СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Ущелье неподалеку от Кюснахта.
Сюда спускаются по тропинке между скал, и каждого путника, прежде нежели он появится на
авансцене, видно наверху. Скалы вокруг; одна из них, поросшая кустарником, выдается вперед.
Телль (входит с самострелом)
По этому ущелью он поедет;
Другого в Кюснахт нет пути... И здесь
Я все свершу... благоприятен случай.
Куст бузины меня надежно скроет,
Оттуда я стрелой тебя достану,
А для погони тесен этот путь.
Кончай скорей расчеты с небом, фохт!
Твой час настал. Ты должен умереть!
Я прежде жил спокойно и беззлобно,
Одних зверей стрелою поражал
И был далек от мыслей об убийстве...
Теперь ты мир моей души смутил,
И в яд змеиный превратил во мне
Ты молоко благочестивых мыслей.
Ты сам вложил мне в руки этот лук:
Кто в голову родного сына целил,
Сумеет в сердце поразить врага!
Детей невинных, верную жену
Я защищать от ярости твоей
Обязан, фохт!.. Когда рукой дрожащей...
Упорный лук натягивал я свой...
Когда меня ты с дьявольским злорадством
Стрелять в родного сына принуждал...
И тщетно умолял я о пощаде...
Тогда в душе я страшную дал клятву —
Ее лишь Бог слыхал, — что первой целью
За этим выстрелом в дитя послужит
Мне грудь твоя... И тот обет священный,
Который лютой порожден был мукой,
Исполню я... Мой лук тому порукой.
Ты господин мой, ты имперский фохт;
Но разве мог себе сам император
Позволить столько?.. Он тебя послал,
Чтоб суд творить — пусть строгий, он разгневан, —
Но не над всеми злобно потешаться
И наносить преступные удары.
Есть Бог вверху для мщенья и для кары.
Лети же, смертоносная стрела,
Бесценное сокровище мое!
Вот цель тебе, что к просьбам и моленьям
Была всегда глуха и недоступна...
Но пред тобой она не устоит...
Ты ж, крепкая, тугая тетива,
Так часто мне служившая на играх,
Не выдавай меня и в грозный час!
Мой верный друг, покорна будь усилью,
Ты часто окрыляла мне стрелу.
Без промаха единственной стрелой
Сразим врага — в колчане нет другой.
Путники проходят через сцену.
Присяду здесь, на каменной скале.
Тут путников короткий отдых ждет...
Их родина далёко... Все спешат,
Друг другу чуждые, никто не спросит,
Какое горе у тебя на сердце...
Проходит озабоченный купец,
И с легкою котомкой богомолец...
И набожный монах, а там еще
Разбойник мрачный иль дударь веселый;
Идет погонщик за своим конем,
Навьюченным дарами стран далеких...
Их всех сюда влекут свои дела,
Меня же мысль о крови привела!
(Садится.)
Бывало, как с охоты приходил
Отец ваш, дети, то-то был вам праздник!
Он каждый раз вам приносил домой
Диковинную птицу, иль цветок
С альпийских пастбищ, или самоцвет,
Какой в горах, случается, находят...
На промысел другой теперь он вышел:
Задумал он убийство на дороге —
И вот врага подстерегает здесь.
Но и теперь о вас тревога, дети...
Невинных, вас он хочет защитить:
Чтоб вы спаслись от мщения злодея,
В него стрелу он пустит, не жалея!
(Встает.)
Я крупного подстерегаю зверя...
Не унывая, день-деньской охотник
Скитается в горах в мороз трескучий,
И прыгает с утеса на утес,
И лезет вверх по страшной крутизне,
С истерзанными до крови руками...
А все, чтоб серну жалкую добыть.
Меня награда ждет куда ценней —
Здесь поражу смертельного врага.
Издали, все приближаясь, доносятся звуки веселой музыки.
Я никогда не расставался с луком,
Всю жизнь в стрельбе искусной упражнялся.
Без промаха в мишень я попадал,
И не один прекрасный дар за это
Я получал на наших состязаньях...
Но этот выстрел будет мастерской,
Я лучшую в горах возьму награду.
