Глава 7
Вячеслав Алексеевич Дайнека расследует
Чистое, веселое утро плескалось в оконных стеклах и голубело высоко в небе над крышами соседних домов.
«Такие нежаркие, приятные дни бывают лишь в августе», – подумал Вячеслав Алексеевич Дайнека.
Немного постояв у окна, он взялся за гантели и, сделав несколько упражнений, прошел в ванную.
Уже второй день, чтобы он ни делал, его не отпускала тревога за дочь. Теперь, слава богу, Людмила далеко. Настал день, когда нужно пойти в полицию, отдать видеорегистратор и рассказать о том, что он узнал от дочери. Все это время Вячеслав Алексеевич сам изучал запись, пытаясь расшифровать схему убийства и разглядеть скрытые знаки.
Предстоящий разговор со следователем заранее был неприятен и вызывал душевный протест: ему не хотелось доносить на одноклассницу дочери. Однако он сумел убедить себя в необходимости этого поступка.
«А иначе как полицейские отыщут убийцу?» – Вячеслав Алексеевич твердо верил, что всякое зло должно быть наказано.
Само собой разумелось, что визит к полицейским должен состояться несмотря ни на что. Еще вчера ему сообщили фамилию следователя, который занимался убийством Вангелиса Грека, и рассказали, где его отыскать.
Выйдя из ванной, Вячеслав Алексеевич не торопясь причесал мокрые волосы, надел рубашку, брюки, носки. Задумался на минуту – стоит ли повязывать галстук, но решил, что стоит, и выбрал нежно-голубой, под стать веселому утру. Последнее, что он сделал, – снял с плечиков светлый пиджак и забрал со стола сумку, нечто среднее между портфелем и мужской борсеткой.
С первого этажа уже неслись волшебные ароматы только что испеченных булок и кофе, который так хорошо варила Серафима Петровна. Сама она, румяная и довольная, стояла на пороге гостиной:
– Доброе утро, Вячеслав Алексеевич! Завтрак – на столе.
– Спасибо, – поблагодарил он и уселся за стол.
Пристроившись рядом с зятем, Серафима Петровна придвинула к нему блюдо с ватрушками и вкрадчиво улыбнулась:
– Девочки не звонили?
– Нет, не звонили, – ответил Вячеслав Алексеевич и налил себе кофе. – Не стоит о них беспокоиться. Они – с Вешкиным.
– Как не беспокоиться… – Серафима Петровна чуть слышно вздохнула. – Все ж таки у Людмилочки нашей – такая беда…
– Откуда вам это известно?
Сообразив, что брякнула лишнего, Серафима Петровна пошла на попятную:
– Ниоткуда… Это я так.
Вячеслав Алексеевич строго взглянул на тещу:
– Опять подслушивали?
– Да будет вам, Вячеслав Алексеевич! – Серафима Петровна с преувеличенной беспечностью взмахнула рукой. – Нешто не знаете, из кухни все хорошо слышно.
– Еще лучше слышно, когда стоишь у двери, прижавшись к ней ухом. Уверен, для вас не секрет. – Доев свой омлет, Вячеслав Алексеевич не без интереса спросил: – Зачем вы рассказали Насте об отъезде Людмилы?
– Да как бы я рассказала? Она – в спальне. А я-то – на кухне!
– Значит, позвонили по телефону.
– Побойтесь бога! – Серафима Петровна вскочила со стула. – Хотите, гуляша разогрею? С вечера приготовила. Дай, думаю, сделаю, может быть, с утра мяска захотите.
– Спасибо, Серафима Петровна, я уже сыт. – Он допил кофе и встал из-за стола. – Сегодня вернусь поздно.
– Задержитесь на работе?
Вячеслав Алексеевич ограничился расплывчатой фразой:
– Есть кое-какие дела.
– Хотела вам рассказать… – Собрав со стола посуду, Серафима Петровна смахнула крошки. – Сегодня утром звонили из Германии.
Вячеслав Алексеевич задержался в дверях:
– Из Германии?
– Племянник покойного мужа Николая Ивановича.
– Не знал, что вы поддерживаете связь с немецкими родственниками.
– Давно не говорили, с тех пор, как умер брат моего мужа Степан Иванович Грэмб.
– И что ваш племянник?
– В Москву приезжает, хотел остановиться у нас.
– Не возражаю, – сказал Вячеслав Алексеевич. – Здесь или в московской квартире?
– Здесь.
– Когда приедет – накройте праздничный стол. – Он улыбнулся. – Впрочем, не мне вас учить. Это вы прекрасно умеете делать. Как его зовут?
– Сашенька Грэмб. В последний раз я видела его во-о-от такеньким мальчишечкой. – Серафима Петровна показала рукой. – А теперь он зовет себя Алексом. На заграничный манер.
– Пусть приезжает, – повторил Вячеслав Алексеевич.
Тишотка, виляя хвостом, сопроводил хозяина до машины и, когда автомобиль Вячеслава Алексеевича выехал за ворота, благоразумно возвратился домой, рассчитывая на небольшой кусок мяса из гуляша Серафимы Петровны.
За много лет жизни за городом дорога до Москвы перестала вызывать у Вячеслава Алексеевича раздражение. С недавнего времени он многое принимал как данность и больше не пытался спорить с судьбой. Потеря времени, скорости и даже возможностей уже не поднимала в нем бурю эмоций. Возможно, что не свойственная раньше терпимость была предвестником старости. Сам он считал, что это результат прожитой жизни и зрелого благоразумия. Хотя, как ни крути, и то и другое означало только одно – близкую старость.
По дороге Вячеслав Алексеевич сделал два необходимых звонка. Первый – секретарше, предупредить, что задержится. Второй – следователю, ведущему небезызвестное дело.
– Крапивина могу услышать?
– Здравствуйте, это я.
– Хочу договориться с вами о встрече.
Немного помолчав, Крапивин спросил:
– Кто это?
– Простите, Герман Сергеевич, забыл вам представиться. Вячеслав Алексеевич Дайнека.
– Теперь понимаю, – догадался Крапивин. – Муж девушки, чья машина…
– Простите, – вежливо перебил его Вячеслав Алексеевич. – Я – отец Людмилы Дайнеки.
– Где она сама? Почему сбежала с места преступления?
– Не нужно говорить о моей дочери так, словно она преступница!
– А как еще прикажете говорить? Она – важный свидетель, обязана тотчас явиться и дать показания.
– С этим трудно не согласиться.
– Ну так привезите ее ко мне.
– Это невозможно.
– Почему?
– Я объясню вам при встрече.
Крапивин замолчал, но потом быстро спросил:
– У меня есть время. Не больше часа. Успеете доехать? Где вы сейчас?
– Успею. – Вячеслав Алексеевич ограничился этим ответом, заранее решив: не выдавать лишней информации, тем более – следователю.
И, кажется, Крапивин отнесся к этому с пониманием.
– Вам известно, куда нужно ехать?
– Я подготовился.
– Жду, – сказал Крапивин и добавил обязательную в подобных случаях фразу: – Пропуск на ваше имя будет заказан.
Объезжая московские пробки дворами, известными только коренным москвичам и таким дотошным людям, как он, Вячеслав Алексеевич переступил порог следовательского кабинета уже через двадцать минут.
– Дайнека? – Крапивин привстал и жестом пригласил его сесть.
– Вячеслав Алексеевич…
– Вот! – Следователь дождался, пока он усядется, и указал глазами на бумагу, лежавшую на столе. – Простой человек, водитель «Газели» – сам пришел и дал показания, как добропорядочный гражданин. А ваша дочь…
– Подождите.
– В чем дело?
– Я все объясню.
– Вам придется постараться. Итак?
– Дело в том, что, когда я узнал про убийство, я приказал дочери бросить машину и уйти.
– Машина ваша, кстати, на штрафплощадке стоит…
– Мне об этом известно.
– Вы осведомленный человек.
– Мне пятьдесят три. Дурак в таком возрасте – редкость.
Крапивин усмехнулся:
– Я вовсе не это имел в виду.
Но Вячеслав Алексеевич не скрывал своего недовольства:
– Вернемся к нашему разговору.
– Ничего не имею против. Значит, вы сами приказали дочери бросить машину и скрыться? – Следователь повторил его же слова.
– Все так и было.
– Почему?
– А вы бы сами как поступили?
– Я бы поступил по закону. Откуда вы узнали о том, что случилось?
– Людмила сразу же мне позвонила.
– Она что-нибудь видела?
– Возможно…
– Если нет, так и скажите.
– Кое-что видела.
– Прежде чем продолжить наш разговор в таком, я бы сказал, конспиративном тоне, должен вам кое-что объяснить. – Следователь встал с кресла и прошел сначала к двери, а потом к окну.
Проводив его взглядом, Вячеслав Алексеевич не без интереса спросил:
– Что именно?
– В соответствии со свидетельскими показаниями ваша дочь может перекочевать из категории свидетелей в категорию подозреваемых.
– Бред!
– Спорное утверждение. Если вы действительно обсуждали с дочерью этот вопрос, вы со мной легко согласитесь.
– Бред! – еще с большим ожесточением повторил Вячеслав Алексеевич, не отрывая глаз от протокола. Читать перевернутый текст было трудно, но он все же прочел: «Михаил Михайлович Короткин, прож. по адресу: ул. Молостовых, д. 24, кв. 16».
Крапивин снова уселся за стол, положил руки на столешницу и продолжил говорить с тем же спокойствием:
– Сами посудите: перед убийством ваша дочь обогнала автомобиль сопровождения и мастерски отсекла ее от объекта.
– Это – случайность.
– Но в это трудно поверить.
– Уверяю вас, все так и есть.
– Вашей дочери необходимо как можно быстрее дать показания. Еще не поздно.
– Значит ли это, что в случае промедления ее могут упечь в тюрьму?
– Все зависит от того…
– Я задал конкретный вопрос. – Вячеслав Алексеевич повысил голос.
– Могут, – неожиданно прямо ответил следователь.
– Чем я могу ей помочь?
– Обеспечить явку.
– Повторяю – это невозможно.
– Тогда я снова спрошу: почему?
– Людмила уехала.
– Куда?
– Далеко.
– Как вижу, мы с вами не договоримся… – Крапивин вздохнул и грустно посмотрел на листок с показаниями водителя «Газели».
– Послушайте меня. – Вячеслав Алексеевич заговорил спокойно и убедительно. – Я очень хочу помочь следствию, и моя дочь сделала бы для этого все возможное, будь она здесь.
– Но ее нет, – с усталостью в голосе проронил Крапивин.
– Перед тем как уехать, она многое рассказала.
– Например?
– Людмила видела убийцу и сможет ее опознать.
– Свидетели, в частности водитель «Газели», утверждают, что ваша дочь и женщина из кабриолета знакомы.
– Так и есть. – Вячеслав Алексеевич опустил голову и на мгновение потерял над собой контроль, но потом мгновенно собрался. – За полчаса до убийства моя дочь встретила ее на парковке подземного гаража в торговом центре. Эта женщина была в компании ее одноклассницы.
– Имя?
– Оно мне не известно.
– Так что же, ваша дочь не знает имени своей одноклассницы?
– Ах, этой! Ее зовут Светлана Ширшова.
– В какой школе они учились?
– Раньше была шестьсот сорок четвертой. Нынешний номер мне не известен.
– Вы сами знакомы с Ширшовой? – поинтересовался Крапивин.
– Едва помню. Видел два или три раза.
– Стало быть, охарактеризовать ее не сумеете?
– Почему же? – возразил Вячеслав Алексеевич. – Девочка была подловатой.
– Откуда такие выводы?
– Она и ее подруги травили мою дочь из-за того, что она приехала из провинции.
– Вы не москвич?
– Я – из Сибири.
– Ха! – неожиданно громко воскликнул Крапивин. – Я тоже сибиряк. Откуда именно приехали?
– Из Красноярска.
– Вы только подумайте! Я сам – коренной красноярец!
– Давно живете в Москве?
– Около двадцати лет.
– А мы – только двенадцать, – улыбнулся Вячеслав Алексеевич. – Бывают же такие совпадения. Нежданно-негаданно встретил своего земляка.
– Вернемся к характеристике Светланы Ширшовой.
– Я вам сказал: она – подловатая. Больше добавить нечего.
– Ее семья?
– Помню только мать – видел на родительских собраниях. Простая, работящая женщина.
– Значит, семья у Ширшовой неполная?
– Этого сказать не могу.
– Ну хорошо… – Следователь заговорил с большей симпатией. – О чем они говорили на стоянке? Я имею в виду Ширшову и вашу дочь.
– С убийцей Людмила точно не говорила. Они не знакомы.
– Так о чем же она говорила с бывшей одноклассницей?
– Общие фразы, дескать, давно не виделись.
– Ваша дочь заметила что-нибудь необычное?
– Ширшова искала машину. Но парковка, по словам дочери, небольшая – всего два этажа. Из чего можно заключить, что машину оставил для нее кто-то другой.
– Что-нибудь еще?
– На Ширшовой был парик, солнцезащитные очки и перчатки.
– И это неудивительно. В салоне не обнаружили ни одного отпечатка.
– Как я понимаю, Ширшова вышла из машины задолго до убийства, – предположил Вячеслав Алексеевич.
– Она в нее вообще не садилась.
Чуть помолчав, Вячеслав Алексеевич недоуменно спросил:
– Откуда вам это известно?
– Я видел записи с камер наблюдения той самой парковки.
Вячеслав Алексеевич напрягся, в его голосе прозвучало отчаяние:
– И вы смеете утверждать, что моя дочь до сих пор – свидетель?
– Я так не сказал.
– Она подозревается в соучастии?
– Подозрение не есть обвинение.
– Прошу избавить меня от этих ваших уловок! Если желаете знать: я рад, что Людмила уехала!
Крапивин пожал плечами:
– Я сказал лишь то, что сказал.
– Экое фарисейство!
– Поосторожнее в выражениях!
– Меня это ничуть не волнует.
– Оставим препирания, вернемся к нашему разговору.
– Мне нечего больше сказать.
– А как насчет видеорегистратора? Ваша дочь сняла его с машины и забрала с собой.
– Регистратор у меня.
– Вам лучше предоставить его следствию. Запись сохранилась?
– Все цело.
– Когда принесете?
– Скорее всего – завтра. Хочу сам как следует изучить.
– Ну так сделайте копию. Какие проблемы?
– Уже сделал.
– В чем тогда дело?
– Должен убедиться, что запись не навредит моей дочери.
– Вот мой мобильный. – Крапивин протянул визитную карточку.
– Благодарю. – Вячеслав Алексеевич взял карточку и сунул ее в карман.
В комнату зашел человек в форме и махнул какими-то документами:
– Герман Сергеич!
– Что?
– На пару минут.
Крапивин убрал протокол в ящик стола, встал и подошел к офицеру. Пока они говорили, Вячеслав Алексеевич, закрыв глаза, повторял про себя то, что успел выхватить взглядом из протокола: «Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин. Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать…»
– Насчет вашей дочери… – к столу подошел Крапивин.
Вячеслав Алексеевич категорически перебил:
– Она не приедет.
– То есть как?
– Людмила не вернется в Россию до тех пор, пока все не прояснится.
– Дело в том, что с ее помощью все прояснится быстрее.
– Я так не думаю.
– Нет смысла продолжать разговор в том же духе, – сухо заметил Крапивин.
Вячеслав Алексеевич встал и направился к двери:
– Прощайте! И знайте: безопасность дочери для меня – прежде всего.
– До свидания. Я это учту.
* * *
Выйдя на крыльцо Следственного управления, Вячеслав Алексеевич остановился и смачно сплюнул, чего, будучи в обычном расположении духа, он никогда бы себе не позволил. Какие мысли были в его седой голове? Все до одной – черные. Им овладела ярость, которая, в свою очередь, породила чувство, напоминавшее мстительность. Вячеслав Алексеевич всецело поддался этому чувству, никаких других в тот момент он не испытывал.
– Улица Молостовых, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Михаил Михайлович Короткин… – зло повторил он и направился к своему автомобилю.
По дороге в Новогиреево Вячеслав Алексеевич словно тестировал себя, мысленно задавая вопросы: «Вот приеду я к нему… Что скажу? О чем стану просить? Смените, пожалуйста, показания… Моя дочь случайно подрезала машину сопровождения. Вы все неправильно поняли…»
Вячеслав Алексеевич в упор глядел на дорогу. Все мысли были только об одном – как защитить дочь.
«Предложить ему денег? Кажется, удачная мысль! – Он ухватился за эту идею. – Сколько может получать газелист? Пятьдесят или сто тысяч в месяц. А я ему – миллион. Сменит показания – купит машину. Чем плоха сделка?»
Вячеслав Алексеевич опустил дверное стекло и сплюнул на улицу. На этот раз от мерзостных мыслей.
«Лучше набью ему морду», – решил для себя он.
* * *
На улице Молостовых дома стояли не в ряд, а как придется. Дворы были узкими. Каждый поворот в конце дома сопровождался опасностью ободрать бок собственной машины или автомобиля того идиота, который припарковал его в «бутылочном горлышке».
Трудные маневры закончились у дома двадцать четыре, аккурат напротив первого подъезда, где жил человек, оговоривший его любимую дочь. Из машины Вячеслав Алексеевич вышел полный решимости, которая к четвертому этажу, ввиду неработающего лифта, переродилась в сердечную недостаточность.
Отдышавшись у двери номер шестнадцать, Вячеслав Алексеевич решительно постучал. В ближайшую минуту ему никто не ответил.
Он постучал снова.
– Вам кого? – спросил женский голос.
Вопреки ожиданиям он прозвучал не из квартиры, а откуда-то с лестницы. Вячеслав Алексеевич оглянулся:
– Вам-то какое дело?
– Так вы же ко мне стучите. – К нему подошла пятидесятилетняя дородная женщина с продуктовым пакетом. – Чего нужно?
– Михаил Михайлович здесь проживает?
– Вы из полиции?
– Предположим.
– Нам теперь никакого покою. Который день мурыжите. Спокойно жить не даете.
– Вы про себя?
– Я про мужа.
– Стало быть, Михаил Михайлович мужем вам приходится?
– Ну.
– Где же он сам?
– Вчера полдня торчал у следователя. Потом по телефону сказал, что едет домой. Суп велел разогреть…
– Ну и что?
– Что-что?! – Женщина вдруг «завелась». – Домой не пришел ночевать!
– Возможно, с ним что-то случилось? – вежливо поинтересовался Вячеслав Алексеевич.
– Как же! Случится! С дружками со своими надрызгался.
– Когда он вернется?
– Об этом не докладывал.
– А если предположить?
– Гиблое дело. Всякий раз по-разному.
Вячеслав Алексеевич с пониманием усмехнулся:
– Значит, запойный?
Женщина кивнула:
– Запойный.
– Ну хорошо…
– Что ж тут хорошего! – воскликнула она, не дослушав.
– Я в том смысле: хорошо, если бы вы позвонили мне, когда Михаил Михайлович появится. – Он протянул свою карточку.
Женщина прочитала вслух:
– Вячеслав Алексеевич Дайнека, финансовый директор, «Евросибирский холдинг». – Она подняла глаза. – Это что же выходит? Вы не полицейский?
– Нет.
– Зачем же наврали?
– Я не врал.
– Ну как же…
Вячеслав Алексеевич напористо перекрыл ее голос:
– Я не говорил, что я из полиции. Вы сами так решили, сами поверили.
– Что вам нужно?
– Когда появится муж – сразу звоните мне.
– Ну не-е-ет. – Женщина сунула карточку в карман его пиджака. – Откуда я знаю…
– Послушайте! – Вячеслав Алексеевич отбросил условности. – Ваш муж оклеветал двадцатилетнюю девочку, мою дочь. Нам нужно объясниться.
Опустив голову, женщина отомкнула замок и безмолвно скрылась в квартире, захлопнув за собой дверь.
Утратив остатки выдержки и хорошего воспитания, Вячеслав Алексеевич сплюнул на этот раз под дверь подлого газелиста.
Спускаясь по лестнице, он захотел курить. Своих сигарет у него не было с тех пор, как бросил курить. Оставалось только одно: найти того, у кого можно «стрельнуть».
И случай ему представился: у подъезда стояли двое мужчин. Один из них, очень кстати, курил.
– Сигарету не одолжите? – поинтересовался Вячеслав Алексеевич.
Курильщик залез в карман и протянул ему пачку:
– Прошу…
Вытащив одну сигарету, Вячеслав Алексеевич прикурил от огонька, который протянул ему тот же мужчина.
– Благодарю! – Он чуть отошел и с упоением затянулся.
Мужчины продолжили разговор, который прервался с его появлением.
– Нужно все упростить, – сказал тот, что курил.
– Как? – Собеседник был раздражен и говорил будто с вызовом.
– Зайдем и прямо с порога: так, мол, и так…
– А если бы к твоей жене так пришли?
– Вот только не надо! Некогда мне сочувствовать. У меня за последнюю неделю это – второе убийство.
– Какой номер квартиры?
– Шестнадцатый. – Курильщик посмотрел на дверную табличку. – На четвертом этаже. – Он бросил сигарету, наступил на нее башмаком и осуждающе покачал головой. – Бросать надо курить.
– Простите, что вмешиваюсь, – заговорил Вячеслав Алексеевич.
– Еще сигарету?
Он покачал головой:
– Случайно услышал, что вы идете в шестнадцатую.
– Вам что за дело? С какой целью интересуетесь? Знаете Короткиных?
– Только Михаила, – соврал Вячеслав Алексеевич. – С ним что-то случилось?
– Убили. Этим утром его тело обнаружено в придорожной лесополосе у МКАДа.
Вячеслав Алексеевич опустил голову:
– Надо же, какое несчастье…
– Жена дома?
– Что? – Он поднял глаза.
– Жена Короткина дома?
– Я только что с ней говорил. Она думает, муж – в запое.
– Чертова баба! – крякнул курильщик. – Мужика порезали, как кроличью тушку, а она – все про пьянку.
– Вы – полицейские?
– Сам-то как думаешь?
– Прошу прощения, мне нужно идти.
Вячеслав Алексеевич вернулся в машину, однако не стал ее заводить, а откинулся на сиденье и уставился в лобовое стекло.
