ГЛАВА 29
{АЗА}
Не могу выдавить ни звука – Милект застрял у меня в горле и застопорил песню. Неужели он готов умереть, лишь бы только остановить меня? Мне нечем дышать – точнее, я могу делать мелкие глотки воздуха, но не петь. Мой голос заблокировали, только на этот раз без современных технологий: живое существо заткнуло мне глотку, как пробка.
Мой бедный сломленный канур больше не двигается.
Я закашливаюсь, как Аза Рэй Бойл, умирающая девочка с ледяными пальцами, синими губами и надтреснутой душой.
Там, внизу, стоит дом моих родителей… как же мне их не хватает! Там находится все, что окружало меня, когда я только познавала мир.
В задний двор нашего дома попадает молния, и дерево, которое растет прямо под окнами моей комнаты, вспыхивает. Ветер проносится по городу и его окрестностям, приглаживая все, что встречается на его пути.
Реки выходят из берегов, затапливая поля, куда я ходила бы собирать цветы, если бы могла нормально дышать, и площадки, где играла бы, если бы земная среда не угрожала моей жизни.
Заль ступает на палубу моего корабля.
Я стою на коленях.
– Предатели не заслуживают песни смерти, Аза Рэй, – говорит Заль, но ее голос звучит как-то странно. Сморщившись, она прижимает руку к груди в том самом месте, куда была ранена Хейуорд.
– Я подарила тебе голос, и вот он вернулся ко мне. Он мой.
– За что? – шепчу я.
В этот раз все намного хуже, чем тогда, в плавучей тюрьме. В этот раз у меня в горле застрял мертвый канур. Хочется кричать, но я могу лишь хрипеть.
– Спой мне целебную песню, – говорит она. – Спой то, что ты пела раньше. Исцели меня!
Ни одна песня на свете не исцелит Заль Куэл.
Илай с Джейсоном не видно. Птицы, которые прилетели сюда, чтобы умереть ради меня, не могут петь со мной, пока у меня нет голоса.
Простите, мысленно обращаюсь я к ним. Мне так жаль, что я привела вас на смерть. Хочется найти глазами Кару, но я понимаю, что нельзя терять бдительность, когда рядом Заль.
Подойди поближе.
Подойди сюда, Заль Куэл, королева без королевства, ну же, давай…
Она больше не вызывает во мне ненависти – слишком много в ней боли, и боль эта расплескалась по всему небу. Ее горло обмотано проводами, а на лице застыла страшная гримаса. Где-то вдалеке поют ее Соловьи, а она лишь бесшумно двигает губами.
Я не знаю, как исцелить это чудовище, это сломанное существо, моя песня на такое не способна. Я почти что чувствую ее страдания – похоже, она тяжело ранена. От нее остались одни осколки, и все же она сильнее меня.
Почему она стала такой? И почему она до сих пор здесь? Неужели ей все это нравится?
В некотором замешательстве Заль делает шаг мне навстречу.
– Та песня, которую ты пела… – Выражение ее лица меняется. Что она испытывает? Грусть? Гнев? – Где ты ее нашла?
– Она моя, – говорю я свистящим от удушья голосом.
– Какой была бы твоя песня смерти! Какие похороны мы бы тебе устроили, если бы ты умерла с честью! Яркий закат, посеребренные облака, новорожденные звезды! Тебя провожали бы как дочь правительницы, но ты предпочла умереть развенчанной и посрамленной. Предательницей.
Она в дюйме от меня.
– Погибну я – со мной погибнет весь мир, – говорит она. – Я научила своих Соловьев особому мотиву.
Дроны тем временем кружат над городом и распевают мою песню, создавая дожди и ветра.
Что бы она ни говорила, я не знаю, как ее излечить.
Рука, которую она прижимает к груди, перепачкана синей кровью.
Она делает шаг вперед, а я отступаю назад. Шаг вперед – шаг назад. И еще раз. Придется повлечь ее за собой. Похоже, это конец.
– Не могу… – кашляю я. Милект расправляет крылья у меня в горле.
Так значит, он не умер…
Заль смотрит на меня, морщась от боли. Ее глаза наливаются злобой.
– Считай, что у тебя нет родителей! – восклицает она и толкает меня в пропасть. Милект вылетает из моего рта, и тут же с пронзительным криком Кару разрывает его когтями.
В этот момент все меняется: небо озаряется светом, корабль накреняется, раздается оглушительный рев миллиона разных голосов – это запели птицы, киты и все-все-все.
Я приземляюсь на широкую и мощную спину шквального кита, чувствуя, как вибрирует его кожа. Плавно скользя по воздуху, он набирает высоту, и тут к нам подлетает лодка, целиком состоящая из птиц. Двигаясь как один большой организм, они несут на себе…
– У нее есть Я! – голос Хора доносится со всех сторон. – У НЕЕ ЕСТЬ Я!
Эти слова поют и птицы, и шквальные киты. Я даже не заметила, как сотни китов приплыли на место сражения.
Мой отец излучает яркое сияние, дверцы в его груди распахнуты, его руки раскинуты в стороны, и на них сидят Весперс и Каладриус. Его – нет, наши – кануры заполонили все небо.
Глаза Заль горят, руки трясутся.
– Ты же умер, – говорит она, ошеломленно уставившись на Хора. – ТЕБЯ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ В ЖИВЫХ.
– Я не умер, а скрылся, – говорит он. – Это разные вещи.
Долгое время они молча смотрят друг на друга.
– Как ты мог меня бросить? – шепчет Заль.
– Ты сломала нашу песню.
– Ее отобрали у меня, – произносит она с мольбой в голосе. – Но я вернула ее! Исцели меня, я умираю.
– Мы все умираем, – отвечает он. – Твою песню отобрали, потому что ты использовала ее лишь для того, чтобы убивать.
– Так было не всегда, – говорит она. – С тобой я пела иначе.
В глазах Хора сверкают молнии.
– Что с тобой стало?
– Небесные жители голодают, – говорит она, умоляюще глядя на него. – Я одна помогаю им.
Я настороженно слежу за их беседой.
Они обмениваются долгим взглядом, в котором читается вся их история, и становится ясно: они все еще любят друг друга – вопреки здравому смыслу, несмотря на предательство.
Хор делает шаг вперед, Заль идет ему навстречу, и мне уже начинает казаться, что сейчас он ее исцелит, но вместо этого он издает грозный звук, который раскатом проносится по небу.
Прильнув к ней, он наполняет ее легкие своей песней, а она вдыхает в него свою. С ней поют Соловьи, а с ним – все его кануры.
Они не уступают друг другу ни в силе, ни в пылкости. Это битва титанов.
Голос Хора плавно течет под голосом Заль, усиливая его и направляя в нужное русло. Я знаю, что она испытывает, ведь Дай проделывал со мной то же самое, не говоря уже о том, что свою песню Заль украла у меня.
– ХВАТИТ! – орет Заль, перекрикивая все остальные голоса. Сделав судорожный вдох, она снова берет Соловьев под контроль и выводит высокую ноту, режущую слух. Я вижу, как напрягается ее горло. Хор содрогается от боли, но продолжает петь. Песня дронов причиняет ему страшные мучения.
В небе мелькают молнии, кометы и пятна северного сияния. Хора и Заль окружает слепящий ореол, от одного взгляда на который у меня начинает болеть голова.
Их песня – это восходы и падающие звезды.
В глазах Заль пылает огонь любви и ненависти, лицо ее светится, зубы обнажены, кожа покрыта изображениями всего, что ей дорого, – изображениями Хора. Ее образ высечен у него на груди.
Оба заметно ослабли. Рана Заль кровоточит, и ей приходится опираться на Хора, чтобы не упасть. Он тоже выбился из сил, а Каладриус, которая лежит у него на груди, обвившись вокруг шеи, едва может поднять голову.
Несмотря на то, что Заль ранена, их силы равны. За прошедшие годы их узы не ослабли, и они поют как единое целое.
Они наполняют друг друга звуком, и голоса их становятся все выше, пока наконец не достигают ультразвуковых частот.
Хор берет новую ноту, прекрасную и ужасную, сладостную и свирепую, и Заль, вынужденная петь вместе с ним, начинает давиться и морщиться. Соловьи, кружащие над нами, извиваются и дергаются из стороны в сторону.
Я узнаю мотив. Против ее воли Хор вложил в уста Заль песню радости и созидания.
Ее лицо смягчается, в нем появляется проблеск узнавания, и она выводит дивную трель, неземную вибрацию, похожую на звуки пульсирующих звезд, которые я слушала в интернете.
Астросейсмология.
Так вот оно что… Истинная песня моей матери – это ария далекой звезды.
Заль преображается: ее кожа сияет, песня дрожью проходит по всему ее телу. Какая она красивая…
Хор едва держится в воздухе. Заметно, что он поет из последних сил.
Он делает вдох – она делает вдох – оба готовятся к финальному аккорду.
Небо замирает.
Они не сводят друг с друга глаз.
Вдруг по небу со свистом проносятся Соловьи, и в ту же секунду, изогнувшись всем телом, Заль выкрикивает ноту, которую, должно быть, хранила в себе годами.
Эта нота прочит гибель всего живого, в ней сливаются отрицание, недоверие, гнев и скорбь. Она – полная противоположность песни Хора.
Застыв на месте, я с ужасом наблюдаю, как мой новообретенный отец корчится от боли. Его голос становится сдавленным, надломленным. Яростная нота эхом разносится по Маганветару, сотрясая все вокруг. Магонцы хватаются за грудь, в самолетах, которые, подобно спутникам, обращаются вокруг города, бьются в конвульсиях пилоты, Весперс и Каладриус жалобно стонут.
Заль решила уничтожить все: свои узы, свою любовь, свой мир… наш мир.
Она поет песню-конец, пытаясь вызвать у Хора остановку сердца, и я чувствую, как мои силы угасают. Он должен ответить ей, должен призвать на помощь своих птиц, должен…
Встретившись со мной взглядом, Хор выводит мою ноту вместо своей.
Он поет громче, и в его песне слышится мое имя, и ЛЮБОВЬ ко мне, и вера в меня. Во мне есть что-то от каждого из моих родителей: от Заль, от него, от моих земных мамы с папой – и он принимает меня целиком.
Он верит, что я смогу сделать все, что захочу, даже без его помощи.
Он говорит мне, что я не последний представитель вымирающего вида.
Затем он сжимает Заль в объятиях – на мгновение они застывают посреди неба, сильные, непобедимые, смертельно раненные, – и поет свою последнюю ноту, не похожую ни на один звук на свете. Она идеально дополняет песню Заль и поглощает ее, лишая голоса обоих.
Сцепившись, они прыгают в пустоту – падают, падают, падают – и на них набрасываются стервятники.
Тишина…
Каладриус и Весперс издают жалобный вопль, возвещающий кончину хозяина, а затем цапля складывает крылья и падает вслед за ним. Я протягиваю к ней руки, пытаясь остановить ее, но уже поздно.
Мертвечина. Мертвые песни. Мертвые певцы, радостно стрекочут стервятники.
Стелющийся под нами туман окрашивается голубым, и сквозь него доносятся отголоски песни. Я шумно всхлипываю, прижавшись к спине своего кита. Моих родителей больше нет, а внизу мелькают лишь черные крылья.
Соловьи окружают меня широким кольцом, скандируя свою разрушительную песню.
Внизу начинается потоп. На наш город обрушивается ливень, по улицам проносятся ветра, дороги превращаются в реки, в которых плавают машины.
Теперь дроны поют сами. Разлетаясь по небу черными точками, они разносят повсюду страдания, голод, скорбь и смерть.
В голове мелькают ужасные картины: широко распахнутые глаза детей, застигнутых стихийным бедствием; силуэты зданий, которые вот-вот обрушатся; высохшая земля, покрытая трещинами; трупы, целые груды тел, ряды могил; мертвый океан, серый и безжизненный, мертвая земля, серая и безжизненная, мертвое небо.
Нервно сглотнув, я пытаюсь нащупать свою песню – единственное, что поможет мне предотвратить надвигающуюся катастрофу.
Ничего не выходит.
