11. Мия
Рука никак не переставала кровоточить. Не то чтобы текло ручьем. Я зачарованно наблюдала, как капля за каплей выступают на поверхности ладони и скатываются по запястью на предплечье. Кровь оставляла алый след, петлявший между волосками у меня на руке, а затем падала вниз и впитывалась в толстый ковер сливочного оттенка. Она была ярко-красной – идеальный оттенок лака для ногтей. Я перепробовала изрядное количество красных лаков, но ни одному не удавалось передать яркость и блеск свежей крови.
Я понимала, что надо взять салфетку и пластырь, но продолжала сидеть на полу с дневником на коленях. Дневник закончился. Все строчки до единой были заполнены. Страницы там, где на них лежала моя рука, перепачкались кровью. Пол вокруг был усыпан обломками ручки. Она наконец сдалась под давлением моей хватки. На миг во время письма я потеряла голову, обращаясь с ручкой как с продолжением руки. Я хотела, чтобы из нее вытекала моя собственная кровь и складывалась в слова на бумаге.
Чувства по окончании дневника оказались чрезвычайно тяжелыми, как и ожидалось. Никакого облегчения от окончания открытого письма для Леи не случилось. Пусть ее забрали у нас давным-давно, я все равно невольно чувствовала, что по-настоящему она покинула меня только теперь. Память о сестре медленно ускользала, однако боль в сердце говорила мне, что здесь нечто большее. Может, я и вправду сходила с ума.
Короткий стук в дверь вывел меня из транса. Не успела я ответить, как Джейкоб распахнул дверь моей спальни и вошел.
Он увидел кровь на ковре и у меня на руке и без единого слова скрылся в ванной. Я слышала, как потекла вода, но не шелохнулась. Спустя секунду он вернулся с мокрой тряпкой. Я безразлично наблюдала, как он нежно поднял мою руку и принялся вытирать кровь. Он осторожно промыл порез, но я даже не поморщилась. Рана словно принадлежала кому-то другому.
Закончив, Джейкоб забинтовал руку, чтобы остановить кровь.
– Что происходит, Мия? – спросил он, привалившись спиной к моей кровати.
Я пожала плечами. Такой общий вопрос. Реши я ему исповедаться, понятия не имею, с чего начать. Как рассказать брату, что я проигрываю? Что какое-то чудовище, порождение тьмы, следует за мной по пятам, что оно везде, куда ни глянь. Как найти слова, чтобы рассказать ему, что я по-прежнему скучаю по сестре, которую мы оба потеряли так давно? Неправильно было бы тревожить этот шрам, вскрывать рану, которая у Джейкоба затянулась совсем недавно. Это было бы эгоистично. Я не могла ничего ему рассказать.
– Мия? – окликнул он меня осторожно.
Я уставилась на лужицу крови на ковре. Она уже приобретала темно-ржавый оттенок, более не напоминавший красивый красный цвет, который так завораживал меня прежде. Теперь это был уродливый оттенок, каким ни одной девушке не захочется накрасить ногти.
– Со мной все хорошо, – наконец ответила я, когда Джейкоб ткнул меня в бок.
– Врешь, – тут же отозвался он, критически разглядывая меня.
Я передвинулась на полу так, чтобы оказаться лицом к нему.
– Серьезно. Я случайно порезала руку ручкой, пока писала, вот и все. Я была уже почти готова заняться ранкой, когда ты появился.
Он продолжал разглядывать меня с тем же сомнением на лице, какое появлялось всегда, когда он знал, что я что-то скрываю.
Я захлопнула рот прежде, чем язык приготовился выдать мой секрет. Джейкоб умел разговорить меня. Всегда умел, особенно после исчезновения Леи. Он был прирожденным слушателем. Он всегда серьезно относился даже к моим детским и подростковым проблемам.
Способность Джейкоба брать измором в который раз одолела мое умение твердо стоять на своем. Все секреты хлынули наружу, словно из переполненной канализационной цистерны. Я должна была передать это Джейкобу. Он терпеливо сидел и слушал, а я выплескивала и выплескивала. Он не комментировал, пока я не закончила. Я ожидала услышать от него, что я проиграла и что мне нужно слезть с наркотиков. Чем еще можно было объяснить всю шизу, в которой я призналась, как не повреждением мозгов.
– И ты видишь этого «темного монстра» повсюду? – уточнил Джек, пристально оглядывая мою комнату.
Он в жизни не сказал бы этого вслух, но я была уверена, что Джейкоб настроен скептически, ведь сам-то он не мог видеть того, что я описала.
Я кивнула, ковыряя запятнанный ржавчиной ковер.
– Бредятина, да?
Мне не надо было обшаривать комнату взглядом вместе с ним. Я знала, где находится мое чудовище в любую минуту и в любую секунду. Не поворачивая головы, я знала, что оно прячется у меня в чулане, просачиваясь в комнату, но я отказывалась смотреть на него.
– Пытаешься сообразить, как бы забросить меня в машину и отвезти в больницу?
Я ненавидела дрожь собственного голоса, но эта мысль наверняка вертелась у Джейкоба в голове.
Он сжал мою здоровую руку.
– Ну, этот вариант есть всегда. Но я думал, может, лучше было бы рассказать маме с папой. Возможно, ты действительно больна.
Я фыркнула.
– Ай спасибо. Я и так уже знаю, что я ку-ку.
– Ну, это-то мы все знаем, – поддразнил он. – Я не о той болезни говорю, но у тебя с мозгами явно что-то не так, раз ты видишь нечто, чего никто больше не видит.
– Я не могу рассказать маме с папой. Они уже потеряли одну дочь. – Я проигнорировала его реакцию на эти слова. – Они уже потеряли одну дочь, – повторила я, подчеркивая главное. – Им не нужен стресс понимания, что и с другой их дочерью что-то не так.
Джейкоб покачал головой.
– Тебе не обязательно всегда быть идеальной дочерью. У тебя не было задачи заменить Лею.
– Нет, была, – сурово сказала я. – Я должна была искупить, что забрали не ту дочь.
Джейкоб потрясенно уставился на меня. Глаза его потемнели от всколыхнувшегося горя.
– Почему ты так говоришь? Если бы забрали тебя, я бы потерял своего лучшего друга.
Я энергично замотала головой в знак несогласия.
– Это не так. У тебя была бы Лея. Как ты не понимаешь? Лея была бы идеальной сестрой, идеальным другом. Я просто печальная замена.
Я почувствовала, что щеки у меня мокрые. Опасливо потрогала пальцем слезы. Я никогда не плакала. Слезы были слабостью, которой я себе не позволяла. Слезами Лею не вернешь. Они лишь заново открывали так до конца и не затянувшиеся раны. После похищения Леи мне хотелось плакать так сильно, что казалось, грудь лопнет от сдерживаемых слез. Я лежала в кровати, закусив руку, пока давление в груди не ослабевало и я могла снова дышать. Полукруглые следы от зубов на тыльных сторонах рук ничего не значили, они были лишь средством подавления другой боли.
– Мия, я бы без тебя не справился. Конечно, я скучаю по Лее, но ты держишь меня на плаву.
В голосе Джейкоба безошибочно слышалась боль. Я была ужасной эгоисткой. Я была занята своими собственными заботами, в то время как те, кого я любила, страдали. Я не единственная, кто потерял Лею и прежнюю жизнь. Джейкоб тоже был жертвой.
Я погладила его по руке. Бинт у меня на ладони размотался и упал на пол. Кровь еще слегка сочилась, но уже не так сильно. Я знала, что порез должен болеть, но едва чувствовала его. К счастью или к несчастью, у меня высокий болевой порог. Даже когда я закусывала себе руки по ночам, саднить начинало далеко не сразу.
– Джейкоб, прости. Ты всегда такой жизнерадостный, и порой я забываю, что Лею потеряла не только я.
Он небрежно пожал плечами, но теперь я ясно видела то, что упускала из виду столько раз прежде.
– Я ведь не ее близнец, с которым у нее была особая связь. Просто тошно. Понимаешь?
Я кивнула, гадая, почему мы впервые говорим об этом так открыто. В последние десять лет имя Леи было в нашем доме под запретом. Временами казалось, будто ее и не существовало никогда. Вот почему я начала вести дневник. Мне требовалось постоянное напоминание о той части меня, которую забрали. Глядя на Джейкоба, я осознала, что я и моя семья совершили огромную несправедливость, умалчивая о ней. Не только по отношению к самим себе, но, что более важно, по отношению к Лее. Это мы должны были поддерживать память о ней.
Мы с Джейкобом прислонились друг к другу. Оба погрузились в собственные мысли, между нами разбухало молчание.
– Думаешь, я схожу с ума? – наконец спросила я.
Джейкоб кисло улыбнулся.
– Думаю, все мы немного сумасшедшие. Просто некоторые лучше это скрывают. Думаю ли я, что ты спятила, потому что видишь темных, гнетущих чудовищ?
– Одно чудовище. На самом деле это не чудовище, просто я так его про себя называю, – перебила я.
Он засмеялся.
– Извини. Одно чудовище, которое на самом деле не чудовище. Суть в том, что нет, я не думаю, что ты спятила. Между прочим, ты, возможно, самый вменяемый человек, какого я знаю. Меня больше беспокоит то, что может быть физически не так внутри твоей черепушки.
Я уронила голову ему на плечо.
– Так ты думаешь, что у меня мозги барахлят? – спросила я, гадая, а вдруг он прав. Может, все это некая замысловатая галлюцинация, сооруженная моим мозгом из-за опухоли, которая медленно пожирает его.
– Не знаю, сестренка, но, по-моему, надо рассказать предкам. Не скажешь ты – скажу я. Одно дело скрывать от них что-нибудь вроде плохих оценок, но это нечто совершенно иное.
Я вздохнула. Я понимала, что он прав. Вероятно, это следовало сделать два месяца назад, когда темнота только начала преследовать меня. Но это не та информация, которой мне хотелось с ними делиться. Обычно наши беседы вращались вокруг моих школьных успехов. Мы никогда не обсуждали ничего отрицательного, а если начинали, то вступал Джейкоб и менял тему.
– Я расскажу им. Только не сейчас, ладно?
Он вскинул на меня бровь.
– Когда?
– Скоро. Давай сначала переживем праздники. До Рождества осталось всего ничего.
Он не спорил, но вид у него был обеспокоенный, словно ему хотелось продолжать давить на меня. Я знала, он уважает мое желание. Праздники были в нашем доме тяжелым временем. В первый год после исчезновения Леи мы вообще не праздновали. Рождество прошло без елки, гирлянд, Санта-Клауса и подарков. Джейкоб, разумеется, взял дело в свои руки. В то рождественское утро он прокрался ко мне в комнату и оставил на кровати маленький подарочек. Это было его любимое кольцо Зеленого Фонаря. Кольцо, полученное им на предыдущее Рождество, когда мы еще были полной семьей. Он обожал его. Я пыталась вернуть кольцо, но он не взял. Он сказал мне, что кольцо защитит меня. Приняв его слова близко к сердцу, я надела кольцо на палец. Оно было мне велико, но я все равно верила в его силу. Я гадала, что бы сказал Джейкоб, узнай он, что я по-прежнему сплю с его кольцом под подушкой.