Книга: Жёлтые розы для актрисы
Назад: 17
На главную: Предисловие

18

Мама и дочь пели детскую песенку — так легче одеть малышку, не любит она одеваться на прогулку, только с песнями, слава богу, без танцев. Бабушка сидела на пуфике с шубкой в руках в ожидании своей очереди, одевать внучку — целый ритуал, сидела и сияла, как золотая монета. Но как огорчали Ирину Федоровну родители малышки, они ни в какую не хотят отдавать бабушке девочку хотя бы на пару деньков. Отдохнули бы, так нет же, сами хотят заниматься ребенком, но разрешают на прогулки водить и кормить. Бабушка лелеяла тайную мечту выпихнуть обоих на работу, тогда… никуда не денутся, отдадут ребенка ей.
— Сашенька, ты разрешишь купить Нике новую шубку?
— Зачем? — улыбнулась Саша. — Этот год доходит, а в следующем купите, какую захотите.
— Но я в этом году хочу. Пожалуйста…
Зашнуровав ботиночки, Саша поставила дочь на ноги и посмотрела на бабушку в норковой шубе с лицом страдалицы. Ну, что с ней делать? Она же больная будет, если не купит мешок игрушек или одежды для Ники. А малышка! Ей нет и трех лет, а уже поняла, как вертеть бабушкой. Но Саша разрешила:
— Покупайте. Только, пожалуйста, не норковую, ладно? (Шутку бабуля не поняла.) Ну, вот, ботинки надели, шапочку тоже. Надевайте шубку, Ирина Федоровна, а то она передумает идти на прогулку.
Бабуля залепетала, завертелась вокруг внучки, тем временем Саша думала: «Неужели и я стану такой же повернутой на внуках бабушкой?» Наконец свекровь взяла Нику за ручку, объявив невестке:
— Уходим надолго. Не волнуйся, Саша, мы с охраной, я у деда двух мужиков выбила. Купим шубку и поедем к нам, там накормлю нашу крошку, у нас свежий воздух… А ты книжку почитай, полежи и не переживай.
— Да у меня работы полно.
— Тем более! Идем, Ника?
Саша захлопнула за ними дверь и отправилась в комнату, которую переделывала под детскую своими силами. Туда хоть игрушки можно будет свалить — бабуля перестаралась, накупила вагон. Алексей пытался объяснить маме, что мера должна быть во всем, но пока бесполезно.
Кто-то позвонил. Саша помнила наказ Алексея, да и собственный опыт подсказывал: опасность подстерегает, когда о ней начинаешь немножко забывать. Она подкралась на цыпочках к двери, посмотрела в глазок… и защелкала замками, радуясь гостье:
— Тамила!.. Боже, как я рада…
— Привет, дорогая…
Подруги обнялись, Тамила, не раздеваясь, прошла в гостиную, упала на диван, раскинув руки по спинке, и уставилась с доброй улыбкой на Сашу.
— Выглядишь отлично, — оценила. — Но тебя даже дешевые тряпки красили. Я на минутку. Чаем напоишь?
— Конечно! Я на кухню… а ты…
— Обо мне не думай.
Саша улетела, поставила чайник и достала сласти — бабушка Ира принесла домашние изделия. Крепче дружбы с Тамилой в ее жизни больше не случалось, и она радовалась подруге, ведь нужно восстанавливать старые связи, в дом должны приходить друзья и их дети.
— Ты так бессовестно исчезла, — слышался голос Тамилы из гостиной, — я не могла простить тебя долго. Потом забыла даже, а тут на днях мне сказали, что Алешка привез тебя и дочь…
— Прости, так получилось. Ты на машине? У меня есть ликер…
— Я на машине, мы вместе поедем, — сказала Тамила за ее спиной.
Саша повернулась лицом к подруге и опешила: Тамила держала в руке пистолет, направленный в нее, да еще и предупредила:
— Дернешься — застрелю.
— Не понимаю… — пролепетала Саша, не успевшая испугаться. — Это шутка?.. Или ты сошла с ума?
— Это не шутка. Сейчас ты оденешься и пойдешь со мной. Спокойно, без паники и суеты. Попробуешь крикнуть, позвать на помощь — пеняй на себя. Иди в прихожую, быстро!
— Зачем? Что ты хочешь?
— По дороге расскажу…
Саша поняла, что дело плохо, Тамила не шутила. Да и какие шутки с пистолетом в руке? Но перед ней была всего лишь женщина, а это значит, нужно подгадать момент, чтобы… спастись как-нибудь. Нужно только оставаться в хладнокровном спокойствии, но как это трудно…
В прихожей Саша переобулась в сапоги на низком ходу (на тот случай, если повезет и придется убегать), надела пуховик, намотала шарф на шею… И думала, думала, что делать. Взяла вязаную шапочку, ключи сунула в карман…
Боже! В кармане спасение. Телефон! Который дал Иннокентий, наказав, чтобы трубка всегда была с ней. Конечно, сейчас Саша не таскала ее повсюду, а положила в карман пуховика еще в Сибири. Но постоянно заряжала. Почему, откуда такая исполнительность? Все очень просто: потому что опасность не миновала, о чем ей постоянно напоминал муж, впрочем, сама она тоже об этом помнила. Главное, не ошибиться кнопкой… Первая… Саша ощупала пальцем первую кнопку, уверилась, что это она, и нажала крепко-крепко… Звука не последовало. Что это? Почему? Она никогда не пробовала звонить, а надо было! Вот дура, все надо проверять, чтобы быть уверенной.
В другом кармане лежали пуховые варежки — в Сибири морозы крепкие, там перчатки не подходят, да и пуховики не спасают, нужны добротные шубы и дубленки. Но погоды стояли теплые, Саша обходилась пуховиком, а варежки предпочла эти, мягкие, пушистые. В трубке молчок. Да работает ли она?
— Выходи, — приказала Тамила.
Саша подчинилась, закрыла дверь и, достав варежки, надела одну, потом вторую, глядя в лицо подруге. М-да, подруга… Но пока не связывала Тамилу с тем ужасом, что происходил с ней в театре. Ее занимало другое: засунуть трубку в варежку одной рукой и сделать это в кармане.
— Спускайся вниз, — приказала Тамила. — Иди вперед и помни: в кармане я держу ствол, палец на курке. Не делай резких движений, иначе застрелю и убегу.
Главное, варежки пластичные, растягиваются. Саша наполовину высунула кисть и стала тихонько загребать варежкой телефон… лишь бы не отключить его… А телефон-то маленький, он быстро попал в варежку.
Вышли из дома. Машина стояла в двух шагах, Тамила открыла первую дверцу, тем самым приглашая Сашу, которая села на место пассажира. Подружка (черт бы ее забрал в ад) кинула ей на колени веревку с приказом:
— Запутай на запястьях руки.
Пока Саша путала свои руки, Тамила обошла нос, села на место водителя, отобрала у пленницы концы веревки, завязала их. Не забыла пристегнуть ремнем безопасности — во какая забота! После, не спеша, тронула автомобиль с места, проехала мимо охраны и выехала на проезжую часть.
Саша как знала: террористка руки свяжет, потому надела варежки — чтобы Тамила телефон не увидела. Только бы он работал, Инок обещал, что будет знать, где она находится, но, может быть, и слышать их — для этого трубка не должна лежать в кармане, вот для чего было столько усилий с варежкой…
* * *
— Тамилу я сразу заподозрил, когда слушал Сашу, — делился ходом своих мыслей Иннокентий. — Но я всех подозревал, того же Алексея, Матвея Павловича, Пескарей. Подозревать можно даже бронзовую статую на площади! Но важно получить мотив, не говоря об уликах. А мотива у Тамилы не было, я даже сейчас его не знаю. Между тем указателей, что в покушениях на Сашу принимает участие женщина, было достаточно. Во-первых, в цветочный салон один раз звонила женщина. А звонивший в тот же салон несколько раз мужчина, когда ему сказали, что цветы с черными лентами несут только на кладбище, возразил: «Черный цвет сочетается с желтым и зеленым, это красиво»! Фраза типично женская, а не мужская. Значит, интригой с желтыми розами, по идее, заведует женщина. Это могла быть актриса, у которой Саша отняла роли и которая имеет мощного покровителя, снабжающего деньгами, тем более что покушения на Боярову совершали в театре. С другой стороны, сбросить софит для женских ручек — тяжеловатое дело, значит, исполнитель мужчина. Возможно, их вообще двое… Но события развивались слишком быстро, мне нужно было вернуться сюда.
Да, он вернулся. Первым делом встретился с Матвеем Павловичем, узнал много интересного — что Алексея кто-то подставил с девицей из борделя, а потом эту девицу сбила машина, когда она шла на вызов. Иннокентию пришлось пройти заново по следам давнишних событий и обратиться к Тамиле за сущим пустяком — фотографиями мертвой Катрин у ресторана. Она показалась ему слишком озабоченной собой и своей работой, Иннокентий списал ее со счетов подозреваемых, и вдруг… фотографии!
Он открыл первый снимок, на нем все увидели трех человек.
— Это же… режиссер из Сашкиного театра, — мгновенно вспомнил Алексей. — Этот… как его…
— Пуншин, — подсказал Иннокентий. — В обнимку с Тамилой. И вот они. Он учился в одном из наших вузов, еле дотянул до диплома и уехал в провинцию. Мне стало ясно, кто покушался на Сашу в театре и кто руководил Пуншиным. У Тамилы достаточно денег, чтобы оплатить желтые цветочки с похоронными ленточками, а вот чем она взяла Пуншина, скоро узнаем. И мотивы выясним, когда возьмем Тамилу, за ней уже…
Он осекся, так как противно запищал его смартфон — сигнал абсолютно не похож ни на один из наборов телефонных вызовов. Иннокентий вмиг переменился в лице, судорожно вытащил трубку и, глядя в нее, сказал:
— Что-то с Сашей…
— Не может быть, — подскочил к нему Алексей. — Она дома, никому не открывает…
— Смотри! Эта точка — твоя Сашка, она движется от твоего дома… Раз она позвонила с телефона, что я дал ей, значит, с ней беда. Такой у нас был уговор. Твоя жена в автомобиле, человек так быстро передвигаться не может…
— Но у нее нет прав, автомобиля тоже… нет.
— Значит, дело совсем плохо, — не обрадовал Иннокентий. — Ее выманили из квартиры и куда-то везут.
Внезапно Роберт подхватился и ринулся к выходу со скоростью кометы, никто и вдохнуть не успел, а в коридоре уже раздавался топот, будто табун лошадей устроил забег. За ним рванул Никита, однако Вениамин Иванович, доставая телефон из кармана, его остановил предельно спокойным голосом:
— Да пусть бежит, пусть. Его давно ждут. Иннокентий, говори, как определить машину, чтобы перехватить? Я передам нашим ребятам.
— Продиктуйте им мой номер, они сами найдут. Я не отключаю смарт, связь будем держать через Алексея, его номер тоже дайте. Алексей, поехали!
— Я с вами! — кинулся за ними Никита.
— Спокойно, парень! — рукой остановил его Иннокентий. — Это игры для взрослых дядей, ты остаешься. Алексей, бегом!..
— И-инок… — протянул с обидой Никита.
— Я сказал — нет!
Иннокентий с Алексеем вылетели из кабинета, помчались к лифту, в один заходили мужчина и женщина. Иннокентий вбежал туда же, нажал на первый этаж, а когда мужчина хотел нажать на кнопку нужного ему этажа, схватил его за руку, прорычав:
— Сначала первый этаж без остановок, потом — хоть на небо.
— Что вы себе позволяете? — вскипел мужчина.
— В рог не хочешь получить? Тогда стой и молчи.
Столкнувшись с подобной «вежливостью», видя перед тобой жлоба, желание спорить отпадает, ведь против лома нет приема.
В фойе на первом этаже стоял Роберт в наручниках среди бравых молодых людей, которые ждали Вениамина Ивановича.
Алексей собрался сесть за руль, но его оттолкнул Иннокентий:
— Я поведу…
— Как мы их догоним? — волновался Алексей, усаживаясь на сиденье пассажира. — Пробки, светофоры…
— Догонят без нас, а мы просто подъедем, вдруг пригодимся. Не сидеть же на месте! Сейчас покажу класс вождения по бездорожью. Куда… Куда смарт деть? Я должен видеть, как нам ехать…
— На коврик перед лобовым… липучка…
— Пристегнись! — сорвавшись с места, рявкнул Иннокентий. Когда придут штрафы, к Вениамину обратишься, он уладит. Ай молодец твоя Сашка, трубу не отключила!
Тем временем Матвей Павлович почувствовал себя нехорошо и, ослабляя узел галстука одной рукой, второй потянулся за графином с водой… и упал плашмя на стол, затем соскользнул на пол. Вениамин Иванович с Никитой, к этому времени выходившие из кабинета, были вынуждены к нему подбежать, перенесли бесчувственное тело на диван.
— Вызывай «Скорую»! — бросил Вениамин Иванович Никите, расстегивая рубашку. — Похоже, сердечный приступ…
* * *
Обе долго молчали. Тамила сосредоточилась на дороге, была собрана и напряжена, пистолет лежал у паха, чтобы удобней его схватить. Саша гадала — поможет ли ей Инок? Пока все не укладывалось в голове, но и думать об этом нельзя… не сейчас… потом, если получится. Но цель, какая у Тамилы цель?
— Ты хочешь получить за меня выкуп? — спросила Саша.
— Пф! — фыркнула Тамила. — Нет, милая. Хочу завалить тебя наконец. Если хочешь сделать дело хорошо, делай его сам, этот постулат никто не отменял.
— Завалить?.. — не поняла Саша. — То есть убить? Но почему?!
— Достала ты меня! Мешаешь. Я столько лет положила, чтобы стать Алешке необходимой, я подстраивалась под него и его вкусы, была главным советчиком, мне отлично удавалось отвадить от него баб, еще бы немного… Но появилась ты со своими глазами зомби, и все пошло прахом! Ты мне всю малину перепортила, а ведь ничем не лучше меня. Только ростом.
— Ты… так сильно любишь Алешу?
— Больная, да? — огрызнулась Тамила. — У тебя в голове, кроме любви, есть еще мысли? Он мне подходит! Разницу чувствуешь? Мне нужен статус, твердое положение, деньги. Господи, как надоело ишачить на желтые газетенки и пошлые журнальчики, писать всякую хрень, а не то, что хочется. Стоять перед главными редакторами в позе «чего изволите» надоело, а какая-нибудь тупица, которую посадили в кресло, кичливо пальчиком тыкает, что, по ее глупому мнению, плохо написано, и заставляет десять раз переделывать статью. Прикидываться то правой, то левой, красной, белой… Надоело брать интервью у самонадеянных идиотов, которым место в доме престарелых или психушке, но они почему-то торчат на Олимпе. Я устраиваю свою жизнь, а ты мешаешь. Я Алексею стану помощницей во всем. У нас много общего, я разбираюсь в его делах, отлично разгребаю интриги, знаю три языка и могу сопровождать по всему миру, мы хороший тандем, со мной он достигнет новых высот. Но тут опять ты…
— А меня он просто любит, — нечаянно подлила масла в огонь Саша.
— Разлюбит! Когда тебя не станет.
— У тебя было три с половиной года…
— Заглохни! — гаркнула куколка Тамила. — Без тебя я…
— Тебе понадобится еще три с половиной года, если не вся жизнь, — помимо воли начала злить ее Саша.
— Меньше, подруга, меньше, — ухмыльнулась Тамила. — Через твою дочь я быстро войду в его дом.
— Что?… Что ты с ней хочешь сделать?
— Ничего страшного. Использую ее, буду заботиться о ней, помогать ему, а потом отправлю в лучший лицей на долгие годы… где-нибудь в Англии или Швейцарии, чтобы она не напоминала тебя. Зато твоя девочка получит хорошее образование, выйдет замуж. Все будет гуд. Без тебя.
Кто мог предположить, что куколки бывают исчадиями ада? Эту Тамилу Саша не знала, сомневалась, она ли сидит за рулем. Может, Тамила уже Нечто, пришедшее из враждебного космоса и вселившееся в бедняжку, которая не понимает что она — это не она? Так или иначе, но Саше приходится иметь дело с данным чудовищем, а потому придумывать, как не дать Тамиле осуществить свои подлые планы. И придумала.
— А почему Роба не взяла в оборот? — поинтересовалась Саша, осторожно разворачиваясь под ремнем безопасности к Тамиле? — Почему Алексей?
— Роб не такой порядочный, не так умен и главное — ненадежен. Сегодня он без ума от тебя, завтра прогонит, на него нельзя положиться. К тому же я узнала, что он не сын Матвею Павловичу.
— Как — не сын? — ахнула Саша, на секунду забыв о своем положении пленницы и смертницы.
— Ну, абсолютно чужой человек. Когда я прочла письмо, которое дала тебе Гела, поняла, что у нее есть серьезная фишка против Роба. Пристала к ней, подпоила, а она мне доверяла… Группы крови не совпадают, у Роба другой отец, Катрин обманула дядю Матвея. Мне интересно было посмотреть на цирк с разоблачением, но Гелка погибла…
— Не ты ли ей помогла погибнуть?
— С какой стати? Она мне не мешала. После ее смерти я решила выдрать у Роба и его матушки немного мани-мани, действовала через Катрин там… за рестораном. Сказала ей, будто Гела растрепалась еще одному товарищу про группы крови, но она не поверила! И как накинется на меня — думала, убьет. Я защищалась и оттолкнула ее, а она… Не собиралась ее убивать! Катрин нужна была мне, я даже сумму не назвала… Досадно, что так получилось.
Ехали по Ярославскому шоссе все прямо и прямо, миновали МКАД. Стало темно, пошел снег, в салоне тоже стемнело, и это хорошо. Тамила не заметит, что делает Саша в первые секунды, а потом… Но пока нельзя осуществить план, к тому же умирать Саша не хотела и взвешивала шансы выжить, которых практически не было. Но и праздновать победу этой гадине нельзя позволить.
— Я поняла, — сказала она после паузы, — ты подговорила проститутку навестить Алексея. Сбила ее тоже ты?
— По Алексею я догадалась: у него что-то выгорает с расследованием инцидента на кровати, стала следить за ним. Короче, узнала, что он и сопляк из охраны офиса сняли номер, потом узнала у Мины, что ее вызвали в тот номер. Тут главное — работать на опережение, быстро просчитывать варианты и действовать. Повезло: никого не было вокруг, я сбила ее. Не машиной, так убрала бы другим способом, до номера ей не суждено было дойти в любом случае.
— Я тебя считала хорошим человеком, не только я.
— А что мне было делать? Доберись шлюха до номера, Рябовы перекрыли бы мне кислород, с карьерой и планами было бы покончено. Извини, на жертвы я не готова идти.
Свернули с трассы, поехали по дороге, пролегавшей через лес… Кажется, близок конец пути, Сашин тоже. Пистолет она сразу отмела. Во-первых, стрелять не умеет, глупо начинать учиться на Тамиле. Во-вторых, пистолет может стоять на предохранителе, а как эта штучка выглядит и что надо делать, чтобы снять с предохранителя, Саша не в курсе, следовательно, это риск. Она выбрала другой путь и ждала встречной машины, отвлекая Тамилу разговорами:
— И желтые розы присылала мне ты, да? А как узнала, в каком городе я работаю?
— Хм! Журналист умеет добывать информацию. Но если честно, узнала случайно. Однажды услышала, как Матвей Павлович разговаривал с неким Иннокентием, которого отправлял к тебе. Это было в особняке Рябовых. В тот же город поехал работать мой знакомый Вадька Пуншин…
— Пуншин?! Это он пытался убить меня в театре?
— Он, он. Я пообещала ему, что пропиарю его, то есть открою дорогу назад, в Москву, куда он вернется со статусом гения. И это сделать несложно, какое б дерьмо он ни поставил, лишь бы скандальное. Он выбрал «Бесприданницу», но провалил мое задание, потому что гнида трусливая. Кстати, я дала тебе время, чтобы ты, получив первые букетики, свалила куда подальше. Но ты туповатая, не поняла, а тупых не жалко. Пришлось действовать Пуншину, но он бездарным оказался по всем статьям! Хорошо хоть, не засветился, впрочем, с ним я позже разделаюсь, свидетель — действительно плохо, сейчас я это понимаю.
— Меня собираешься здесь убить?
— Угу, на природе. Ты снова пропадешь, теперь уже навсегда.
— Тебя найдут.
— А кто узнает? — рассмеялась Тамила. — Меня нет в городе. Я позавчера ночью улетела в Питер, поселилась в гостинице и вернулась на автобусе. Сегодня ночью я поеду назад в Питер и приеду на поезде. У меня алиби, дорогая, — билеты с числом, моей фамилией, бортпроводники подтвердят, что я летела, как и проводник в поезде.
Вдали Саша увидела встречные огни, но они низко расположены, это легковая — не подойдет. Следом за легковой двигались огни выше, значит, там никто не пострадает. Не хотелось бы губить людей. Теперь не надо думать…
— А знаешь, я согласна умереть, — неожиданно сказала Саша. — Ради дочери, ради Алешки. Ладно, умру, но вместе с тобой, чтоб освободить их от такой гадины, как ты!
Саша долго готовилась, к последней своей фразе она отстегнула ремень и связанными руками упала грудью на руль, вывернув его влево. Машина Тамилы выехала на встречную полосу, у той глаза выкатились из орбит, потому что на них ехала машина… Саша вжалась в сиденье, зажмурилась, готовясь к удару. Может быть, ей повезет… Лишь бы не остаться инвалидом, лучше смерть… но так хочется жить… Тамила оттолкнула ее, Саша упала на дверцу со своей стороны.
И вдруг почувствовала, как резко повело автомобиль в обратную сторону. Да, Тамила опытный водитель, она сумела крутануть руль и увернулась из под грузовой машины в последнюю секунду… Да не совсем, грузовая задела зад, машина Тамилы крутанулась на дороге, сделав пару оборотов…
Когда машину ударило, Саша поняла: что-то тут не то, и открыла глаза. А они исполняют пируэты на дороге, все плывет… Некогда было испугаться! Авто Тамилы стало нырять в кювет, подружка завизжала, а Саша сползла вниз, съежилась и вместе с тем упиралась всеми частями тела куда только было можно. Всего один раз перевернулась машина и стала на четыре колеса, врезавшись в три березки. И врезалась-то частью, где сидела Тамила, которая страшно закричала.
А Саша ничего не чувствовала, абсолютно ничего. Пошевелила пальцами, плечами, с трудом вернулась на сиденье, но дверцу не смогла открыть — заклинило. Кто-то постучал в окно, Саша вскрикнула, увидев перепуганную рожу незнакомого мужика — это оказался водитель грузовой. С напарником они разбили окно и вытащили Сашу, она, почувствовав землю, вдруг так и села на пригорке, не имея сил держаться на ногах. Тамилу мужики не смогли вытащить, ее зажало покореженным железом, но она была живой и стонала от боли.
Подъехали какие-то мужчины, выяснилось, что они из правоохранительных органов, давно вели девушек и выжидали, когда те остановятся, чтобы взять Тамилу с поличным. Потом приехала машина МЧС, стали распиливать железо.
Вскоре и Алексей с Иннокентием прибыли, вот тут Саша испугалась того, что не случилось, но могло произойти. Идти она не могла, ее трясло, слезы лились, но, кажется, уже от радости, при всем при том она рассказывала взахлеб о том, как выманила ее «подружка». Алексей отнес жену в свою машину, водитель грузовой принес ей горячего чая, а он отправился наблюдать, как вытаскивают Тамилу. Приехала «Скорая», негодяйку с повреждениями конечностей уложили на носилки. Как ни странно, ей крупно повезло — сломана нога и на второй ноге повреждено колено. Алексей подошел к ней, чтобы сказать напоследок:
— Жаль, что в нашем государстве не дают женщинам пожизненного срока. Но я приложу все усилия, чтобы ты получила по максимуму.
Потом вернулся к Саше и еще долго ее успокаивал, прежде чем отправиться к матери за дочерью. Там они узнали, что у отца инфаркт. Пришлось отвезти Ирину Федоровну в больницу, только потом приехали домой. Ника к этому времени спала, уложив ее, оба ужинали на кухне. Алексей заставил Сашу выпить рюмку коньяка, она даже не поморщилась, хотя крепкие спиртные напитки вообще не пила.
— Неужели все кончено? — проговорила она еле слышно.
Алексей подмигнул, сжав кисть ее руки, что означало: да.
* * *
Репетиция шла полным ходом, спектакль набирал, как уверял режиссер, но никто не знал, что набирал и где. Недовольная часть труппы, заглядывая в зрительный зал, выходила и плевалась, но так, чтоб никто не видел, а то донесут, и тогда… К сожалению, второго театра в городе нет. В близлежащих городах тоже нет. Однако понятие «близлежащий город» в данном регионе — это расстояние примерно как от земли до луны. И куда ж податься несчастному провинциальному актеру?
Пуншин делал замечания на сцене, бегал как ошпаренный, показывая, как нужно играть, кричал. Вдруг распахнулись центральные двери, по проходу через зрительный зал торжественно шли три человека.
— В чем дело? — взвился Пуншин, заметив их. — У нас репетиция.
— Репетиция отменяется, — сказал Иннокентий.
Он приехал за кроссовером, ну и не отказал себе в удовольствии посетить театр с весьма благородной миссией. Вот завершит красивым финальным аккордом историю и пустится в путешествие через полстраны на машине домой работать дальше. Он много приобрел, многому научился, опыт классная штука. А Пуншин просто осатанел:
— Что значит — отменяется? У нас премьера через две недели…
— Вы задерживаетесь по обвинению в покушении на убийство актрисы театра Александры Бояровой, — громко объявил Иннокентий. — Три покушения… Премьеры долго не будет, лет десять. Руки вперед!
Ванжил защелкнул на запястьях режиссера наручники и хлопнул его по тощенькому плечику лапищей, дескать, двигай на выход. Актеры загалдели, мол, безобразие, неправда… И только Октавий Михайлович воздел руки к колосникам:
— Мельпомена, ты спасла наш театр от позора.
На следующий день в полдень к Геннадию Петровичу пожаловала делегация из тех, кто был за него на том собрании, парочки нейтралов и одного протестанта. Пожаловали на квартиру Анфисы, где пара изгоев паковала вещи, хозяйка впустила и демонстративно ушла на кухню. Бывшему главному, успевшему уволиться, расписали в красках арест Пуншина и… попросили вернуться в родные пенаты, которые раскаиваются и ждут его. Геннадий Петрович слушал, но не радовался столь скорому краху, теперь давят на жалость, унижаются, а он уже отрезал их, вырвал с болью из сердца. Он перестроился на новую волну, поставил перед собой новые цели с задачами, которые не хотел терять. Геннадий Петрович остался честен с ними:
— Не могу. Там, куда мы с Анфисой едем, вовсю идет работа, нас ждут. Не могу и не хочу подвести людей. И потом… действительно надо что-то менять. Всем. Режиссера вам назначат, а сейчас… извините, нам надо собираться.
Когда коллеги ушли, появилась Анфиса в спортивном костюме, уселась на подлокотник кресла, в котором полулежал Гена, и ультиматум ему:
— Не смей их жалеть. Вернешься — разведусь с тобой.
Геннадий Петрович взял ее руку, поглаживая, грустно сказал:
— И мы попадем в Книгу рекордов Гиннесса, как пара, прожившая в браке самый короткий срок — три дня. Нет, Анфиса, не вернусь. Не хочу больше играть роль благородного отца, надоело. Они выбрали, мы с тобой выбрали… на этом все. Слушай, вот уж не думал, что ты позаришься на меня, я же некрасивый.
— Ну и дурак ты, Гена. Знаешь, что у мужчины самое сексуальное? Ум. И когда он умеет быть человеком. Вставай, у нас до фига работы.
* * *
Ирина Федоровна на цыпочках вошла в одиночную палату, поставила сумку на стол и услышала:
— Я не сплю. Котлеты принесла?
Она оглянулась. Муж лежал на подушках с закрытыми глазами — и кто его принял бы за бодрствующего? Достав из сумки пластиковый контейнер с котлетами, Ирина Федоровна подошла кровати и поставила ему на грудь. Матвей Павлович открыл контейнер, наколол одну котлету на вилку и поморщился:
— Паровые! Я просил жареных.
— Ешь что дают. Меня привез Алеша, после больницы мы едем в парк. С сыном увидеться не желаешь?
— Позже, — пережевывая котлету, буркнул он.
— Ну, Матвей, никогда не уступишь, вот ни на йоту! Даже в больницу лег — лишь бы к сыну первому не идти на поклон.
— Пришла доканать меня?
— Бог с тобой. Я пришла спасать тебя от тебя самого.
— А ничего, что у меня инфаркт?
— Обошлось же. Конечно, поберечься нужно, но страшное позади, у тебя все хорошо, теперь сделай, чтобы хорошо стало всем.
Матвей Павлович отвел от нее взгляд и смотрел прямо перед собой, предположив, что его жене на ум опять пришла глупость. Морально он чувствовал себя очень хреново, абсолютно раздавленным. Когда из прожитой жизни отсекается ее важнейшая часть, ради которой, собственно, жил и трудился, хорошо чувствовать себя нереально.
— Ты меня слышишь? — спросила после паузы молчания жена.
— Слышу, — огрызнулся он. — Говори, что придумала?
— Твой сын сидит в машине, здоровьем твоим интересуется два раза в день, но в палату к тебе не рвется, сам понимаешь. Матвей, ты очень обидел Алешу, а тебя в ответ долбануло бумерангом. Ты свое получил, и теперь есть шанс все исправить. Я сказала Алеше, что ты хочешь его видеть. Или не хочешь?
Не потому он молчал, что не хотел видеть сына, нет, конечно. Просто припомнил… сколько отдал любви чужому ребенку и не додал родному — его просто черти водили! Первенец — это всегда надежда на свое второе «я», понимающее и продолжающее путь отца, этого не произошло. Матвей Павлович поздновато понял, что старший сын, которого он жалел, вырос в никчемного прожигателя трудов отца, а с Алешкой к тому времени установился дисбаланс. Всего минута понадобилась, чтобы увидеть эти постыдные эпизоды, точившие его душу, надрывающие сердце. Он не смог распределить духовные силы на двоих, а должен был, обязан был, но не смог.
— Отдай Алеше бизнес, — советовала, нет, настаивала жена. — Ты немолодой, болен, хватит работать, о здоровье думай. Алешка справится лучше тебя, он умнее. А потом, когда наберешься смелости, попросишь у него прощения. И ты свободен от себя же.
— Ладно, зови Алешку.
— Он не один. С Сашей, Никой и Мариком. Марик будет жить с нами, я так решила. Нельзя же из-за подонка-отца лишать его дедушки с бабушкой и ломать ему жизнь, он тоже твой бумеранг. Я зову всех?
А он и рад толпе. Сейчас наладить бы хоть как-нибудь контакт, чтоб само собой, а позже… там видно будет. Они вошли и… получилось, как он хотел: будто между ними не пролегла черная полоса. Но это не его заслуга, опять не его. Алексей держал на руках очаровашку с беленькими косичками, Марик подлетел к нему и обнял, красавица Саша улыбалась. Матвей Павлович втайне обожал внучку, ведь жена привозила ее в особняк, сейчас попросил, чтобы ее посадили на кровать. Малышка тут же наклонилась к нему и шепотом спросила:
— Дед, у тебя есть конфета?
— Нету. — Она обидчиво оттопырила нижнюю губу, а все рассмеялись, дед заверил Нику: — Обещаю, в следующий раз запасусь конфетами.
— Дед, малышам конфет не дают, ты не знаешь? — сказал Марик.
У него не было двух верхних зубов, выглядел он смешно. Матвей Павлович возненавидел Роберта, не желал слышать о нем, но не мог перенести и части ненависти на Марика. Однако следовало и делами заняться, теперь его очередь сделать шаг навстречу:
— Алексей, возвращайся на работу. Займешь мое место.
Сын явно не ожидал резкого поворота, немного потерялся:
— Я как-то не думал… Папа, я обещал семье отдых в горах.
— Ты же не хочешь, чтобы наш бизнес растащили? — убеждал отец. — Потерять легко, а восстановить почти невозможно.
— Знаешь, Алеша, — вступила в диалог Саша, — нам и дома хорошо, а лыжи и коньки в выходные устроим. Ты должен помочь отцу, он поправится и вернется…
— Нет, Саша, — сказал отец, — уже не вернусь. Я не смогу работать в полную силу и, признаться, не хочу. Устал.
В общем, договорились, на этом этапе достаточно. Ирина Федоровна отправила всех в парк, сама решила остаться, подсела к мужу:
— Ну? Корону снял, и ничего, голова не отвалилась? Я рада, что Алешка у нас вырос настоящим мужиком, к тому же умеющим прощать.
— Ну, это благодаря тебе, — признал наконец Матвей Павлович ее заслуги. И на том спасибо. Она тоже умела прощать, хотя это и нелегко ей давалось.

 

Поскольку планы резко изменились, а до Нового года остались считаные дни, следовало позаботиться об организации праздника. Саша начала со звонков в салоне автомобиля:
— Дед Мороз? Это Саша… Да, та самая… Нет, со Снегурками покончено. Хочу пригласить вас к двум деткам… Конечно, 31-го… Да, устроит. — Саша кинула в сумочку смартфон и объявила: — Дед Мороз обещал приехать! Теперь столько подарков надо купить… Изабелле, Милке, доктору… Помнишь, доктора?
— Ему купим бутылку чая с пятью звездочками, — бросил Алексей, выезжая на проспект. — Я не смогу тебе помогать, с завтрашнего дня приступаю к обязанностям главы холдинга. Но ты справишься, это же приятные хлопоты.
— Конечно, — улыбалась Саша.
Марик на заднем сиденье кричал «ура!» на все лады, радуясь Деду Морозу, Ника там же дулась из-за конфеты, которую ей не дали. Алексей был доволен — Саша это видела и радовалась, что отец с сыном помирились, не хотелось ей и в следующем году остаться яблоком раздора.
— Иннокентий звонил, едет назад, — сказал Алексей через паузу. — Пуншин дал показания, правда, уверяет, что Радий не принимал участия в покушениях на тебя, я почему-то не верю ему. Просто боится получить больший срок за групповой сговор.
— Не знаю… Радик дрянной человек, но на убийство пойти… нет, не из тех он, кто рискует. И ради чего?
— Но он пытался открыть твою гримерку… Ладно, черт с ними со всеми, поскорей бы забыть их. Саша, я пригласил Иннокентия и Никиту на субботний ужин. Надо заказать в ресторане…
— Еще чего! Ты же к нам пригласил их? Я сама приготовлю.
Подъехали к парку, стали выгружаться. А денек… много снега, солнца и улыбок на лицах людей.

 

В тот же час в банальной тюремной больнице на неудобной койке лежала Тамила. Она шла на поправку, правда, кость плохо срасталась, остальные травмы заживали кое-как. Тамила смотрела в потолок, закинув руки за голову, и думала, где она ошиблась, почему у нее этот результат, а не другой? Ведь все было просчитано! Она думала об этом каждый день и каждый день не находила ответа.
Назад: 17
На главную: Предисловие