Глава 29
МЫ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ В ЖИЗНИ ВМЕСТЕ ПОДНИМАЕМСЯ ПО ШКОЛЬНОЙ ЛЕСТНИЦЕ. Питер прыгает через ступеньку, я задыхаюсь, пытаясь его догнать. Сегодня последний день в школе. Наверху лестницы я говорю:
– Прыгать через ступеньку – просто показуха. Ты замечал, что так делают только мальчики?
– Девочки тоже бы прыгали, если бы им хватало роста.
– У Челси, подруги Марго, рост пять футов одиннадцать дюймов, и она никогда такого не делала.
– Ты хочешь сказать, что мальчики склонны к показухе?
– Наверное. А ты как думаешь?
– Наверное, ты права, – признает он.
Звонит звонок, и все начинают расходиться по классам.
– Может, пропустим первый урок? Пойдем есть блинчики? – Питер соблазнительно выгибает бровь и подтягивает меня к себе за лямку сумки. – Ну же, ты этого хочешь.
– Ни за что. Сегодня последний день школы. Я хочу попрощаться с мистером Лопесом.
– Ты такая хорошая девочка, – стонет Питер.
– Ты знал, с кем встречаешься.
– Это правда.
Прежде чем мы расходимся по классам, я протягиваю руки и жду. Питер вопросительно смотрит в ответ.
– Мой альбом!
– Ох, черт! Я опять его забыл.
– Питер! Сегодня последний день занятий! Я собрала только половину подписей!
– Извини, – говорит он, взъерошивая волосы пальцами. – Хочешь, я съезжу домой и привезу? Я могу поехать прямо сейчас.
Извиняется он искренне, но я все равно расстроена. Поскольку я не отвечаю сразу, Питер разворачивается к лестнице, но я его останавливаю.
– Нет, не надо. Обойдусь. Соберу подписи на вручении аттестатов.
– Уверена? – спрашивает он.
– Конечно, – говорю я. Сегодня не полный учебный день. Я не хочу, чтобы Питер тратил его на поездку за альбомом.
Весь день мы ходим из класса в класс и прощаемся с учителями, администрацией, работницами столовой, медсестрой. Со многими мы встретимся на вручении аттестатов, но не со всеми. Я раздаю печенье, которое испекла прошлым вечером. Мы получаем последние оценки – все хорошие, волноваться не о чем.
У меня уходит куча времени на то, чтобы вынуть все из шкафчика. Там обнаруживаются записки от Питера – их я складываю в сумку, чтобы добавить к памятному альбому. Нахожу старую шоколадку и пыльные резинки для волос. Какая ирония: их невозможно найти, когда они нужны.
– Мне жаль все это выбрасывать, даже шоколадку, – говорю я Лукасу, который сидит на полу и составляет мне компанию. – Я видела ее на дне шкафчика каждый день. Она уже как старый друг. Может, съедим пополам, чтобы отметить этот день?
– Фу, – отвечает Лукас. – Она, наверное, заплесневела. – И добавляет спокойным тоном: – После выпуска я не буду общаться ни с кем из этих людей.
Я обиженно смотрю на него.
– Эй, а со мной?
– С тобой буду. Ты приедешь ко мне в гости в Нью-Йорк.
– О-о-о! Да, пожалуйста!
– Колледж имени Сары Лоуренс очень близко к городу. Я смогу ходить на мюзиклы на Бродвее, когда захочу. Есть приложение для студенческих билетов. – У него мечтательное выражение в глазах.
– Тебе так повезло, – говорю я.
– Я и тебя свожу. И в гей-бар сходим. Будет замечательно.
– Спасибо!
– Но больше мне тут никто не нужен.
– Впереди еще Пляжная неделя, – напоминаю я, и он кивает.
– Пляжная неделя останется с нами до конца жизни, – дразнит он, и я кидаю в него резинкой.
Лукас может сколько угодно дразнить меня за ностальгию, но я знаю, что это особенные дни. Выпускной класс мы будем помнить до конца жизни.
После школы я еду в гости к Питеру, потому что у меня дома полный хаос из-за подготовки к свадьбе. У мамы Питера после работы книжный клуб, у Оуэна – футбольная тренировка, так что мы в доме одни. Обычно мы остаемся наедине только в его машине, так что такие моменты – редкость. Последний раз я еду домой из школы, и машину ведет Питер К. Логичный финал – уехать из школы так, как ездила весь этот год, на пассажирском сиденье машины Питера.
В его комнате я сажусь на аккуратно застеленную кровать, с подвернутым по краям покрывалом; даже подушки взбиты. Покрывало новое, наверное, куплено для колледжа. Жизнерадостная тартановая клетка красного, синего и кремового цветов – наверняка выбирала его мама.
– Мама застилает твою постель? – Я откидываюсь на подушки.
– Да, – признается он без тени стыда и плюхается на кровать. Я отодвигаюсь, освобождая ему место.
Вечерний свет льется сквозь светлые шторы, и комната выглядит как во сне. Если бы я придумывала название для такого фильтра в «Инстаграме», то назвала бы его «Лето в пригороде». В таком освещении Питер очень красив. Он всегда красив, но особенно сейчас. Я делаю мысленный снимок. Все раздражение из-за забытого альбома рассеивается, когда он подбирается ко мне поближе, кладет голову мне на грудь и говорит:
– Я слышу, как у тебя бьется сердце.
Я играю с его волосами, как ему нравится. Они такие мягкие. Мне нравится запах стирального порошка, его мыла и всего остального.
Он смотрит на меня снизу вверх, обводит мои губы пальцем.
– Этот изгиб мне нравится больше всего, – говорит он.
А потом приподнимается и касается моих губ своими, дразнит меня. Игриво прикусывает мою нижнюю губу. Мне нравятся самые разные поцелуи, но эти, наверное, больше всего. А потом он целует меня с напором, запускает пальцы мне в волосы, и я думаю: нет, лучше всего такие.
Между поцелуями он спрашивает:
– Как получается, что ты хочешь обжиматься, только когда мы у меня дома?
– Я… я не знаю. Никогда об этом не думала.
Мы действительно что-то делаем только в доме Питера. Мне странно делать нечто подобное в кровати, в которой я спала с детства. Но в постели Питера или в его машине я обо всем забываю и просто теряюсь в моменте.
Мы снова погружаемся в поцелуи. Питер снимает рубашку, когда внизу звонит телефон. Питер говорит, что это, наверное, сантехник, который должен прийти ремонтировать трубы. Он надевает рубашку и спускается ответить на звонок. А я замечаю свой альбом на столе.
Я подхожу к столу, открываю заднюю обложку – и там пусто. Когда Питер возвращается, я снова сижу на кровати. Я не спрашиваю, почему он ничего не написал. Не знаю, почему. Я говорю, что мне пора идти, потому что сегодня приезжает Марго, и я хочу купить все ее любимые продукты.
Питер грустнеет.
– Ты не хочешь посидеть подольше? Я могу отвезти тебя в магазин.
– Мне еще нужно убрать второй этаж, – я встаю. Он тянет меня за рукав обратно на кровать.
– Ну же, еще пять минут.
Я снова ложусь рядом, спиной к нему, и он меня обнимает. Но я все думаю про выпускной альбом. Я работала над альбомом для Питера много месяцев. Он мог бы написать мне хорошее пожелание.
– Неплохая подготовка к колледжу, – бормочет он, притягивая меня ближе и обвивая руками. – В общежитии кровати будут маленькими, по крайней мере, в Вирджинии. А в Северной Каролине?
Не оборачиваясь, я отвечаю:
– Не знаю, я не видела общежития.
Он прижимается лицом между моими плечом и шеей.
– Это был вопрос на засыпку, – говорит он, и я чувствую его улыбку. – Чтобы проверить, не ходили ли вы с Крис в гости к какому-нибудь парню. Поздравляю, ты его прошла.
Я не могу не рассмеяться. Но потом устраиваю ему встречную проверку:
– Напомни мне забрать выпускной альбом, когда поеду домой.
Он на секунду замирает, а потом легким тоном говорит:
– Мне нужно его найти. Он где-то в комнате. Если не найду сразу, привезу потом.
Я отодвигаюсь и сажусь. Он недоуменно смотрит на меня снизу вверх.
– Я видела альбом у тебя на столе, Питер. И знаю, что ты до сих пор ничего не написал!
Питер садится, вздыхает и резким движением проводит пальцами по волосам. Бросает на меня взгляд и отводит глаза.
– Я просто не знаю, что написать. Я знаю, что ты хочешь чего-то очень романтичного, но не знаю, что сказать. Несколько раз пытался, но у меня просто… ступор. Ты же знаешь, такие вещи мне не даются.
Я с чувством говорю:
– Мне неважно, что ты скажешь, лишь бы от души. Что-то милое. Как ты сам. – Подобравшись ближе, я обвиваю его шею руками. – Ладно?
Питер кивает. Я легко целую его, и он целует меня в ответ. Я больше не думаю про дурацкий альбом. Каждый вздох, каждое движение ощущаются особенно остро. Я запоминаю их все, чтобы сохранить в сердце.
Когда мы отстраняемся, Питер смотрит на меня и говорит:
– Вчера я ездил домой к отцу.
– Правда? – Я шире раскрываю глаза.
– Да. Он пригласил меня и Оуэна на ужин. Я не хотел соглашаться, но Оуэн попросил пойти с ним, и я не мог ему отказать.
Я снова ложусь и опускаю голову ему на грудь.
– Как все прошло?
– Неплохо. У него красивый дом.
Я ничего не говорю и жду, когда он продолжит. Проходит немало времени, прежде чем он добавляет:
– Помнишь тот старый фильм, который ты меня заставила смотреть, где бедный мальчик прижимается носом к витрине и смотрит внутрь? Вот так я себя чувствовал.
«Тот старый фильм» – это «Вилли Вонка и шоколадная фабрика». Сцена, где Чарли смотрит, как другие дети веселятся в магазине конфет, но не может присоединиться, потому что у него нет денег. От мысли, что Питер – красивый, уверенный, жизнерадостный – так себя чувствует, мне хочется плакать. Может, не стоило так давить на него, чтобы он встретился с отцом?
– Для этих детей он повесил баскетбольное кольцо. Я много раз просил его, но он так этого и не сделал. Его дети даже не любят спорт. По-моему, Эверетт в жизни не брал в руки баскетбольный мяч.
– Оуэну понравилось?
Он неохотно признает:
– Да, он играл в приставку с Клейтоном и Эвереттом. Папа сделал гамбургеры и стейки на гриле. Даже надел дурацкий фартук. Мне кажется, за все время их с мамой брака он ни разу не помогал на кухне. – Питер делает паузу. – Но посуду он мыть не стал, так что, наверное, не так уж сильно изменился. Но я все равно видел, как они с Гейл стараются. Она испекла торт. Хотя и не такой вкусный, как твой.
– Какой торт? – спрашиваю я.
– Из темного шоколада. Суховатый. – Питер колеблется, а потом говорит: – Я пригласил отца на вручение аттестатов.
– Правда? – взволнованно говорю я.
– Он все спрашивал про школу, и… не знаю. Я вспомнил твои слова, взял и пригласил его. – Он пожимает плечами, словно ему все равно, придет отец или нет. Он притворяется. Ему не все равно. Совсем нет. – Сможете познакомиться.
Я прижимаюсь к нему поближе.
– Я так тобой горжусь, Питер.
Он издает смешок.
– Чем тут гордиться?
– Тем, что ты даешь отцу шанс, хотя он этого и не заслуживает. – Я смотрю ему в лицо. – Ты хороший мальчик, Питер К.
Он так улыбается, что я люблю его еще больше.
