Глава 10
В отсутствии эмоций имелся один несомненный плюс: я совершенно не волновалась. Ни страха, ни желания, чтобы все поскорее закончилось. Я спокойно ждала.
Долгий летний вечер сменили светлые сумерки, которые уступили место звездной ночи.
Стресса не было, зрение осталось человеческим, пришлось зажечь свечи. Случился маленький казус: я обожглась и не почувствовала. Не сразу поняла, зачем Витор, осторожно перехватив мою руку, дует на пальцы, а потом создает простенькое охлаждающее заклинание.
Надо быть аккуратней.
— А почему Кевин тебя не видит и не слышит? Он ведь тоже мастер теней. Ваши способности похожи. Или мастера могут укрываться друг от друга? — Наблюдая, как вокруг ладони обвязывается носовой платок, спросила я. В душе снова слабо вспыхнула искорка любопытства.
— Это не наша магия, — неохотно ответил Витор. — А моя разработка.
Я вспомнила механические ворота с встроенной защитой. Оказывается, увлечение мужа весьма полезное. И опасное.
— А твоя разработка может скрыть любого?
— Да, — больше Витор не стал ничего объяснять.
Все поняла сама. Скорее всего, одной из причин появления вендиго в семье Алистеров стало увлечение юного двэйна механикой. Точнее, создание гибридов. Магия плюс механика.
Надо же, а дух умеет ждать.
Сколько лет меня выращивали и оберегали? Пять? Десять? Восемнадцать? Помогали скрывать суть, чтобы не потерять будущий источник силы. Поправка: возможный источник. Далеко не у всех эфирий в нашем мире появляются специфические способности. Я вполне могла оказаться пустышкой.
За Витором тоже наблюдали. Видимо, идея сделать нечто, способное скрыть человека ото всех, захватила его давно. Тоже риск и долгие годы ожидания.
Впрочем, возможно, я не права. И вендиго появился в их семье задолго до рождения Витора. У духов нет детей. У Софи есть Кевин. Значит, на момент его рождения она была человеком. Или дух специально оставил ребенка в живых, чтобы женщину не заподозрили? А захватил он ее, когда она сбежала с офицером. Теперь понятно, почему ее так быстро выдали замуж.
Кевин не сын Салливана. И злость мужа становится более обоснованной. Ему вручили жену с «сюрпризом», который он признал своим.
Тогда, получается, Кевин не может стать наследником Витора? Дух просчитался?
Нет. Он сын двэйны Софи, сестры отца Витора, следующий мастер теней в семействе Алистеров.
Поэтому вендиго убила мужа. Он был свидетелем, неудобным и опасным. А до этого терпела его — потому что ей было выгодно играть роль недалекой женщины, смирившейся с ветреностью супруга и делающей вид, что готова заплатить за его молчание любую цену.
Поэтому Витор и сказал: Софи и ее муж стоят друг друга. Он знал, что Кевин не сын Салливана.
И какой вывод?
Зверь, много лет живущий в семействе мастеров теней, умный, возможно, древний, способный идти на оправданный риск.
За размышлениями время пролетело незаметно. Часы показывали полночь, когда Витор тихо сказал:
— Не забывай показывать эмоции. Я рядом.
— Хорошо. — Я растянулась на неразобранной кровати, положила рядом роман, под обложкой которого был бесполезный справочник по созданиям эфира, и закрыла глаза.
В дверь тихо постучали.
— Да! — сонно отозвалась я.
— Хорошо, что ты еще не легла, — грустно вздохнула Берта. — Мне нужна твоя помощь. Эли надо отдохнуть, а она не хочет отходить от Кевина ни на шаг.
Не вовремя она озаботилась здоровьем моей сестры. Женщина явно решила сменить Элизу на посту у кровати больного. Мне бы не хотелось, чтобы Берта пострадала. Придется придумать, как убрать жену доктора от постели Кевина.
— Да, конечно, — уверенно кивнула я, суетливо расправляя складки на платье и направляясь следом за виновато улыбающейся женщиной.
Из спальни Кевина доносился голос доктора: элт пытался убедить Элизу пойти отдохнуть, заверял, что опасность миновала и больной может побыть до утра без нее. А самой Эли нужно поспать в нормальных условиях, а не скрючившись в кресле.
Кажется, придется не только Берту убирать из спальни Кевина, но и доктора.
— Вот! — Берта распахнула дверь и, пропуская меня вперед, показала на доктора и Эли, застывших друг напротив друга в шаге от порога. По всей видимости, Роб хотел вывести Элизу силой, но та уперлась. Справиться с девушкой, связанной с вендиго и получившей от него нечеловеческую силу, доктор не мог.
Сестра стояла ко мне спиной. Гордо вскинутая голова, упрямо сжатые кулаки. Перчатки на пальцах треснули под напором растущих когтей. А взгляд Эли наверняка сейчас «радовал» доктора белым сиянием.
Я шагнула в комнату, собиралась окликнуть сестру, но тут мне на глаза попался размытый алый силуэт. Видимо, огромная кошка-ярость полностью окутала Элизу.
Я привычно попыталась вспомнить что-нибудь хорошее, хотела помочь Эли — не вышло. Мало того, ярость начала исчезать, но не потому, что Эли ее поборола, — я видела хвостатую все хуже. Теперь поняла, что было не так. С момента, когда забрала болезнь Витора, я не видела ни одной эмоции. Ни положительной, ни отрицательной.
Тревожный, холодный ветер, налетевший неизвестно откуда — окна в спальне Кевина были закрыты и плотно зашторены, — оставил на коже неприятный липкий холодок. Я инстинктивно отпрянула, где-то на периферии зрения уловила быстрое движение за спиной. Обернулась.
— Кевин, займись вторым! Габи, эфир! — Витор, держа за когтистую руку Берту, вокруг которой в воздухе кружились снежинки, нырнул в тень вместе с изменившейся женщиной, сквозь черты которой проступал зверь.
Лунная шерсть, две пары рогов, расчетливый нечеловеческий взгляд. Я была права: серый зверь, сейчас наседающий на выздоровевшего Кевина, и напавшая на карету тети тварь — разные духи. Два вендиго — слишком много для одного поместья.
Если бы мама не забыла сказать мне, кто наблюдал ее во время беременности, неприятного, сюрприза можно было бы избежать. Мама забыла, а я не вспомнила, слишком занятая мыслями о спасении мужа.
Я отвлеклась — этого хватило, чтобы Эли накинулась на меня с когтями. Если бы не скорость эфирии, рыдающая сестра располосовала бы мне грудь.
— Габи! Эфир! Она переходит в ее тело!! — Кевин старался затащить серого зверя, в которого превратился доктор, в тень. Но тот был слишком силен. Древний, умный, он изматывал мастера, видимо, так до конца и не оправившегося от ран.
Чему поспособствовал сам дух. Вот зачем было нужно нападение на Кевина — ослабить новое тело. Мастеров теней нельзя захватить? Нельзя. Если у тебя нет силы умирающей эфирии, способной взломать все, любую защиту, в том числе и врожденную.
— Габи! — недовольно прикрикнул на меня Кевин.
Я вздрогнула, перехватила руку сестры, на лице которой не осталось и тени эмоций. Шагнуть в тень и потом — в эфир. Кевина не убьют, он им нужен. А вот у нас с сестрой не так много времени — Витор не сможет долго удерживать лунную тварь.
Дернула Эли на себя, когти сестры проехались по моему плечу. Где-то глубоко в душе шевельнулось понимание, что рана не опасна. И догадка: вендиго не могла промахнуться, это Эли. Она борется, сдерживает духа. В груди болезненно сжалось сердце: бедная моя сестричка.
В тени я задержалась ненадолго: пара секунд, только убедиться, что Витор не убил вендиго, не спровоцировал переход духа в новое тело. Все в порядке, супруг не дает лунному монстру уйти тенью.
В эфире нет места живым? Да. Туда могут попасть лишь духи и души, а еще эфирии и те, кого они спасают.
Шаг через тонкую грань.
Мир неузнаваемо изменился. Та же спальня Кевина — и не та. Над свечами пляшут крохотные духи пламени. На стене проступает недовольное старческое лицо хранителя особняка, разбуженного нами. Сквозь шторы просвечивает серебро. Эфирии не могут проникнуть в дом, ищут щелку, крохотную трещину в раме, чтобы присоединиться ко мне.
А моя рука, ставшая тоньше и изящней, сжимает прозрачное запястье сестры.
Пока еще сестры.
Вокруг Эли быстро проступает звериная сущность вендиго. Тонкими нитями лунного серебра она проникает в душу Эли, подчиняет, поглощает. Инеем проступает на стенах, морозным облачком срывается с ее побелевших губ, снежинками оседает на черных волосах, резко контрастирующих с бледным лицом.
Я тянусь к нитям — пальцы проходят сквозь них, не причиняя вреда.
Две пары глаз, сияющих серебром, смотрят на меня. Губы сестры и оскалившаяся в насмешке пасть духа смеются — одним голосом, одними словами:
— Забыла сказать: способность эфирии бороться с духами в эфире зависит не от ее силы! А от эмоций! Ты ведь так хотела спасти Витора? — издевалась вендиго, все больше опутывая сестру нитями лунного цвета. — Не вини его! Мастера теней не знают о такой тонкости! Откуда им знать? Они ведь не эфирии.
Клыкастая морда удобно устроилась на худеньком плече Элизы.
— Мы бы тоже не узнали об этом… если бы одной дуре-эфирии не приспичило спасти малолетку, в которого я вселилась, уходя от погони. — Коготь ласково обвел контур лица Эли.
Я вздрогнула: сестра, как котенок, прикрыла глаза и потерлась щекой о лапу.
— Она была слабой и глупой, как ты. Но оказалась полезной. Роб чуть не убил меня, когда понял, что потерял источник. Впрочем, он успел напоить меня зельем до прихода мастеров. А потом мы договорились…
Вендиго наслаждалась моей беспомощностью. И это… раздражало? Злило? Я не могла подобрать слова к странному чувству, что росло внутри.
Я сама загнала себя в угол.
Сама лишилась чувств и эмоций.
Сама сделала себя беспомощной.
Но я не могу сдаться!
Эли — моя сестра! Хоть я и не дочь ее матери!
Я не отдам Эли!
Я не сдамся и не отступлю.
Иначе пострадаем не только мы с Эли. Погибнет Витор, а Кевин станет монстром. Моих родителей тоже уберут, как опасных свидетелей.
От нас ничего не останется.
Не позволю!
Я резко подняла голову, вокруг заклубился алый туман. Ярость? Не только! Вспыхнули красные искры — целый рой рдяных бабочек ринулся на духа, раня и разрывая нити, несущие смерть Эли. Любовь бывает беспощадной.
Эфирии не могут убивать?
Да.
Я обняла сестру, оттолкнула взвывшего духа. Да, любовь иногда ранит. Особенно если вместе с ней идут ярость, боль и страх за близких.
Ненависть? Нет, ее не было.
Как и желания уничтожить духа.
Я хотела защитить Эли, Витора, Кевина, родителей. Мне было больно, потому что я видела, как внутри духа бьются частички души Берты. Их почти не осталось, но именно они заставляли вендиго поступать по-человечески. Например, не дали убить меня сразу, как я вошла в комнату, замедлили руку вендиго, помогли Эли, заставили болтать, когда надо было убивать.
Я не могла оставить все так, как есть, должна была попытаться помочь. Но вначале — Эли.
Я вытолкала сестру обратно в мир теней. Мимолетный взгляд на Витора, на осевшую на темную полосу земли, разделяющую два мира, Элизу. Свободную, живую.
И я снова в эфире.
— Какая самоотверженность! Хочешь умереть, ветерок? — хрипло рассмеялся дух. — Или желаешь стать новым сосудом?
— Желаю.
Я первая шагнула к вендиго. Встретила потянувшиеся ко мне серебристые нити. Вспомнила, как забирала отрицательные эмоции. Как потом усиливала положительные. Если я могу забрать, почему бы не отдать то, что я чувствую.
Да, чувствую!
Жалость, нежность и сожаление, что слишком поздно встретила монстра, что не смогу помочь настоящей Берте. Ведь все так просто. Вендиго усиливает отрицательные эмоции, разрушает положительные. Я видела это каждый день целых шесть месяцев. Я боролась с этим. И я поделилась всем тем светлым, что сейчас билось в груди. Тем, что не способен чувствовать дух зимы, тем, что противоречит его сути.
Радуга эмоций хлынула по нитям. Вендиго попыталась отстраниться, оборвать связь. Нет, эфирии не убивают, они освобождают. Разделяют духа и души тех, кого он поглотил…
Но что это?
В ледяной сущности духа зимы и холода я почувствовала грусть и тепло — частички души Берты. Потянулась к ней. Мне показалось, что за вихрем воплощенных эмоций я увидела эфирий. Серебристые девушки дружно кивали мне, пытаясь что-то сказать, объяснить жестами.
И я поняла! Это было невероятно!
Но на удивление и испуг от того, что предстоит сделать, не было времени. Я всего лишь шаловливый летний ветерок, мне не удержать вендиго, обернувшегося серебристым зимним бураном и пытающегося вырваться из силков чувств.
Придется поторопиться!
По частичке, по крупице я вынимала из больно кусающей за пальцы метели то, что осталось от души Берты, соединяла, сплетала с теплом и грустью, связавшими меня и ее. Ведь пока есть хоть один целый кусочек души человека, остальное можно вернуть. Увы, сам дух такого не выдержит, даже такой древний и могучий, каким была моя вендиго.
Жаль, спасти можно только тех, от которых еще что-то осталось.
Я бы хотела дать возможность возродиться не только душе Берты, но и другим жертвам духа.
Лунное серебро вспыхнуло последний раз и растворилось в вихре из алых бабочек, нежно-голубых птиц и белоснежных перьев. Закрутив меня вихрем, эмоции исчезли. Оставили один на один с грустно улыбающейся призрачной Бертой. Печально вздохнув, женщина стала облаком и растворилась в легкой дымке других облаков, окрашенных алыми лучами восходящего солнца.
Оглядевшись, я с удивлением заметила, что вишу над крышей особняка. Видимо, нас с вендиго вынесло из дома. Буквально!
Я смотрела на недовольно ворочающегося духа особняка. Старику не нравилось то, что происходило внутри. Ни в эфире, ни в тенях. Суетились лохматые домовые. Их было несколько, по одному на каждое крыло дома. Выглядывали из окон странные шестиглазые кошки и огненные ящерицы. Все, кто так или иначе мог соприкоснуться с реальным миром, волновались за материальных обитателей.
Об этом не написано в книгах, но духи прекрасно видят наш мир. Они живут и тут, и там. В нем и одновременно вне него. И вне полосы теней, где сейчас в размытом черном мареве происходило страшное. Витор бился с доктором, точнее, с духом вендиго, много лет скрывавшимся под его личиной.
Но что могут сделать духи?
Да ничего, по сути. Вспыхнет огонь в камине, или качнется люстра, или эфирии всколыхнут занавески.
Ошарашенная открытием, я так и не поняла, в какой момент оказалась в кольце духов ветра. Закружив меня в хороводе, они звали с собой, радовались моему возвращению, заверяли, что там, в мире живых, все разрешится и без меня. Ведь тут так хорошо, нет болезней, нет старости. Есть лишь полет, свобода!
Эфирии погибают? Нет. Победив духа, они возвращаются к сестрам.
Я отрицательно помотала головой.
Эфирии грустно вздохнули, переглянулись и затолкали меня в тень. Где я долго не задержалась — меня пулей выкинуло в реальный мир. Со всего размаху приложило спиной о паркет. Ушиблась прилично, но я была благодарна духам ветра за помощь. Иначе тень не пропустила бы! Я лишилась способностей, увы. А обычному человеку нет места в тенях.
— Габи! Габи! — Голос Эли звенел от слез. — Габи?!
Я с трудом открыла глаза. Голова гудела, раненое плечо горело. Но это были такие мелочи. Элиза, заплаканная, бледная, кусающая дрожащие губы, смотрела на меня испуганно и растерянно. Эли… Эли? Получилось!
— Габи! Он исчезает! Он победил его! Но он исчезает! — дрожащая рука сестры показала куда-то в пустоту.
— Кто? Кого? — осипшим голосом прохрипела я.
Я валялась на полу спальни, рядом на коленях сидела Элиза. За ее спиной, раскинув руки, лежал Кевин. Он был без сознания. Вендиго удалось его оглушить.
— Витор?! — Я рывком села. — Где он?!
— Там! В тени! Я не могу его вытащить! — Эли снова неопределенно махнула рукой. — Он почти растворился!
— Ты можешь ходить тенью? — Я судорожно соображала, искала решение и не находила.
Я — якорь Витора. Но никто не объяснил мне, как его вытаскивать, если он застрял там, а я тут!
— Могу, — кивнула Эли. — Такое бывает у тех, кого спасают эфирии. Это было в воспоминаниях духа. — Сестра смутилась. — Когда он почти меня победил, я вспомнила, как видела его глазами папу, и попыталась сделать это сама. У меня вышло, но не так.
Я покивала: не важно, потом разберусь. Сейчас надо спасти покойного мужа, пока он не стал действительно покойным. На глаза попался Кевин.
Добравшись до него ползком (ноги не держали), трясущимися руками попыталась растолкать.
— Может, чарами? — предложила Эли, воспользовавшаяся тем же способом передвижения.
— Магия вернулась? — Глупый вопрос: способности сестры блокировало зелье, а не дух. — Давай!
Элиза кивнула, чуть не свалилась на пол. И присветила в грудь Кевина небольшой молнией. Мастер сипло выдохнул, выругался, открыл глаза. Взгляд был мутным, но вполне осознанным.
— Сможешь вытащить Витора из тени? — прохрипела я, взмахом руки привлекая внимание мужчины.
— Нет! — прошептал Кевин. — Ты его якорь — тащи.
— Как?
— Представь, что хочешь его видеть, и тащи… — Кевин прикрыл глаза. — Эли, в стене тайник, принеси мне тоник… за картиной…
Хочу видеть? Я — его? Да! Я очень хочу его видеть! Просто придушить готова, как хочу видеть! Самоуверенный лживый одиночка! Не доверяющий никому! Помешанный на чести семьи аристократ! Косорукий изобретатель, чтоб тебя!
Два! Два вендиго в поместье! А он не вызвал подмогу!
Авантюрист! Аферист!
Где же ты?!
В какой-то момент к злости и страху примешались нежность и тоска. Я безумно боялась, что не смогу достучаться до Витора. Не успею. И случилось то же, что произошло в ночь нападения на карету. Мир вокруг неуловимо изменился.
И, вопреки всем законам и предупреждениям, я не просто увидела раненого, почти растворившегося в тени мужа, но и смогла подойти к нему и буквально вытащить в реальный мир.
Тень сопротивлялась нахальному вторжению, старалась не пустить, но потом сдалась, словно обнаружила, что ошиблась. И даже, как мне показалось, помогла вернуть мужа.
Полупрозрачный, он все еще растворялся в тени, хоть и лежал на вполне материальном полу.
— Возвращайся! Немедленно! В нашем договоре нет твоих похорон! — прошептала я, приникая к просвечивающим губам.
Старалась вложить в поцелуй всю нежность, всю любовь, на которые была способна. Даже если придется пойти вслед за душой Витора в эфир, я это сделаю. Ведь всегда есть исключение, которое скрывается под безликими «в большинстве своем», «как правило».
Мы с Эли как раз оказались одним из них.
Близнецы. Не рожденные одной матерью, но дважды связанные магией эфирий. Мы боролись каждая по-своему. Каждая во имя жизни другой. И мы победили. И смогли сохранить силы друг друга.
Да, вот так.
Иначе я бы не смогла увидеть Витора, не смогла бы вернуться в тень.
Сказки не лгали. Когда-то не только мастера теней могли ходить тенями. И не одним лишь духам и душам был доступен эфир без страшной платы. Маг и его близнец-эфирия могли сделать это. Но случалось подобное крайне редко. Слишком сложным был путь к таким силам, слишком тернистым. Даже эфирии уже не помнили, что это возможно. Что говорить о людях. Тем более о вендиго, которым крайне редко попадались тела земных воплощений эфирий и их память.
Губы мужа потеплели, Витор приоткрыл глаза и тихо застонал.
— Только попробуй умереть! Венком придушу! На дверях склепа повешу! У нас контракт еще на девять дней! На эти девять дней ты мой! Моя тень, мой сопровождающий, моя заноза! — сердито пробурчала я, отстранилась и бегло осмотрела его раны.
— Ты весьма оригинально радуешься моему возвращению! — слабо улыбнулся супруг.
— Безумно! Я все жду, когда смогу посидеть у камина и поиграть в безутешную вдову! — Заметила ехидный блеск в глазах мужа: — Поиграть! И не думай помереть на самом деле! Я тебя из эфира достану и обратно в тело запихну!
— Удивила. Некроманты часто подобное практикуют. И зачем тебе поднятое умертвие?
— Буду в любви признаваться! — Я бы и сейчас призналась, но почему-то смутилась. Вспомнила не к месту, что мама пеняла, какая я неправильная элтина.
Витор поперхнулся смешком.
— Может, все же меня вперед пропустишь? Как старшего?
— Я подумаю.
— С нетерпением жду твоего решения.
Эли тем временем открыла тайник, сунув Кевину нужный пузырек, подползла к нам, и мы в четыре руки начали перевязку. В запасах Салливана нашлось все необходимое.
К счастью, наших знаний хватило, чтобы оказать первую помощь Витору.
А потом события понеслись со скоростью испуганного пегаса. Кевин вызвал доктора. Из тех, кто помогал мастерам теней. Вполне логично, пришлось Витору воскресать раньше времени. После в особняке стало не протолкнуться от коллег Алистера.
Мы с Эли дергались, боялись, но старательно изображали счастливую вдову, предчувствия которой оправдались, и ее сестру, скромную компаньонку. Предусмотрительный Витор успел пошарить в моей шкатулке и конфисковал немного зелья и тоника. Себе на исследование. Вот они и пригодились.
Естественно, о двух убитых вендиго, проникших в самое сердце семьи Алистеров, Витор коллегам не сообщил. Доктор с женой неожиданно уехали к родственникам. Моего дядю похитили ради выкупа. А мужа двэйны Софи, похороненного тихо и при почти неприлично малом количестве родственников, задрал сбежавший из заезжего цирка медведь.
История с вендиго закончилась.
И мы наконец-то разобрались, что случилось.
Как я и предполагала, все началось отнюдь не полгода назад, а много раньше. Перспективный юный доктор, работающий с мастерами теней, тестировал на себе одно из своих зелий. Элт был достаточно молод и полон авантюризма. Он считал, что врачи должны сами уметь делать лекарства, а не только покупать уже готовые у аптекарей и зельеваров.
Именно это и привлекло вендиго. Древнего, сильного, не один десяток лет успешно скрывающегося от мастеров теней. Вооруженного памятью сотен погубленных жизней.
Разработки элта Элазара показались ему перспективными. А когда доктор изобрел зелье, маскирующее истинную сущность, вместо безопасного средства для магов, чью магию сложно контролировать, он сам себе подписал смертельный приговор.
Влюбленная в Элазара эфирия стала приятным бонусом.
Пока не решила спасти парнишку на улице и не проиграла. Фальшивому доктору новая хозяйка тела Берты не пришлась по вкусу. От нее не было никакой пользы: эфирия выгорела, лишилась способностей. Но у второго духа была ее память, из которой она могла почерпнуть много интересного.
Зелье защитило самозванку, и доктор заключил с нею договор.
Живя жизнью доктора и его вначале невесты, а потом и супруги, они целенаправленно искали эфирий. И альтернативные способы скрывать свою суть. Зелье уменьшало способности, делая их слабее.
И они нашли.
Вначале сын мастера, с которым работал Элазар, проявил интерес к механике. Потом его знакомый пожаловался на сложную беременность сестры. Элазар был очень хорошим доктором. Ему ничего не стоило подстроить все так, что мама с отцом посчитали: им очень повезло, что он согласился понаблюдать ее беременность.
Это был риск?
Ничуть.
Вендиго собирались привлечь эфирий самым действенным методом — Эли начали травить еще до рождения.
Расчет оказался верным: появившийся на свет младенец умирал. Его спасла эфирия, обретя при этом подобное младенцу тело. Мать и отец младенца, ставшие свидетелями чуда, отказались нести меня в храм немедленно, нашли безопасную перспективу. Очень кстати пришлась «ошибка» доктора, прочившего появление двух младенцев. На тот момент рецепты деда-жестянщика-контрабандиста уже булькали в лаборатории отца. Папа лукавил, когда говорил, что изобрел зелье для Эли после нападения вендиго, — он всего лишь усилил то, что уже было. Мама об этом не знала, считала зелье его заслугой.
Семнадцать лет ожидания. И духи приступили к реализации плана. Убийство родителей Витора было первым шагом к долгой спокойной жизни под личиной мастера теней и его юной супруги.
Нападение на тетю, одержимость Эли, афера со вдовством. Все это должно было сделать меня сильнее.
Не учли они только одного: мы близнецы. Я — эфирия, Эли — маг. Попытка спасти сестру из лап вендиго второй раз изменила наши способности.
Вот оно, одно из «но», которые я так не любила раньше. Исключение спасло наши жизни.
И сделало их сложнее.
Витор и Кевин настаивали, что нам с Эли нужно пройти проверку. Мужчины заверяли: в службе контроля не все так печально, как считают обыватели. Далеко не всем блокируют способности. Если нас признают неопасными для окружающих, то поставят на учет, и мы сможем жить спокойно, без зелий и оглядки. А что до происхождения нашей магии… мастера ведь тоже не маги в привычном понимании. Тем не менее их когда-то посчитали безопасными и даже полезными.
Мы с Эли не торопились идти в службу контроля. Ждали приезда отца и мамы. А также деда и бабушки — уж не знаю, что там мама им наговорила, но старшее поколение резко сняло опалу и решило присоединиться к среднему и навестить младшее.
— Как думаешь, что Кевин собирается сказать? — Элиза придвинулась ближе, обняла меня рукой за плечи, беззаботно поболтала ногой.
Мои сапоги сидели на ней как влитые. Впрочем, как и платье-костюм, в котором я ездила на бал. Выглядели мы сейчас с сестрой как два сорванца, оседлавшие ветку ивы, чтобы незаметно понаблюдать за стайкой юных оборотней, играющих в салочки на той стороне реки. Парочка волчат, две лисички, пятерка рысят и три девчушки, не сменившие облик, забавно кувыркались на песке.
Следить за ними было одно удовольствие, особенно в компании сестры. По скорости Эли со мной не могла соперничать. Но вполне успешно перемещалась тенью.
Кроме этого, у нее остались нечеловеческая сила, слух, зрение и небольшие когти, которые появлялись, когда сестра злилась.
Я тоже изменилась. Эмоции видела прекрасно. Любые. Бегала со скоростью ветра. Могла войти в тень. Эфир тоже был мне доступен. Но без веской причины я не рискнула отправляться в страну духов. Остались и минусы: по-прежнему не могла долго находиться в закрытом магически пространстве.
Но главное! Ко мне вернулись чувства и эмоции!
И сейчас я откровенно недоумевала. Прошло почти семь дней. Витор общался со мной исключительно по делу. Кевин — и тот уделил больше внимания. Извинился за свое мерзкое поведение. А Эли даже пригласил на свидание. Хотя какое свидание, если того, кого он считал отцом, только похоронили?
Но ведь пригласил!
Понимаю, у Витора забот полон рот…
Но контракт-то заканчивается!
Два дня всего осталось. Если соглашусь поехать на проверку — почти день туда, обратно можно не возвращаться.
А вдруг он просто забыл?
Я скривилась: Витор — и забыл? Ну да! Скорее, ему попросту не нужна больше вдова. И жена тоже.
Но я ведь его якорь!
А кто сказал, что нельзя найти другой?
— Габи! — обиделась Элиза. — Ты меня не слушаешь!
— Слушаю! Ты боишься идти на свидание с Кевином.
— Я не боюсь!
Ага. Я искоса посмотрела на поджавшую губы сестру. Еще как боится! Любит его до одури. Вон какая бабочка над ней парит! Настоящий парусник.
— Немного… — потупилась Эли, краснея.
— Не-а, — усмехнулась я, целуя сестру в щеку, — обманщица!
— Так нечестно! Ты видишь мои эмоции, а я твои — нет! — надулась Эли.
— Я была бы не против, — задумчиво глядя на кувыркающуюся на берегу реки ребятню и зверье, отозвалась я.
— Ничего не видишь? — Элиза положила подбородок на мое плечо.
— Ничего.
С момента, когда вытащила Витора из теней, супруг стал для меня девственно чистым листом. Словно пропавшая после смерти вендиго серая псина забрала с собой все его эмоции. Или что-то случилось с моим зрением.
Узнать правду было попросту не у кого.
Мастера раньше с подобным не сталкивались.
А эфирии, которых я видела вполне четко, лукаво улыбались и смеялись.
Мы с Эли решили, что это временное явление. Перенапряглась, вытаскивая Алистера, и вот результат. Нужно отдохнуть, и все вернется. А не вернется — что тут поделаешь. Я ведь могла вообще выгореть и остаться полностью без чувств.
Когда вспоминала свои холодные размышления, становилось не по себе.
Признаваться, что Витор на самом деле ничего не чувствует, было страшно. Я старательно выискивала знаки, что ошибаюсь: муж не просто так меня целовал, не потому что был обречен. А его шутка о признании в любви?
В общем, я искала. И не находила.
Витор занимался делами, касающимися собственного воскрешения, поместья, тетушки. Мы с ним фактически виделись на завтраке и ужине. Иногда вечером. Например, вчера он в очередной раз пытался уговорить нас с Эли поехать в службу контроля. Убеждал, что стандартная проверка признает нас неопасными, частично оборотнем и эфирией. Он ведь все проверил! В лаборатории.
Из его слов и поведения я сделала неутешительный для себя вывод. Я не получу развод по окончании контракта. Слишком уж Витор настаивает на моей легализации. Я нужна ему рядом.
Эли тут же размечталась бы о неземной любви. Я бы тоже хотела. Но Витор ничего не чувствовал. Ничего не делал, чтобы сблизиться. Я могла бы сама попробовать, однако мне было страшно. Я боялась ошибиться. Узнать, что мои чувства безответны.
Вот такие противоречивые выводы умудрялась сделать. То я ему не нужна, то нужна.
Оставалось лишь ждать. Два дня, и все станет на свои места. Эли ничего не грозит, Витор ничего не сможет ей сделать. Даже если захочет, Кевин не позволит. Он влюблен, да, именно так.
А вот я силком себя на проверку не дам уволочь. Надо будет — сбегу. Тем более, где у отца хранится рецепт пресловутого тоника, знаю, спросила у мамы.
Но ведь Витору не нравилось, что эфирий принудительно связывают с мастерами? Почему тогда он так себя ведет?
Мне безумно не хватало папы — скорей бы он приехал! Посоветоваться с мамой? Я пыталась. В ответ на мое путаное письмо, полное сомнений, пришло поздравление с удачным замужеством и почти что приказ не забивать голову ерундой, слушать мужа и вести себя как подобает. Точка. Ни намека на попытку успокоить или поддержать.
А мне самой элементарно не хватало жизненного опыта. Не хотелось бы наделать глупостей по незнанию. Наверное, поэтому я до сих пор не паковала чемоданы и не седлала Грома, а с замиранием сердца ждала, когда истечет контракт на вдовство.
Всего два дня.
День уже почти прошел. Сейчас вечер. Выпроводить Эли на свидание и что-нибудь почитать. Можно даже один из любимых сестринских романов, где все обязательно будет хорошо. Герой спасает героиню, а не она вытаскивает его неизвестно откуда едва живого. И тут же признается ей в любви и женится. Или одновременно. И никаких вопросов и недоговоренностей.
Последние дни я читала подобное запоем. Эли даже посмеиваться начала, что она меня не просто когтями оцарапала, а заразила вирусом страшным, превращающим меня в романтичную особу.
Пусть так.
Мне нужно было что-то делать. Я привыкла к тому, что у меня есть какая-то цель, какой-то план. А тут… я очень боялась ошибиться и остаться с разбитым сердцем.
Струсила?
Да, впервые в жизни.
Трусливая, нерешительная и влюбленная. Странное чувство.
На обратном пути в особняк мы столкнулись с Витором и Кевином.
Зря я согласилась показать сестре ворота, снабженные магической защитой.
Над одной из створок как раз и колдовал мой воскресший супруг. Салливан стоял, прислонившись к дверце коляски, запряженной каурой лошадкой, и с нескрываемым скепсисом наблюдал за действиями кузена. Алистер не обращал на него никакого внимания, что-то встраивал в небольшой шар на столбике. Витор был одет в домашнюю рубашку, простые брюки и сапоги. Кевин вырядился в парадный мундир — этакий сияющий офицер от гладко выбритой физиономии до блестящих носов сапог.
— Ой! — Элиза поспешно схватилась за растрепавшиеся волосы, с ужасом оглядела свой наряд и юркнула в тень. — Я в особняк!
Меня на ужин в летней беседке не приглашали, так что я отдернула полу защитно-зеленой рубашки, приветливо улыбнулась заметившим меня мужчинам и помахала веткой ивы, которой отгоняла мошкару.
— Новая защита? — поинтересовалась, следя, как Витор пачкает носовой платок какой-то гадостью для смазки механических деталей и с прищуром смотрит на свою работу.
— Новая глупость! — ядовито ответил Кевин. Развел руками, перехватив насмешливый взгляд Алистера: — Безусловно, гениальная! Глупость.
Витор хмыкнул.
— Все! Ушел! — рассмеялся Салливан.
Алистер искоса посмотрел на кузена, кивком указал на коляску.
Кевин хитро взглянул на меня, как истинный аристократ, спрятал непонятную усмешку, толковать смысл которой я не стала, чтоб попусту не нервничать, и укатил.
— И что они теперь делают? — Я присмотрелась к воротам, но никакой разницы не заметила.
Поднесла руку к створке, убрала. Проследила, как она бесшумно открывается и закрывается.
— Записывают ауры выходящих и входящих на территорию поместья. — Витор задумчиво потер пальцами подбородок.
— Ух ты! — впечатлилась я. — Да у тебя отбоя не будет от желающих установить такую защиту! Это же просто гениальная идея!
— Сомневаюсь, — поморщился Алистер, в очередной раз осматривая шарик на столбике ворот. — Она записывает ауры всех!
— Но так ведь это же отлично, да? — не поняла я причины недовольства Алистера, глядящего на свое изобретение с кривой усмешкой.
— Всех! Габи, всех! — раздраженно повторил он. — Людей, нелюди, животных, птиц, пресмыкающихся, насекомых. Всего живого! Всего, что проползает, пролетает мимо!
Задачка.
Я задумчиво отмахнулась от комариного войска, атаковавшего меня с тонким писком. Часть кровососущего облачка попала в поле действия шара, и тот тут же тускло засветился и погас. Потом снова вспыхнул. Я озадаченно покрутила головой, высматривая причину возмущения.
— Вот! — Витор показал на крохотную зеленую лягушку, неторопливо взбирающуюся по склонившейся к воротам ветке орешника. — И вот!
Я проследила за большой бархатной бабочкой, медленно проплывшей над нашими головами. Задачка.
— А если поставить какой-нибудь фильтр?
— Пока не выходит, но я над этим работаю. — Витор спрятал испачканный платок в карман и предложил мне локоть.
Мы прошли тенью в особняк. Точнее, в кабинет Алистера. Усаживаясь в кресло для посетителей, я старалась выглядеть невозмутимой. Вполне ожидаемо, что Витор решил не тянуть до завтрашнего дня и объясниться. Вон и контракт мой на вдовство из стола достал. Обидно ли мне? Да. Что была такой глупой, наделась на что-то большее. Витор играл со мной, я была нужна ему. А теперь… Кстати, что теперь?
— Завтра заканчивается наш с тобой контракт. — Витор облокотился о стол, дотронулся указательным пальцем до виска.
Зеленые глаза смотрели холодно, оценивающе. Правда, за мной на стене висел какой-то чертеж — вполне возможно, муж отвлекся и смотрел на него, вспоминая чувствительные ворота. Очень надеюсь на это!
— Завтра, ровно в шесть утра, — разбил мои надежды Алистер.
— Я помню. Сегодня же прикажу собрать наши с Эли вещи. — А что я должна была сказать? Что хочу продлить контракт, потому что влюбилась? Извините, двэйн, но этого вы от меня не дождетесь! — Завтра ровно в шесть тридцать утра нас здесь не будет.
— Вот так и уедешь? — Казалось, его лицо окаменело. — А как же все это? — Показал куда-то вверх. — Все еще считаешь, что я могу сообщить коллегам, кем именно была твоя сестра? Думаешь, я посажу твоих родителей в тюрьму за сокрытие факта одержимости?
— Я не вижу твои мысли. Я не ясновидящая и не менталист. — Я упрямо не отводила глаз.
Ждала, что скажет почти бывший супруг. Зачем все эти вопросы и предположения? К чему недовольный, оскорбленный вид и подозрительный взгляд, в котором сквозит откровенное недоумение?
— Но ведь ты видишь эмоции? — Витор отложил контракт, обошел стол и наклонился ко мне. Положив руки на подлокотники, он прищурился. — Ты ведь видишь?
— Нет, — призналась я, перебирая слова мужа и понимая, что ошиблась. — Твои не вижу…
Широко распахнула глаза: какая я глупая!
Он не видел смысла как-то проявлять чувства, потому что считал: я вижу его эмоции!
— Прости, я такой идиот! — выдохнул Витор со счастливой, полной искреннего раскаяния улыбкой. — Я был уверен… прости! Я не думал, что это сработает именно так! Оно ведь вообще не сработало.
— Что сработает? — Вот теперь я точно ничего не понимала.
— Сейчас! — Муж закопошился в ящике стола, спустя пару секунд сосредоточенного сопения и странных улыбок, которыми он одаривал меня, выудил флакон, очень напоминающий один из тех, в которые папа разливал мой тоник. — Я пытался убрать побочные эффекты и, кажется, получил новый. Я не силен в зельеварении, поэтому подумал, что исправленное зелье вообще не подействовало.
— Ты что? — Он ненормальный! — Ты тестировал зелье на себе?!
Витор пожал плечами.
— Зачем?!
— Ты же не хочешь идти в магконтроль.
И он решил сделать для нас с Эли безопасное зелье? И сам на себе его испытал? Прямо после нашего путешествия в эфир? Когда сам был зеленый как травка, которую я когда-то видела сквозь его прозрачную физиономию в парке?
— Ты ненормальный! — сдалась я, глядя на искренне раскаявшегося мужа.
А он опустился на одно колено, взял мою дрожащую руку.
— Габриелла, я люблю тебя. Ты станешь моей женой бессрочно?
Я не сдержала нервный смешок. Оригинальное признание!
— Если не согласишься, я буду настаивать! — пригрозил Витор.
Шутка больше напоминала угрозу.
Не к месту вспомнила слухи, что жены мастеров — их собственность.
— А сможешь меня удержать? — лукаво подмигнула, намекая, что я эфирия.
— А зачем? Ты сама останешься. Тебе же интересно, что там… — Витор неопределенно покрутил пальцем у себя над головой, — у меня летает и крыльями машет? Не сомневайся, еще как машет! — И церемонно поцеловал мои пальчики. — Мне не нужна покорная кукла. Мне нужна ты!
Я была готова разрыдаться. От смеха.
— Витор, какой же ты аристократ! Собственник! Циник!
Муж спокойно кивал в такт каждому слову.
— Ты закрытый, недоверчивый, одинокий! — Меня будто прорвало. Пусть терпит! Он мне столько нервов попортил! И еще попортит. Я счастливо улыбнулась: — Холодный, расчетливый и…
— И? — заинтересованно переспросил Витор, поднимаясь и рывком подхватывая меня на руки.
— И любимый!
Я обняла мужа за шею и поцеловала.
За окном раздался тихий смех эфирий. Вот паразитки! Могли бы жестами изобразить, что я не вижу эмоции, потому что один влюбленный мастер решил подработать подопытной мышкой!
Все благими намерениями, а мне теперь ждать, когда выветрится его модифицированное зелье!
Впрочем, не буду я ничего ждать! Я ведь и так вижу, без всяких воплощений, что он меня любит!
В спальню мы шли долго. Витор, как он выразился, проверял мебель на удобство. В кресле, за его столом, очень удобно целоваться. И на диване в гостиной. И сидя на комоде в спальне. Как по мне, все эти мебельные дела были предлогом, чтобы дать мне время привыкнуть к новым ощущениям, научиться доверять мужчине.
Для меня осталось загадкой: как в Виторе сочетаются цинизм и чуткость? Напор и нежность. У меня будет много времени, чтобы разгадать загадку его характера.
А пока я следовала за Витором, подчинялась, училась и растворялась в нем…
Утро началось с ощущения взгляда, ласково скользящего по моему лицу. Открыв глаза, я удивленно уставилась на мужа, теперь уже настоящего, протягивающего мне лист бумаги и перо.
— Что это? — Я пробежала глазами первые строчки и рассмеялась.
Это был наш брачный контракт. И новое приложение к нему. В нем говорилось, что я обязуюсь принести необходимую часть клятвы, делающую брак нерасторжимым, в храме в течение суток!
Суток!
— Боишься, что я сбегу? — расписываясь, улыбнулась я.
— Не люблю откладывать в долгий ящик. — Витор забрал документ, довольно кивнул. — Собирайся. Карета уже подана. Кстати, о нашем контракте на услуги вдовы никто не узнает. Адвокат по моему приказу уничтожил все упоминания о нем. Он же позаботится об уничтожении копий вашего отца. Ваш и мой оригиналы я аннулировал.
— Жаль! — улыбнулась я. — Я бы показывала его нашим детям и рассказывала, что папа с мамой познакомились на балу, и папа предложил маме стать его вдовой.
Я застегнула платье, повернулась к смеющемуся Витору.
— И слава предкам, что его нет! У наших детей была бы психическая травма от таких рассказов!
Выскочив из спальни Витора, первым делом побежала к Эли. Я была взволнована, счастлива, так что про двери попросту забыла. Проскочила тенью. В спальне Элизы не было, зато из малой гостиной доносились голоса. Сестра ругалась с Кевином.
— Это неприемлемо! — крайне вежливо и непреклонно объявила Эли. — В вашей семье траур!
— Я не предлагаю вам пышное торжество! — с плохо скрываемым недовольством отозвался Кевин.
— Все равно это неприемлемо! — не сдалась сестра. — Это неуважение к человеку…
Она осеклась.
— Договаривайте! — фыркнул Салливан. — Вы же в курсе, что от моего отца мне досталось только имя.
— Вот и позаботьтесь о нем!
— Я и забочусь! Или вы предпочитаете выходить замуж беременной?
От такого заявления Эли что-то уронила, а я ошалело уставилась на дверь, перед которой размышляла, вмешиваться или не стоит.
— На что вы намекаете? — ровным голосом спросила сестра и с плохо скрываемой язвительностью добавила: — Вчера я позволила вам немного больше, чем пристало приличным элтинам…
Я поперхнулась воздухом. И это моя Эли?
— …Но, уверяю вас, я прекрасно знаю, что от поцелуев дети не появляются! — гордо закончила Элиза.
Я закрыла ладонями рот, чтоб не рассмеяться в голос. Да, тема поцелуев в нашем семействе очень актуальна!
— Что вы делаете?! — возмущенно пискнула Эли.
Я насторожилась, готовясь ворваться и защитить сестру.
— Не стоит! — Витор, обняв меня за талию, оттащил от двери. — Не бойся, ей ничего не грозит, дальше поцелуев Кевин не зайдет.
— Откуда такая уверенность? — Я попыталась вывернуться из рук мужа; меня ласково удержали и отвлекли, поцеловав в шею.
— Кевин слишком аристократ, чтобы скомпрометировать идеальную репутацию будущей супруги. Он всего лишь уговорит ее сочетаться браком не год спустя, а хотя бы через пару месяцев.
— Ладно, — нехотя согласилась я.
Тревоги за сестру не чувствовала. Напротив, на душе было спокойно. Из чего можно было сделать вывод, что Элизе сейчас хорошо.
— Ну так что? Два месяца? — сипло предложил Кевин, очевидно решив, что «уговоров» достаточно.
— О чем вы? Четыре! — голос сестры тоже прозвучал глухо.
— О! У меня есть надежда! — рассмеялся Салливан. — Вчера вы настаивали на шести!
— Четыре! — упрямо повторила Элиза.
Я уткнулась лицом в грудь мужа и хмыкнула.
Такими темпами к нашему возвращению из храма Эли с Кевином договорятся до пары недель!
По дороге в храм случилось несколько задержек: вначале лошадь повредила ногу, потом сломалось колесо кареты. Кучер, тот, что привез нас с Эли в поместье, тихо ругался. А Витор философски заявил, что, несмотря ни на что, намерен услышать от меня те самые слова. В столицу мы прибыли ночью.
У храма наша карета едва не столкнулась с очень знакомым мне экипажем, несущимся в нарушение всех правил по улице. Наш кучер собрался просветить своего коллегу в его собственной родословной, но увидел меня, радостно выскочившую из кареты, и передумал.
— Па! — Я повисла на шее отца, выпрыгнувшего из экипажа-нарушителя, чтобы решить возникшую проблему.
Сердце замерло — я безумно боялась, что отец отстранится, напомнит: я не его дочь. Папа приподнял меня над землей и довольно рассмеялся, глядя в лицо странно блестящими глазами:
— Живая!
— Габи? — Мама выглянула наружу, торопливо оперлась о руку Витора и, почти что выдрав меня из рук отца, обняла! — Я так боялась за тебя! — совсем неожиданно прошептала мамуля, громко шмыгнула, окончательно уверив меня, что маму подменили, не иначе.
Но тут случилось явление деда. Высокий, худой как жердь, он окинул нас колючим взглядом и скрипуче поинтересовался:
— Что за митинг? А! Внучка, рад видеть. А где вторая егоза?
— Дома… — Это мой дед? Егоза? Рад видеть? — Ма? Па?
Я повернулась к родителям.
Мама закатила глаза, отец усмехнулся и махнул рукой — дескать, потом объясню.
— А куда это вы на ночь глядя? — Дед оценил наш походный наряд.
— В храм! Ваша внучка настаивает на клятве, боится, что я сбегу. — Витор подмигнул мне.
Нашел время шутить! У меня коленки дрожат, до сих пор боюсь, что родители решили разыграть заботу, чтобы не нервировать престарелого деда!
А сам дедуля по-птичьи склонил голову, прищурился и хрипло рассмеялся.
— Тащит? Значит?
— Ага, — подтвердил воскресший муж.
— Правильно! Нечего ополовиненные клятвы приносить! Тоже мне, взяли манеру! Поженимся, а потом решим! — И дед, бормоча себе под нос, какая безответственная молодежь пошла, подал руку бабуле, пышным тортом оборок выкатившейся из кареты и чуть не задушившей меня от избытка чувств, и под руку с супругой заковылял к храму.
Естественно, в главный зал храма нас не пустили. Не помогли ни внушения деда, ни просьбы бабушки, ни строгий выговор мамы.
— Прямо традиция! — улыбнулась я, поняв, что нас привели в ту же комнату, где подписывала контракт на вдовство.
Жрец снова принес чашу и кинжал. Долго вещал о нашем правильном решении. Если в прошлый раз мне было не по себе оттого, что обряд урезали до минимума, в этот чуть не задремала на плече мужа, слушая очередное наставление. Слова о том, что мы обязуемся любить и оберегать друг друга, пока смерть не разлучит нас, протараторила с такой скоростью, что жрец удивленно вскинул кустистые брови. Витор хмыкнул, повторил. Острое лезвие кинжала оставило небольшие царапины на наших ладонях. Мы переплели пальцы — ранки пропали, подтверждая клятву.
Жрец, глотающий зевки и терпеливо ждущий, когда прервется страстный поцелуй, мечтал выпроводить поздних визитеров поскорей, но тут Витор шепотом предложил:
— Может, убьем сразу двух зайцев?
Я напряглась в его руках, поняв, что он намекает на проверку.
— Прямо сейчас? Зачем тебе это?
— Хочешь, чтобы я продолжал пить всякие сомнительные зелья? А вдруг у меня не только эмоции пропадут? — тихо рассмеялся мне в ухо муж. — Если честно, хочу проверить одну догадку.
Опять он недоговаривает!
— Если не скажешь, что ты там раскопал, я ничего делать не буду. Пей что хочешь, хоть целиком исчезни — я с места не сдвинусь!
— Хорошо, — щекоча дыханием кожу, прошептал муж, — вполне возможно, мы ничего не знаем о не выгоревших после возвращения в эфир девушках и их близнецах, потому что не можем их определить.
— Не веришь в мою уникальность? — «оскорбилась» я. Как бы мне хотелось, чтобы все было так, как сказал Витор! Наша с Эли проблема разрешилась бы сама собой.
— Исхожу из того, что в нашем мире редко что бывает уникальным. Те же мастера произошли отнюдь не от одного мальчика, как говорится в легенде. Значит, и вы с Эли не первые и не последние. Рискнешь?
— Да! — В случае провала мне грозит всего лишь регистрация. На аукцион меня не выставят, муж — вон он, аферист, стоит. И не смущается втягивать любимую жену в очередную авантюру! Зельями угрожает. Знает же, паразит: больше экспериментировать над собой не позволю.
— Габи? — мама с отцом вопросительно смотрели на меня.
Они поняли только часть разговора и беспокоились. Переживали. И были согласны помочь сбежать, если я откажусь. И это было здорово! Я почувствовала себя счастливой! Все страхи развеялись.
Дед с бабулей не были в курсе тайны моего рождения, мама сказала им, что у меня особые способности, и они с отцом решили их скрыть, чтобы я не стала лишенкой. Способности, которые помогли излечить сестру. О вендиго ни слова. Эли была больна. Неизлечимо. И нам вот так повезло.
Дед такой участи мне тоже не желал. И вообще, после того как он узнал, что Эли была смертельно больна, а я чуть не погибла, ее спасая, он плюнул на свои принципы.
Сейчас они с бабушкой тоже ждали моего решения.
— Хорошо! Как думаешь, в службе контроля сильно удивятся нашему позднему визиту? — Я скрыла за нервным смешком дрожь в голосе.
— У них есть дежурный сотрудник, — заверил Витор.
Мы загрузились в кареты и отправились сдаваться.
Судя по постному лицу мастера, которому выпала честь дежурить сегодня и лицезреть явление нервного семейства во главе с коллегой, заподозрившим, что у жены проснулись какие-то новые способности, мужчина нас люто возненавидел. И искренне желал, чтобы я оказалась подменышем, не меньше. Отказать он не имел права.
В комнату для проверок я входила, клещом вцепившись в руку мужа.
— Становитесь в центр! Смелее! — Дежурный активировал сложное плетение заклинания, превращающего комнату в разноцветную паутину. — Не бойтесь, проверка занимает от силы минуту.
Я зажмурилась, вцепилась пальцами в юбку. За разноцветной паутиной, отделившей меня от мужчин, улыбался Витор.
— Не понимаю, зачем вам это, двэйн? — пробурчал мастер, убирая заклинание. — Все в порядке, ваша супруга — обычный человек с небольшими магическими способностями. Их вполне можно отнести к стихийной магии и частично — к ментальной.
Едва сдержалась от радостного визга. Мы с Эли свободны!
Только вышли из здания, как я накинулась на Витора с поцелуями. Муж со смехом отвечал. А когда я угомонилась, торжественно водрузил мою ладонь на свой локоть и лукаво предложил:
— Прогуляемся?
Дед попытался возмутиться, но бабуля затолкала его в карету, воспользовавшись тем, что на пару десятков фунтов его тяжелее. Мама понимающе улыбнулась, отец подмигнул и сказал:
— А я тебе говорил! Будь осторожна с ним!
В ответ я виновато улыбнулась.
Родственники загрузились в карету и покатили в поместье, а мы направились к реке.
Темная лента Ирвэйны сегодня выглядела особенно романтичной. Отблески фонарей на воде, отражения звезд, словно бисеринки, разбросанные по мерцающей поверхности.
Муж с хитрой улыбкой зажег прикосновением пальцев защитные заклинания моста, над парапетом вспыхнули серебристые круги и синие спирали. Я с замиранием сердца посмотрела на разноцветную иллюминацию.
А потом случилось чудо. Я увидела ее: большую пурпурную бабочку, парящую над головой Витора.
— Зелье перестало действовать? — Муж истолковал мою улыбку правильно.
— Угу.
— И как? Большая?
— Парусник!
— Оу! — удивленно присвистнул Витор, а потом, с подозрением глядя на меня, добавил: — А ты сомневалась?
Я отрицательно замотала головой. Не сомневалась! Но увидеть чувства мужа очень хотелось.
— Пройдем по мосту? — предложил Витор, в один шаг оказался за моей спиной и, словно в танце, обнял за талию, придерживая за руку. — Ты же помнишь, я поклонник народных традиций?
— Помню. По мосту в новую жизнь? — Мне безумно приятно купаться в полных нежности взглядах. Для этого не обязательно видеть его лицо.
— В новую.
— Без афер?
— Ну, — хмыкнул Витор, — как жизнь сложится.
* * *
— Я боюсь! — Эли крепче вцепилась в мою руку и напряженно уставилась на дверь, за которой нас ждали мама и отец.
— Вообще-то это мне надо бояться! — нервно хмыкнула я.
Я ждала этого разговора, однако просьба родителей прийти к ним после ужина вместе с Эли все равно застала врасплох. Я надеялась, что они повременят, осмотрятся, свыкнутся с мыслью, что я замужем, а Эли собирается стать двэйной Салливан через неделю на скромном семейном торжестве, куда приглашены всего несколько самых близких людей. Да, Кевин определенно умеет уговаривать. Сутки — и сестра сократила срок ожидания счастливого события до минимума.
— Я за тебя боюсь! — прошептала сестра. — Вдруг они притворялись?
Кажется, моя паранойя заразна! Буквально вчера я примерно то же сказала Витору, за что получила совет пойти и наконец побеседовать с родителями, вместо того чтобы придумывать небылицы.
А по поводу притворства, честно говоря, — ничего такого я не заметила. Мама с отцом на самом деле переживали за меня и любили нас с Эли одинаково. А их нежность норовила заполнить комнату, когда мы с сестрой оказывались рядом с ними. Но почему они тогда не сказали сразу?!
Не знаю, сколько бы мы стояли у двери и ждали, но нас поторопили. Эфирии, влетев через открытое окно, распахнули двери, и мы оказались лицом к лицу с родителями, мнущимися по ту сторону преграды.
Кто-то еще сомневается, что мы родственники?
— Добрый вечер, девочки! — светски поприветствовала мама, скрыв за маской вежливости волнение.
— Да ладно тебе, Рози! — Отец нервно дернул узел на шейном платке и, приглашая войти, резко и отрывисто махнул рукой.
Родители волновались едва ли не сильнее нас с Эли.
Пока мы устраивались в креслах, они переглядывались. Мама старалась делать это незаметно, прикрывшись веером, чем жутко напомнила Эли. Сестра тоже заметила, спрятала улыбку и успокоилась.
Первым слово взял папа:
— Девочки, что бы вы себе там ни надумали, вы наши… обе. Вот так как-то. Рози?
— Да! — подтвердила мама, резким жестом сложила веер, положила его мимо столика и даже не заметила.
Теперь мне пришлось прятать улыбку — кажется, я знаю, от кого переняла привычки терять женские игрушки. Просто до сегодняшнего дня мама держала себя в руках и не позволяла чувствам пробивать скорлупу этикета.
— Габи… — Мама посмотрела на меня непривычно мягко, открыто, что ли, — ты моя дочка. Я не родила тебя, но ты моя. Я поняла это, как только увидела тебя в колыбели рядом с Элизой… Все эти слухи о подменышах… ты не могла быть злом… зло не может спасать, а ты помогла Эли… ты чудо, которое нам послали предки…
Можно ли утонуть в нежности?
Еще как!
Мы бросились обнимать родителей или они нас — никто сказать не мог. Но когда в комнату, вежливо постучав в дверной косяк, заглянул Майлз, он увидел счастливое семейство. В котором не было разницы, кто кому родной и почему когда-то помешанная на правилах молодая мать решила оставить появившегося из ниоткуда младенца. А потом ради безопасности его и любимого мужчины даже хотела пожертвовать жизнью собственной дочери. Дочери, захваченной духом. Дочери, которую она в итоге собиралась увезти, когда не останется иного выхода, ничего не говоря нам. После того как мама поняла, что снова не сможет поступить согласно закону. К сожалению, это случилось, лишь когда пострадал отец. Если бы прозрение мамы наступило раньше, мы бы могли сэкономить много нервов.
Забавно.
Все в нашей семье хотели спасти Эли. Каждый действовал по-своему. Но все делали это из-за любви.
— Там двэйна Салливан прибыла, — кашлем привлекая наше внимание, сообщил Майлз.
Мы с Эли дружно скривились. Надежда, что мать Кевина проигнорирует свадьбу сына, не оправдалась. И главное, как вовремя она приехала! Витор и Кевин уехали по работе. Вернутся только завтра.
— Где она?! Где эта самозванка и ее сестрица?! — Ага, наша громкая проблема решила прийти к нам сама!
Ну что же, я хозяйка дома, мне и разбираться.
— Кто это? — Мама быстро вытерла слезы, подобралась, в одно мгновение став высокомерной аристократкой.
— Моя будущая свекровь! — вздохнула Эли, разглядывая испорченные когтями перчатки. — Очень своеобразная дама!
— Да? А я думала, торговка с рынка случайно забрела! — Мама поправила шейный платок отца, жестом пригласила рассесться по диванам.
Я была только за! Двэйна Софи порядком достала, ей не помешает урок хороших манер от нашей мамули.
— А-а-а! — радостно воскликнула двэйна, притормаживая у двери — видимо, не забыла, как ветерок пошутил с ней в моей комнате.
— Простите? — Мама с недоумением посмотрела на замершую на пороге женщину, явно не ожидавшую, что у ее попытки построить будущую невестку и ее сестру будут свидетели. — Кухня двумя этажами ниже. Направо, вниз по лестнице. Повара зовут Симон, плату за овощи получите у него.
И когда мама успела узнать имя повара?
Двэйна Софи повернулась направо, потом налево. Убедилась, что за спиной никого нет, и вперилась в маму гневным взглядом.
— Да как вы смеете! Я Салливан!
Тонкие брови мамули едва заметно вопросительно дрогнули.
— О! Извините! Вы удивительно хорошо сохранились!
Вот тут не только двэйна растерялась. Мы с Эли удивленно переглянулись. Папа прятал улыбку. А Майлз откровенно наслаждался ситуацией. Видимо, один он понимал, куда клонит мама.
— Позвольте выразить свое восхищение, — тем временем продолжала родительница, — вы превосходно сохранились в свои девяносто!
— Я? — севшим голосом переспросила Софи. — В какие девяносто?
— Грэди Салливан? — Маме можно было аплодировать стоя! Настолько искреннего удивления мне никогда в жизни не сыграть!
— Да как вы могли перепутать меня с моей свекровью! — начала возмущенно Софи.
И тут у нее за спиной раздалось сварливое:
— Действительно, как?! Если бы я позволила так запустить себя в ее возрасте, не дожила бы и до семидесяти! — Худенькая маленькая старушка в черном платье модного кроя окинула опешившую двэйну придирчивым взглядом. — Хорошо же ты чтишь память моего сына! Вон как расфуфырилась! На похороны не позвала, вертихвостка! Хорошо хоть у внука хватило совести на свадьбу пригласить!
Так мы познакомились с матерью погибшего грэди Салливана. Свекровью Софи. Бабушкой Кевина. Да, бабушкой. Пожилая грэди прекрасно знала, что ее сын воспитывает чужого ребенка, но все равно считала мальчика внуком. А сына — козлом, которому досталось по заслугам.
Естественно, после ее появления в поместье у двэйны Софи моментально случился приступ спинуса недостатикуса. И она, повалявшись пару минут на полу у ног свекрови, ни на гран не поверившей в ее обморок, торжественно отбыла к себе — лечиться и скорбеть по мужу.
Как потом призналась мама, она не ожидала, что старая грэди так вовремя появится на пороге комнаты. Этому поспособствовали бабуля с дедом, понявшие, что остановить двэйну может только ее свекровь, прибывшая чуть раньше и собиравшаяся отдохнуть с дороги. Но с удовольствием отложившая сон ради свидания с невесткой.
Кстати, грэди Салливан оказалась не такой уж и вредной. Вначале она допытывалась у Эли, какой у нее срок, раз свадьба через неделю. Потом досталось вернувшемуся раньше времени Кевину за то, что его невеста не беременна и его бабуля не дождется внуков. К возмущенным воплям старушки неожиданно присоединились наша бабуля и дед. Тут и нам прилетело с Витором.
А потом и моим родителям, «не старым еще!». И дяде.
Зря он решил помирить двэйну Софи со свекровью и привез ее обратно.
Вот тут и выяснилось: я-то, оказывается, беременная!
Мать Кевина мстительно сообщила старшим родственникам потрясающую новость. Родственники приступили к расчетам. Пришлось признаваться, что я, такая нехорошая, придумала интересное положение, потому что боялась, что меня выгонят до того, как супруг найдется. Родители и Кевин, бывшие в курсе истинного положения дел, подтвердили нашу сказку. Они тоже считали, что чем меньше народу знает, что произошло в поместье на самом деле, тем лучше.
Бабушки и дед расстроились снова, сильно. Теперь нам при каждом удобном случае напоминали, что они ну очень, очень пожилые!
— Грэди Олби! Немедленно вернитесь! Я как самая старая в этом семействе требую пояснить ваши намерения в отношении моей невестки! — Мы с Эли шустро спрятались за портьеру.
Мимо прорысил дядя. Следом — бабушка Кевина. Очень пожилая дама почти догнала отнюдь не пожилого мужчину. Я бы тоже от такой прыти в ее годы не отказалась!
— О, грэди Салливан! Простите, не услышал! Ухо застудил, знаете ли, — судя по скорбной интонации дядиного голоса, далеко ему уйти не удалось.
— Приложите капустный лист к уху!! И все пройдет!! — прокричала старушка.
— Обязательно. Благодарю за совет, — ответил дядя без особого воодушевления.
— Так что насчет моей невестки?!
— Она ведь его женит! — хмыкнула Эли, уткнувшись лицом в мое плечо. — Не жалко тебе их?
— Совет им да любовь! — Я закусила губу, чтобы не рассмеяться.
Нет, я не специально намекнула старушке, что дядю и ее невестку связывает нечто большее. Ну не могла же прямым текстом сказать, что нашего родственника угораздило влюбиться в двэйну! Более того, взаимно! Я сама не поверила, когда увидела у них над головами любовь! А так, глядишь, и двэйна станет не такой вредной, да и дяде пора прекращать цепляться за прошлое и смотреть в будущее.
