царя.
Потин (с трудом подавляя раздражение). Царь хотел сказать, что боги не потерпели, чтобы беззаконие сестры его осталось безнаказанным.
Птолемей (поспешно). Да, да, дальше я помню. (Снова начинает тем же монотонным голосом.) И вот боги послали чужеземца Марка Антония, римского начальника всадников, через пески пустынь, и он вернул трон отцу моему. И отец мой взял сестру мою Беренику и отсек ей голову. И ныне, после кончины отца моего, другая дочь его, сестра моя Клеопатра, похитила у меня царство мое и хочет завладеть моим троном. Но боги не потерпят…
Потин предостерегающе покашливает.
Боги… боги… не потерпят…
Потин (подсказывает). Не допустят…
Птолемей. Ах, да… не допустят сего беззакония, они предадут ее голову секире, как предали голову сестры ее. Но с помощью колдуньи Фтататиты она заворожила римлянина Юлия Цезаря и заставила его поддержать ее беззаконные притязания на египетское царство. Узнайте теперь, что я не потерплю… Я не потерплю… (Капризно, Потину.) Чего я не потерплю?
Потин (выведенный из себя, со всем пылом страстно негодующего политика). Царь не потерпит, чтобы чужеземец похитил у него трон нашего египетского царства. (Возгласы одобрения.) Скажи царю, Ахилл, сколько воинов и всадников у этого римлянина?
Теодот. Военачальник царя скажет слово.
Ахилл. Всего два римских легиона, о царь! Три тысячи солдат и едва ли тысяча всадников.
Двор разражается презрительным смехом, начинается оживленная болтовня; в это время в лоджии появляется римский офицер Руфий. Это рослый, сильный чернобородый человек средних лет, с маленькими светлыми глазами, решительный и грубый; у него толстые нос и щеки, но сам он весь словно выкован из железа.
Руфий (со ступеней). Эй, вы там!
Смех и болтовня сразу прекращаются.
Цезарь идет.
Теодот (с большим присутствием духа). Царь разрешает римскому военачальнику войти.
Цезарь в простой одежде, но в венке из дубовых листьев, прикрывающем лысину, спускается из лоджии в сопровождении своего секретаря Британа, уроженца британских островов, человека лет сорока, высокого, внушительного, уже слегка лысеющего, с густыми, спадающими вниз каштановыми усами, подстриженными так, что их концы переходят в опрятные баки. Он аккуратно одет во все синее; за поясом у него кожаная сумка, чернильница из рога и тростниковое перо. Его серьезный вид, свидетельствующий о важности предстоящего им дела, находится в очевидном несоответствии с добродушием Цезаря, который разглядывает незнакомую обстановку с откровенным любопытством, а затем оборачивается к креслу царя. Британ и Руфий располагаются возле ступеней, ведущих к лоджии.
Цезарь (смотрит на Потина и Птолемея). Кто царь, мужчина или мальчик?
Потин. Я – Потин, опекун владыки моего, царя.
Цезарь (ласково похлопывает Птолемея по плечу). Так это, значит, ты царь? Скучное занятие в твоем возрасте, а? (Потину.) Привет тебе, Потин. (Равнодушно отворачивается и медленно идет на середину зала, оглядываясь по сторонам и рассматривая придворных, пока не доходит до Ахилла.) А этот молодец кто такой?
Теодот. Ахилл, военачальник царя.
Цезарь (дружески, Ахиллу). А, военачальник, я тоже военачальник. Но я слишком поздно начал, слишком поздно. Желаю тебе здравствовать и одержать много побед, Ахилл.
Ахилл. Как будет угодно богам, Цезарь.
Цезарь (Теодоту). А ты, кажется…
Теодот. Теодот, наставник царя.
Цезарь. Ты учишь людей быть царями, Теодот. Умное занятие, ничего не скажешь. (Отворачивается, разглядывает богов по стенам, затем снова подходит к Потину.) А что здесь, собственно, такое?
Потин. Палата советников царской сокровищницы, Цезарь.
Цезарь. А-а, ты мне напомнил. Мне нужны деньги.
Потин. Сокровищница царя оскудела, Цезарь.
Цезарь. Да, я вижу, здесь всего одно сиденье.
Руфий (грубо кричит). Дайте сюда кресло для Цезаря!
Птолемей (застенчиво поднимается и предлагает Цезарю свое кресло). Цезарь…
Цезарь (ласково). Нет, нет, мой мальчик. Это твое место. Сядь.
Он заставляет Птолемея сесть. Между тем Руфий, оглядываясь по сторонам, замечает в углу изображение бога Ра, которое представляет собой сидящего человека с соколиной головой. Перед этим изображением стоит бронзовый треножник размером с табуретку, на нем курится фимиам. Руфий, с находчивостью римлянина и свойственным ему равнодушием к чужеземным суевериям, быстро хватает треножник, стряхивает курения, сдувает пепел и ставит его позади Цезаря, почти посредине зала.
Руфий. Садись сюда, Цезарь.
Придворные содрогаются, раздается свистящий шепот: «Кощунство!»
Цезарь (усаживаясь). Так вот, Потин, поговорим о деле. Мне очень нужны деньги.
Британ (неодобрительно: ему не нравится такой неофициальный тон). Мой повелитель хочет сказать, что у Рима законный иск к Египту по обязательствам, заключенным вашим почившим царем с триумвиратом. И долг Цезаря по отношению к отчизне заставляет его требовать немедленной уплаты.
Цезарь (учтиво). Ах да, я забыл. Я не представил вам моих соратников. Потин,– это Британ, мой секретарь. Островитянин, с западного края мира. От Галлии – день пути.
Британ чопорно кланяется.
А это Руфий, мой товарищ по оружию.
Руфий кивает.
Так вот, Потин, мне нужно тысячу шестьсот талантов.
Придворные ошеломлены, в толпе подымается ропот. Теодот и Ахилл безмолвно взывают друг к другу, возмущенные столь чудовищным требованием.
Потин (в ужасе). Сорок миллионов сестерций! Немыслимо! В царской сокровищнице нет таких денег.
Цезарь (ободряюще). Всего тысяча шестьсот талантов, Потин. Зачем считать на сестерции? Что купишь на одну сестерцию? Каравай хлеба.
Потин. А за талант можно купить породистого коня. Мы переживаем смутное время, ибо сестра царя, Клеопатра, беззаконно оспаривает его трон. Царские подати не собирались целый год.
Цезарь. Их собирают, Потин. Мои воины сегодня с утра занимаются этим.
Снова шепот и общее изумление, кое-где среди придворных сдавленные смешки.
Руфий (резко). Нужно платить, Потин. Что зря разговаривать. Вы и так отделаетесь недорого.
Потин (язвительно). Возможно ли, чтобы завоеватель мира, Цезарь, терял время на такие мелочи, как наши подати?
Цезарь. Друг мой, подати для завоевателя мира – самое главное дело.
Потин. Так слушай, Цезарь, сегодня же сокровища храмов и золото царской казны отдадут литейщикам монетного двора перелить на монету и уплатить выкуп на глазах у всего народа. И пусть увидит народ, как мы будем сидеть у голых стен и пить из деревянных чаш. Да падет гнев его на твою голову, Цезарь, если ты принудишь нас к этому святотатству.
Цезарь. Не опасайся этого, Потин: народ знает, как приятно пить вино из деревянной чаши. А я за твою щедрость готов уладить ваши споры из-за трона, если хочешь. Что ты скажешь на это?
Потин. Если я скажу «нет», разве я остановлю тебя?
Руфий (вызывающе). Нет.
Цезарь. Ты говоришь, что дело тянется уже целый год, Потин. Можешь ты уделить мне на это десять минут?
Потин. Ты сделаешь так, как тебе угодно, ясно.
Цезарь. Хорошо, но сначала позовите Клеопатру.
Теодот. Ее нет в Александрии, она убежала в Сирию.
Цезарь. Не думаю. (Руфию.) Позови Тотатиту.
Руфий (кричит). Эй, Титатота!
Фтататита появляется в лоджии и надменно останавливается на ступеньках.
Фтататита. Кто произносит имя Фтататиты, главной няньки царицы?
Цезарь. Никто, кроме тебя, его произнести не может, Тота. Где твоя повелительница?
Клеопатра, которая прячется за Фтататитой, выглядывает и смеется. Цезарь встает.
Угодно царице почтить нас своим присутствием на минуту?
Клеопатра (отталкивает Фтататиту и высокомерно становится на ее место). Я должна вести себя как царица?
Цезарь. Да.
Клеопатра тотчас же подбегает к трону, хватает Птолемея, стаскивает его с кресла и усаживается на его место. Фтататита опускается на ступеньки лоджии и пристально, с видом сивиллы, наблюдает эту сцену.
Птолемей (в страшном огорчении, едва удерживаясь от слез). Цезарь, видишь, как она со мной обращается? И вот всегда так. Если я царь, так как же она смеет отнимать у меня все?
Клеопатра. Не будешь ты царем, нюня. Тебя съедят римляне.
Цезарь (тронутый отчаянием мальчика). Подойди сюда, мой мальчик, стань около меня.
Птолемей идет к Цезарю, который снова усаживается на свой треножник и ласково берет мальчика за руку. Клеопатра, вскочив, пожирает их ревнивым взглядом.Клеопатра (с пылающими щеками). На тебе твой трон. Не нужен он мне (Бежит к Птолемею, который пятится от нее.) Иди сию же минуту и садись на свое место.
Цезарь. Иди, Птолемей. Никогда не отказывайся от трона, когда тебе его предлагают.
Руфий. Я надеюсь, Цезарь, у тебя хватит здравого смысла последовать собственному совету, когда мы вернемся в Рим.
Птолемей медленно идет к трону, далеко обходя Клеопатру, явно опасаясь ее. Она становится на его место, рядом с Цезарем.
Цезарь. Потин…
Клеопатра (прерывая его). Разве ты не хочешь говорить со мной?
Цезарь. Успокойся. Открой еще раз рот без моего разрешения, и я тебя съем на месте.
Клеопатра. А я не боюсь. Царица не должна бояться. Съешь моего мужа. Посмотри, как он боится.
Цезарь (вскакивая). Твоего мужа? Что ты говоришь?
Клеопатра (показывая на Птолемея). Вот эту дрянь.
Оба римлянина и бритт переглядываются, пораженные.
Теодот. Цезарь, ты чужеземец, и тебе неведомы наши законы. Цари и царицы Египта не могут вступать в брак ни с кем, кто не их царской крови. Птолемей и Клеопатра – царственные супруги, ибо они брат и сестра.
Британ (шокированный). Цезарь, это непристойно.
Теодот (возмущенный). Что?
Цезарь (снова овладевая собой). Прости его, Теодот. Он варвар и полагает, что обычаи его острова суть законы природы.
Британ. Напротив, Цезарь, это египтяне варвары, и ты напрасно поощряешь их. Я говорю, что это позор.
Цезарь. Позор или нет, мой друг, но это открывает врата миру. (Серьезно обращается к Потину.) Потин, выслушай мое предложение.
Руфий. Слушайте Цезаря.
Цезарь. Птолемей и Клеопатра будут царствовать в Египте вместе.
Ахилл. А как быть с младшим братом царя и младшей сестрой Клеопатры?
Руфий (поясняя). У них, оказывается, есть еще один маленький Птолемей.
Цезарь. Ну что ж, маленький Птолемей может жениться на другой сестре, и мы им обоим подарим Кипр.
Потин (нетерпеливо). Кому нужен Кипр?
Цезарь. Это не важно. Вы возьмете его во имя мира.
Британ (бессознательно предвосхищая идею более поздних государственных деятелей). Почетного мира, Потин.
Потин (возмущенно). Будь честен, Цезарь. Деньги, которые ты требуешь, – это цена нашей свободы. Возьми их и дай нам самим уладить наши дела.
Наиболее смелые из придворных (ободренные тоном Потина и спокойствием Цезаря). Да, да, Египет – египтянам!
Собрание превращается в перебранку, египтяне все более и более распаляются. Цезарь все так же невозмутим, но Руфий хмурится и свирепеет, а Британ высокомерен.
Руфий (презрительно). Египет – египтянам! Вы забываете что здесь стоит римская оккупационная армия, оставленная Авлием Габинием, который посадил на трон игрушечного царя.
Ахилл (внезапно заявляя о своих правах). И которая ныне находится под моим началом. Я здесь римский военачальник, Цезарь!
Цезарь (забавляясь комизмом положения). А также и египетский военачальник, не так ли?
Потин (победоносно). Да, это так, Цезарь.
Цезарь (Ахиллу). Значит, ты можешь пойти войной на египтян от имени Рима? И на римлян – на меня, если понадобится, – от имени Египта?
Ахилл. Да, это так, Цезарь.
Цезарь. А не скажешь ли ты, военачальник, на какой стороне ты находишься сейчас?
Ахилл. На стороне права и богов.
Цезарь. Гм. Сколько у тебя войска?
Ахилл. Когда я двинусь в бой, враги узнают это.
Руфий (воинственно). А воины у тебя – римляне? Если нет, то не важно, сколько их у тебя, лишь бы не превышало пятьсот на десять.
Потин. Напрасно ты пытаешься запугать нас, Руфий. Цезарь терпел поражения раньше. Он может потерпеть его и теперь. Всего несколько недель тому назад Цезарь, спасая свою жизнь, бежал от Помпея. И, может быть, не пройдет нескольких месяцев, он побежит от Катона и Юбы Нумидийского, царя Африканского.
Ахилл (с угрозой, подхватывая речь Потина). Что ты можешь сделать с четырьмя тысячами человек?
Теодот (пискливым голосом, подхватывая слова Ахилла). И без денег? Уйдите прочь!
Придворные (яростно кричат и толпятся вокруг Цезаря). Идите прочь! Египет – египтянам! Убирайтесь!
Руфий жует бороду, он слишком взбешен, чтобы говорить. Цезарь сидит совершенно спокойно, точно он завтракает, а к нему пристает кошка, выпрашивая кусочек рыбы.
Клеопатра. Почему ты позволяешь им так говорить, Цезарь? Ты боишься?
Цезарь. Почему же, дорогая? Ведь то, что они говорят, – истинная правда.
Клеопатра. Но если ты уйдешь, я не буду царицей.
Цезарь. Я не уйду, пока ты не станешь царицей.
Потин. Если ты не глупец, Ахилл, возьми эту девчонку, пока она не ушла у нас из рук.
Руфий (вызывающе). А почему бы заодно не прихватить и Цезаря, Ахилл?
Потин (отвечая на вызов, словно ему пришлась по душе эта идея). Неплохо сказано, Руфий. Правда, почему бы и нет?
Руфий. Попробуй, Ахилл! (Кричит.) Эй, стража!
Лоджия немедленно заполняется воинами Цезаря; обнажив мечи, они останавливаются на ступенях и ждут приказания своего центуриона, который держит жезл в руке. Сперва египтяне встречают воинов гордыми взглядами, но затем угрюмо, нехотя возвращаются на свои места.
Британ. Вы все здесь пленники Цезаря.
Цезарь (милостиво). О нет, нет! Ни в коем случае. Вы гости Цезаря, господа.
Клеопатра. А почему ты не рубишь им головы?
Цезарь. Что? Отрубить голову твоему брату?
Клеопатра. А что? Ведь он же отрубил бы мне голову, если бы представился случай? Правда, Птолемей?
Птолемей (бледный и упрямый). И отрублю, когда буду большой.
Клеопатра борется в своем новообретенном величии царицы с неудержимым желанием показать язык Птолемею. В последующей сцене она не принимает участия, но наблюдает с любопытством и изумлением; она вся дрожит от детского нетерпения; когда Цезарь встает, она садится на его треножник.
Потин. Цезарь, если ты попытаешься захватить нас…
Руфий. Он сделает это, египтяне. Будьте готовы к этому. Мы захватили дворец, побережье и Восточную пристань. Дорога к Риму открыта. И вы пойдете по ней, если такова будет воля Цезаря.
Цезарь (любезно). Мне не оставалось ничего другого, Потин, надо было обеспечить отступление моим собственным воинам. Но ты свободен и можешь идти, как и все другие здесь во дворце.
Руфий (возмущенный этим милосердием). Как? И предатели? И вся клика?
Цезарь (смягчая его выражения). Римская оккупационная армия и все остальные, Руфий.
Потин (вне себя). Да… Но… но ведь…
Цезарь. Что ты хочешь сказать, друг мой?
Потин. Ты выгоняешь нас на улицу из нашего собственного дома. И с величественным видом заявляешь нам, что мы можем идти. Это вы должны уйти.
Цезарь. Твои друзья на улице, Потин. Тебе там будет спокойней.
Потин. Это подвох. Я опекун царя. Я шагу отсюда не сделаю. Я здесь по праву. А где оно – твое право?
Цезарь. Оно в ножнах Руфия, Потин. И мне не удержать его там, если ты будешь слишком медлить.
Возмущенный ропот.
Потин (с горечью). И это римская справедливость!
Теодот. Но не римская благодарность, полагаю?
Цезарь. Благодарность? Разве я в долгу перед вами за какую-нибудь услугу, господа?
Теодот. Разве жизнь Цезаря так ничтожна в его глазах, что он забыл, как мы ее спасли?
Цезарь. Мою жизнь? И это все?
Теодот. Твою жизнь, твои лавры, твое будущее.
Потин. Он говорит правду. Я призову свидетеля, и он докажет, что, если бы не мы, римская оккупационная армия под предводительством величайшего воина мира держала бы ныне жизнь Цезаря в своих руках. (Кричит в лоджию.) Сюда, Луций Септимий!
Цезарь вздрагивает, потрясенный.
Если ты слышишь меня, приди сюда и подтверди мои слова Цезарю.
Цезарь (содрогаясь). Нет, нет.
Теодот. Да, говорю я! Пусть военный трибун принесет свидетельство.
Луций Септимий, подтянутый, чисто выбритый, выхоленный, атлетического сложения человек лет сорока, в одежде римского воина, с правильными чертами лица, решительным ртом и тонким красивым римским носом, проходит через лоджию и становится перед Цезарем, который на миг закрывает лицо плащом, но затем, овладев собой, откидывает плащ и с достоинством смотрит на трибуна.
Потин. Говори, Луций Септимий. Цезарь явился сюда, преследуя своего врага. Разве мы дали убежище его врагу?
Луций. Едва нога Помпея ступила на египетский берег, голова его упала от меча моего.
Теодот (со змеиной радостью). На глазах его жены и ребенка! Запомни это, Цезарь. Они видели это с корабля, с которого он только что сошел. Мы дали тебе полной мерой насладиться местью.
Цезарь (в ужасе). Местью?
Потин. Едва лишь галера твоя показалась у гавани, нашим первым даром тебе была голова твоего соперника, того, что оспаривал у тебя владычество над миром. Подтверди это, Луций. Разве это не так?
Луций. Вот этой рукой, которая убила Помпея, я положил его голову к ногам Цезаря.
Цезарь. Убийца! Так же убил бы ты Цезаря, если бы Помпеи победил при Фарсале.
Луций. Горе побежденному, Цезарь. Когда я служил Помпею, я убивал людей не менее достойных, чем он, только потому, что он победил их. Пришла и его очередь.
Теодот (льстиво). Это дело не твоих рук Цезарь, а наших; вернее, моих. Ибо это было сделано по моему совету. Благодаря нам ты сохранил славу милосердного и насладился местью.
Цезарь. Месть! месть! О, если бы я мог унизиться до мести, к чему бы только не принудил я вас в возмездие за кровь этого человека.
Они отшатываются, смятенные и пораженные.
Он был моим зятем, моим старым товарищем. В течение двадцати лет он был владыкой великого Рима, в течение тридцати лет победа следовала за ним. Разве я, римлянин, не разделял его славы? Или судьба, которая заставила нас биться за владычество над миром, это дело наших рук? Кто я – Юлий Цезарь или волк, что вы бросаете мне седую голову старого воина, венчанного лаврами победителя, могущественного римлянина, предательски убитого этим бессердечным негодяем? И еще требуете от меня благодарности! (Луцию Септимию.) Уйди, ты внушаешь мне ужас!
Луций (холодно и безбоязненно). Ха! Мало ли отрубленных голов видел Цезарь! И отрубленных правых рук, не так ли? Тысячи их были в Галлии, после того как ты победил Верцингеторикса. Пощадил ли ты их при всем твоем милосердии? Это ли была не месть?
Цезарь. Нет, клянусь богами! О, если бы это было так! Месть – это по крайней мере нечто человеческое. Нет, говорю я. Эти отрубленные правые руки и храбрый Верцингеторикс, гнусно удушенный в подземельях Капитолия, были жертвами (содрогаясь, с горькой иронией) мудрой строгости, необходимой мерой защиты общества; долг государственного мужа – безумье и бредни, в десять раз более кровавые, нежели честная месть. О, каким я был глупцом! Подумать только, что жизнь людей должна быть игрушкой в руках подобных глупцов! (Смиренно.) Прости меня, Луций Септимий. Как убийце Верцингеторикса упрекать убийцу Помпея? Можешь идти с остальными. Или оставайся, если хочешь, я найду тебе место у себя.
Луций. Судьба против тебя, Цезарь. Я ухожу. (Поворачивается и идет через лоджию.)
Руфий (вне себя, видя, как ускользает его добыча). Значит, он республиканец!
Луций (оборачивается на ступенях лоджии, вызывающе). А ты кто?
Руфий. Цезарианец, как и все солдаты Цезаря.
Цезарь (учтиво). Поверь мне, Луций, Цезарь не цезарианец. Будь Рим истинной республикой, Цезарь был бы первым из республиканцев. Но ты сделал выбор. Прощай.
Луций. Прощай. Идем, Ахилл, пока еще не поздно.
Цезарь, видя, что Руфий не владеет собой, кладет ему руку на плечо и отводит в сторону, подальше от искушения. Британ идет за ним, держась по правую руку Цезаря. Таким образом, все трое оказываются совсем близко от Ахилла, который надменно отворачивается и переходит на другую сторону, к Теодоту. Луций Септимий проходит между рядами воинов, выстроившихся в лоджии; Потин, Теодот и Ахилл следуют за ним в сопровождении придворных, которые весьма опасливо поглядывают на воинов, сомкнув ряды, воины уходят вслед за ними, довольно бесцеремонно подгоняя их. Царь остался один на своем троне, жалкий, упрямый, лицо у него передергивается и руки дрожат. Во время всей этой сцены Руфий свирепо ворчит.
Руфий (глядя на уходящего Луция). Ты думаешь, он бы отпустил нас, если бы наши головы были в его руках?
Цезарь. Как смею я думать, что он поступил бы более низко, чем я?
Руфий. Ха!
Цезарь. Если бы я во всем следовал Луцию Септимию, Руфий, и, уподобившись ему, перестал быть Цезарем, разве ты остался бы со мной?
Британ. Цезарь, ты поступаешь неразумно. Твой долг перед Римом – лишить его врагов возможности причинять зло.
Цезарь, которого чрезвычайно забавляют моралистические увертки его деловитого британского секретаря, снисходительно улыбается.
Руфий. Что с ним спорить, Британ? Не трать понапрасну слов. Запомни одно, Цезарь: тебе хорошо быть милосердным, но каково твоим воинам? Ведь им завтра же придется драться с людьми, которых ты вчера пощадил! Ты можешь приказывать все, что тебе угодно, но я говорю, что твоя следующая победа будет резней из-за твоего милосердия. Я во всяком случае не буду брать пленных. Я буду убивать врагов тут же, на поле битвы, а потом можешь проповедовать милосердие, сколько хочешь. Мне уже не придется сражаться с ними. А теперь позволь, я посмотрю за тем, чтобы они убрались подальше. (Поворачивается и хочет уйти.)
Цезарь (оглядывается и видит Птолемея). Как? Они оставили ребенка одного? Какой стыд!
Руфий (берет Птолемея за руку и заставляет его встать). Идемте, ваше величество.
Птолемей (вырывая руку у Руфия, Цезарю). Он хочет выгнать меня из моего дворца?
Руфий (мрачно). Можешь оставаться, если хочешь.
Цезарь (ласково). Иди, мой мальчик. Я не хочу тебе зла. Но среди твоих друзей ты будешь в большей безопасности. Здесь ты в пасти льва.
Птолемей (уходя). Я боюсь не льва, а (глядит на Руфия) шакала. (Уходит через лоджию.)
Цезарь (одобрительно смеется). Храбрый мальчуган!
Клеопатра (завидуя, что Цезарь похвалил брата, кричит вслед Птолемею). Глупый щенок! Ты думаешь, это очень умно?
Цезарь. Британ! Проводи царя. Сдай его на руки этому самому, как его, Потину.
Британ идет за Птолемеем.
Руфий (указывая на Клеопатру). А эта девчонка? С ней что делать? Ну, впрочем, полагаю, это можно предоставить тебе. (Уходит через лоджию.)
Клеопатра (вспыхнув, поворачивается к Цезарю). Ты хочешь, чтобы и я ушла с остальными?
Цезарь (несколько озадаченный, со вздохом идет к трону Птолемея, между тем как Клеопатра, вся красная, сжав кулаки, ждет ответа). Ты можешь поступить, как тебе нравится, Клеопатра.
Клеопатра. Так, значит, тебе все равно, останусь я или нет?
Цезарь (улыбаясь). Ну конечно, мне больше хотелось бы, чтобы ты осталась.
Клеопатра. Больше? Гораздо больше?
Цезарь (кивает). Больше. Гораздо больше.
Клеопатра. Тогда я согласна остаться. Потому что ты меня просишь. Но я этого не хочу. Запомни это.
Цезарь. Само собой разумеется. (Кричит.) Тотатита!
Фтататита поднимает на него угрюмый взгляд, но не двигается с места.
Клеопатра (фыркает). Ее зовут не Тотатита, а Фтататита. (Зовет.) Фтататита!
Фтататита поднимается и идет к Клеопатре.
Цезарь (запинаясь). Тфатафита простит неверный язык римлянина. Тота! Престольный город царицы будет в Александрии. Найми женщин, чтобы они прислуживали ей, и сделай все, что надо.
Фтататита. Я буду правительницей царского дома?
Клеопатра (резко). Нет, я правительница царского дома! Иди и делай, что тебе приказывают, а то я сегодня же брошу тебя в Нил, чтоб отравить бедняжек крокодилов.
Цезарь (возмущенный). Нет, нет!
Клеопатра. Нет да! Нет да! Ты слишком чувствителен, Цезарь. Но ты умный, и если ты будешь делать все, как я тебе говорю, ты скоро научишься править.
Цезарь, совершенно остолбенев от этой дерзости, поворачивается на сиденье и смотрит на нее, не говоря ни слова. Фтататита мрачно улыбается, показывая великолепный ряд зубов, и уходит, оставляя их вдвоем.
Цезарь. Клеопатра, я и впрямь думаю, что мне придется в конце концов съесть тебя.
Клеопатра (опускается рядом с ним на колени и смотрит на него с жадным вниманием, наполовину искренним, наполовину притворным, желая показать, какая она стала умная). Ты теперь не должен со мной так говорить, точно я маленькая.
Цезарь. С тех пор как Сфинкс познакомил нас вчера ночью, ты выросла. И ты уж думаешь, что знаешь больше, чем я?
Клеопатра (пристыженная, спешит оправдаться). Нет. Это было бы очень глупо с моей стороны, конечно, я понимаю. Но только… (Внезапно.) Ты сердишься на меня?
Цезарь. Нет.
Клеопатра (не совсем веря ему). Тогда о чем же ты так задумался?
Цезарь (поднимается). Мне надо идти работать, Клеопатра.
Клеопатра (отшатывается). Работать? (Оскорбленная.) Тебе надоело разговаривать со мной, и ты это придумал, чтобы отделаться от меня.
Цезарь (снова садится, успокаивая ее). Ну хорошо, хорошо. Еще минутку, а потом – за работу.
Клеопатра. Работа? Какой вздор! Не забывай, что ты теперь царь. Я тебя сделала царем. Цари не работают.
Цезарь. Ах, вот что! Кто тебя научил этому, котенок?
Клеопатра. Мой отец был царь Египта. Он никогда не работал. А он был великий царь, он отрубил голову моей сестре, когда она восстала против него и захватила его трон.
Цезарь. Так. А как же он получил свой трон обратно?
Клеопатра (горячо, глаза у нее загораются). Я сейчас тебе расскажу. Прекрасный юноша с круглыми сильными руками пришел сюда через пустыни со множеством всадников. И он убил мужа моей сестры и вернул отцу его трон. (Грустно.) Мне было тогда только двенадцать лет. Ах, мне бы хотелось, чтобы он пришел теперь, когда я царица. Я бы сделала его своим мужем.
Цезарь. Что ж, это можно будет как-нибудь устроить. Ибо ведь я послал сюда этого прекрасного молодого человека на помощь твоему отцу.
Клеопатра (замирай от восторга). Так ты знаешь его?
Цезарь (кивая). Знаю.
Клеопатра. И он пришел с тобою?
Цезарь отрицательно качает головой.
(Страшно огорчена.) Ах, как мне хочется, чтобы он пришел! О, если бы он только пришел! Только бы мне быть чуть-чуть постарше, чтобы он не считал меня глупым котенком, как ты. Но, может быть, это потому, что ты старый? Ведь он на много, много-много лет моложе тебя, правда?
Цезарь (словно давясь пилюлей). Да, несколько моложе.
Клеопатра. А он согласится стать моим мужем, если я предложу ему? Как ты думаешь?
Цезарь. Весьма вероятно.
Клеопатра. Только мне не хочется просить. А ты не можешь его уговорить, чтобы он попросил меня и чтобы он не знал, что я этого хочу?
Цезарь (тронутый ее невинностью и полный непониманием характера этого прекрасного молодого человека). Бедное дитя!
Клеопатра. Почему ты так говоришь, будто жалеешь меня? Может быть, он любит кого-нибудь другого?
Цезарь. Опасаюсь, что да.
Клеопатра (глотая слезы). Тогда, значит, я буду не первая, кого он полюбит?
Цезарь. Не совсем первая. Он пользуется большим успехом у женщин.
Клеопатра. Ах, мне так хотелось бы быть первой! Но если он полюбит меня, я заставлю его убить всех остальных. Скажи мне, он все так же прекрасен? И его круглые сильные руки все так же сверкают на солнце, словно мрамор?
Цезарь. Он прекрасно сохранился, особенно если принять во внимание, сколько он ест и пьет.
Клеопатра. Нет, ты не должен говорить о нем такие грубые, низкие вещи! Потому что я люблю его. Он бог.
Цезарь. Он великий начальник всадников и быстрее в беге, чем любой из римлян!
Клеопатра. Как его настоящее имя?
Цезарь (недоуменно). Настоящее?
Клеопатра. Да, я всегда называла его Гор. Потому что Гор – самый прекрасный из всех наших богов. Но мне хочется знать его настоящее имя.
Цезарь. Его зовут Марк Антоний.
Клеопатра (мелодично). Марк Антоний… Марк Антоний… Марк Антоний… Какое прекрасное имя! (Бросается обнимать Цезаря.) Ах, как я люблю тебя за то, что ты послал его на помощь отцу! Ты очень любил моего отца?
Цезарь. Нет, детка. Но твой отец, как ты сама говоришь, никогда не работал. А я всегда работал. Так вот, когда он потерял свою корону, ему пришлось пообещать мне шестнадцать тысяч талантов за то, чтобы я вернул ему ее.
Клеопатра. А он тебе заплатил?
Цезарь. Не все.
Клеопатра. Он правильно поступил. Потому что это уж слишком много. Весь мир не стоит шестнадцати тысяч талантов.
Цезарь. Возможно, что это и так, Клеопатра. Так вот, те египтяне, которые работают, заплатили мне за это как раз столько, сколько он мог вытянуть из них. Остальное еще не уплачено. Но, так как похоже, что мне уже не видать этих денег, надо снова приниматься за работу. А ты пойди погуляй немножко и пришли ко мне моего секретаря.
Клеопатра (ласкаясь). Нет, я хочу остаться с тобой, а ты мне расскажи про Марка Антония.
Цезарь. Если я не примусь за работу, то Потин и все прочие отрежут нас от пристани, и дорога в Рим будет закрыта.
Клеопатра. Мне все равно. Я не хочу, чтобы ты уезжал в Рим.
Цезарь. Но ведь ты хочешь, чтобы оттуда приехал Марк Антоний.
Клеопатра (вскакивая). О да, да, да! Я забыла! Иди скорей, принимайся за работу, Цезарь. И смотри, чтобы путь с моря был открыт для моего Марка Антония. (Бежит через лоджию, посылая воздушный поцелуй Марку Антонию через море.)
Цезарь (поспешно идет на середину зала, к лестнице лоджии). Эй, Британ! (Сталкивается на верхней ступени с раненым солдатом.) Что случилось?
Солдат (показывая на свою перевязанную голову). Вот, Цезарь. А два моих товарища убиты на рыночной площади.
Цезарь (спокойно, но озабоченно). Так. Как же это случилось?
Солдат. К Александрии подошла армия, которая называет себя римской армией.
Цезарь. Римская оккупационная армия?
Солдат. Да, под началом какого-то Ахилла.
Цезарь. И что же?
Солдат. Жители восстали против нас, как только эта армия вошла в город. Я был с двумя другими на рыночной площади, когда разнесся слух об этом. Они бросились на нас. Мне удалось пробиться, и вот я здесь.
Цезарь. Хорошо. Рад, что ты жив.
В лоджию поспешно входит Руфий, проходит мимо солдата и смотрит через арку на набережную внизу.
Руфий, нас осаждают.
Руфий. Как? Уже?
Цезарь. Сейчас или завтра, какое это имеет значение? Этого нельзя было избежать.
Вбегает Британ.
Британ. Цезарь!
Цезарь (перебивая его). Да, я знаю.
Руфий и Британ спускаются из лоджии по обе стороны Цезаря, который задерживается минуту на ступенях, разговаривая с солдатом.
Передай приказ, друг, чтобы наши вышли на набережную и были наготове возле галер. Пусть позаботятся о твоей ране. Ступай.
Солдат поспешно уходит.
(Сходит в зал, останавливается между Руфием и Британом.) В Западной гавани стоят несколько наших кораблей, сожги их.
Руфий (смотрит на него непонимающим взглядом). Сжечь?
Цезарь. Возьми все лодки, что стоят в Восточной гавани, и захвати Фарос, остров с маяком. Оставь половину наших людей охранять часть берега и набережную позади дворца – то есть наш путь домой.
Руфий (с крайним неодобрением). Значит, отдаем город?
Цезарь. Мы не брали его, Руфий. Мы удерживаем этот дворец и… какое это там здание рядом?
Руфий. Театр.
Цезарь. Так вот и его тоже. Оно господствует над побережьем. А остальное: Египет – египтянам!
Руфий. Хорошо. Тебе лучше знать, я полагаю. Это все?
Цезарь. Все. А те корабли еще не горят?
Руфий. Будь покоен, я не стану терять времени. (Убегает.)
Британ. Цезарь, Потин настаивает на разговоре с тобой. Мне кажется, его следует проучить. Он держит себя крайне вызывающе.
Цезарь. Где он?
Британ. Ждет снаружи.
Цезарь. Эй, там, пропустите Потина!
Потин появляется в лоджии, очень высокомерно проходит в зал и останавливается слева от Цезаря.
Цезарь. Что скажет Потин?
Потин. Я принес тебе наши условия, Цезарь.
Цезарь. Условия? Дверь была открыта: тебе следовало уйти до того, как вы объявили войну. Теперь ты мой пленник. (Подходит к креслу и развязывает тогу.)
Потин (презрительно). Я твой пленник? Да знаешь ли ты, что ты в Александрии и что царь Птолемей с армией, которая во сто раз превосходит твое маленькое войско, держит Александрию в своих руках?
Цезарь (невозмутимо снимает с себя тогу, бросает ее на кресло). Ну что ж, друг, уйди, если сумеешь. И скажи твоим друзьям, чтобы они больше не убивали римлян на рыночной площади, а то мои солдаты, которые не обладают моим прославленным великодушием, пожалуй убьют тебя. Британ, предупреди стражу и дай мои доспехи.
Британ выбегает. Руфий возвращается.
Ну что?
Руфий (показывает через арку лоджии на клубы дыма, поднимающиеся над гаванью). Смотри!
Потин с любопытством подбегает к ступенькам и выглядывает.
Цезарь. Как? Уже пылают? Невероятно!
Руфий. Да, пять добрых галер, и при каждой барка, груженная маслом. Но это не я. Египтяне избавили меня от хлопот. Они захватили Западную пристань.
Цезарь (с беспокойством). А Восточная гавань, маяк, Руфий?
Руфий (внезапно разряжаясь бешеной руганью, сбегает к Цезарю и накидывается на него). Да разве я могу в пять минут погрузить легион на суда? Первая когорта уже на берегу. Больше сделать невозможно. Если тебе нужно скорей, пойди и делай сам.
Цезарь (успокаивает его). Ну хорошо, хорошо! Терпение, терпение, Руфий.
Руфий. Терпение! Кому здесь не терпится, мне или тебе? Разве я был бы здесь, если бы не мог наблюдать за ними через арку?
Цезарь. Прости меня, Руфий, и (нетерпеливо) поторопи их как только можно…
Его прерывает отчаянный старческий вопль. Этот вопль быстро приближается, и в лоджию врывается Теодот, который рвет на себе волосы и издает горестные душераздирающие возгласы. Руфий отступает, глядя на него в недоумении и удивляясь его безумию. Потин оборачивается и прислушивается.
Теодот (на ступенях, потрясая руками). Ужас неслыханный! Горе нам, горе! Помогите!
Руфий. Что такое?
Цезарь (нахмурившись). Кого убили?
Теодот. Убили? Да это хуже, чем гибель десяти тысяч человек! Утрата, непоправимая утрата для всего человечества!
Руфий. Что случилось?
Теодот (бросаясь к нему). Огонь перебросился с ваших кораблей. Гибнет величайшее из семи чудес мира! Горит Александрийская библиотека!
Руфий. Фу-у! (Совершенно успокоенный, поднимается в лоджию и следит за посадкой войск на берегу.)
Цезарь. Это все?
Теодот (не верит своим ушам). Все? Цезарь, потомство сохранит о тебе память как о варваре-солдате, который был так невежествен, что не знал, какова цена книгам.
Цезарь. Теодот, я сам писатель. И я скажу тебе: пусть лучше египтяне живут, а не отрешаются от жизни, зарывшись в книги.
Теодот (падая на колени, с фанатизмом истинного книжника, со страстью педанта). Цезарь! Десять поколений сменятся одно другим, и за все это время однажды рождается бессмертная книга.
Цезарь (непреклонно). Если она не льстит человечеству, ее сжигает палач.Теодот. Если не вмешается история, смерть положит тебя рядом с последним из твоих солдат.
Цезарь. Смерть всегда так делает. Я не прошу лучшей могилы.
Теодот. Но ведь это горит память человечества!
Цезарь. Позорная память! Пусть горит.
Теодот (вне себя). Ты готов разрушить прошлое?
Цезарь. Да. И построю будущее на его развалинах.
Теодот в отчаянии бьет себя кулаком по голове.
Но послушай, Теодот, наставник царей! Ты, оценивший голову Помпея не дороже, чем пастух ценит луковицу, вот ты теперь стоишь передо мной на коленях, и слезы льются из твоих старых глаз, и ты умоляешь меня пощадить несколько твоих овечьих кож, исцарапанных знаками заблуждений! Я не могу сейчас уделить тебе ни одного человека, ни одного ведра воды; но ты можешь свободно уйти из дворца. Иди, ступай к Ахиллу и проси у него его легионы, чтобы потушить огонь. (Подталкивает его к ступеням и выпроваживает его.)
Потин (многозначительно). Ты понимаешь, Теодот? Я остаюсь пленником.
Теодот. Пленником?
Цезарь. И ты будешь тратить время на разговоры, в то время как горит память человечества? (Кричит из лоджии.) Эй, там! Пропустите Теодота! (Теодоту.) Ну, ступай!
Теодот (Потину). Я должен идти спасать библиотеку. (Поспешно уходит.)
Цезарь. Проводи его до ворот, Потин. Скажи ему, пусть он внушит вашим людям, чтобы они, для твоей безопасности, не убивали больше моих людей.
Потин. Моя жизнь дорого обойдется тебе, Цезарь, если ты захочешь отнять ее. (Идет вслед за Теодотом.)
Руфий, поглощенный наблюдением за посадкой, не видит, что оба египтянина уходят.
Руфий (кричит из лоджии на берег). Все готово?
Центурион (снизу). Готово! Мы ждем Цезаря.
Цезарь. Скажи им, канальям, что Цезарь идет. (Кричит.) Британник! (Это пышное производное от имени его секретаря – одна из обычных шуток Цезаря. Впоследствии это вполне серьезно и официально означало бы – завоеватель Британии.)
Руфий (кричит вниз). Отваливай все, кроме баркаса! Становись на посадку, стража Цезаря! (Возвращается из лоджии в зал.) А где ж египтяне? Опять милосердие? Ты отпустил их?
Цезарь (посмеиваясь). Я отпустил Теодота спасать библиотеку. Мы должны уважать литературу, Руфий.
Руфий (в бешенстве). Да падет это безумие на голову безумца! Я думаю, что если бы ты мог вернуть к жизни всех перебитых в Испании, Галлии и Фессалии, ты бы сделал это, чтоб нам опять с ними драться и драться.
Цезарь. Ты думаешь, боги не разрушили бы вселенной, если бы их единственной заботой было сохранить мир на ближайший год? (Руфий, потеряв терпение, с раздражением отворачивается. Цезарь внезапно хватает его за рукав и шепчет лукаво ему на ухо.) Кроме того, каждый пленный египтянин – это два римских солдата, которые должны стеречь его. Ясно?
Руфий. А! Я должен был догадаться, что за этими высокими разговорами скрываются какие-то лисьи хитрости. (Отходит от Цезаря, раздраженно пожимая плечами, и идет в лоджию посмотреть на погрузку войск, затем уходит.)
Цезарь. Что же это Британ спит? Я послал его за моими доспехами час тому назад. (Кричит.) Британник! Эй, ты, британский островитянин! Британник!
Клеопатра вбегает через лоджию с мечом и шлемом Цезаря, которые она выхватила у Британа. Тот следует за ней с латами и поножами. Они подходят – она слева, Британ справа.
Клеопатра. Я буду облачать тебя, Цезарь. Садись.
Цезарь повинуется.
Какие красивые эти римские шлемы! (Снимает с его головы венок.) Ах! (Покатывается с хохоту.)
Цезарь. Что ты смеешься?
Клеопатра. У тебя – лысина! (Она не договаривает и снова разражается хохотом.)
Цезарь (почти рассердившись). Клеопатра! (Встает, чтобы Британ мог надеть на него латы.)
Клеопатра. Так вот зачем ты носишь венок! Чтобы ее не было видно.
Британ. Замолчи, египтянка, это лавры победителя. (Затягивает латы.)
Клеопатра. Сам молчи, островитянин! (Цезарю.) Ты должен втирать в голову крепкий сахарный настой. Они будут расти.
Цезарь (с кислой миной). Клеопатра, тебе приятно, когда тебе напоминают, что ты очень молода?
Клеопатра (надувшись). Нет.
Цезарь (снова садится и подставляет ногу Британу, который надевает ему поножи). Ну, а мне не нравится, когда мне напоминают, что я не молод. Хочешь, я отдам тебе десять моих лишних лет? Тебе будет двадцать шесть, а мне только… ну не важно. Согласна?
Клеопатра. Согласна. Двадцать шесть, запомни. (Надевает на него шлем.) Ах, как красиво! Тебе в нем никак не больше пятидесяти.
Британ (строго смотрит на нее). Ты не должна так говорить с Цезарем.
Клеопатра. А правда, что, когда Цезарь поймал тебя там, на твоем острове, ты был весь-весь выкрашен синей краской?
Британ. Синий цвет – это цвет бриттов высокого рождения. На войне мы окрашиваем наши тела в синий цвет. Наши враги могут снять с нас одежду, отнять нашу жизнь, но они не могут отнять у нас нашу респектабельность. (Поднимается с колен.)
Клеопатра (держа в руках меч Цезаря). Дай я надену его на тебя. Теперь ты прямо замечательный! А в Риме есть твои статуи?
Цезарь. Да. Немало.
Клеопатра. Ты должен послать за одной и подарить мне.
Руфий (возвращается в лоджию в страшном нетерпении). Ну, Цезарь, наговорился ты? Как только ты вступишь на борт, задержки не будет. Галеры наперегонки полетят к маяку.
Цезарь (вытаскивая меч и пробуя лезвие). Хорошо ли он наточен, Британник? Под Фарсалой он был туп, как втулка от бочки.
Британ. Рассечет волос египетский. Я точил его сам.
Клеопатра (в внезапном страхе бросается на шею Цезарю, обнимает его.) Нет, нет! Неужели ты в самом деле идешь затем, чтобы тебя убили?
Цезарь. Нет, Клеопатра, ни один человек не идет в бой затем, чтобы его убили.
Клеопатра. А их убивают. Муж сестры моей был убит в бою! Ты не должен уходить. Пусть он идет. (Показывает на Руфия.)
Все смеются над ней.
Пожалуйста, пожалуйста, не уходи! Что же будет со мной, если ты больше не вернешься?
Цезарь (внушительно). Ты боишься?
Клеопатра (съежившись). Нет.
Цезарь (спокойно и властно). Иди на балкон, и ты увидишь, как мы возьмем Фарос. Тебе следует приучаться смотреть на бой. Иди!
Она идет, поникшая, и смотрит с балкона.
Вот и хорошо. Ну, Руфий, марш!
Клеопатра (хлопая в ладоши). А вот ты и не сможешь уйти, Цезарь!
Цезарь. Что там еще?
Клеопатра. Они осушают гавань, они сейчас вычерпают оттуда всю воду ведрами. Сколько солдат! Вон там. (Показывает налево.)
Руфий (поспешно выглядывает). Верно. Египетская армия! Усеяли всю Западную гавань, как саранча. (Разозленный, подходит крупными шагами к Цезарю.) Это все твое проклятое милосердие, Цезарь! Их привел Теодот.
Цезарь (в восторге от собственной проницательности). Я так и полагал, Руфий. Они пришли тушить огонь. Они будут возиться с библиотекой, а мы пока захватим маяк. (Решительно идет через лоджию в сопровождении Британа.)
Руфий (с отвращением). Опять лисьи хитрости. Эх! (Бросается за ними.)
Крики солдат внизу возвещают появление Цезаря.
Центурион (внизу). Все на борт! Расступись! Дай дорогу! Снова крики.
Клеопатра (машет шарфом из арки лоджии). Прощай, милый Цезарь! Возвращайся невредимый! Прощай!
