Глава 52
Анна
Мы с мамой переглядываемся, ужас замораживает наши лица, превращая их в почти идентичные маски.
– Он знает, что ты здесь. – Слова сами срываются с моих губ, прежде чем я успеваю спохватиться.
– Кто знает? – Марк переводит взгляд с меня на маму. – Что происходит? – Мы молчим. Наверное, мы обе не знаем, что можно ответить на это. – Я звоню в полицию.
– Нет! – хором.
Я выглядываю наружу. Он там? Наблюдает за нами? Следит, что мы будем делать? Закрываю входную дверь, со второй попытки набрасываю цепочку: руки у меня ходят ходуном. Я выгадываю время.
Марк тянется за телефоном.
– Пожалуйста, не надо.
И зачем я пошла в полицию с той открыткой? От этого ситуация только ухудшилась.
– Но почему нет? Анна, кто-то пытался поджечь дом!
«Потому что мою маму посадят в тюрьму. Потому что меня арестуют за то, что я ее укрывала».
– Сначала нам бросили кирпич в окно, теперь это… – Его палец замирает над кнопками телефона. Марк видит мое выражение лица, видит, как мы переглядываемся с мамой. – Я чего-то не знаю, да?
«Мой папа на самом деле не умер. Это он прислал ту открытку, потому что знал, что и мама не умерла, но когда он понял, что я обратилась в полицию, он попытался остановить меня. Это он подбросил мертвого кролика к нам на крыльцо. Он запустил кирпичом в окно детской. Он психически неустойчив, опасен, и он следит за домом».
– Дело в том… – Я смотрю на маму.
Я должна рассказать ему. Я не хотела втягивать его во всю эту историю, но я больше не могу лгать ему. Это несправедливо. Я прилагаю все усилия, чтобы передать эту мысль маме, и та делает шаг вперед, поднимая руку, словно пытаясь зажать мне рот и не позволить этим словам сорваться с моих губ.
– Я не была до конца честна с вами, говоря о том, почему я приехала в Истборн, – поспешно произносит она, прежде чем я успеваю произнести объяснение, которого Марк уже давно заслуживает. Мама смотрит мне в глаза: «Пожалуйста».
Для меня это уже слишком. Я помогала маме собирать вещи, готовилась проститься с ней во второй раз, Мюррей Маккензи едва не обвинил меня в преступном сговоре…
А теперь еще и это.
Мне кажется, что все мои нервные окончания оголены, и каждое ее слово больно бьет по мне, словно электрический ток бежит по моему телу.
– Тогда вам лучше объясниться. Немедленно. – Марк перекладывает телефон из одной руки в другую, он уже готов звонить в полицию.
Холод в его глазах пугает меня, хотя я и понимаю, что он ведет себя так из-за волнения. Я забираю Эллу у мамы, тепло ее тела, ее вес успокаивают меня.
Мама смотрит на меня. Едва заметно качает головой: «Не надо».
Я молчу.
– Я убегала, – говорит мама. – В прошлом году мой брак распался, и с тех пор я пряталась от своего мужа.
Я не свожу взгляда с Марка. Судя по всему, он верит маме, да и почему бы ему ей не верить? Тем более что это правда.
– Незадолго до Рождества он узнал, где я живу. Я не знала, куда бежать. И подумала, что, если я укроюсь здесь ненадолго…
– Вы должны были рассказать нам, Анджела. – Невзирая на содержащийся в этих словах упрек, тон Марка смягчился. Вероятно, многие его пациенты страдали – и до сих пор страдают – от семейного насилия; я никогда не спрашивала об этом, и Марк мне ничего не рассказывал. – Если вам казалось возможным, что он последует за вами сюда и вы подвергнете угрозе и нас тоже, вам следовало рассказать нам.
– Я знаю. Мне очень жаль.
– Насколько я понимаю, именно он бросил кирпич в наше окно?
– Я покупала билет на поезд онлайн. Должно быть, он взломал мой мейл, только так он мог узнать, куда я отправилась. В моем списке контактов только Кэролайн значилась как жительница Истборна.
Марк смотрит на телефон, переводит взгляд на дверь, где сквозь стекло виднеются написанные маркером буквы.
– Мы должны сообщить в полицию.
– Нет! – Мы с мамой опять произносим это слово хором.
– Да.
– Вы себе не представляете, что это за человек, – увещевает Марка мама. – С кем мы имеем дело.
– Ты с ним знакома? – Марк смотрит на меня.
Я киваю:
– Он… он опасен. Если мы сообщим в полицию, то нам нельзя будет здесь оставаться, ведь он знает, где мы. Он может сделать все что угодно.
Меня все еще трясет. Я укачиваю Эллу, скорее для того, чтобы снизить уровень адреналина, бушующего в моей крови, чем для того, чтобы успокоить малышку. Марк принимается расхаживать туда-сюда по коридору, похлопывая телефоном по бедру.
– Я уеду. – Мама уже держит в руке сумку. – Ему нужна только я. Не нужно было мне приезжать сюда. Несправедливо было вовлекать вас во все это. – Она делает шаг к двери.
– Ты не можешь уехать! – Я перехватываю ее руку.
– Я все равно собиралась уезжать. И ты об этом знала. – Она мягко снимает мою ладонь со своего предплечья и сжимает мою руку.
– Но теперь ситуация изменилась. Он знает, где ты. Он может причинить тебе вред.
– Если я останусь, он причинит вред вам.
На какое-то время воцаряется тишина.
– Вам обеим нужно уехать, – наконец говорит Марк. Он решительно подходит к комоду, роется в ящике и протягивает мне ключи. – Отправляйтесь в мою квартиру. Я подожду здесь и позвоню в полицию.
– Какую квартиру? Нет, я не могу вовлекать вас в это. Мне нужно уехать.
Мама пытается открыть дверь, но Марк ее опережает, опуская ладонь на дверную ручку.
– Вы уже вовлекли нас в эту ситуацию, Анджела. И, хотя я сочувствую вам из-за возникшей у вас проблемы, моя основная задача – защита Анны и нашей дочери, а это значит, что им нужно как можно скорее убраться отсюда, пока вашего бывшего мужа не бросят за решетку.
– Он прав, – соглашаюсь я. – У Марка квартира в Лондоне. Никто не будет знать, что мы там.
Элла попискивает у меня на руках, она уже окончательно проснулась и хочет есть.
Лицо мамы бледнеет еще сильнее. Она пытается подыскать подходящие аргументы, но их нет. Это хорошее решение. Как только мы выберемся из Истборна, Марк позвонит в полицию, а я уговорю маму, что нам нужно во всем сознаться. Другого выхода просто нет.
– Я не хочу брать с собой Анну и малышку, – говорит мама. – Это небезопасно.
– Учитывая, что ваш бывший муж только что попытался устроить пожар у нас в доме, здесь тоже небезопасно. – Марк вручает мне ключи. – Вперед.
– Послушай его. – Я опускаю ладонь маме на плечо. – Возьми нас с собой.
Сейчас я могу думать только о том, как бы поскорее уехать из Истборна. Подальше от папы, от Мюррея Маккензи и вопросов, которые могут заставить меня открыть правду.
Она вздыхает, уступая нашему напору.
– Я поведу. Ты сядешь с Эллой. Будем ехать не останавливаясь. – Мама смотрит на Марка. – Будьте осторожны, хорошо? Он опасен.
– Позвоните мне, когда доберетесь до квартиры. И не впускайте внутрь никого, кроме меня. Понятно?
Мама сжимает руль, глядя на дорогу. Я на заднем сиденье, Элла пристегнута в автолюльке, она яростно посасывает мой палец, ей уже очень хочется есть. Вскоре она начнет кричать, требуя молока. Может, мы сможем притормозить, когда выедем из Истборна.
– Папа даже не знает, что у Марка есть квартира, – повторяю я, видя, как мама в сотый раз поглядывает в зеркало заднего вида. – Все в порядке.
– Ничего не в порядке. – В ее голосе слышатся слезы. – И ничего уже не будет в порядке.
Я чувствую, что и сама готова разрыдаться. Мне нужно, чтобы мама оставалась сильной. Тогда и я буду сильной. Так всегда было.
Я вспоминаю, как в детстве однажды упала и больно ударилась коленкой. «Маленькие ножки шли по дорожке», – пропела мама, поднимая меня и ставя на ноги. Я увидела, как она улыбается, и, даже не раздумывая о том, что и где у меня болит, почувствовала, как боль в колене ослабевает.
– Полиция все равно все узнает.
Ее лицо в зеркале – мертвенно-бледное.
– Они арестуют папу. А тебе ничего плохого не сделают. Они поймут, что ты была вынуждена так поступить. Наверняка тебя и в тюрьму не посадят, в худшем случае тебе грозит условный срок…
Она не слушает меня. Всматривается в дорогу, что-то высматривает – папу? – и вдруг так резко жмет на тормоз, что меня бросает вперед, и только ремень безопасности удерживает меня от удара.
– Выходи.
Мы на окраине Истборна.
– Что?
– Вон автобусная остановка. Или можешь позвонить Марку, чтобы он за тобой приехал. – Ее нога – на педали сцепления. Слезы катятся по ее щекам. – Я никогда не хотела, чтобы так получилось, Анна. Я не хотела, чтобы кто-то пострадал. И не хотела впутывать тебя в это.
– Я тебя не оставлю.
– Пожалуйста, Анна. Это для твоего же блага.
– Нет, мы справимся вместе.
Она ждет целых десять секунд, а затем, то ли застонав, то ли всхлипнув, отпускает педаль тормоза и опят разгоняет автомобиль.
– Мне так жаль…
– Я знаю.
Все эти годы она вытирала мои слезы, наклеивала пластырь мне на коленки, а теперь я оказалась сильнее. Мама нуждается во мне. На мгновение я задумываюсь о том, обусловлена ли такая смена ролей необычайными обстоятельствами, в которых мы очутились, или же она естественна для любой женщины, становящейся матерью.
Некоторое время мы едем в тишине, но вскоре гуление Эллы сменяется полновесным ревом.
– Мы можем остановиться?
– Нет. – Мама поглядывает в зеркало заднего вида. Снова и снова.
– Всего на пять минут. Она будет плакать, пока я не покормлю ее.
Мама все переводит взгляд с дороги на зеркало. Она что-то увидела.
– Что случилось?
– За нами едет черный «мицубиси». – Мама вжимает в пол педаль акселератора, и от скорости меня вдавливает в сиденье. – Он следует за нами.
