27 – 34 октября 617134 года от Стабилизации

Сидя на подоконнике у открытого окна, выходящего из коридора университета, я пыталась разобраться с очередной темой. Погода хорошая, поэтому в аудиторию не тянуло, а тут и лёгкий ветерок, и ветки ближайшего дерева так близко, что если протянуть руку, можно их коснуться. Чем дальше, тем сильнее понимаю, что в Святограде совсем иная обстановка, чем в Бурзыле. Приятнее.

В соседнее, тоже открытое, окно влетела небольшая сандалия. Через несколько секунд — вторая. Я насторожилась: второй этаж, потолки высокие... с чего бы кому-то обувью кидаться?

Скрипнула ветка дерева, и за соседний подоконник ухватились детские руки. Девочка шести-семи лет подтянулась и ловко перевалилась через преграду.

— Фух, — тихо выдохнула она, подобрала обувь и тут заметила меня. Быстро оглянулась и приложила палец к губам.

— Ты что тут делаешь? — шёпотом спросила я. — Сюда можно только по разрешению.

— Я... к дяде в гости, — так честно заверил ребёнок, что я сразу заподозрила ложь.

— А почему не через вход?

— Я на минутку, — отмахнулась девочка и босиком, с сандалиями в руках припустила по коридору.

Но далеко на ушла. Из-за поворота ей навстречу вышел преподаватель. Присел на корточки перед резко затормозившим ребёнком и с укором поинтересовался:

— Ну и зачем ты опять сюда залезла?

Девочка отступила и расстроено поникла.

— Я только птичек посмотреть хотела, которые вон в той комнате сидят. Тихонько, ничего бы не трогала. Дяденька инквизитор, не прогоняй, ну пожалуйста! — с надеждой попросила она. — Я только посмотреть.

— Одевай сандалии, чудо, — вздохнул мужчина, дождался, пока ребёнок, обиженно шмыгая носом, выполнит указание, а потом взял её за руку. — Где твои родители?

— Не надо к маме, — тут же упёрлась девочка. — Я больше не буду, правда-правда.

— Давай так. Сейчас мы сходим к маме, чтобы она не беспокоилась, поговорим с ней, а потом сможешь птичек посмотреть, — серьёзно предложил преподаватель. — Согласна?

Ребёнок задумчиво почесал царапину на руке. Тяжело вздохнул.

— А давай ты сам меня накажешь, а маме жаловаться не будешь?

— Не буду жаловаться. Слово инквизитора, — пообещал мужчина. — Хочу с твоей мамой познакомиться и поговорить, но жаловаться не собираюсь. И рассказывать, что ты уже не первый раз в окно залезаешь — тоже.

Девочка улыбнулась.

— Хорошо.

— Теперь идём?

— Идём. А потом точно можно будет птичек посмотреть?

В это время преподаватель завернул за угол, и ответа я уже не расслышала. Всё-таки здесь другие обычаи. И дети доверяют взрослым, по крайней мере, некоторым.

— Интересно, зачем говорить с матерью, если не жаловаться? — высказала вслух занимающий мысли вопрос.

— Познакомиться. Подготовить её к тому, что дочь станет инквизитором, — негромко ответили сзади.

Я обернулась — там стояла ещё одна преподаватель. Женщина грустно смотрела туда, куда ушли субъекты разговора.

— Я тоже когда-то лазила куда не следует. Только не в университет, а в малый храм — больше ничего интересного в моей деревне не было.

Вспомнив информацию с дополнительного курса, я сочувственно кивнула.

— Тебе пришлось расстаться с родителями?

— Зато у меня стало больше братьев и сестёр, — улыбнулась инквизитор и добавила: — И семью регулярно навещаю. Но мы и они всё равно принадлежим к разным мирам.

Устроенный для нас краткий ликбез по Миртару помог многое понять. И оценить впечатления от страны с учётом новых знаний.

Неблагоприятные нео условия в «голубых» землях (прозванных так по цвету флага), естественно, оказывают прямое влияние и затрудняют жизнь. Но гораздо более отрицательным и труднопреодолимым является их опосредованное воздействие — через вездесущую ксеру. В этой зоне внутриклеточный симбионт снижает плодовитость, причём очень значительно. Но действует не на всех в равной мере. Ксера использует определённую энергию и вещества, которые на востоке и без того в дефиците: организм их вырабатывает в небольшом количестве, а нуждается постоянно, но и извне нехватку компенсировать трудно и дорого — пришлось бы в скафандрах ходить или операции проводить, как у белокерманских защитников. Проблема в том, что дефицитные составляющие участвуют не только в процессе размножения, а необходимы ещё для некоторых типов работ, в первую очередь, интеллектуальных. Более того, у существ, занимающихся умственной деятельностью, физиология немного смещается и ксера становится агрессивней, превращая таких людей в бесплодных. Организму ещё хватает сил на регенерацию и возобновление собственных тканей, но о размножении можно забыть. Впрочем, в принципе восстановление фертильности возможно, но только в особых условиях или в западных землях. Но и в этом случае на это потребуется не меньше нескольких лет.

В результате, некоторые законы и обычаи Миртара направлены на то, чтобы хотя бы частично компенсировать негативное воздействие ксеры. Для этого существует особый класс населения — миряне. Эти люди получают минимальное образование, их специально ограничивают в информации и приставляют к примитивному физическому труду. Причём стремятся, чтобы работа и домашние дела занимали большую часть активного времени суток. Физические нагрузки не влияют на агрессивность ксеры, зато хорошо утомляют — в результате у мирян остаётся меньше сил и возможностей чтобы «слишком много думать». Казалось бы, жестокие меры... но именно миряне являются родителями, в том числе для всех остальных социальных классов. Только они могут выносить по шесть-восемь и более детей за жизнь, причём, если повезёт, один-два ребёнка будут собственными, а не «намоленными».

Впрочем, у монахинь, если перейдут на какую-то примитивную работу и подождут десяток лет, тоже есть возможность родить, но уже нет шанса зачать без помощи врачей.

Весь Миртар охватывает специальная медицинская сеть, занимающаяся закупкой, производством и вживлением здоровых зародышей. Причём материал поступает из специальных лабораторий. К сожалению, ситуация такова, что у инквизиторов и монахов брать генетику бесполезно. Даже после специальных обработок и внедрения в другую клетку результат получается либо нежизнеспособен, либо ущербен, недоразвит, слаб или с плохим потенциалом. А вот из материала мирян получить полноценных зародышей уже можно — хотя тоже приходится специальным образом и достаточно долго подготавливать исходные образцы.

Из-за низкой плодовитости и невозможности поддерживать население на должном уровне естественным образом, в Миртаре храмами оказывается специальная услуга для мирян и монахов. Можно «намолить» ребенка — то есть обратиться к священнику, чтобы он проверил готовность и назначил день операции по подсадке зиготы. Этот день выпадает из жизни мирян (обычно приглашают пару) и та чаще всего искренне считает, что ребёнок их — тем более, что выбирается зародыш, у которого будет схожий фенотип. Одновременно у будущих родителей (если они миряне) в свою очередь забирают образцы генетического материала. Изучают, сортируют, бракуют или вносят в золотой фонд и так далее. То есть дети пришедшей в храм пары могут родиться... но уже у кого-нибудь другого. И не факт, что оба родителя будут те же: в лабораториях стараются подбирать оптимальные комбинации генов.

Кроме того, вырастить младенца искусственным образом, «в пробирке», в условиях Миртара очень накладно — требуется серьёзная защита от внешней среды и создание специальных условий. С учётом этих и других факторов получается намного выгодней использовать в качестве инкубаторов людей, способных выносить потомство — их организм сам обеспечивает условия, на воспроизведение которых в другой ситуации требуется много средств.

Из-за жесткого ограничения в информации миряне не могут работать с техникой и, соответственно, не дают большого дохода. Но они всячески оберегаются законом и выполняют очень важную функцию воспроизводства населения. Казалось бы, проблему можно решить легче и дешевле: закупать детей или просто позволить иммигрантам свободное переселение, создать для них условия. В тартарских землях и западнее много народа, который наверняка с радостью перебрался бы на новое место жительства. Но не всё так просто. Хотя иммигранты есть, дети действительно завозятся, и закупаются зародыши, однако даже всё это в совокупности составляет лишь малую долю в восполнении населения. Будь иначе, Миртар попал бы в зависимость от других гигантских стран, ему смогли бы диктовать условия и сильно ослабить или практически уничтожить, прекратив поставки. Так что для поддержания суверенитета эта гигантская страна заботится о собственном дорогостоящем комплексе мер. Хотя, разумеется, не упускает случая закупить и немного снизить затраты. Но никогда — в ущерб собственному производству.

Кстати, ещё из-за особенностей мирян и того, что для них надо создавать особое, обеднённое информацией поле, одним из самых серьёзных и жёстко наказываемых преступлений считается распространение лишних сведений. Артисты, сказители, барды, поэты и художники — все они находятся под контролем государства. В связи с этим же в Миртаре часто недолюбливают тартарцев и некоторых других иностранцев: те легко способны сболтнуть лишнее и спровоцировать на размышления — а значит, на бесплодие и импотенцию. По этой же причине приходится дополнительно приглядывать за иммигрантами.

Но ближе к теме. Миряне являются всеобщими родителями, однако практически не дают дохода, а часто, наоборот, создают дополнительные расходы для бюджета. Зато поставляют один из главнейших, человеческий ресурс. Детей.

Хотя детёныши растут в семьях мирян, их часто навещают и за ними присматривают инквизиторы. Играют, наблюдают и выделяют тех, кто проявляет больше любопытства и сильнее склонен к размышлениям. Такие дети, даже если продолжат считаться мирянами, чаще всего сами перешагнут ту планку, за которой следует абсолютное бесплодие (то есть неспособность не только зачать, но даже выносить ребёнка). Кроме того, если оставить их любознательность без контроля, они могут сбить с пути остальных. Чтобы подобного не случилось, детей, склонных думать и фантазировать, осторожно забирают из семей либо в приёмные семьи (из инквизиторов), либо в специальные садики, а потом школы. Обычные миряне считают это честью и радуются, что их ребенок перейдёт на более высокую социальную ступень, станет инквизитором. Да и в целом это частое явление: из каждой второй-третьей (а то и первой) семьи кого-то «избирают», а в некоторых и не по одному ребёнку.

Социальная прослойка монахов выделяется частично тогда же, а частично — позже, уже в подростковом или ближе к зрелому возрасту, после специальных тестов. Это пограничные люди, те, кто уже потерял возможность зачать или послужить источником качественного генетического материала. Они могут продолжать жить с родителями, но чаще сами уходят в училища. Хотя этой прослойке всё ещё ограничивают доступ к информации, но уже гораздо меньше. В результате монахи могут получить какую-то относительно простую, однако качественную производственную профессию. Рабочие на заводах, водители, моряки и многие другие являются монахами. Кстати, если кто-то из данного социального класса продолжит самообразование, окажется сообразительным или ещё как-то проявит себя, он вполне может пополнить ряды инквизиторов. Даже если останется работать на том же заводе — но уже не простым токарем, а, например, главным, или специалистом по сложным задачам.

В свете новых знаний я вполне могла понять женщину. Она сама прошла через такой этап. И лишилась родителей.

— Можно задать личный вопрос?

— Задавай, — всё ещё глядя вслед ушедшим, разрешила инквизитор.

— Ты... тебе было очень плохо, когда забрали из семьи?

Женщина посмотрела на меня и неожиданно рассмеялась.

— Тартарка, — добродушно сказала она. — Вы привыкли, что каждый сам за себя, каждый поодиночке, и переносите эту точку зрения на остальных. Я не потеряла свою семью. Но обрела новую. А потом — ещё одну.

— То есть тебя взяли на воспитание сначала одни, а потом — другие? — перевела на нормальный язык я.

— Софья, ты же рендер. Не теряй те преимущества, которые даёт тебе приход из другого мира — их и так немного. Хочешь, живи в Тартаре, учись, работай, приспосабливайся, но не позволяй ему полностью перекроить твой образ мысли на свой лад.

— Ты не сказала, что я поняла неправильно, — заметила я. — То есть по сути...

— Ты поняла неправильно, требующая точного и однозначного ответа тартарка, — насмешливо заверила собеседница. — Вторая моя семья — те инквизиторы, которые взяли меня и ещё нескольких детей на воспитание. А третья... не уверена, что ты сможешь понять. Для тартарцев это слишком сложно.

Заметив мою обиду, женщина улыбнулась. И в этой улыбке мне почудилась чуть ли не жалость.

— Все инквизиторы, весь наш социальный класс — одна большая семья. В неё берут не всякого, но если принимают — то как близкого человека. Брата или сестру. Это... прекрасное ощущение. Но вряд ли ты поймешь.

Я задумалась. Попыталась представить, как такое возможно, и признала, что для меня вообразить подобное действительно сложно. Особенно если людям не промыли мозги, не выровняли всех под одну копирку, а оставили цельными самостоятельными личностями. Впрочем...

От внезапного понимания стало не по себе. Легко бросаться обвинениями, но очень трудно и страшно посмотреть правде в глаза. Любая система заставляет прогибаться, подстраиваться под себя. Или даже хуже — ломает и перекраивает так как пожелает, не считаясь с потерями. Можно много говорить про минусы Миртара, и при изучении этой страны в Тартаре явно делается такой акцент. Но если оглянуться вокруг и снять шоры, то легко увидеть, что Тартар точно так же переделывает людей. Хотя нет, не так же, а куда жестче и грубее. Сколько ни обманывай себя, не считай свободной и независимой личностью — это не так. Иначе тартарцев в других странах не могли бы так легко распознать по поведению. Мы схожи, будто слеплены по одному шаблону. А те, кто выбиваются или не подходят, оканчивают свою жизнь в рабах или на свалках.

Когда-то белокерманский посол упоминал о разнице между желающими что-то изменить и теми, кто пытается просто вписаться в существующее общество. Вот я как бы вписалась и теперь меряю окружающих уже привычными, тартарскими мерками. Но при этом потеряла какую-то часть себя. А ещё — так и не обрела семью. Есть друзья. Очень хорошие друзья. Но всё равно чего-то не хватает. Возможно, настоящей душевной близости? Когда хорошо просто посидеть рядом? В новой жизни я ощущала нечто подобное разве что в Белокермане с другом из вида слизняков, с Шасом и, в последние дни, с Лиссом. Но с первым уже давно расстались, у Шаса тоже свои дела, хотя и перезваниваемся, Лисс — не про мою честь. Можно утешать себя тем, что многие тартарцы одиночки и вообще, такова судьба всех взрослых людей... И старательно отрицать возможность другой жизни и отношений. Недаром в Тартаре так распространены шутки и критика миртарцев. Если их высмеять, обвинить или облить недоверием, то легче успокоить собственные комплексы. И глухую тоску, разливающуюся в груди, когда начинаешь думать, что могло быть и иначе.

— Ты права, мне сложно понять, — пересилив себя и подавив норовившие вырваться циничные замечания, признала я. — Здесь многое по-другому.

Инквизитор посмотрела мне прямо в глаза и улыбнулась:

— Главное — не зацикливайся только на Тартаре. И не пытайся мерить всех его мерками.

Я кивнула и вернулась к занятиям. Разговор продолжать не хотелось, как, впрочем, и требовать доказательств. Тем более, что много раз замечала, как тепло относятся друг к другу инквизиторы. А значит, если собеседница и искажала правду, то не так уж сильно.

Как и в Бурзыле, здесь большую часть материала приходилось изучать самостоятельно. Причём имелся существенный минус — консультанты, с которыми можно было бы посоветоваться, с нами не поехали. Аудио и видеосвязь усложнялась из-за аномалий с течением времени и по этой причине по умолчанию не предоставлялась — только за свой счёт. Оставалась переписка, но пользоваться ей не всегда удобно. Впрочем, я давно привыкла к самостоятельной работе, ответы на многие вопросы, пусть и с большей потерей времени, но можно найти в справочниках или учебных материалах. К тому же нам позволяли посещать занятия по аналогичной специальности в местном портально-дорожном университете. Единственная проблема — пусть специальность и аналогичная, но программа обучения, организация занятий и даже набор предметов несколько отличается. По этой причине мы очень редко пользовались великодушным разрешением местных властей.

В отличие от тартарской системы здесь един не только необходимый минимум, но и программа обучения для всего курса. Поэтому студенты идут ровно, занимаются совместно, соответственно, контролировать или помогать отстающим легче — и труд преподавателей сильно облегчается. Из любопытства я ознакомилась с расписанием пар соответствующего курса. Большинство из предметов не вызвали особого интереса или были аналогичными изучаемым, но краткое описание «философии портализма» привлекло, поэтому я решила посетить хотя бы одно занятие. И ничуть об этом не пожалела. Даже более того, теперь старалась по возможности не пропускать пары по этому предмету.

На философии портализма студенты изучали многие моральные, психологические, политические и иные вопросы, которые частично или полностью оставались за кадром по тартарскому минимуму. Занятия проходили следующим образом: сначала давали новый материал, а потом его обсуждали. Причём назвать эти знания лишними или бесполезными не поворачивался язык. Например, на одной из пар я наконец поняла, чем так опасны самоубийцы.

В тот раз студентам сначала показали документальный фильм, а потом мы долго беседовали и развивали тему. Фильм являлся записью лабораторных экспериментов в трёх зонах: восточной, центральной и западной. В крупном изолированном помещении создавали экосистему, которая должна быть устойчивой. И наблюдали, что с ней происходит с течением времени.

В восточной зоне за несколько поколений сначала вымерли более высокоорганизованные и при этом активные формы жизни (поскольку не оставляли потомства или оставляли его в недостаточном количестве и качестве), а за ними последовали и остальные. Дольше всех продержались долгоживущие растения: некоторые деревья и кустарники. Даже бактерии и грибы уже исчезли, а они ещё жили. Впрочем, в конце концов старые исполины тоже погибли... и жизнь прекратила своё существование.

В эксперименте западной зоны развитие оказалось совсем иным. Там с плодовитостью проблем не возникало, но каждое новое поколение всё сильнее теряло свои первоначальные признаки. Сначала такую адскую гибридизацию не выдержали более сложноорганизованные организмы: исчезли высшие растения и животные, а власть взяли простейшие, примитивные водоросли и плесневые грибы. Но постепенно и их разнообразие снижалось. Остатки жизни долго боролись за своё существование в виде почти однородной слизистой массы, однако и они потерпели поражение.

Центральная зона тоже не оправдала возложенных на неё надежд. Причём развитие шло по западному типу, просто более растянуто во времени. Но, в отличие от предыдущего опыта, в центре жизнь вымерла даже быстрее, поскольку сильно укоротилась последняя стадия — однородной массы.

Единственным организмом, который можно было считать выжившим и сохранившим себя, являлась ксера. Но она не могла размножаться и действовать без хозяина. В результате получался мертвый мир, густо усыпанный микроскопическими спорами ксеры.

Может показаться, что эти эксперименты имеют слабое отношение к реальной жизни: и в Святограде, и в Бурзыле вокруг города растут леса, да и сами города не пустуют и разнообразие не ограничено только деревьями или плесенью. Но на востоке за это надо благодарить власти Миртара (которые постоянно следят за обогащением окружающей среды), а главное — и тут, и в центре, и особенно на западе, на помощь приходит ренство. В Чёрную Дыру попадают отнюдь не только и даже не столько разумные. Огромное значение имеет ренство семян, спор, животных, растений, бактерий, грибов — именно благодаря ему экосистемы окрестностей Бурзыла продолжают своё существование, пусть иногда и претерпевая серьёзные изменения. Прекратись вдруг этот вид ренства — окружающая природа либо выродилась бы (в центре и западнее), либо вымерла (на востоке). И тогда всем пришлось бы тратить намного больше средств на искусственное поддержание экосистем, чтобы не допустить катастрофы. А ведь даже сейчас заводы и институты подобной направленности есть везде, играют очень важную роль и потребляют огромные ресурсы (особенно на востоке и западе). В итоге, исчезни постоянное вливание нового генетического материала, гигантские страны не справились бы с возросшей нагрузкой и привычный мир исчез бы. А вместе с ним — и разумные.

Когда-то, в Белокермане, меня ввели в заблуждение. Впрочем, неудивительно: большинство обывателей искренне считает, что выхода из Чёрной Дыры не существует. Но он есть... и именно мы, самоубийцы, можем преодолеть эту границу. Другой вопрос, что вернуться домой почти точно не получится — мир во Вне слишком огромен и к тому же не в единственном, а во множестве экземпляров — попробуй найти нужный и конкретное место в нём. Зато у самоубийц, и меня в том числе, есть реальный шанс снова увидеть настоящие звёзды, а не их отражение.

Итак, мы можем выбраться. Проблема в том, что без специальных техник и защиты мы можем не только пересечь границу миров сами, но и пронести с собой вездесущую ксеру. Этот организм прекрасно выживает и размножается во Вне, по-прежнему, как и в Чёрной Дыре, сохраняя свои особенности в зависимости от условий окружающей среды. То есть, чаще всего, вызывает на обитаемых планетах ту же картину. А учитывая, что ксера очень устойчивая к неблагоприятным факторам и её множество разновидностей, а на планетах во Вне ренства нет...

Например, попади ксера вдруг на Землю. В первую стадию заражения люди вообще могут ничего не заметить, разве что уменьшатся случаи аллергий и ослабнет действие ядов. А потом начнут появляться уродцы... и чем дальше — тем более массово. Исчезнет сама возможность естественного и искусственного отбора и отбраковки — ведь потомки уже не дети родителей, а, в том числе, происходят от ветроопыляемых растений, бактерий, грибов и клещей. Пройдут поколения, жизнь ещё некоторое время поборется за своё существование, но в конце концов исчезнет. Останется планета, некогда бывшая живой... и споры ксеры. Они мелкие, лёгкие и очень устойчивые к агрессивной среде. Ветер вполне может споры поднять в небо... и кто знает, не попадут ли какие-то из них в космос и не отправятся ли в межзвёздное путешествие. А уж если погибшую планету посетят инопланетяне, то они привезут на свою родину универсальную и непобедимую чуму.

Любой из самоубийц, сам того не подозревая, может оказаться хуже низшего арвана — те хотя бы действуют тонко, уничтожая только разумных или только ограниченное число видов и не вредя остальным. Мы же, даже призраки, легко принесём всеобщую чуму. Причём, если на отдельной планете или, лучше, в изолированном пространстве, с ней ещё сможет справиться большой штат специально подготовленных и снабженных дорогостоящим оборудованием арванов или несколько байлогов даже без оборудования (но они не способны полностью убрать загрязнение планет, зато гораздо легче зачистят, например, внутреннюю часть космического корабля), то стоит ксере выйти за эти пределы, как рано или поздно всеобщее вырождение станет неизбежным. И это, увы, не теоретические сведения. До того, как обитатели Чёрной Дыры поняли, какую опасность они представляют, первые самоубийцы уже заразили несколько миров. К счастью, не цельных, а притягиваемых к нашей аномалии обрывков, так называемых «пузырей». Но в каждом из них было множество звёздных систем, а иногда — и галактик. В них существовала жизнь и даже разум. А из-за ксеры они уже погибли или были обречены. Изоляция заражённых планет и звёздных систем не спасёт — лишь поможет отсрочить уничтожение. Пусть даже, если повезет, и на миллионы лет.

И ещё одно. Даже если бы жители Чёрной Дыры наплевали на гибель миров во Вне — на них она тоже скажется. Ведь если там не будет жизни, то и сюда перестанет попадать свежий, чистый генетический материал. А значит, жизнь Чёрной Дыры ожидает тот же конец. Утешает только то, что все известные заражённые миры являются пузырями и что все они постепенно притягиваются к Чёрной Дыре — поэтому есть надежда, что ксера не проберётся выше.

После этого занятия я поняла, что самоубийцы действительно опасны и должны находиться под тотальным контролем или уничтожаться. Как, впрочем, и соответствующая техника. Самые продвинутые технологии по контролю — у Древтара, и ради всеобщей безопасности другим странам приходится мириться с тем, что все самоубийцы и все портальные приборы находятся под присмотром этой страны. То есть, если смотреть цинично, все представители нашей профессии находятся под тотальной диктатурой Древтара. Впрочем, есть ещё один интересный исторический факт: когда другие гигантские страны (в первую очередь Тартар) пытались обойти это правило, агенты монополиста и мориотарцы на удивление дружно уничтожили все начинания. Впрочем, тартарцы и сами не идиоты и понимают, что при такой глобальной угрозе как заражение ксерой, риск не оправдан. Да и миры во Вне никакой экономической ценности для местных стран не представляют — безопасный перенос хоть чего-то получается слишком дорогим, да и неосвоенных территорий в Чёрной Дыре полно. Единственное, что коробит власти других стран — так это сам факт монополии Древтара по данному вопросу.

— Впрочем, это в каком-то плане тоже оправданно, — заметил преподаватель во время обсуждения. — Древтар лучше других стран поддерживает байлогов и арванов, и способствует их развитию, а также разработке их специфичных технологий. А значит — способен лучше нас, тартарцев и прочих обеспечить безопасность миров во Вне.

Хотя самоубийцы способны выбраться в настоящие внешние миры (не сразу, а постепенно, попрыгав по множеству пузырей), но обычно такой проход — случайность. Наша основная деятельность связана именно с поиском коротких путей в пределах Чёрной Дыры. Тоже гигантские неизведанные территории, но, в отличие от Вне, уже повсеместно зараженные ксерой — а значит, угрозы для них мы не несем. Другой вопрос, что редко когда полностью исключена ошибка, и нельзя гарантировать, что выбравшись на ту сторону короткого пути, я окажусь на «ядре» Чёрной Дыры, а не в каком-то из окружающих её пузырей.

Естественно, до того, как самоубийц допускают к самостоятельной работе, им проводят специальные изменения: во-первых, позволяющие очистить организм от ксеры (точнее — распознать её как нечто чужеродное и не взять с собой), а во-вторых, выжить без этого вездесущего симбионта в условиях Чёрной Дыры. Из-за сложностей таких модификаций каждый самоубийца нуждается с больших начальных затратах (которые включают в кредит). В этом плане химеры, причем любые, впереди всех: одной из наших общих особенностей является как раз неприятие организмом ксеры. То есть призрак-химера, в отличие от других призраков, даже без дорогостоящей подготовки не притащит с собой чуму. Иная ситуация произойдёт, если вдруг шагнуть выше по рангу (что у химер случается намного чаще, чем у остальных). В этом случае, пытаясь пронести, например, видеокамеру или паспорт, я почти точно прихвачу вместе с ними ксеру. Самый надёжный вариант — либо не брать ничего, либо оборудовать вокруг зоны перехода изолированную от окружающей среды лабораторию и полностью зачищать в ней и на багаже ксеру. Ну или ходить в уже знакомые пути, те, которые ведут не во Вне — а такая необходимость тоже бывает. Но как гарантировать, что все самоубийцы будут выполнять правила и среди них не попадётся небрежного или злонамеренного? Тут на помощь и приходит тотальный контроль.

Вот трудно было тартарцам нормально всё объяснить, а не посылать в сеть! Всего одна сдвоенная пара, а уже отпало всё возмущение принимаемыми мерами безопасности. Более того, теперь я полностью понимала, что если контроль надо мной всё-таки установить не удастся, то меня необходимо будет уничтожить. Необходимо! Даже если предположить, что сама по себе я нарушать правила не собираюсь, кто сказал, что меня не смогут заставить? Шантажом, пытками (ведь не везде есть короткие пути, чтобы сбежать), гипнозом или обманом! Стать причиной гибели целой планеты, миллиардов людей... множества планет. Слишком большая угроза. Ничья жизнь такого не стоит.

На данном предмете касались ещё многих тем, связанных с выбранной профессией. Даже частично прослушанный курс помог многое понять, смириться или посмотреть с другой точки зрения.

Кстати, от местного подхода к образованию я была в восторге. И по-белому завидовала миртарским студентам. Их занятия проходили куда эффективней и интересней, чем наши. Мне бы очень хотелось, чтобы в Бурзыле было что-то подобное.

— Зато если уж тартарец переживёт период обучения, то как факт сможет заниматься и дальше, самостоятельно. И ни от кого не зависеть, — цинично утешала я себя одним из плюсов тартарской системы образования. И старательно делала вид, что не замечаю в расписании портально-дорожного университета Святограда специальных предметов, предназначенных для того, чтобы помочь студентам освоить наиболее эффективные методы самоподготовки и самообучения.