Самым крупным проектом, находившимся под партонажем Дома Романовых, являлось ведомство учреждений императрицы Марии, получившим такое официальное именование по имени создательницы – супруги Павла I Марии Федоровны. Через шесть дней после кончины императрицы Екатерины II наследовавший ей Павел I своим указом 12 ноября 1796 г. отдал воспитательное общество благородных девиц под управление Марии Федоровны. Статус ее, как покровительницы Смольного института, окончательно был оформлен указом императора от 2 мая 1797 г. Именно эту дату принято было считать началом истории Ведомства учреждений императрицы Марии. В указе Николая II по случаю празднования столетия ведомства 2 мая 1897 г., говорится: «с этого достопамятного дня в России возникло, под непосредственным покровительством их величеств, новое учебно-благотворительное ведомство…».

Объединив под своим управлением екатерининские благотворительные учреждения призрения и создав ряд новых, Мария Федоровна управляла ими лично, без посредства бюрократического аппарата. Кончина императрицы в 1828 г. Потребовала реорганизации управления этими учреждениями. Для того чтобы они продолжали «действовать как доселе на пользу государства и человечества», император Николай I указом от 26 октября 1828 г. принял их под свое «непосредственное и особое покровительство». Упоминание государства в указе было неслучайным. Деятельности этих учреждений власть придавала важное значение. Двумя днями позже 28 октября 1828 г. вышел указ, которым многолетний помощник Марии Федоровны Г. И. Вилламов назначался статс-секретарем для докладов императору по делам учреждений покойной императрицы, которые преобразовывались в IV отделение собственной его императорского величества канцелярии. Одновременно, в память о покровительнице они получили название «Учреждения императрицы Марии». С октября 1854 г. В официальной документации появляется наименование «Ведомство учреждений императрицы Марии». Продолжает использоваться и прежнее название.

Собственная его императорского величества канцелярия, в состав которой вошли учреждения императрицы Марии, подчинялась непосредственно монарху. Ее прообразом была личная канцелярия императоров и императриц, возникшая в XVIII столетии. В 1812 г. в условиях военного времени канцелярии были поручены такие вопросы, как переписка императора с командующими, размещение военнопленных, комплектование и квартирование войск и так далее. Канцелярия также принимала прошения на высочайшее имя. С 1818 по 1823 г. канцелярией руководил А. А. Аракчеев, при котором значение этого учреждения возросло – рассматривались вопросы государственного управления, готовились доклады императору, «представления» министерств и «мнения» Государственного совета. Окончательно собственная его императорского величества канцелярия сформировалась как высший орган управления в царствование Николая I. Расширение ее компетенции отвечало желанию императора лично входить в важнейшие государственные дела. Кроме того, сложные социально-экономические и внутриполитические задачи, стоявшие перед государством и императорской властью, развитие бюрократического аппарата в первой четверти XIX в. требовали создания органа, который позволял бы монарху держать под личным контролем главные отрасли управления страной.

В соответствии с этим в собственной канцелярии были созданы отделения. Первое и второе отделения организовали 31 января 1826 г. Первое наблюдало за службой чиновничества, второе занималось кодификацией законов. Третье отделение, выполнявшее функции политической полиции, было образовано 3 июля 1826 г. Упомянутое выше четвертое отделение было создано 28 октября 1828 г. Таким образом, благотворительность и призрение вошли в число важнейших приоритетов самодержавной власти.

Роль и место собственной его императорского величества канцелярии в системе управленческих органов российской империи рассматриваются историками по-разному. Существует точка зрения, согласно которой, ее можно лишь условно причислять к высшим государственным учреждениям, поскольку «она подчинялась только императору и действовала по его поручению и от его имени». Сторонники иной точки зрения характеризуют собственную канцелярию как высшее государственное учреждение. В Полном собрании законов и в своде законов отсутствует положение о собственной канцелярии. В 1818 г. было составлено «образование собственной его императорского величества канцелярии», определяющее ее компетенцию как учреждения «для производства дел, стекающихся к непосредственному самого государя императора усмотрению и разрешению».

С учетом того, что император был главой государства, и функции монарха закреплялись законом, собственную его императорского величества канцелярию можно характеризовать как одно из высших государственных учреждений российской империи. Учреждения императрицы Марии Федоровны, преобразованные в IV отделение собственной канцелярии, формально стали государственными. При этом к управлению благотворительными обществами и заведениями на местах допускалась общественность.

Здание Опекунского совета в Санкт-Петербурге на Казанской ул., 7. 1913 г. Фото ателье К. Буллы

Внутренняя структура Ведомства учреждений императрицы Марии была довольно сложной и неоднократно менялась. Непосредственные управленческие функции осуществлял статс-секретарь, подчинявшийся императору и его супруге. Кроме того, управление осуществляли опекунские советы, созданные Екатериной II при воспитательных домах. В 1797 г. Санкт-Петербургский и Московский опекунские советы вместе с воспитательными домами перешли под управление Марии Федоровны. Постепенно эти советы начали управлять не только воспитательными домами, но и другими благотворительными учреждениями.

Здание Опекунского совета. Москва. Литография середины XIX в.

В 1828 г. они вошли в состав IV отделения собственной его императорского величества канцелярии и рассматривали практически все вопросы, связанные с деятельностью Ведомства императрицы Марии: утверждали положения, уставы и штаты отдельных заведений, обществ и структурных подразделений, инструкции должностным лицам, учебные планы и программы, счета и сметы. Опекунские советы состояли из председателей и неограниченного числа почетных опекунов. В 1873 г. был образован один опекунский совет, состоявший из Санкт-Петербургского и московского присутствий. В число почетных опекунов входили только представители аристократии и высшие государственные сановники, имевшие чины первых трех классов. Например, по «списку почетных опекунов опекунского совета учреждений императрицы Марии», составленному по состоянию на 15 ноября 1896 г., из 49 почетных опекунов 13 имели различные генеральские чины второго и третьего классов, 8 – придворные чины этих же классов и 27 почетных опекунов – чины тайного советника и действительного тайного советника, то есть третьего и второго классов соответственно. Товарищ (помощник. – Прим. авт.) главноуправляющего ведомством императрицы Марии П. М. фон-Кауфман имел чин действительного статского советника, то есть четвертого класса, но одновременно состоял «в должности гофмейстера», которая относилась к третьему классу. Некоторые почетные опекуны управляли отдельными заведениями. Например, председатель опекунского совета, главноуправляющий ведомством императрицы Марии, граф Н. А. Протасов-Бахметев управлял учебной частью Смольного института, Александровского института и являлся попечителем Александровского лицея. Порядок взаимоотношений почетных опекунов и руководителя Ведомства императрицы Марии не был четко установлен законодательством. Но «мнения» опекунских советов поступали на высочайшее утверждение через руководителя ведомства. По Положению о собственной его императорского величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии, принятому в 1873 г., ее глава занимал должность председателя опекунского совета.

Почетные опекуны исполняли свои обязанности на «общественных началах». В большинстве случаев они не принимали реального участия в управлении вверенными им заведениями. Служба в армии, государственных учреждениях и при дворе не оставляла им на это времени. В лучшем случае почетные опекуны ограничивались рассмотрением проектов различных законоположений. Реальные управленческие функции выполняли чиновники центрального аппарата, к которым фактически относились и статс-секретари по делам учреждений императрицы Марии (с 1860 г. – главноуправляющие ведомством императрицы Марии). Управленческие функции на местах осуществляли служащие благотворительных обществ и заведений. Во второй половине XIX столетия опекунский совет окончательно превратился в архаизм. Его существование было лишь данью традиции. Ликвидирован он был вскоре после свержения монархии в России.

Опекунский совет всегда считался государственным органом. Принятый в 1873 г. устав опекунского совета учреждений императрицы Марии гласил: «опекунский совет есть высшее государственное учреждение…». Тем самым подчеркивался государственный характер самого Ведомства учреждений императрицы Марии.

Ведомство состояло из нескольких структурных подразделений. Заведения Санкт-Петербургского приказа общественного призрения, переданные в 1828 г. в подчинение Марии Федоровне, вошли в IV отделение собственной канцелярии как особый Попечительный совет заведений общественного призрения. Действовавший в 1829–1885 гг., он управлял рядом богаделенных и медицинских учреждений в Петербурге.

Расширение категорий призреваемых вело к созданию новых подразделений. В 1838 г. Создан комитет главного попечительства детских приютов. В 1869 г. его ликвидировали, и управление детскими приютами Ведомства императрицы Марии перешло к созданной вместо него канцелярии по управлению детскими приютами при главноуправляющем. К концу XIX столетия приютское ведомство значительно расширило свою деятельность. В 1896 г. комитет главного попечительства детских приютов был воссоздан.

В 1845 г. для управления женскими учебно-воспитательными учреждениями был образован главный совет женских учебных заведений. Созданный первоначально «в виде опыта» на срок в два года он просуществовал до 1873 г. Все это время его возглавлял принц П. Г. Ольденбургский. Дольше действовал Учебный комитет, образованный в 1844 г. и занимавшийся всеми вопросами, связанными с постановкой учебно-воспитательного процесса в учреждениях призрения детей и юношества. К их числу относились разработка планов, программ и табелей, рассмотрение и утверждение учебников и пособий и так прочее.

Учебный комитет фактически прекратил свою деятельность в конце 1917 г., когда заведения бывшего Ведомства императрицы Марии как единая организационная структура были ликвидированы. Само ведомство было изъято из общего порядка государственного управления. Поэтому за финансовой деятельностью его учреждений наблюдала собственная контрольная экспедиция. Первоначально она имела два отделения – Санкт-Петербургское и московское. В 1861 г. Московское отделение упразднено, а Санкт-Петербургское преобразовано в контрольную экспедицию при IV отделении собственной его императорского величества канцелярии. Ссудные и сохранные казны при Петербургском и московском воспитательных домах в 1860 г. передали в Министерство финансов. В 1888 г. контрольную экспедицию преобразовали в контроль Ведомства учреждений императрицы Марии. В июле 1917 г. временное правительство передало его в государственный контроль.

С образованием IV отделения не все учреждения Марии Федоровны вошли в его состав. По ее завещанию Павловский и Мариинский институты, а так же родильные госпитали в Петербурге и Москве были переданы под покровительство великой княгини Елены Павловны. В соответствии с завещанием их также решено было «почитать государственными учреждениями». Елена Павловна управляла ими до своей кончины в 1873 г. Затем они были преобразованы в отдельное ведомство учреждений великой княгини Елены Павловны и поступили в ведение ее дочери, великой княгини Екатерины Михайловны. В 1894 г., после ее кончины, эти заведения вошли в состав Ведомства императрицы Марии. Еще несколько заведений по завещанию Марии Федоровны перешли под покровительство супруги Николая I Александры Федоровны. Управлял ими статс-секретарь М. Н. Лонгинов. В 1854 г. он умер, и заведения Александры Федоровны вошли в состав IV отделения собственной канцелярии.

Помимо учреждений императрицы Марии, при Николае I государственный статус приобрело Санкт-Петербургское женское патриотическое общество – благотворительная организация, созданная в 1812 г. для помощи пострадавшим во время нашествия наполеона на Россию. Общество состояло под покровительством императрицы Елизаветы Алексеевны, а после ее кончины было передано Николаем под покровительство его супруги – Александры Федоровны. В 1833 г. Патриотическое общество получило новый устав, в соответствии с которым фактически приняло характер государственного учреждения. В параграфе втором первой части Устава «общие правила», говорится, что учрежденные Патриотическим обществом «…частные школы для бедных детей женского пола составляют… благотворительную цель…». Однако в параграфе сорок четвертом части шестой Устава «о канцелярии» указано, что сотрудники канцелярии «считаются в действительной службе». Кроме того, Патриотическое общество в соответствии с параграфом сорок пятым той же части Устава имело печать с государственным гербом. В 1844 г. школы общества «вошли в общегосударственную сеть женских учебных заведений». В 1854 г., остававшийся самостоятельным Патриотический институт и Патриотическое общество, как и другие учреждения под покровительством императрицы Александры Федоровны, были включены в состав Ведомства учреждений императрицы Марии.

Ведомство учреждений императрицы Марии находилось «под непосредственным их императорских величеств покровительством». Руководителями его считались император и его супруга, однако непосредственное управление осуществлялось высшими чиновниками. С 1828 по 1860 г. ведомство возглавляли статс-секретари по делам учреждений императрицы Марии – главноуправляющие IV отделением собственной его императорского величества канцелярии. С 1860 по 1917 г. ведомством императрицы Марии руководили главноуправляющие. В 1860–1880 гг. эти функции выполнял принц П. Г. Ольденбургский. В 1880 г. В связи с реорганизацией канцелярии ее IV отделение было преобразовано в самостоятельную собственную его императорского величества канцелярию по учреждениям императрицы Марии. Во второй половине XIX столетия в их число были включены два новых благотворительных ведомства для оказания специализированной помощи слепым и глухонемым – Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых и попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых.

История возникновения Попечительства о слепых связана с организацией помощи инвалидам русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Эта помощь осуществлялась главным попечительством для призрения нуждающихся семейств воинов. Его руководитель, К. К. Грот, пришел к мысли о необходимости создания специализированной структуры для призрения как слепых инвалидов войны, так и вообще людей, лишенных зрения. В 1881 г. создано Мариинское попечительство о слепых, названное в честь императрицы Марии Александровны, супруги Александра II. Действовало оно на благотворительной основе и некоторое время находилось в ведении Министерства внутренних дел. Высочайшим указом 10 марта 1883 г. Оно было причислено к Ведомству учреждений императрицы Марии и получило окончательное наименование Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых.

Статус новой благотворительной структуры устанавливался «основными началами для деятельности Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых» и определялся весьма своеобразно. В документе указывалось, что Попечительство, «будучи учреждением частным, пользуется покровительством Правительства и состоит со всеми устроенными им заведениями в ведомстве учреждений императрицы Марии». Упоминание о «частном» характере Попечительства не означало его принадлежности какому-либо лицу. Имелось в виду, что Попечительство – самостоятельное ведомство, не зависящее от государства и других благотворительных обществ. Возглавлял его председатель. Он руководил общим собранием и советом – центральными управленческими органами. Общее собрание, созывавшееся периодически, рассматривало все вопросы, связанные с деятельностью Попечительства. Текущей деятельностью руководил совет. Его председатель, он же председатель Попечительства о слепых, руководил работой общих собраний. Взаимоотношения председателя и главноуправляющего ведомством императрицы Марии законодательством не оговаривались. Главноуправляющий осуществлял «высший надзор» над всеми учреждениями императрицы Марии. Исходя из этого, председатель Попечительства о слепых должен был подчиняться главноуправляющему. В то же время председатель имел право докладывать о делах Попечительства лично императору и его супруге. Порядок представления этих дел на «высочайшее благовоззрение» тоже не оговаривался, но председатель Попечительства имел звание статс-секретаря, дававшее право личного доклада императору.

В 1898 г. в ведомстве императрицы Марии была создана специализированная благотворительная организация – Попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых, состоявшее под ее покровительством. Фактически Мария Федоровна являлась покровительницей трех благотворительных ведомств – Ведомства учреждений императрицы Марии, Российского общества Красного Креста и вновь созданного, которое полностью именовалось как «состоящее под августейшим покровительством их императорских величеств Попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых». Деятельность этого ведомства определялась специальным Положением. Характер Попечительства этим документом не определялся. Указывалось только, что оно «состоит в ведомстве учреждений императрицы Марии». Его центральными управленческими органами являлись комитет и совет. Комитет осуществлял «высший надзор» за всеми учреждениями призрения глухонемых и рассматривал наиболее важные вопросы, связанные с деятельностью Попечительства. Совет занимался текущими учебно-воспитательными, медицинскими и административно-хозяйственными делами. Непосредственное управление находилось в руках председателя комитета. Он являлся одновременно председателем совета. Порядок взаимоотношений председателя комитета Попечительства о глухонемых с главноуправляющим ведомством учреждений императрицы Марии не оговаривался. Попечительства о слепых и глухонемых просуществовали до 1917 г.

Финансирование всех структурных подразделений, обществ и учреждений Ведомства императрицы Марии имело «внебюджетный» характер. Оно осуществлялось за счет средств опекунского совета, неприкосновенных капиталов учреждений призрения и благотворительных пожертвований. Неприкосновенные, или основные, капиталы вкладывались в ценные бумаги. Проценты с этих капиталов шли на обеспечение текущей деятельности учреждений. Во многих случаях основные капиталы формировались на основе крупных пожертвований членов императорской фамилии. Благотворительные средства поступали в виде спорадических и регулярных взносов. Последние уплачивались лицами, имевшими различные благотворительные звания и считавшимися служащими в ведомстве императрицы Марии. Поступление средств из казны, несмотря на особый статус учреждений императрицы Марии, было нечастным явлением. Как правило, казенные средства использовались для покрытия расходов на ремонтно-строительные работы. Средства, поступавшие от имени членов императорской фамилии, считались частными пожертвованиями.

Особенностью порядка привлечения благотворителей ведомством учреждений императрицы Марии было то, что за пожертвования определенных сумм и другие услуги они получали права государственных служащих, чины и мундиры, могли рассчитывать на правительственные награды.

Практика награждения орденами, медалями и чинами за общественную, в том числе благотворительную, деятельность была распространена в России достаточно широко. Но только в ведомстве учреждений императрицы Марии и Императорском Человеколюбивом обществе она была упорядочена и представляла собой определенную систему. По данным на 1905 г., в ведомстве императрицы Марии чины и мундиры за благотворительные пожертвования и услуги предоставлялись от государства детскими приютами, Патриотическим обществом, Елисаветинским и Киевским благотворительными обществами и еще 21 отдельным заведением.

Рисунок мундиров почетных опекунов и других высших служащих Ведомства учреждений императрицы Марии. 1834 г. РГИА

Чины и мундиры имели не только благотворители, но и собственно чиновники. При этом жалование и содержание (зарплату в современном понимании) они получали не во всех случаях. Во многих учреждениях императрицы Марии управляющие, бухгалтеры, архитекторы, врачи и прочие служащие трудились только из-за престижа государственной службы, чина и ведомственного мундира. Свое существование они обеспечивали заработками в других местах. Функции чиновников и благотворителей, имевших чины, различались. Последние, финансируя подведомственные благотворительные заведения, участвовали в управлении или управляли ими, определяя стратегию развития. Чиновники центрального аппарата выполняли распоряжения главноуправляющего, помогали ему координировать деятельность сложного комплекса благотворительных обществ и учреждений призрения, готовили документацию и тому подобное. Чиновники, служившие в заведениях, выполняли административные, технические, финансово-хозяйственные функции, если этим не занимались благотворители. К чиновникам относился и учебно-воспитательный персонал Ведомства императрицы Марии. Речь, разумеется, идет о мужчинах. Женщины классных чинов и мундиров не имели.

Шитье на воротничках и рукавах мундиров высших служащих (слева) и служащих IV–VIII классов Ведомства учреждений императрицы Марии. 1834 г. РГИА

Ведомство учреждений императрицы Марии имело признаки, как государственного учреждения, так и общественной организации. Принадлежность к собственной его императорского величества канцелярии, право предоставлять чины, мундиры и награды, государственный статус служащих и благотворителей, строго централизованное управление, подчинение верховной власти монарха – все это признаки государственного учреждения. Порядок финансирования учреждений призрения, участие благотворителей и других представителей общественности в управлении благотворительными организациями на местах – дает основание считать ведомство также и общественной организацией. То есть это было специфическое, исключительное в своем роде государственное учреждение, действовавшее как благотворительная общественная организация.

Вторым по времени создания благотворительным ведомством под покровительством дома Романовых было Императорское Человеколюбивое общество. Началом его деятельности принято считать образование 16 мая 1802 г. Указом Александра I Благодетельного общества в Петербурге, работа которого рассматривалась как «государственное благодеяние». Спустя два дня в Петербурге был создан медико-филантропический комитет для оказания врачебной помощи неимущим. На базе Благодетельного общества 11 ноября 1805 г. Учреждается Санкт-Петербургский Попечительный о бедных комитет, задачей которого было оказание денежной помощи нуждающимся. Для координации и расширения деятельности этих учреждений 16 июля 1816 г. Создается Императорское Человеколюбивое общество, принятое под непосредственное покровительство монарха. Спустя некоторое время в его состав вошел ряд других благотворительных обществ. Оно само начало создавать благотворительные учреждения призрения. К концу первой четверти XIX в. деятельность Императорского Человеколюбивого общества приняла общероссийский масштаб.

Управление Императорским Человеколюбивым обществом было сходным с управлением ведомством императрицы Марии. Высшим руководителем считался император. Как единый исполнительный руководящий орган с 1816 г. действовал Совет Человеколюбивого общества. Поначалу он состоял из одиннадцати членов, избиравшихся собранием совета и утверждавшихся императором. Со временем их число увеличилось. В начале XX столетия в совет входили более семидесяти действительных и почетных членов. Как и почетные опекуны, члены совета являлись высшими государственными чиновниками, генералами или придворными. Все они выполняли свои обязанности «на общественных началах». Возглавлял совет главный попечитель. Первым был князь С. М. Голицын, занимавший эту должность до 1824 г. После него и до конца существования Императорского Человеколюбивого общества пост главного попечителя занимали высшие представители православного духовенства – митрополиты Санкт-Петербургские. Дела Человеколюбивого общества представлял императору вначале главный попечитель, затем особый статс-секретарь, а с 1902 г. – помощник главного попечителя.

Член Совета Императорского Человеколюбивого общества князь А. Н. Голицын, министр народного просвещения в 1816–1824 гг. Гравюра XIX в.

Все вопросы, связанные с деятельностью Человеколюбивого общества, подлежали обсуждению в совете, но их подготовка и последующее выполнение обеспечивались чиновниками центрального аппарата. Члены совета, имевшие чины первых трех классов, были заняты на службе по основному месту работы и не имели времени глубоко вникать в дела Человеколюбивого общества. Главные попечители тоже не могли уделять ему много времени, так как были заняты церковным служением и деятельностью в ведомстве православного исповедания. Поэтому ключевая роль в управлении Человеколюбивым обществом фактически принадлежала помощнику главного попечителя. Как и ведомство императрицы Марии, Императорское Человеколюбивое общество управлялось строго централизованно. В руководстве благотворительными обществами и учреждениями на местах участвовали представители общественности, главным образом, благотворители.

Член Совета Императорского Человеколюбивого общества митрополит Московский и Коломенский Филарет (В. М. Дроздов), в 1812–1819 гг. – архимандрит, ректор Санкт-Петербургской Духовной академии. Литография XIX в.

Дореволюционное российское законодательство не упоминает Императорское Человеколюбивое общество в числе государственных учреждений. Однако некоторые благотворители и чиновники имели права государственных служащих, чины и мундиры. В 1816 г. их получила небольшая часть служащих центрального аппарата и некоторых заведений. В 1858 г. статус чиновников получили те лица, которые выполняли одинаковые обязанности со служащими, уже имевшими чины. В начале XX столетия права государственных служащих имели практически все лица, работавшие в центральном аппарате и местных учреждениях на административно-хозяйственных и педагогических должностях. Чины и мундиры за благотворительную деятельность в Человеколюбивом обществе предоставляли медико-филантропический комитет в Санкт-Петербурге, Попечительные о бедных комитеты в столицах и губерниях, женское благотворительное общество в калуге, одесское благотворительное общество и Струдзовская община сердобольных сестер, а также еще 38 отдельных учреждений. Функции чиновников и благотворителей различались так же, как и в ведомстве императрицы Марии.

По способу финансирования Императорское Человеколюбивое общество являлось общественной организацией, привлекавшей благотворительные пожертвования. К ним относились и средства, поступавшие от лица монарха из кабинета его императорского величества. Пособия из казны выделялись учреждениям общества довольно редко. Они шли на покрытие непредвиденных расходов, на ремонтно-строительные нужды или на поддержание только что открытых учреждений.

Поскольку по формальным признакам Императорское Человеколюбивое общество не относилось к государственным учреждениям, его можно охарактеризовать как привилегированную общественную благотворительную организацию. Важнейшей привилегией являлось право предоставлять от государства чины, мундиры и прочие награды за благотворительную деятельность.

Это были мощные стимулы и значение их велико. Государственная служба и чины имели особый престиж. Все подданные российской короны были разделены на сословия. Принадлежность к ним давала определенные социальные привилегии, имевшие как личный, так и наследственный характер. Наибольший объем привилегий обеспечивал дворянский титул. Одним из способов его обретения было получение соответствующего классного чина. Получить такой чин не служившему лицу позволяло крупное благотворительное пожертвование какому-либо заведению, входившему в состав Ведомства императрицы Марии или Императорского Человеколюбивого общества.

Надо отметить, что государство постоянно ужесточало условия получения дворянского титула для выходцев из других сословий. Еще в начале XIX столетия личное, то есть не распространявшееся на членов семьи, дворянство давалось обладателям самого низшего гражданского чина – XIV класса. В гражданской службе потомственное дворянство давал чин VIII класса. Со временем доступ в дворянское сословие был затруднен. Царским манифестом 10 апреля 1832 г. образована новая сословная группа «городских обывателей» – почетные граждане. Потомственное почетное гражданство присваивалось детям лиц, имевших личное дворянство, духовных лиц со средним или высшим образованием, коммерц– и мануфактур-советникам, купцам первой и второй гильдии, имевшим чин или орден, ученым и художникам, имевшим степень. Личное почетное гражданство присваивалось детям духовных лиц без образования, выпускникам университетов и других высших учебных заведений. Законом от 11 июля 1845 г. обладатели гражданских чинов XIV–X классов были отнесены к почетным гражданам. Право на личное дворянство давал с этого времени чин IX класса. Потомственное дворянство предоставлялось обладателям чина V класса. Законом от 9 декабря 1856 г. потомственное дворянство предоставлялось обладателям чина IV класса в гражданской службе при условии, что этот чин присваивался не при выходе в отставку.

Как правило, благотворительными обществами и заведениями, входившими в два вышеназванные ведомства, предоставлялись чины XIV–X и VIII–VI классов. Самым высоким был чин V класса – статский советник. Следовательно, после 1856 г. благотворители могли рассчитывать на почетное гражданство, либо, в лучшем случае, на личное дворянство.

Стремление повысить сословный и социальный статус было существенным стимулом к пожертвованиям. Почетное гражданство давало ряд преимуществ, особенно до 1860– 1880-х гг. Лица, получившие его, освобождались от телесных наказаний, рекрутской повинности и подушной подати. Чин мог иметь значение и для потомственного дворянина. Дворяне не всегда желали посвящать себя военной или гражданской службе, дававшей чин. Однако он был необходим для службы по дворянским выборам или требовался просто для престижа, чтобы указывать его рядом с фамилией.

Названные ведомства вовсе не стремились к широкой раздаче чинов. Они предоставлялись, когда не хватало средств на обеспечение текущей деятельности благотворительных заведений, и не было иной возможности пополнить их капиталы.

Табель о рангах и чины являлись одной из опор государственного строя российской империи. Чин по представлениям власти следовало выслужить. Получение его вне гражданской, военной или придворной службы рассматривалось как исключение. Самодержавие, заинтересованное в поступлении благотворительных средств в подведомственные учреждения призрения, вместе с тем, стояло на страже интересов чиновничьего корпуса и дворянского сословия.

В ряде случаев стремлению благотворителей получить чин препятствовало законодательство. Получение чина даже за благотворительные пожертвования или безвозмездную службу в учреждениях призрения обуславливалось происхождением и образованием. Согласно Уставу о службе по определению от правительства, содержащемуся в своде законов, изданном в 1857 г., вступать в гражданскую службу могли дворяне потомственные и личные, дети личных дворян, коммерц– и мануфактур-советников, купцов первой и второй гильдий, «дети военных офицеров и вообще чиновников, получивших на службе личное по чинам почетное гражданство, исключая рожденных в то время, когда отцы их находились в нижних воинских званиях». Кроме того, правом на вступление в гражданскую службу обладали дети священников русской православной и армяно-григорианской церквей и пасторов протестантской церкви. Могли приниматься на государственную службу дети канцелярских служителей и мастеровых, работавших в учреждениях кабинета и департамента уделов, малолетние певчие, уволенные из Придворной капеллы в связи с потерей голоса и дети однодворцев Бессарабской губернии. Прочим лицам доступ к гражданской службе был закрыт. Параграф четвертый Устава о службе по определению от правительства гласил: «…запрещается принимать в гражданскую службу кого-либо из прочих состояний и званий, хотя по постановлениям прежнего времени некоторые лица и к тому допускались».

Существовало еще одно препятствие для получения чинов за благотворительность. По законодательству получение чина выше XIV класса обуславливалось выслугой предыдущих чинов. В исключительных случаях чин высокого класса, минуя табель о рангах, предоставлялся по решению императора. Ограничения на получение чина, обусловленные происхождением и требованием выслуги предыдущих чинов, препятствовали привлечению благотворителей, поэтому высочайше утвержденным положением опекунского совета от 20 ноября 1893 г. Законодательство было откорректировано. По всем учреждениям императрицы Марии разрешалось определять в чины до VI класса включительно благотворителей, «не имеющих соответствующих чинов, а равно не имеющих чинов вообще», если они по своему происхождению и образованию могли поступать на государственную службу. Это правило распространялось также на лиц, занимавших «вышеупомянутые должности со дня вступления в оные».

В тех случаях, когда происхождение и образование не позволяли обладать чином даже с учетом упомянутого выше исключения, своеобразной формой поощрения благотворителей был ведомственный мундир. Лица, не имевшие чинов, могли занимать классные должности по ведомству императрицы Марии «зауряд», то есть без права на чин, но с правом ношения соответствующего мундира. Ведомство имело свой особый мундир. Он представлял собой обычную чиновничью «тройку» – сюртук с бархатным воротником, жилет и брюки черного цвета. Главноуправляющий и его товарищ имели так называемые плечевые продольные знаки, то есть гражданские погоны из «золотого» жгута на черном бархате с бирюзовой «выпушкой», то есть кантом. Прочие чины Ведомства императрицы Марии имели поперечные наплечные погоны также из черного бархата с бирюзовым кантом. На них крепилась «золотая тканая рогожка» с серебряными звездочками. Количество и рисунок звездочек зависели от чина. Главноуправляющий, его товарищ и чиновники собственной канцелярии имели бирюзовый кант на обшлагах сюртуков. Утвержденное 8 августа 1896 г. «Положение о форменной одежде для чинов Ведомства учреждений императрицы Марии» подтверждало право лиц, не имевших классных чинов, носить «в соответствующих случаях» парадный мундир. При исполнении служебных обязанностей дозволялось носить «по желанию» обыкновенную форму, но без наплечных знаков и шпаги.

Законоположения Императорского Человеколюбивого общества не предусматривали присвоения классных чинов без выслуги предыдущих. Однако благотворители, не имевшие права на чин, могли, как и в ведомстве императрицы Марии, занимать классные должности «зауряд». Лицам, состоявшим в должностях и званиях, по которым было «не присвоено прав государственной службы», разрешалось носить «форменную одежду». Они имели право носить праздничный, парадный и обыкновенный мундиры.

Императорское Человеколюбивое общество тоже имело свой ведомственный мундир. Согласно «описанию и правилам ношения форменной одежды» от 24 августа 1904 г., чиновники и благотворители, имевшие чины, а также лица, имевшие право только на мундир, носили сюртук, брюки и жилет темно-зеленого сукна. Сюртук имел отложной воротник из фиолетового бархата. Помощник главного попечителя носил продольные плечевые погоны в виде серебряного галуна с золочеными звездочками, нашитого на фиолетовую суконную основу. Прочие чины носили на воротниках петлицы из фиолетового бархата. Определенному чину соответствовало определенное количество просветов и звездочек на петлицах. Чиновники и благотворители Ведомства императрицы Марии и Человеколюбивого общества также имели мундирные фраки, шинели, плащи, фуражки и шляпы. Для многих ведомственный чиновничий мундир был желанной наградой. Он возвышал обладателя в собственных глазах, мог вызвать уважение окружающих. Мундир свидетельствовал о принадлежности обладателя, пусть и косвенной, к касте государственных служащих, стоящих над простым народом.

Средством поощрения благотворителей также служили ордена и медали, которыми названные ведомства награждали от государства. В ведомстве императрицы Марии порядок награждения чиновников и благотворителей был различным. Благотворители представлялись к наградам отдельно. Представления рассматривал опекунский совет, после чего они поступали на утверждение императором. В Императорском Человеколюбивом обществе отдельных правил для награждения чиновников и благотворителей не существовало.

Наиболее престижной наградой считался орден. Благотворители получали ордена в соответствии с классом чинов. Не имевшие чинов могли получать ордена в порядке постепенности, в соответствии с орденской иерархией, но не выше ордена св. Владимира III степени. Если при этом благотворители не были дворянами или почетными гражданами, то награждению первым, самым низшим орденом св. Станислава III степени должно было предшествовать награждение медалью на андреевской ленте (ленте ордена св. Андрея Первозванного).

Низшее место в орденской иерархии российской империи занимал орден св. Станислава III степени – наиболее распространенная награда за благотворительность. Она представляла интерес, главным образом, для лиц, не имевших чинов, классных должностей или почетного гражданства, поскольку сразу давала потомственное почетное гражданство. Имевший орден св. Станислава III степени мог рассчитывать на награждение следующим в иерархии орденом св. Анны III степени (орден св. Анны IV степени представлял собой орденский знак на холодном оружии. Это было, так называемое, «аннинское» оружие, которым награждались военнослужащие).

Лица, имевшие чин коллежского или статского советника, то есть VI и V класса соответственно, допускались к награждению этим орденом без получения более низкой награды. Законодательством предусматривалось награждение орденом св. Анны III степени за благотворительность того, «кто учредит на свой счет больницу, богадельню или училище не менее как на двадцать человек, и исправным содержанием того или другого заведения в продолжение, по крайней мере, семи лет упрочит содержание оного». Благотворители, получившие орден св. Анны III степени, приобретали личное дворянство.

Орден Св. Анны II степени. Музей РРИА Орден Св. Станислава II степени. Музей РГИА

Следующим, более высоким в наградной иерархии, являлся орден св. Владимира IV степени. Статутом этого ордена предусматривалось награждение и за благотворительность, если благотворитель вновь учреждал или постоянно содержал какое-нибудь общественно-полезное заведение. Гражданское лицо с получением ордена св. Владимира IV степени приобретало потомственное дворянство. С 1900 г. получение потомственного дворянства обуславливалось награждением орденом св. Владимира уже III степени.

Благотворительная деятельность в ведомстве учреждений императрицы Марии и Императорском Человеколюбивом обществе могла отмечаться и более высокими в орденской иерархии наградами – орденами св. Станислава III степени и св. Анны II степени, св. Станислава I степени и св. Владимира III степени. Допускалось награждение и еще более высокими орденами, но для этого надо было иметь чин не ниже действительного статского советника.

Менее престижными наградами были медали. Благотворители, как правило, награждались медалями за «общеполезную деятельность» – золотыми и серебряными с изображением головы царствующего императора в профиль. Иерархия медалей определялась металлом, из которого они изготовлялись, и лентой ордена, на которой носились. Медаль на ленте определенного ордена в наградной иерархии.

Близким по своему значению к ордену был Мариинский знак отличия беспорочной службы, введенный манифестом от 14 декабря 1828 г. Николаем I «об учреждении для лиц женского пола знака отличия беспорочной службы» (по примеру введенного в 1827 г. знака отличия беспорочной службы для офицеров и чиновников). Им награждался женский учебно-воспитательный персонал Ведомства учреждений императрицы Марии. Датой учреждения знака было объявлено 14 октября 1828 г. В память дня рождения императрицы Марии Федоровны. В ее честь знак получил наименование Мариинского. Им награждались «…все исправлявшие свою должность с непременною соответственною важности оной точностию, в званиях классных дам, учительниц, смотрительниц и главных надзирательниц, настоятельниц, инспектрис, директрис и начальниц в одном или нескольких из заведений, состоящих под непосредственным покровительством Любезной родительницы нашей».

Мариинский знак имел две степени. Первой награждались лица, прослужившие в указанных должностях 25 лет и более, второй – более 15, но меньше 25 лет. Мариинский знак носился на ленте ордена св. Владимира. Это была престижная награда. Представления к ней утверждались лично Императором, а сами знаки и соответствующие грамоты поступали из капитула российских орденов.

Наряду с орденами и медалями, заслуги благотворителей и служащих Ведомства императрицы Марии и Человеколюбивого общества отмечались различными нагрудными знаками и жетонами, вручавшимися непосредственно этими ведомствами. В 1894 г. был утвержден знак двух степеней для служащих детских приютов Ведомства императрицы Марии. Золоченый знак носился председателями, председательницами, вице-председателями, вице-председательницами и членами региональных попечительств, действительными членами комитета главного попечительства детских приютов, Санкт-Петербургского и московского советов, членами постоянных комиссий при советах, чиновниками органов управления. Серебряный знак носили смотрители и смотрительницы, их помощники, служащие и учителя приютов. Знак вручался за плату, устанавливавшуюся главноуправляющим ведомством императрицы Марии. В 1899 г. ведомство установило знак и жетон для награждения лиц, жертвовавших заведениям Санкт-Петербургского совета детских приютов. Для получения знака необходимо было пожертвовать не менее 125 руб. на создание либо расширение сиротских отделений при приютах. Жетоном отмечалось пожертвование не менее 35 руб. «…вообще в пользу заведений Санкт-Петербургского совета детских приютов Ведомства учреждений императрицы Марии». В 1908 г. аналогичные знак и жетон были установлены «…для лиц, оказавших услуги московскому совету детских приютов Ведомства учреждений императрицы Марии».

Нагрудный знак выдавался пожертвовавшим не менее 200 руб. на увеличение бесплатных вакансий в приютах, а также действительным и почетным членам совета и почетным старшинам приютов, оказавшим «выдающиеся» услуги совету. Жетон вручался лицам, пожертвовавшим любому заведению совета не менее 50 руб., а также упомянутым членам совета и старшинам «вообще за заслуги» перед ним.

Свои нагрудные знаки имели Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых и Попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых. В 1895 г. установило нагрудный знак – золотой и серебряный – Попечительство о слепых. Правом ношения знаков пользовались члены Попечительства и прочие лица, оказавшие ему «выдающиеся услуги», должностные лица, непрерывно прослужившие в учреждениях Попечительства 25 лет, а также прослужившие меньше 25 лет, но имевшие особые заслуги. В зависимости от уровня заслуг и служебного положения указанных лиц знак носился пожизненно либо во время исполнения ими служебных обязанностей. Пожизненно носился золотой знак, в период исполнения служебных обязанностей – серебряный.

Знак двух степеней и жетон Попечительства императрицы Марии Федоровны о глухонемых были установлены в 1899 г. знак «высшего достоинства» вручался лицам, пожертвовавшим Попечительству не менее 300 руб. Лица, пожертвовавшие не менее 150 руб. или привлекшие в Попечительство не менее 30 человек, каждый из которых жертвовал не менее 5 рублей, получал право носить знак «низшего достоинства». Жетон вручался лицу, внесшему 75 руб. или привлекшему в Попечительство 15 человек с взносом по 5 руб. Знаки и жетоны предоставлялись бесплатно.

Рисунок знака для мужчин, принимавших участие в деятельности Императорского Человеколюбивого общества трудами и пожертвованиями. Утвержден 17 мая 1897 г. РГИА

Императорское Человеколюбивое общество в 1897 г. установило нагрудный знак для лиц мужского пола – благотворителей и служащих в учреждениях призрения, равно как и для всех, занимавших в них классные должности. Знак имел три степени или «рода». Золотой вручался попечителям и руководителям заведений, председателям комитетов и лицам, служебное положение которых соответствовало чину V класса. Серебряный знак носили все прочие лица, состоявшие на службе в Человеколюбивом обществе, кроме членов-благотворителей и членов-соревнователей. Две последние категории лиц носили бронзовый знак. Для обладания знаком нужно было уплатить денежный взнос, размер которого устанавливался помощником попечителя Человеколюбивого общества. В некоторых случаях этот чиновник имел право освобождать от взноса за знак. Изданные в 1900 г. «Правила о членах-благотворителях и членах-соревнователях Императорского Человеколюбивого общества» позволяли требовать от членов-благотворителей и членов-соревнователей при вручении знака удостоверение «…местной полиции об их благонадежности, неподсудности и непринадлежности к вредным сектам». Член-благотворитель и член-соревнователь, жертвовавший не менее 200 руб., получал указанное звание пожизненно и, соответственно, пожизненное право его ношения.

Императорским Человеколюбивым обществом был установлен специальный знак и для дам, принимавших участие в его деятельности. Желавшие иметь этот знак должны были уплатить взнос в 100 руб., но в некоторых случаях помощник главного попечителя имел право освобождать от взноса. Нагрудные знаки были менее престижными, чем ордена, медали и чины наград за благотворительность. Обладание ими не давало служебных, сословных и социальных преимуществ. Но они свидетельствовали об участии их обладателей в добрых делах, повышали престиж благотворительной деятельности.

В конце XIX – начале XX вв. повышение образованности российского общества, рост престижа предпринимательской, научной, технической, литературной, журналистской деятельности привели к тому, что значение чина и мундира как показателей жизненного успеха уменьшилось. Это, в частности, нашло отражение в том, что законоположениями новых благотворительных ведомств и комитетов дома Романовых предоставление чинов и мундиров не предусматривалось. Это относится к Попечительству о домах трудолюбия и работных домах, морскому благотворительному обществу, Татьянинскому и Ольгинскому комитетам.

Рисунок знака для мужчин, принимавших участие в деятельности Императорского Человеколюбивого общества трудами и пожертвованиями. Утвержден 17 мая 1897 г. РГИА

Созданное в 1895 г. Попечительство о домах трудолюбия и работных домах состояло под покровительством супруги Николая II Александры Федоровны. В 1906 г. оно было реорганизовано и стало называться Попечительством о трудовой помощи. Полностью оно именовалось как «состоящее под августейшим покровительством ее императорского величества государыни императрицы Александры Федоровны Попечительство о трудовой помощи». Центральным органом управления им являлся комитет, возглавляемый императрицей, состоял из вице-председателя и действительных членов. Все они утверждались августейшей председательницей сроком на три года. Непосредственное руководство Попечительством находилось в руках вице-председателя комитета. Делопроизводство вела канцелярия, состоявшая из управляющего делами, инспектора и письмоводителей. С 1906 г. в составе комитета работали несколько постоянных комиссий – ревизионная, уставная и финансовая. Они формировались из числа действительных членов комитета. Председатели комиссий утверждались императрицей. Комитет имел право создавать по мере надобности и другие постоянные либо временные комиссии. Докладывать о делах Попечительства императрице было обязанностью вице-председателя комитета. И он, и действительные члены комитета назначались из числа высокопоставленных чиновников и придворных. Законоположениями Попечительства о трудовой помощи не оговаривалось, в каком чине, должности и звании должны были состоять члены комитета. Как правило, это были лица, обладавшие военными, гражданскими и придворными чинами не ниже IV класса. В этом отношении комитет был похож на опекунский совет Ведомства императрицы Марии и совет Императорского Человеколюбивого общества. Но существовали и отличия. По сведениям на 1915 г., в число действительных членов Попечительства о трудовой помощи входила женщина – статс-дама, гофмейстерина Е. А. Нарышкина. В состав опекунского совета и совета Человеколюбивого общества женщины не входили.

В Комитет входили известные в России правоведы, специалисты в области призрения. В частности – известный юрист, государственный и общественный деятель А. Ф. Кони, видные теоретики и организаторы благотворительности и призрения М. Н. Галкин-Враский и Е. Д. Максимов. Помимо действительных, в состав Попечительства входили почетные члены и пожизненные члены-благотворители. Те и другие также являлись высокопоставленными чиновниками и придворными. Члены комитета и члены Попечительства исполняли свои обязанности безвозмездно, не получая материального вознаграждения, чинов и ведомственных мундиров. Так же и служащие местных подразделений и заведений. Чиновниками, получавшими жалование, содержание и «квартирные» деньги, являлись только управляющий делами, инспектора и делопроизводители.

Порядок принятия решений в ведомстве трудовой помощи напоминает порядок, существовавший в учреждениях императрицы Марии и Человеколюбивом обществе. Документы и законоположения общего характера готовились в комитете. Все решения, принимавшиеся им, подлежали утверждению покровительницей – императрицей. Общественность в лице благотворителей, жертвовавших деньги, материальные ценности либо бескорыстный труд, принимала участие в управлении местными благотворительными обществами и заведениями. Однако непосредственно влиять на принятие решений руководством она не могла.

Средства Ведомства трудовой помощи составлялись из процентов с неприкосновенного капитала в полмиллиона рублей, пожалованного из бюджета при основании Попечительства, доходов с недвижимого и движимого имущества, сборов от различных благотворительных пожертвований. Последние поступали как в форме регулярных взносов, так и спорадически.

В отличие от учреждений императрицы Марии и Человеколюбивого общества, ведомство трудовой помощи не предоставляло права государственной службы, чины и мундиры за благотворительные пожертвования и безвозмездную службу в учреждениях призрения. Не было и особых правил о награждении благотворителей орденами, хотя практика награждения за безвозмездную службу в учреждениях призрения существовала. Служащие Попечительства и благотворители могли награждаться ведомственными знаками и значками, которые вручались по усмотрению Александры Федоровны «…за выдающиеся труды деятелям Попечительства и за пожертвования, при дипломе за Собственноручною Ее Императорского Величества подписью». Знаки были эмалированные, позолоченные, серебряные и бронзовые, и вручались они в зависимости от конкретных заслуг получавшего их лица. Знаки и значки были именными.

Попечительство о домах трудолюбия и работных домах как до, так и после реорганизации и переименования в Попечительство о трудовой помощи являлось типичной общественной благотворительной организацией. Отсутствие в законодательстве указаний на государственный характер Попечительства, привлечение общественности к управлению структурными подразделениями и заведениями на местах, финансирование учреждений призрения за счет благотворительности, отсутствие прав государственной службы, чинов и мундиров у благотворителей – все это дает основание характеризовать ведомство трудовой помощи именно так. Единственным отличием его от обычных благотворительных организаций было высочайшее покровительство, которое в данном случае имело конкретное материальное выражение. Любая благотворительная организация могла только мечтать о пятистах тысячах рублей основного капитала.

Во втором десятилетии XX в. был создан ряд новых благотворительных структур под покровительством императорской фамилии. В 1913 г. для призрения сельских детей был организован романовский комитет, находившийся под покровительством императора. В том же году возникло Попечительство по охране материнства и младенчества, состоявшее под покровительством императрицы Александры Федоровны.

Вступление России в Первую мировую войну привело к созданию нескольких благотворительных комитетов, предназначенных для оказания помощи различным категориям пострадавших на ней. Крупнейшей из этих структур был названный в честь дочери Николая II «Комитет ее императорского высочества великой княжны Татьяны Николаевны по оказанию временной помощи пострадавшим от военных бедствий», учрежденный 14 сентября 1914 г. сокращенно комитет назывался Татьянинским. Организационно он состоял из собственно комитета, располагавшегося в Петербурге, и подчинявшихся ему губернских и областных отделов. Им, в свою очередь, подчинялись уездные отделения. Финансировался Татьянинский комитет также, как и другие благотворительные организации дома Романовых. Согласно положению, средства комитета формировались за счет благотворительных пожертвований постоянных и временных сборов, доходов от недвижимости, аренды, благотворительных лотерей, а также «ассигнований из казны». Но в отличие от благотворительных ведомств дома Романовых, созданных в XIX столетии, Татьянинский комитет финансировался преимущественно из казны. К началу 1916 г. из 22 759 105 руб. и 1 коп., составлявших приход комитета, 15 400 000 руб. были получены из государственного казначейства. Пожертвования императора и его супруги составляли 4 250 000 рублей. Сумма в 3617 руб. 31 коп. поступила по процентам с текущего счета комитета в Волжско-Камском банке. От благотворительной лотереи 1914 г. комитет получил 3 000 000 руб. Пожертвования учреждений и частных лиц составили 3930 руб. 70 коп.

Татьянинский комитет, являясь общественной организацией, решал, как и другие крупные благотворительные ведомства императорской фамилии, государственные задачи в области призрения. При этом он финансировался почти на три четверти из государственных средств. Этот факт можно рассматривать как шаг к государственному призрению.

Работа в Татьянинском комитете не давала никаких сословных или служебных привилегий и преимуществ. Активное сотрудничество отмечалось только дипломами и жетонами, которые вручались от имени великой княжны «…за оказание комитету выдающихся заслуг жертвами или устройством сборов, подписок, выставок, концертов, спектаклей, лекций и так далее».

Удостоенные высочайшего утверждения рисунки нарукавной повязки и знака на фуражку для лиц, служащих в Комитете великой княжны Татьяны Николаевны. РГИА

Награждение дипломами и жетонами было введено в 1915 г. Дипломы первого разряда, вручавшиеся общественным организациям и учреждениям, печатались на «веленевой» бумаге «золотым» шрифтом, второго разряда – на обыкновенной бумаге черным шрифтом. Частным лицам вручались жетоны: первого разряда – серебряные и второго – бронзовые. Они представляли собой подобие нагрудного значка «…из синего эмалевого щита, на коем помещены накладные инициалы ее высочества». Своих ведомственных мундиров Татьянинский комитет не имел. Его служащие носили эмблемы на фуражках и нарукавные повязки. Эмблема представляла собой значок «…из золотого вензелевого изображения имени августейшей Почетной Председательницы комитета великой княжны Татьяны Николаевны». Нарукавная повязка состояла из ленты светло-синего сукна, к которой крепилась медная бляха со сквозным изображением инициалов Татьяны Николаевны.

Петроградские благотворительные структуры под покровительством дома Романовых – морское благотворительное общество и Ольгинский комитет – по правовому положению и способам финансирования являлись общественными организациями. Деятельность морского благотворительного общества обеспечивалась только за счет пожертвований, включая незначительные поступления от членов императорской фамилии. Управлялось морское благотворительное общество общим собранием и избираемым из его состава советом. Заслуги перед обществом отмечались серебряными и золотыми жетонами. Серебряные вручались тем, кто вносил единовременно 10 руб., «а равно служащим в обществе и другим лицам, оказавшим ему содействие иными способами». Золотой жетон вручался почетным членам общества, членам совета, служившим в этом звании непрерывно не менее трех лет, и «тем из жертвователей, имеющих серебряные жетоны, которые привлекли 10 других жертвователей с рублевым взносом каждый».

Великие княжны Мария, Анастасия, Татьяна и Ольга Николаевны. 1910-е гг.

Созданный 11 августа 1914 г. «Особый Петроградский комитет ее императорского высочества великой княжны Ольги Николаевны по оказанию помощи семьям лиц, призванных на войну», сокращенно называвшийся Ольгинским, или Петроградским Ольгинским, также привлекал благотворительные пожертвования. Кроме того, Ольгинский комитет получал денежные средства, если не из казны, то от государственного органа – верховного совета по призрению лиц, призванных на войну. Организационное устройство Ольгинского комитета было подобно Татьянинскому. Собственно комитет составлял 21 человек, работавших под почетным председательством великой княжны. Собирался он в полном составе редко, поэтому его деятельностью фактически руководил Постоянный исполнительный отдел. Местными отделениями комитета были 12 уездных и городских комиссий.

Наиболее заметной отличительной чертой крупных благотворительных ведомств и комитетов под покровительством дома Романовых является их, если так можно выразиться, двойственный характер. Они сочетали в себе элементы государственных структур и общественных организаций. Такое положение определяло как положительные, так и отрицательные стороны осуществлявшегося ими призрения. На первый взгляд, это отражало внутреннее противоречие в организационной структуре и образе действия указанных ведомств. Но если рассматривать российскую благотворительность под покровительством Романовых и призрение на ее основе в контексте исторических условий, в которых они существовали, то никакого противоречия, противопоставления государственных и общественных элементов в деятельности названных ведомств и комитетов не было. Император являлся правителем государства и главой всех своих подданных, из которых, собственно, и состояло российское общество. В число подданных входили и члены семьи монарха, покровительствовавшие благотворительности от его имени как главы государства и патриархального отца семейства. Отсюда объединение, но не смешение государственных и общественных элементов в благотворительных ведомствах и комитетах под покровительством императорской фамилии. Такой порядок, несмотря на недостатки, был понятен современникам и одобрялся общественностью, что выражалось в благотворительных пожертвованиях и безвозмездной службе в учреждениях призрения.

В начале XX столетия длительные преобразования в благотворительных ведомствах дома Романовых в основном завершились. Правовая база и организационная структура Ведомства учреждений императрицы Марии, включая Попечительства о слепых и о глухонемых, Императорского Человеколюбивого общества и Попечительства о трудовой помощи приняли окончательный вид и в последующие годы существенно не менялись, равно как и принципы оказания социальной помощи. Эти принципы были положены в основу деятельности и новых благотворительных комитетов дома Романовых, созданных с началом мировой войны, – Татьянинского и Ольгинского. Однако на рубеже XIX–XX вв. и в первое десятилетие XX столетия изменились исторические условия деятельности ведомств и комитетов под покровительством императорской фамилии.

Период ускоренной модернизации страны, начавшийся в 1890-е гг., сопровождался обострением социальных противоречий. Это заставляло власть уделять больше внимания вопросам призрения. В первую очередь требовала пересмотра правовая база социальной помощи, поскольку без разработки отвечающего требованиям времени законодательства было сложно осуществлять общегосударственные мероприятия в этой сфере. Прежний Устав об общественном призрении, по существу не менявшийся на протяжении XIX в., устарел. В нем, как уже нами отмечалось, не указывалось конкретно, какие категории населения и при каких обстоятельствах подлежали обязательному призрению, не устанавливались единые общегосударственные формы призрения и источники его финансирования, никак не определялась роль самого государства.

Без предварительной проработки дать ответы на эти сложнейшие вопросы было нельзя, поэтому в конце 1892 г. при Министерстве внутренних дел была создана межведомственная комиссия для разработки нового законодательства о призрении. Возглавил ее создатель и многолетний руководитель Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых Константин Карлович Грот. Комиссия рассмотрела несколько проектов, свидетельствующих о том, какими виделись пути реформирования законодательства о призрении представителям правительственных и общественных структур, организаторам и теоретикам благотворительности и призрения. Ряд проектов был разработан уже после закрытия комиссии, в начале XX в.

Характеристика обсуждавшихся в комиссии и созданных позже законопроектов облегчается тем, что их краткий анализ дан в докладе Н. К. Ди-Сеньи «К вопросу о пересмотре действующего законодательства об общественном призрении», сделанном на Первом съезде русских деятелей по общественному и частному призрению, состоявшемся в 1910 г. в Петербурге. В числе этих проектов были как разработанные в правительственных структурах, так и представленные «со стороны» общественными деятелями и организаторами призрения.

К правительственным можно отнести проекты, так называемой, Подкомиссии, разработанный под руководством К. К. Грота «Проект общих оснований положения об общественном призрении», а также представленное руководителем хозяйственного департамента МВД И. И. Кабатом «Положение об общих основаниях общественного призрения». В 1897 г. они все были представлены в комиссию под руководством К. К. Грота, уже после ее закрытия Хозяйственным департаментом МВД был разработан «Проект об изменениях и дополнениях Устава общественного призрения». Свои проекты представили известный теоретик и организатор призрения и благотворительности Е. Д. Максимов, работавший в Попечительстве о трудовой помощи, и профессор Санкт-Петербургского университета, историк В. И. Герье.

Разработанное В. И. Герье «Положение о попечительствах общественного призрения» с приложением «свода общих оснований для проекта об общественном призрении» было представлено в комиссию К. К. Грота. Е. Д. Максимов подготовил «Устав попечения о трудящихся» в 1906 г. По предложению главного управления по делам местного хозяйства МВД.

Общим для всех проектов было то, что в них, в отличие от действовавшего Устава об общественном призрении, указывались категории нуждающихся в помощи. Обязательному призрению подлежали «…душевнобольные, одинокие дети, беспомощные старики, калеки и т. д., словом, все те нуждающиеся, неоказание помощи которым может служить ближайшей причиной потери ими жизни или здравия или может повести к нарушению общественной безопасности». Принцип обязательности призрения этих категорий граждан был сформулирован во всех проектах, кроме проекта Герье.

Сложнее было определить кто, собственно, должен нести главную ответственность за призрение. «общая схема оказания обязательной помощи нуждающимся во всех рассматриваемых проектах одинакова, – отмечает Ди-Сеньи, – обязанности и расходы по призрению, прежде всего, возлагаются на ближайших родственников… При отсутствии у нуждающихся родственников обязанности по призрению переходят или на сословные общества, к которым эти нуждающиеся принадлежат (проекты Герье, Грота, Кабата и бывшего Хозяйственного департамента), или на земские и городские установления (проекты Подкомиссии и Максимова)».

Общее руководство призрением авторы проектов предлагали поручить МВД. Кроме того, в земских губерниях обязанности по призрению предполагалось возложить на губернские и уездные земства, а в городах – на городские общественные управления. Но роль государства, которое только и могло гарантировать обязательное призрение, была выражена в проектах нечетко. «Что касается обязанности государства, как такового, принимать непосредственное участие в деле общественного призрения, – отмечается в обзоре законопроектов, – то проект подкомиссии говорит об этом в самых общих чертах, а проект бывшего хозяйственного департамента даже совершенно умалчивает. Проекты Герье и Кабата устанавливают, что помощь из государственных источников имеет место лишь в случаях массовых чрезвычайных бедствий…». В проекте Максимова к обязанностям государства отнесена помощь тем категориям нуждающихся, которые не могли рассчитывать на какую-либо иную поддержку, а именно: бродягам, увечным воинам, семействам погибших на войне и пропавших без вести. Предусматривались также государственные субсидии земствам на содержание учреждений призрения.

Государству в указанных проектах отводилась достаточно скромная роль. Это можно объяснить тем, что их авторы опасались негативной реакции со стороны власти, не желавшей возлагать на государство ответственность за призрение. Поэтому и финансирование призрения рассматривалось в большинстве проектов как обязанность общества. В проектах Кабата и Хозяйственного департамента МВД вопросы финансирования фактически не рассматривались. Прочие проекты называли в качестве источников финансовых средств «…ассигнования земств и городов, пожертвования, доходы с капиталов недвижимых имуществ, принадлежащих попечительствам, штрафные суммы и другие случайные и чисто хозяйственные доходы…». Частичное финансирование призрения государством предусматривалось проектами подкомиссии и Грота. В первом признавалось необходимым «…образование особого фонда государственного призрения путем равномерного сбора со всего населения империи; по проекту Грота на нужды призрения должен поступать известный процент с доходов некоторых частных и общественных учреждений и предприятий». Проект Максимова предлагал дать земствам и городскому общественному управлению право устанавливать сборы с различных увеселительных мероприятий. Но все эти источники рассматривались как экстраординарные.

Авторы проектов рассчитывали, главным образом, на традиционные источники обеспечения призрения, среди которых были и благотворительные пожертвования. На практике они часто являлись единственным источником. Чтобы получать доходы с недвижимости и капиталов, учреждение призрения должно было прежде приобрести либо получить недвижимость и составить капитал. Многие учреждения не имели такой возможности и существовали за счет текущих пожертвований. У земств и городских общественных управлений были свои расходы, а штрафные, хозяйственные и прочие источники поступления средств были действительно «случайными». На рубеже XIX–XX вв. благотворительность по-прежнему представлялась важнейшим источником обеспечения призрения.

В 1895 г. комиссией была разработана и разослана по городам и земствам анкета, которая включала вопросы о количестве нуждающихся, о направлениях и формах осуществлявшегося в городах и губерниях призрения, об источниках его обеспечения, правах и обязанностях организаций и их взаимоотношениях с благотворительностью. Е. Д. Максимов по этому поводу отметил: «нельзя не приветствовать самого факта обращения правительственной комиссии к общественным учреждениям с запросом по делу, в котором они являются наиболее компетентными и осведомленными». Полученные в виде ответов на вопросы анкеты данные комиссией были обработаны, обобщены и опубликованы в 1896 г. в «Своде ответов земских и городских управлений на основные вопросы общественного призрения по запросу комиссии 30 марта 1895 г.». Кроме того, комиссией были обработаны и изданы собранные через Хозяйственный департамент МВД сведения об общественном призрении и благотворительных учреждениях в 44 губерниях России, а также обзор деятельности земств по общественному призрению в течение 30 лет.

Представленные в комиссию Грота проекты вызвали серьезные разногласия среди ее членов, которые не смогли выработать общий проект. Дело увязло в бюрократической рутине. К. К. Грот, видя и понимая это, в 1895 г. начал просить об отставке по состоянию здоровья с поста руководителя комиссии. Это было вполне уважительной причиной – ему исполнилось 80 лет. В 1896 г. Грот тяжело заболел и оставил работу. В марте 1897 г. он получил отставку, а в октябре скончался. С его отставкой комиссия фактически прекратила свою деятельность и вскоре была ликвидирована, а ее материалы переданы в Министерство внутренних дел, где практически никак не были использованы.

Чтобы дополнить и откорректировать хотя бы существовавший Устав об общественном призрении, Хозяйственный департамент МВД разработал проект изменений и дополнений в этот документ, но он даже не был принят к рассмотрению в государственном совете. «тем не менее, – отмечает современный исследователь, – работа комиссии не прошла бесследно – с конца 1890-х годов МВД в своих циркулярах и в практической деятельности стало учитывать „интеллектуальный капитал“, накопленный комиссией Грота».

Основной причиной неудачи попытки разработать общегосударственное законодательство о призрении являлось отсутствие у власти ясного понимания того, каким оно должно быть, из каких источников финансироваться, какие категории населения охватывать и кому подчиняться. Административный аппарат самодержавия оказался не в состоянии самостоятельно разрешить эти вопросы. Не был способен осмыслить их и государь.

Представления последнего российского монарха о социальной политике не выходили, как отмечалось, за рамки традиционных патриархально-патерналистских воззрений на народ. Этому вполне отвечала деятельность благотворительных ведомств дома Романовых. В результате ни один из проектов реорганизации призрения, разработанных с конца XIX столетия до 1906 г., когда уже шла революция, не был востребован. Более того, ни один из законопроектов даже не обсуждался в государственном совете (имеется в виду дореформенный Госсовет, не имевший прав верхней палаты российского парламента).

К этому времени благотворительные ведомства дома Романовых накопили огромный опыт работы по оказанию социальной помощи практически всем категориям нуждающихся, кроме душевнобольных. Но ни одно из них ни до, ни после революции 1905–1907 гг. не представило своих соображений о реорганизации общественного призрения в стране. Работавшие в этих ведомствах специалисты, несомненно, понимали, что нужны серьезные реформы. Но инициатива «снизу» не поощрялась, а привилегированное положение ведомств вполне устраивало их руководителей и августейших покровителей. В императорской семье в начале XX столетия не нашлось человека, подобного принцу П. Г. Ольденбургскому, способного инициировать благотворительные ведомства и общегосударственные преобразования в области призрения.

Во втором десятилетии XX в. обсуждение российской общественностью проблем благотворительности и призрения вышло на новый уровень. В марте 1910 г. в Петербурге прошел Первый съезд русских деятелей по общественному и частному призрению. Инициатива его созыва принадлежала всероссийскому союзу учреждений, обществ и деятелей по общественному и частному призрению, созданному 15 февраля 1909 г. Второй общероссийский форум по общественному призрению был созван в мае 1914 г. Министерством внутренних дел.

Надо отметить, что такая форма обсуждения вопросов социальной политики не была новой. С 1877 г. проходили съезды уполномоченных петербургских благотворительных обществ. В 1886 г. в Москве работал съезд представителей учреждений детской помощи. Благотворительные ведомства дома Романовых съездов не проводили. Этому мешали их статус и порядок управления. Исключением было Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых, которое провело два съезда – в 1901 и в 1909 гг. Эти съезды рассматривали широкий круг вопросов, связанных с призрением слепых, но имели ведомственный характер. Собрать общероссийский форум долгое время было невозможно. Власть допускала обсуждение социальных вопросов в печати, но отрицательно относилась к их рассмотрению на собраниях, особенно всероссийского масштаба.

В 1902 г. о проведении съезда ходатайствовал благотворительный совет, созданный Московским городским общественным управлением для координации такой деятельности в городе. Но против этого резко выступили Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович и министр внутренних дел В. К. Плеве, опасавшиеся обсуждения политически нежелательных вопросов. Безрезультатными оказались и ходатайства московского губернского земства о созыве съезда по общественному призрению.

После первой русской революции общественная атмосфера в стране стала иной. В феврале 1909 г. в Петербурге возникла общественная организация – всероссийский союз учреждений, обществ и деятелей по общественному и частному призрению, стремившийся объединить как отдельных лиц, так и существовавшие в России структуры. Цель союза была сформулирована известным теоретиком и организатором благотворительности С. К. Гогелем. В речи, посвященной открытию съезда, он, в частности, отметил, что союз «…имеет в виду посвятить свои труды даже не столько русским, нуждающимся вообще, сколько самой русской благотворительности, она то и является его главным и единственным клиентом, так как союз направит свою деятельность на упорядочение и объединение благотворительной деятельности по всей России. Такова цель нового общества». Характер деятельности союза определялся так: «роль посредника, советчика и ходатая наиболее отвечает задачам общества, которое является частным обществом, не имеет ни власти, ни намерения вмешиваться в дела отдельных обществ и учреждений, или тем менее с ними конкурировать».

Для того, чтобы выполнить указанную роль, союз собрал Первый съезд русских деятелей по общественному и частному призрению, состоявшийся 8–13 марта 1910 г. в Петербурге. На нем был выработан устав, более четко определивший цель союза как распространение в российском обществе «правильных взглядов на благотворительность» и «способы ее осуществления», объединение стремлений «к преобразованиям в области общественного и частного призрения, в видах правильной постановки благотворительности в России». Под «правильной постановкой» благотворительности подразумевалось придание ей организованного характера. Устав поставил весьма скромные задачи и цели перед столь представительным собранием (список участников съезда насчитывает четыреста человек). Они явно не соответствовали и масштабу социальных проблем в России. Организаторы съезда учитывали предыдущий неудачный опыт разработки проектов реформирования призрения и решили не тратить время на разработку очередного проекта. Кроме того, надо было иметь в виду разнообразное устройство российских благотворительных ведомств и амбиции их руководителей.

На это прямо указывал С. К. Гогель, не рекомендовавший создавать «центральный правительственный орган» для управления благотворительностью и призрением хотя бы «по одному тому, что этого не допустят никакие наши ведомства». Несовершенство российского законодательства о призрении Гогель характеризовал как «невиданный ни в одном культурном государстве пробел». Но, задаваясь вопросом, кто в этом виноват, докладчик ответил сам: «Пока никто». Говоря «пока», Гогель полагал, что съезд поможет сдвинуть дело с мертвой точки, но сказать «кто» виноват, не мог, поскольку тогда съезд вообще не состоялся бы. В этих условиях съезду оставалось только обсудить и вынести на суд общественности наиболее важные вопросы благотворительности и призрения, наметить пути объединения этой деятельности в масштабах страны. Все докладчики сходились в том, что законодательство о призрении было несовершенно и высказывались за его скорейшее изменение. «Устав, – говорится в общей резолюции первой секции, – должен создать стройную целесообразную систему общественного призрения в России, согласованную с основными началами предстоящего преобразования органов местного самоуправления».

У съезда не вызывало сомнений то, что призрение должно осуществляться совместными усилиями общества и государства. Но каким должно быть непосредственное участие последнего, кто обязан, в конечном счете, отвечать за призрение в России – съезд не определил. Делегаты опасались, что государственная бюрократия может загубить любое живое дело. Отдавать руководство призрением общественности они тоже не предлагали – слишком сложная и масштабная это была задача. В резолюции съезда содержался призыв к органам власти и прессе шире освещать проблемы благотворительности и призрения, а также краткая программа предполагавшегося второго съезда под эгидой союза, включавшая вопросы регистрации неимущего населения, организации трудовой помощи, попечения о беспризорных детях и замены благотворительности страхованием, где это было возможным. Но планировавшийся второй съезд так и не состоялся.

Для благотворительных ведомств дома Романовых съезд заметным событием не стал. Августейшие покровители благотворительности внимания на него не обратили. Самыми высокопоставленными лицами были директор канцелярии по управлению детскими приютами Ведомства императрицы Марии О. К. Адеркас и товарищ (заместитель) Председателя совета Императорского Человеколюбивого общества Г. Ф. Ракеев. В докладах и прениях они приняли незначительное участие, выступив за объединение благотворителей и учреждений призрения. «отдельные, слабые попытки благотворительных обществ в деле устройства собственных учебно-ремесленных заведений и мастерских кустарного характера, – говорилось в докладе Ракеева „о постановке профессионального образования в благотворительно-воспитательных заведениях“, – должны замениться учреждением на общие средства при соединенных усилиях заинтересованных обществ, новых ремесленных торговых школ, поставленных так, чтобы дать возможность воспитанникам по выходе из школ легко находить работу…». Однако ничего конкретного, что вело бы к взаимодействию «при соединенных усилиях» в области призрения, ни Человеколюбивое общество, ни другие благотворительные ведомства дома Романовых не предложили.

Выступление историографа и чиновника Человеколюбивого общества В. Д. Троицкого «Краткий исторический очерк и современное состояние благотворительной деятельности Императорского Человеколюбивого общества» не содержало анализа проблем благотворительности и призрения и носило чисто информационный характер. Столь невыразительное участие организаций дома Романовых в работе съезда было обусловлено не тем, что им нечего было сообщить. Ведомство императрицы Марии имело огромный опыт призрения различных категорий детей и юношества. Оно могло представить немало полезных наработок в области женского образования и воспитания, постановки работы воспитательных домов и детских приютов. Многое могли сообщить участникам форума сотрудники императорских Попечительств о слепых и глухонемых, об организации трудовой помощи, а также Человеколюбивого общества. Однако ничего существенного съезд от них не услышал. Возможно, они чувствовали себя неуверенно перед столь широкой аудиторией.

Но, думается, что главная причина была в том, что объединение не на словах, а на деле создавало угрозу исключительному статусу благотворительных ведомств императорской фамилии. Несмотря на перемены в общественной жизни страны и на то, что эти структуры делали то же дело, что все остальные российские учреждения призрения, их августейшие покровители и руководители не были готовы к тому, чтобы этот статус изменить. Примером может служить история с попыткой подчинить финансы Ведомства императрицы Марии государственному контролю.

В июле 1913 г. контролер П. А. Харитонов, ссылаясь на пожелания Третьей и Четвертой думы подчинить ревизии госконтроля изъятые из сферы его пристального внимания учреждения, направил в Ведомство императрицы Марии письмо. В нем, в частности, говорилось: «в виду важности затронутого вопроса, продолжающихся настояний государственной думы и того обстоятельства, что средства ведомства в значительной части образуются путем непосредственного отпуска из государственного казначейства и от сборов, предоставленных ведомству государством, я находил бы благовременным поставить означенный вопрос на обсуждение».

Ответ был неспешным (его направили в госконтроль лишь в феврале 1914 г.) и давал понять, что вопрос, поднятый госконтролем, неуместен. Возглавлявший ведомство бывший министр внутренних дел, статс-секретарь А. Г. Булыгин сообщил: «…вопрос о подчинении ведомства государственному контролю в ревизионном отношении поднимался уже неоднократно в течение истекшего столетия, тем не менее, в виду исторически сложившегося строя ведомства, осуществление означенного мероприятия… не признавалось возможным, и финансовые обороты его не подлежали никакой другой ревизии, кроме отчетности, представляемой на непосредственное рассмотрение Их Императорских Величеств». Указав, что и в настоящее время статус организации не изменился, Булыгин заключил: «я со своей стороны не усматриваю никакой необходимости в подчинении ведомства ревизии государственного контроля».

Подобная реакция последовала и со стороны Императорского Человеколюбивого общества, когда в 1902 г. департамент гражданской отчетности госконтроля предложил ему «подвергнуть разработке… вопрос о подчинении отчетности в денежных суммах общества ревизии государственного контроля и предложение по сему предмету внести на утверждение установленным порядком».

Рассмотрение этого вопроса затянулось на шесть лет. В 1902–1905 гг. госконтроль неоднократно интересовался состоянием дела и получал стандартные отписки в том смысле, что «вопрос решается».

В 1908 г. заключение контрольной комиссии Человеколюбивого общества было, наконец, подготовлено и направлено в госконтроль. Из него следовало, что подчинение средств общества ревизии госконтроля невозможно. В исторической справке, составленной по этому поводу, подтверждалось, что любое изменение в статусе Человеколюбивого общества если «…не доведет его деятельность до полного уничтожения, то, наверное, значительно его ослабит».

11–16 мая 1914 гг. в Петербурге проходил съезд по общественному призрению, созванный Министерством внутренних дел. Сам этот факт говорит о том, что в правительственных кругах осознали – разработать программу решения социальных задач без привлечения общественности невозможно. Участники этого форума попытались сделать то, что не удалось Первому съезду – объединить благотворителей, ведомства и учреждения призрения и разработать законодательные основы общегосударственной социальной политики. На неудовлетворительное положение дел в этой области указывал, как и четыре года назад, председатель оргкомитета съезда С. К. Гогель в речи «о задачах съезда»: «У нас нет организованной общественной благотворительности, у нас нет даже приблизительных определенных категорий неимущих, которые подлежат обязательному призрению со стороны государства». Задачу съезда Гогель сформулировал так: «Чтобы помочь больному, надо, прежде всего, поставить диагноз, и этот диагноз призван поставить наш съезд, именно благодаря единению, собравший в свою среду стольких видных представителей всех отраслей благотворительности; только она (среда. – Прим. авт.) может беспристрастным путем обмена мнений выяснить, в чем нужда, и этим облегчить задачу и законодателю, и правительственной власти».

«Поставить диагноз» оказалось сложно. Съезд обнаружил существенные разногласия во взглядах на то, при каких обстоятельствах призрение должно быть обязательным, кто должен им руководить и непосредственно его осуществлять. Они усугублялись и тем, что государство в лице МВД, собравшего съезд, не сформулировало конкретных требований, которым должны отвечать предложения по законодательной основе призрения, источникам его финансирования и порядку управления. В результате съезд поставленной цели не достиг. Выяснилось, что не все ведомства действительно желают объединения. Характерны были приветствия съезду от благотворительных организаций дома Романовых. О. К. Адеркас, выступая от Ведомства императрицы Марии, подчеркнул, что оно, «являясь одним из наиболее обширных благотворительных ведомств России, глубоко сочувствует высшим человеколюбивым целям съезда…». Представитель Человеколюбивого общества В. Д. Троицкий выступил в том же духе: «Что наше общество сочувственно к просвещенным задачам и предстоящим трудам съезда, это доказывается не только командированием представителя от Центрального управления общества, но и присутствием здесь представителей учреждений как Санкт-Петербурга, так и иногородних». Но «сочувствие» заканчивалось там, где затрагивались прерогативы императорских благотворительных структур. При обсуждении вопроса об обязательном призрении детей органами земского и городского управления съезд, в частности, отметил, что «необходим пересмотр положений о воспитательных домах, в целях включения означенных домов в общую сеть учреждений, ведающих обязательным призрением детей и согласования их деятельности с деятельностью органов самоуправления в этой области». Такое предложение вызвало резкие возражения у директора Санкт-Петербургского воспитательного дома П. Н. Исаева, заявившего, что «императорские воспитательные дома занимают особое положение, находясь под высочайшим Покровительством их величеств и подведомственны опекунским советам, ввиду чего включение в их общую сеть заведений общественного призрения, подведомственного городским и сельским самоуправлениям недопустимо». Более того, недовольство представителей Ведомства императрицы Марии вызвало даже то, что в тексте резолюции по итогам обсуждения вопроса слова «воспитательные дома» были написаны с маленькой буквы. По их настоянию буквы были заменены на заглавные. Как и в прежние времена, руководство Ведомства императрицы Марии ревниво оберегало его привилегированный статус.

Два общероссийских съезда по вопросам призрения и благотворительности показали возросший интерес общества к социальной проблематике. Теоретики и практики в области призрения, благотворители, представители городов и земств, церкви, правительственных учреждений обсудили практически все актуальные вопросы социальной политики. Несомненной заслугой съездов явилось то, что они утвердили представления о благотворительности как о факторе, который помогает организации призрения, но не заменяет его. Оба съезда безоговорочно признавали, что призрение должно иметь организованный и систематический характер. Однако практических последствий съезды не имели. Без четкой законодательной основы и последовательной правительственной политики, направленной на объединение усилий благотворителей и учреждений призрения в масштабах империи, их самостоятельное объединение было невозможным. Основные принципы оказания социальной помощи нуждающимся, по существу, не менялись до революции 1917 г., хотя роль государства в ее осуществлении постепенно возрастала.

Благотворительные ведомства и комитеты дома Романовых пережили свержение своих покровителей в феврале 1917 г. необходимость модернизации призрения в России была очевидной, но временное правительство сознавало, что резкие перемены в этой сфере могли привести к дезорганизации системы социальной помощи. Этим объясняется осторожность, с которой новая власть осуществляла изменения в благотворительных структурах свергнутой династии. Из названий ведомств и комитетов исчезли имена членов бывшей императорской фамилии. Кроме этого, произошли незначительные перемены в их организационной структуре и порядке управления.

Превращение императорской фамилии в «граждан Романовых» мало отразилось на деятельности учреждений, входивших в состав Ведомства императрицы Марии. Решением временного правительства 4 марта 1917 г. оно было формально упразднено, но фактически сохранилось как единая организационная структура, именовавшаяся «Управлением Мариинских благотворительных и учебных учреждений». Комиссаром по делам этих учреждений, вошедших в Министерство народного просвещения, был назначен Е. П. Ковалевский. Чтобы внести ясность в судьбу местных органов управления обществами и учреждениями и не допустить их дезорганизации, 7 марта 1917 г. им было направлено «распоряжение комиссаров временного правительства по учебным заведениям и учреждениям бывшего Ведомства императрицы Марии». В документе содержалось обращение «к советам и лицам, заведующим отдельными учреждениями ведомства, с покорнейшей просьбой продолжить или возобновить там, где она была прервана, свою деятельность и принять все меры к восстановлению правильной жизни и занятий в учебных заведениях.

В местных учреждениях бывшего ведомства призыв новой власти был встречен с полным одобрением. Не исключено, что среди сотрудников бывшего ведомства были люди с реакционно-монархическими взглядами. Однако для подавляющего большинства служащих падение монархии трагедией не стало. Постоянное общение с обездоленными людьми, столкновение с реальными проблемами призрения, воспитания и образования не могло способствовать укреплению монархических взглядов. Кроме того, необходимым условием существования учреждений призрения было конструктивное взаимодействие с новой властью. Свидетельство отношения преподавателей и служащих Ведомства императрицы Марии к Февральской революции – сорок две приветственные телеграммы с мест в центральное управление ведомства, поступившие, главным образом, от учебно-воспитательных заведений. Почти все приветствия носят не эмоциональный, а деловой характер. Руководители и педагогические коллективы докладывали, что учебно-воспитательный процесс из-за революционных событий не прерывался. Новой власти задавались практические вопросы, над которыми ее представители ранее, будучи в оппозиции, вряд ли задумывались. Например, совет Киевского института, приветствуя «новое правительство России», спрашивал, «куда направлять отчетность и переписку… и откуда просить денег на содержание института». Педагогический коллектив саратовского Мариинского института, приветствуя «переход управления бывшими Мариинскими учебно-воспитательными заведениями в надежные руки избранников народа», напоминал, что «необходима незамедлительная и коренная реформа отживших форм воспитания». Из общего ряда выделяется приветствие Смольного института, учебно-воспитательный персонал которого выразил стремление служить «обновленной родине с твердой верой, что новый строй жизни обеспечит свободной России полную победу в мировой войне». Бывшее Попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых не ограничилось приветствием, а направило комиссару по делам бывшего Ведомства императрицы Марии Е. П. Ковалевскому записку, составленную по итогам общего собрания педагогического персонала петербургских учреждений Попечительства. Автор записки, делегат от петербургского Училища глухонемых П. В. Кудрявцев, предлагал власти и коллегам «сообща, через посредство своих делегатов, выработать единый правильный план обучения глухонемых детей в связи с новым строем и тем посильно придти на помощь новому правительству…». В качестве первого шага на этом пути предлагалось ввести обязательное государственное обучение глухонемых детей. При этом отмечалось, что «абсолютное большинство глухонемых детей – дети воинов, сироты и полусироты, забота о коих всецело должна лежать на государстве». В записке указано и на необходимость организации призрения воинов, ставших глухонемыми в результате контузии или ранения.

Весной 1917 г. новая власть приступила к поиску путей решения задач социальной политики. В апреле Е. П. Ковалевский обратился к министру народного просвещения А. А. Мануйлову с запиской, в которой указывал, что передача учреждений призрения из бывших благотворительных ведомств и комитетов дома Романовых в другие структуры может отрицательно повлиять на дело социальной помощи. Для обсуждения вопроса о том, что делать с этими учреждениями и как реорганизовать призрение, 17 апреля 1917 г. Ковалевский собрал совещание, в котором приняли участие товарищ министра народного просвещения Д. Д. Гримм, члены государственной думы В. В. Милютин, В. П. Баскаков, Э. П. Бенигсен, председатель городского управления Москвы Д. Я. Дорф, а также известные специалисты в области призрения С. К. Гогель и В. Ф. Дерюжинский. Совещание единогласно высказалось за создание единой общегосударственной структуры управления призрением и «…признало необходимым неотложное принятие мер для образования хотя бы временного органа единения всех разрозненных учреждений общественного призрения». Решено было приступить к скорейшей разработке нового законодательства об общественном призрении и положения о постоянном государственном органе управления призрением. У совещания не вызывало сомнений участие в организации социальной помощи земств и городских общественных управлений. Предполагалось, что новый орган примет меры «к передаче дел местных учреждений упраздненных комитетов (под покровительством Романовых. – Прим. авт.) в ведение органов городского и местного самоуправления». В состав этого органа планировалось включить представителей земств, городов, Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, министерств (военного, внутренних дел, просвещения, юстиции и финансов), а также представителей союза больничных касс и союза увечных воинов. Предусматривалось приглашение специалистов в области призрения, «…и в случае необходимости, представителей крупнейших организаций частной благотворительности».

Таким образом, совещание сформулировало основные принципы организации государственного призрения, о которых говорилось еще с конца XIX столетия – широкое участие общественности в его делах и управлении, привлечение организованной благотворительности, сосредоточение его в одном ведомстве, выработка нового устава. Первым шагом в этом направлении стало создание в мае 1917 г. Министерства государственного призрения, которое возглавил видный деятель партии кадетов князь Д. И. Шаховской. Тогда же в состав нового министерства были включены учреждения Ведомства императрицы Марии и Человеколюбивого общества.

Но созданные преподавателями и служащими учреждения призрения комитеты встречали в штыки любые инициативы, если предварительно они не получали согласия общественности. Например, после того как в Министерстве государственного призрения решено было создать специальный отдел для управления учебно-воспитательными заведениями, совет союза родительских комитетов Петроградских женских институтов направил Ковалевскому письмо, в котором выразил недовольство тем, что это решение не было предварительно с ним согласовано. Совет напомнил, что «вопросы о реформе учебных заведений и управлении ими с наибольшей полнотой могут быть разрешены только на предстоящем всероссийском съезде представителей учебных заведений ведомства Министерства государственного призрения», а до тех пор следует соблюдать порядок, при котором «все проекты перед поступлением во временное правительство представлялись бы совету союза родительских комитетов». Ковалевскому также поступило письмо родительского комитета Петроградского Мариинского института. Комитет выступил против перепрофилирования женских институтов и за сохранение их закрытого характера, аргументируя это тем, что дети воинов и беженцев нуждаются в интернатском призрении, а, кроме того, «все возрастающая дороговизна жизни принуждает многих родителей к усиленному заработку в ущерб заботам о воспитании детей».

Немало проблем было и с управлением медицинскими учреждениями бывшего Ведомства императрицы Марии. Вскоре после падения монархии к Ковалевскому обратились военно-медицинская академия, Психоневрологический институт и Петроградский женский медицинский институт с просьбами передать им ряд учреждений из состава ведомства. Напротив, персонал петроградских лечебных заведений, входивших в ведомство, высказался против их передачи или расформирования. Врачи Мариинской женской больницы, больницы Петра Ольденбургского и родовспомогательного заведения выступили за объединение медицинских учреждений бывшего ведомства в единый комплекс на базе клинического института Елены Павловны «в целях руководства и выработки … мероприятий для восстановления правильного течения больничной жизни и возможного улучшения больничного дела в научном, административном и хозяйственном отношениях».

Мариинская больница для бедных на Литейной улице. С.-Петербург. Литография 1820-е гг.

В этих условиях сложно было сохранить контроль за деятельностью многочисленных разнотипных учреждений бывшего Ведомства императрицы Марии, не говоря уже о каких-либо системных преобразованиях. Причиной такого положения дел были не амбиции сотрудников и не стремление сохранить привилегированный статус. Служащие, преподаватели и родители полагали, что при наступившей демократии все, даже текущие вопросы управления, должны решаться после всестороннего обсуждения общественностью. Граждане России, до февраля 1917 г. никогда не жившие в условиях реальных демократических свобод, считали, что они, эти свободы, должны быть безусловными, и стремились воспользоваться ими в полном объеме. Кроме того, новое руководство учреждениями бывшего ведомства само рекомендовало создавать в них советы из выборных лиц, которые с энтузиазмом взялись за управление. Подобные трудности были вполне преодолимы. Но для этого требовалось незамедлительно начать разработку основ общегосударственной социальной политики. Такая сложная работа требовала времени, и для ее выполнения нужна была спокойная политическая обстановка в стране, конструктивное сотрудничество политических сил, пришедших во власть. А эти условия отсутствовали.

Воспитанники приюта принца П. Г. Ольденбургского и сестры милосердия у памятника П. Г. Ольденбургскому перед главным фасадом Мариинской больницы в день 100-летия выдающегося благотворителя. С.-Петербург. 1912 г. Фото ателье К. Буллы

Не дожидаясь инициативы со стороны власти, вновь активизировалась общественность в лице сотрудников бывшего Ведомства императрицы Марии. Летом 1917 г. они создали организационный комитет для подготовки всероссийского съезда представителей учебных заведений ведомства. Заявку на участие в форуме подали 80 учебно-воспитательных заведений. По сохранившимся архивным документам не представляется возможным точно установить круг вопросов, предполагавшихся к обсуждению на съезде. Но с большой долей вероятности можно допустить, что учителя, воспитатели и врачи стремились обсудить и донести до власти наболевшие вопросы о необходимости скорейшей разработки нового устава общественного призрения, о планах и программах работы в новых условиях, о недостатке средств на их содержание и развитие учреждений и прочее. Съезд планировалось провести в Петрограде во второй половине октября 1917 г. Оргкомитет обратился к министру государственного призрения с просьбой о выделении кредита на размещение делегатов, делопроизводство и другие расходы. По подсчетам требовались не менее 25 000 руб. Министерство поддержало инициативу, но выделило всего 1200 руб. на канцелярские расходы. Съезд не состоялся. Этому помешали бурные политические события в Петрограде, в результате которых власть перешла к большевикам.

Прочие благотворительные ведомства и комитеты бывшей императорской фамилии после февраля 1917 г. также продолжили свою деятельность как единые организационные комплексы. Их сотрудники не выдвигали предложений по реорганизации призрения и образования в масштабах страны, ограничиваясь текущей работой. Человеколюбивое общество перестало быть императорским, но его учреждения продолжали существовать как прежде. Совет общества, в который входили высокопоставленные чиновники и придворные, был упразднен. Функции управления перешли к канцелярии бывшего совета, возглавлявшейся выборной комиссией из служащих.

Продолжало действовать Попечительство о трудовой помощи, из названия которого исчезло упоминание об августейшей покровительнице. Из членов Попечительства был исключен Николай II. Институт действительных и почетных членов Попечительства прекратил свое существование как руководящий орган, поскольку высокопоставленные царские чиновники и придворные лишились своих постов. Центральное управление ведомства трудовой помощи, местные благотворительные общества и учреждения призрения перешли под контроль выборных комитетов и комиссий из служащих. Попечительство продолжало выпускать журнал «трудовая помощь», в котором широко обсуждались проблемы модернизации призрения.

Комитет по организации временной помощи пострадавшим от военных бедствий, лишившийся наименования Татьянинского, как и прежде, действовал, хотя управление его делами и учреждениями в центре и на местах также перешло к выборным лицам.

Существование благотворительных ведомств и комитетов бывшей императорской фамилии в период от свержения монархии до утверждения Советской власти свидетельствует о той заметной роли, которую они играли в общероссийском призрении. Организованная благотворительность с широким участием общественности доказала свою жизнеспособность и востребованность в новых политических условиях. Потенциал и опыт этих организаций были достаточными, чтобы сыграть важную роль в намечавшемся реформировании призрения. Однако этому помешали бурные политические события, в результате которых в октябре 1917 г. временное правительство было свергнуто большевиками. Чтобы оказывать социальную помощь нуждающимся, Советская власть вынуждена была использовать ту систему призрения, которая осталась ей в наследство от самодержавия и временного правительства. Поэтому она первое время не стремились к разрушению организационных структур и учреждений призрения, существовавших при старом режиме.

Учреждения бывшего Ведомства императрицы Марии в первые месяцы Советской власти управлялись прежней администрацией. Центральное управление в условиях разгоравшейся гражданской войны перестало существовать. Там, где новая власть утвердилась, большевики приступили к передаче учреждений призрения в ведение местных советов и наркоматов. В Петрограде и Петроградской губернии в детские приюты и подобные им заведения районные советы назначили «комиссаров по попечительству». В ноябре – декабре 1917 г. новые власти приступили к обследованию Петроградских приютов и признали их состояние «катастрофическим». Другим оно не могло быть в условиях развала экономики, начинавшейся гражданской войны и разрушения старой системы призрения. Но даже в таких условиях прежнее руководство Петроградских детских приютов пыталось их сохранить. Только к середине февраля 1918 г. «большинство детских приютов было изъято из ведения старых попечительств и передано районным отделам социального обеспечения». В конце 1917 г. началась передача органам Советской власти петроградских медицинских учреждений бывшего Ведомства императрицы Марии. Несколько месяцев они существовали фактически самостоятельно, управляясь выборными комитетами из врачей и служащих. За это время ни одна из больниц не была закрыта и не лишилась своих капиталов. Передача этих учреждений в ведение Наркомздрава Союза коммун северной области завершилась летом 1918 г. При этом составлялся акт, подписывавшийся представителями комиссариата и комитета, управлявшего больницей. Например, 13 мая 1918 г. такой документ подписали служащие комиссариата и члены административно-хозяйственного комитета глазной лечебницы в Петрограде. В мае – июле того же года в ведение комиссариата перешли больницы святой Ольги, Петра Ольденбургского, всех скорбящих и Мариинская. Из названий этих и других медицинских учреждений исчезли упоминания о христианских святых и членов императорской фамилии. Больница Петра Ольденбургского, например, была переименована в больницу имени Раухфуса, Мариинская получила название Больницы в память жертв революции.

Если судьба приютских и медицинских учреждений была решена, то у женских институтов в их прежнем виде перспектив не было. Дворяне, офицеры, чиновники, священнослужители, чьи дочери здесь обучались, были для новой власти классовыми врагами. Еще до свержения временного правительства, в августе 1917 г., большевиками был занят Смольный институт. После каникул заниматься было негде. Оставшийся персонал и часть воспитанниц были переведены в Ксенинский институт. Следует отдать должное педагогам и служащим старейшего женского института России. В меру своих сил и возможностей они позаботились о смолянках-сиротах. В декабре 1917 г. их организованно перевели из Петрограда в Харьковский институт, который функционировал до декабря 1919 г. При отступлении деникинцев он был эвакуирован в Новороссийск. Видимо, руководство института рассчитывало организованно отправить воспитанниц за границу. «говорили, что он отправится на остров Мальту», – отмечает в своих мемуарах воспитанница Харьковского института Т. Г. Морозова. По косвенным данным, до декабря 1919 г. действовал Киевский институт. Пережив революционные события конца 1917 – начала 1918 г., Центральную Раду, германскую оккупацию, Скоропадского, Директорию, кратковременное правление большевиков, он прекратил существование с окончательным занятием Киева Красной армией. «На улицах много народу, стоят, собравшись в кучку, воспитанницы института с узелками в руках… я спрашиваю их, что они здесь делают. „Нас распустили домой“, – говорят они», – вспоминает мемуаристка под псевдонимом «Л. Л-ва» в «Очерке жизни в Киеве в 1919–20 гг.», опубликованном в «Архиве русской революции».

Некоторое время при советской власти продолжало действовать Человеколюбивое общество, управлявшееся канцелярией упраздненного совета. Сохранившиеся документы этого периода не дают полного представления о том, как работала канцелярия и в каком положении оказались благотворительные общества и учреждения призрения общества, разбросанные по территории России. По имеющимся данным можно сделать вывод, что служащие канцелярии всячески старались сохранить порядок в документах и финансах. Понимая, что в новых условиях прежнее существование Человеколюбивого общества не возможно, комитет служащих канцелярии принял решение передать органам Советской власти учреждения призрения, финансовые средства и делопроизводство. В июне 1918 г. Комитет разослал в подведомственные учреждения циркуляр, требовавший подготовиться к ревизии со стороны комиссариата социального обеспечения. В документах фонда Императорского Человеколюбивого общества в РГИА нет сведений о том, в каком состоянии в то время было положение дел в учреждениях общества. Вряд ли эта ревизия вообще могла быть проведена, когда в России уже шла гражданская война. В лучшем случае можно было обследовать петроградские учреждения, но и о них сведений нет.

Осенью 1918 г. началась ликвидация Человеколюбивого общества как самостоятельной структуры. На общем собрании служащих канцелярии 25 сентября была создана специальная комиссия для подготовки делопроизводства к передаче в наркомат соцобеспечения. В начале октября эта комиссия получила распоряжение наркома соцобеспечения, которым в целях «объединения всего дела социального обеспечения в руках государства» постановлялось: «1. Упразднить временное управление Человеколюбивого общества в лице комитета служащих..; 2. Дела, капиталы, имущества и учреждения передать в комиссариат социального обеспечения; 3. Для передачи назначить двухнедельный срок». Для приема дел наркоматом была создана еще одна комиссия, в которую вместе с представителями Советской власти вошли служащие бывшего Человеколюбивого общества. Ликвидационная комиссия 15 октября 1918 г. постановила «упразднить все входящие в состав ликвидируемого общества попечительные о бедных комитеты на всем пространстве российской республики», оформить «переход всех учебно-воспитательных заведений общества в ведение народного комиссариата по просвещению и всех учреждений, имеющих характер медицинской помощи, в народный комиссариат здравоохранения», а также «разослать всем учреждениям Человеколюбивого общества на бланках общества извещения о таковой ликвидации сего общества». Сроком завершения ликвидации было определено 1 декабря 1918 г. Эту дату можно принять за окончание существования одного из крупнейших благотворительных ведомств дома Романовых, которое пережило своих покровителей почти на два года. Последний документ в делах общества датирован 18 ноября 1918 г. Ликвидация Человеколюбивого общества – пример сотрудничества благотворительного ведомства бывшей императорской фамилии и Советской власти. Каковы бы ни были политические взгляды сотрудников общества, они, несомненно, понимали, что с исчезновением благотворителей, как таковых, учреждения призрения без прямой государственной поддержки не просуществуют. И комитет служащих канцелярии принял единственно правильное в тех условиях решение – передать их новой власти. Разумеется, сделать это на всей территории России было невозможно, поскольку разгоралась гражданская война.

После Октября 1917 г. продолжило свою деятельность и Попечительство о трудовой помощи. Комитет его сохранял контроль над финансовыми средствами ведомства и управлял теми учреждениями, связь с которыми сохранялась. С началом гражданской войны Попечительство, как единая организационная структура, распалось. Фактически в ведении комитета остались учреждения, располагавшиеся в Петрограде и Петроградский губернии. К тому времени комитет Попечительства согласовывал свои действия с комиссариатом соцобеспечения. Например, в июне 1918 г. служащие Петроградского детского приюта трудолюбия ходатайствовали перед ним об увеличении жалования. Комитет в ответ сообщил, что обсуждение этого вопроса он «… постановил отложить до получения от комиссариата социального обеспечения сведений о новых окладах содержания для служащих по комиссариату». При Советской власти некоторое время продолжал выходить периодический печатный орган Попечительства – журнал «трудовая помощь». Это издание не было политизированным и сохраняло лояльность по отношению к Советской власти. Последний номер вышел в августе 1918 г. В нем были опубликованы обычные материалы: журналы заседаний комитета Попечительства, сведения о работе учреждений трудовой помощи, информация о передаче учреждений земского и городского союзов органам Советской власти, программа обучения ремеслам в трудовых приютах, разработанная К. Ю. Цирулем, который занимался этим вопросом еще в царское время. В конце номера содержались сведения о подписке на оставшиеся месяцы 1918 г. Очевидно, закрытие журнала стало для редакции и комитета Попечительства полной неожиданностью. К концу 1918 г. прекратило существование и само ведомство трудовой помощи.

При большевиках некоторое время существовал Татьянинский комитет, точнее – его местные отделы и отделения. Октябрь 1917 г. изменил в положении беженцев только то, что они сами получили возможность участвовать в разрешении своих проблем. В Петрограде 21 ноября состоялся второй всероссийский съезд беженцев, избравший Центральное правление всероссийского союза, которое стало преемником отдела по устройству беженцев МВД. Правление обратилось к Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов с предложениями назначить комиссара по делам беженцев или создать соответствующую комиссию при совете, установить контроль над «существующими старыми беженскими учреждениями, как национальными, так и общими», реорганизовать их «на демократических началах путем привлечения к ним широких масс беженцев», создать в уездах и городах советы беженцев и передать этим советам право распоряжаться суммами, «ассигнуемыми на нужды беженцев». К «старым беженским учреждениям» относились и структуры бывшего Татьянинского комитета, Петроградский губернский отдел которого продолжал функционировать. Одновременно съезд направил Петроградскому отделу резолюцию. В ней предлагалось «поднять вопрос на мирной конференции народов о планомерном возвращении беженцев в родные места», которое должно было «начаться одновременно с общей демобилизацией». В резолюции подчеркивалось, что все заботы об устройстве и перемещении беженцев должно взять на себя государство. Против этого никто не возражал, но очевидно, что резолюция принималась под воздействием революционного энтузиазма. Предполагалось, видимо, что «мирная конференция народов» состоится после победы революций в воюющих странах. Но война продолжалась. Примеру России, с октября 1917 г. фактически прекратившей ее в одностороннем порядке, не собирались следовать ни противники, ни бывшие союзники по Антанте. Более реалистической была резолюция финансовой комиссии съезда. В ней, в частности, говорилось, что «средства на обеспечение нужд беженцев должны быть черпаемы из государственных источников, для чего должна быть предусмотрена в смете государственных расходов особая статья по устройству беженцев», а размер расходов следует устанавливать, руководствуясь «фактическими статистическими данными о количестве и нужде беженцев».

Петроградский отдел принял к сведению резолюции съезда, но в архивных документах отдела нет свидетельств того, чтобы эти резолюции воплощались в жизнь. Хватало текущей работы. Петроградский отдел бывшего Татьянинского комитета продолжал оказывать помощь беженцам, находившимся на территории губернии. В январе – феврале 1918 г. отдел выплачивал беженцам пособия. За ним продолжали числиться общежития и другие объекты созданной ранее инфраструктуры для призрения беженцев. Пособия в начале 1918 г. выдавались не обесценившимися деньгами, а продовольственными пайками. Вскоре и такая помощь стала невозможна. Петроградскому губернскому совету из наркомата внутренних дел 27 марта 1918 г. пришло распоряжение прекратить выдачу пайков всеми организациями по призрению беженцев «вследствие затруднительного положения народной казны и возникающих на почве выдачи пайков беженцам трений между последними и местными жителями, а также невозможности прожить на выдаваемый паек в виду мизерности его». Наркомат требовал оказывать помощь только нетрудоспособным беженцам. Мартом 1918 г. датируются последние документы Петроградского отдела бывшего Татьянинского комитета. В условиях развала государства и разраставшейся вооруженной борьбы внутри страны прежняя система помощи беженцам не могла сохраниться. К беженцам мировой войны добавились беженцы войны гражданской. В тот период прекратили свое существование учреждения и другого бывшего «именного» благотворительного комитета – Ольгинского.

Передав учреждения призрения бывших благотворительных ведомств и комитетов императорской фамилии в ведение государственных структур, отвечавших за социальную помощь, новая власть не забыла и об их архивах, располагавшихся в Петрограде. В ноябре 1918 г. началась ликвидация этих архивов как самостоятельных и сосредоточение хранившихся в них документов в общий архив ликвидированных благотворительных комитетов при комиссариате внутренних дел союза коммун северной области. Передача дел бывших архивов завершилась в 1919 г. Позднее их материалы поступили на хранение в соответствующие архивные учреждения Советской власти.

Так окончательно была поставлена точка в более чем вековой истории благотворительных ведомств и комитетов под покровительством дома Романовых. Вопрос о степени эффективности социальной помощи, которую они осуществляли, и их роли в общероссийском призрении, является сложным.

Законодательством не определялись категории лиц, обязательно подлежавших призрению. Отсутствовали общепринятые критерии бедности и нужды. Подавляющее большинство населения империи жило в стесненных материальных условиях, но черта, за которой человек считался неспособным обеспечить свое существование, не была проведена. У разных сословий и социально-профессиональных групп были свои представления о достатке и нужде. Без оговорок к числу нуждавшихся общественное мнение и государство относили тех, кто явно не мог существовать без посторонней помощи. Это были младенцы-подкидыши, сироты, немощные из-за болезней и по возрасту, инвалиды, слепые, неимущие больные. В конце XIX столетия к ним добавились глухонемые. В то же время ведомство императрицы Марии призревало в женских институтах дочерей дворян и чиновников, не всегда обладавших достатком, но имевших привилегированный сословный и социальный статус.

Неизвестно количество подданных российской империи, явно нуждавшихся в призрении. Обследования, предпринятые в России конца XIX – начала XX вв. силами Ведомства императрицы Марии, дают представление о том, сколько лиц пользовалось социальной помощью, а не нуждалось в ней. Но и эти данные далеко не полны, так как не все благотворительные общества и учреждения призрения предоставляли сведения о своей деятельности. Кроме того, во многих случаях сообщалось о суммах, затраченных на организацию помощи, а не о числе людей, ею воспользовавшихся. Отсутствует информация о качестве социальной помощи и сравнительные данные о количестве призревавшихся благотворительными ведомствами и комитетами дома Романовых и другими организациями.

Такой подход к оценке результативности призрения объясняется не тем, что власть стремилась избежать невыгодного для нее сравнения. Напротив, по многим позициям структуры под покровительством императорской фамилии превосходили прочие благотворительные общества и учреждения. Ведомство императрицы Марии и Императорское Человеколюбивое общество располагали учреждениями, аналогов которым вообще не было в стране. Самодержцы и их августейшие родственники не ставили задачу соревноваться в щедрости по отношению к своим подданным. Важны были не суммы, которые жертвовали высочайшие особы, а сам факт их участия в благотворительности. Тем самым демонстрировалась забота монаршей власти о населении.

Деятельность благотворительных ведомств и комитетов под покровительством императорской фамилии власть стремилась представить в наилучшем виде, в том числе в цифрах. Но по количественным показателям сложно определить степень ее эффективности. В издании «Благотворительность в России. т. I.», подготовленном ведомством императрицы Марии и вышедшем в 1907 г. в Петербурге, указано процентное соотношение благотворительных обществ и заведений различной подчиненности на 1902 г. организации, входившие в состав Ведомства императрицы Марии, Человеколюбивого общества и Попечительства о домах трудолюбия и работных домах, составляли 8,6 %, а с теми, что входили в Российское общество Красного Креста, – 16 % от всех благотворительных структур империи. Заведения названных ведомств (доля Красного Креста – всего 0,4 %) составляли приблизительно 14 % от имевшихся в империи. Таким образом, по общему числу благотворительных обществ и заведений ведомства дома Романовых занимали третье место после Министерства внутренних дел и ведомства православного исповедания (синода). Но по этим данным трудно определить их реальный вклад в большое и важное дело осуществления социальной помощи. Например, входившие в число учреждений императрицы Марии Санкт-Петербургский и Московский воспитательные дома по сведениям на 1904 г. единовременно призревали 59 337 детей, а многие заведения, подчинявшиеся синоду и МВД, призревали лишь по несколько человек. Кроме того, в ведении МВД находились частные благотворительные общества и заведения, которые министерство контролировало, но не содержало.

Более ясное представление о масштабах деятельности различных благотворительных структур дают сведения о расходах на эти цели. В упомянутом издании «Благотворительность в России. т. I.» приведены по состоянию на 1901 г. сведения об общих расходах «на оказание благотворительной помощи нуждающемуся населению». Они составляли по неполным данным 50 152 370 руб. Расходы же одного только Ведомства учреждений императрицы Марии по состоянию на 1904 г. (разница выделенных сумм в 1901 и 1904 гг. очень незначительна) составили 23 114 216 руб. на содержание административного аппарата, строительство, ремонт и прочее ушло только 6 291 683 руб. Расходы Императорского Человеколюбивого общества тогда же составили приблизительно два с половиной миллиона рублей, а Попечительство о домах трудолюбия и работных домах истратило 246 752 руб. Расходы двух последних ведомств на административное управление были невелики. Таким образом, в начале XX в. благотворительные ведомства под покровительством дома Романовых ежегодно расходовали около 20 000 000 руб. – примерно треть расходов всех российских благотворительных ведомств, обществ и учреждений. Это свидетельствует о значительном вкладе в призрение со стороны монаршей семьи.

Можно лишь приблизительно определить количество пользовавшихся помощью благотворительных ведомств дома Романовых. Как отмечалось, государство и благотворительные ведомства не подсчитывали общее количество российских подданных, нуждавшихся в призрении. Это попытался сделать известный теоретик и организатор благотворительности, действительный член комитета Попечительства о домах трудолюбия и работных домах Евгений Дмитриевич Максимов. Он неоднократно подчеркивал важность установления общего числа нуждавшихся в призрении. В «очерке земской деятельности в области общественного призрения» Максимов отмечал: «действительно, пока не будут названы все лица, подлежащие призрению, до тех пор очевидно нельзя определить и размеры самого дела призрения…». К подлежащим призрению Максимов относил душевнобольных, слепых, калек, дряхлых, немощных, глухих и глухонемых, едоков при них всех, сирот, подкидышей и заброшенных детей. Используя данные земской статистики и материалы комиссии К. К. Грота, созданной для разработки проекта реформы призрения, Е. Д. Максимов произвел подсчеты, результаты которых были опубликованы в журнале «русское богатство» в 1896 г. По этим подсчетам число нуждавшихся в призрении (душевнобольных, слепых, калек, дряхлых, немощных, глухих и глухонемых, едоков при них, сирот, подкидышей и заброшенных детей) на середину 90-х гг. XIX столетия составляло почти 3 600 000 человек, или около 3 % населения империи. К ним Максимов прибавлял безземельных и бездомных, переселенцев и рабочих-отходников. Таким образом, общее число лиц, нуждавшихся в помощи, по подсчетам Максимова, превышало 5 720 000 человек, или 4,77 % населения. Сам Максимов достаточно осторожно оценивал свои подсчеты: «Цифры эти выведены с крайней осторожностью и могут считаться скорее уменьшенными, чем преувеличенными…». По данным, приведенным в книге «Благотворительность в России. т. I.» ведомство учреждений императрицы Марии, Императорское Человеколюбивое общество и Попечительство о домах трудолюбия и работных домах в 1904 г. оказали различную помощь, считая «отдельные случаи благотворения», в общей сложности приблизительно двум с половиной миллионам нуждавшихся. Это немного менее от числа, установленного Е. Д. Максимовым.

Указанные цифры дают лишь приблизительное представление о той масштабной роли, которую играли в общероссийском призрении благотворительные ведомства под покровительством дома Романовых. Но они не отражают всего разнообразия их деятельности. Говоря об эффективности и масштабах работы этих ведомств и созданных позже комитетов, следует учитывать уровень и, если так можно выразиться, качество осуществлявшегося ими призрения. Во многих случаях они в этом отношении заметно превосходили прочие благотворительные общества и учреждения.

План Московского воспитательного дома 1789 г.

Важнейшим направлением деятельности Ведомства учреждений императрицы Марии, Императорского Человеколюбивого общества и, отчасти, Попечительства о домах трудолюбия и работных домах являлось призрение детей и юношества. Это было, так называемое, закрытое призрение в специализированных учебно-воспитательных заведениях, представлявшее собой один из самых сложных видов социальной помощи. Призрение детей и юношества в наибольшей степени получило развитие в ведомстве учреждений императрицы Марии. Оно располагало уникальными учебно-воспитательными комплексами заведений, аналогов которым не было в России. К таковым можно отнести Санкт-Петербургский и Московский воспитательные дома с подведомственными структурами, женские институты и школы Патриотического общества, Санкт-Петербургское и московское коммерческие училища.

Мощный учебно-воспитательный комплекс представляло собой ведомство детских приютов, входившее в учреждения императрицы Марии. Эти комплексы со второй половины XIX в. работали по единым учебно-воспитательным планам и программам и не только осуществляли собственно призрение, но и давали полноценное образование (начальное либо среднее, в зависимости от статуса заведений), подтверждавшееся государственными сертификатами. Одно из двух высших женских учебных заведений империи, имевших государственный статус – женский педагогический институт, входило в состав Ведомства учреждений императрицы Марии, как и не имевшие аналогов Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых и попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых.

Воспитательный дом в Москве. Фото конца XIX в.

Единственной в своем роде структурой для оказания медицинской помощи не имущим располагало Императорское Человеколюбивое общество. Это был медико-филантропический комитет в Петербурге. В состав общества также входили многочисленные учебно-воспитательные заведения для призрения детей и юношества, дававшие образование в соответствии с государственными стандартами. Наиболее талантливые выпускники всех этих учебно-воспитательных заведений получали возможность поступать и в ряде случаев поступали в высшие учебные заведения империи. Попечительство о домах трудолюбия и работных домах (с 1906 г. – попечительство о трудовой помощи) было единственным общероссийским ведомством, оказывавшим трудовую помощь. Дома трудолюбия входили и в состав независимых благотворительных обществ, но только в указанном попечительстве эти учреждения действовали на единой организационно-правовой основе. Татьянинский комитет был единственной структурой, осуществлявшей регистрацию и поиск беженцев в масштабе страны. Крупные благотворительные ведомства и комитеты призрения под покровительством дома Романовых играли значительную роль в общероссийском призрении. По многим направлениям социальной помощи они занимали ведущие позиции.

Вид и план расположения Воспитательного дома в С.-Петербурге на Б. Миллионной ул. (бывший дворец кн. А. Грузинского). Вторая половина XVIII в.

Именно это позволило сохраниться им в виде единого комплекса учреждений призрения после свержения монархии. Лишившись своих августейших покровителей, благотворительные ведомства и комитеты смогли избавиться от сковывавших их пережитков и ограничений, которые приводили к излишней бюрократизации и препятствовали широкому взаимодействию с общественностью и прочей российской благотворительностью. Огромный опыт работы, находившиеся в распоряжении этих ведомств и комитетов крупные денежные средства, уникальные методики организации социальной помощи, стремление служащих и благотворителей взаимодействовать с новой властью могли послужить весомым вкладом в дело организации обязательного общегосударственного призрения, необходимость которого сознавало временное правительство. Однако бурные политические события 1917 г. не позволили практически приступить к решению этой задачи. Отдельные учреждения и управлявшие ими организационные структуры некоторое время продолжали действовать при Советской власти, но летом 1918 г. окончательно были ею ликвидированы.

Здание Воспитательного дома в С.-Петербурге на набережной р. Мойки (бывший дворец К. Г. Разумовского). Гравюра XIX в.

Новая власть практически начала осуществлять то, к чему до революции неоднократно призывали представители общественности, теоретики и организаторы благотворительности – создавать систему государственного призрения. Однако она отказалась от благотворительной общественной инициативы, к которой относилась отрицательно, исходя из политических и идеологических соображений.

Возрождение отечественной благотворительности началось много десятилетий спустя.