Иллюстрация 27

«Ниагара» нашлась на поверхности «Бича» в сорока двух километрах от места падения «Секиры Драгомира». Фрегат не взорвался, но лишился хода, системы контроля, защитной системы и локаторов, управляющих оружием. Кроме того, у корабля был повреждён эгран, и двигаться самостоятельно он не мог.

Капитан Харрисон оказался жив, как и почти весь экипаж корабля. Погибли четверо, в том числе два члена научно-исследовательской группы. Ну, и вся группа майора Снайпса, пытавшегося слепо выполнить приказ командующего специальными силами космической обороны.

«Енисей» завис над местом приземления «Ниагары», и к фрегату спустились два катера, чтобы забрать оставшихся в живых астронавтов. Однако неожиданно возникла проблема, потому что Харрисон наотрез отказался покидать корабль и согласился это сделать лишь сутки спустя, после сеанса связи с Центром управления полётами в Хьюстоне.

О чём шёл разговор (шесть минут туда – за столько времени радиосигнал с корабля достигал Земли, шесть минут обратно), российские космонавты не знали, но Харрисон ступил на борт «Енисея» мрачнее тучи, и Денис ему искренне посочувствовал. Ему тоже предстояло отчитаться перед командованием ЦЭОК, почему он не смог снять с «Бича» морлокский деструктор.

До Солнца оставалось чуть больше двенадцати миллионов километров, и было решено за оставшиеся до столкновения суперструны с земным светилом дни пройтись над ней и снять всё, что только было возможно. Космонавты понимали, что налипшие на тело «Бича» «несметные сокровища» Вселенной попросту сгорят.

Однако испарения становились всё гуще, и обнаружить на трубе «Бича» какие-то искусственные объекты, остатки сооружений, разбившихся кораблей и прочих артефактов было невероятно трудно. Удалось лишь снять несколько «грибов-дождевиков», высыпавшихся из «авоськи» непонятного хранилища на дно кратера, точно таких же, какой Денис обнаружил в трюме «Ынхи», да поднять на борт несколько обломков какой-то длинномерной конструкции, обнаруженной неподалёку от «Калаби-гусеницы».

Богатырёв снова взмолился оставить его возле «гусеницы» с комплексом исследовательской аппаратуры, но Денис согласился только на запуск автоматической лаборатории, способной самостоятельно записать параметры этого экзотического феномена.

– Не переживайте, Валентин Теофилович, – успокоил эксперта Шестопал. – Вряд ли Солнце разрушит вашу Калаби-Яу, для этого нужны другие температуры и другие энергии.

Ещё через сутки Солнце приблизилось к нацелившемуся на неё «Бичу» на восемь с лишним миллионов километров, и Егорыч доложил о невозможности поддерживать внутри корабля комфортные условия для проживания.

Денис, находившийся теперь в рубке корабля непрерывно, решил устроить маленькую конференцию.

«Енисей» шёл на высоте трёх километров над «Бичом», превратившимся в струящееся, белое, пушистое копьё, повернувшись к светилу кормой, но оно, казалось, сияло отовсюду, увеличившись до размеров планеты. Смотреть на него без светофильтров было нельзя, даже видеокамеры начали выходить из строя от усилившегося потока излучения, и чтобы не менять их каждую минуту, Егорыч включал систему обзора со стороны кормы буквально на доли секунды.

– Друзья, – начал Денис, но, вспомнив, что на борту фрегата разместились не только россияне, добавил: – Господа, леди и джентльмены, дальнейшее сопровождение «Бича Божьего» невозможно. Мы сделали всё, что могли. Есть предложение повернуть домой.

Интерком донёс голоса пассажиров, рассаженных по каютам экипажа, и членов научной группы. Говорили на английском и русском языках. Но смысл восклицаний и предложений сводился к одному слову – возвращаться!

Заспорили только двое: Богатырёв и Балмер, руководитель экспертной миссии «Ниагары». Они готовы были следовать за «Бичом» вплоть до его тарана Солнца.

– А нельзя ли повременить с возвращением? – вдруг поддержал коллег Шестопал. – «Бич» врежется в нашу звезду через восемь с половиной часов. Не обязательно следовать за ним, можно остаться в этом районе и понаблюдать за столкновением. Получим бесценный научный материал.

Денис заколебался. Остро захотелось стартовать к Земле немедленно. Второе «я» вопило: домой! хватит экстрима! наелись!

– Вокруг Солнца полно спутников и лабораторий, – угрюмо проговорил Илья. – Они и без нас всё запишут и снимут.

Денис протрезвел.

– Пожалуй, в этом есть резон.

– Уходим?! – живо спросил старпом.

– Остаёмся?! – в унисон подхватили эксперты.

Всплывшая мысль показалась удачной: у них впереди было ещё целых восемь часов до «тарана», можно было славно отдохнуть и выспаться.

– Остаёмся.

Интерком принёс крики «ура» и шум переговоров.

– Отходим от «Бича» и тормозим, – добавил Денис. – Всем отдыхать.

Аурика промолчала. Вместо неё ответил Егорыч:

– Выполняю, Денис Ерофеевич.

Молодцов выбрался из кресла, стоявшего справа от капсулы капитана, посмотрел на женщину, но она сделала вид, что занята, и он вышел, огорчённый её невниманием, хотя уже спустя минуту почуял облегчение: «Енисей» начал отдаляться от «Бича», и его качающее гравитационное поле ослабевало. Напряжение схлынуло. Мечтая лишь об одном – рухнуть на койку, Денис добрался до каюты, ввалился в неё боком, начал стаскивать скафандр.

Но судьба распорядилась иначе.

За спиной звякнул каютфон.

Он удивлённо обернулся, глянув на экранчик.

Сердце дало сбой: за дверью стояла Аурика.

– Открыто, – проговорил он, не веря собственным глазам.

Дверь скользнула в притолоку, Аурика вошла, разглядывая его большими лучистыми глазами.

– Капитан? – неуверенно выговорил Денис, не зная, продолжать ли снимать скафандр или, наоборот, натянуть. – Вы же не имеете права покидать свой пост…

Она шагнула к нему, взялась руками за расстёгнутый ворот… и потянула вниз.

Он перестал что-либо понимать. Голова стала пустой, как воздушный шарик. В ней ворочалась только одна, почти трезвая мысль: «Она сделала выбор! Она сделала выбор!»

А потом он перестал думать вообще.

Дверь закрылась…

Мало кто из людей, загорающих на пляжах Земли под лучами солнышка, вспоминает, что на самом деле это гигантское космическое тело, диаметр которого в сто с лишним раз превышает диаметр родной планеты. А температура на его поверхности близка к шести тысячам градусов.

Структура нашего доброго светила довольно проста.

Солнце состоит из ядра, в центре которого температура достигает четырнадцати миллионов градусов, окружённого слоями: радиоактивной зоны или зоны лучистого переноса, конвекционной зоны, фотосферы, хромосферы и солнечной короны.

Именно фотосфера и является видимой «настоящей» солнечной поверхностью, излучающей свет. Она усеяна гранулами – ячейками бурлящей плазмы размером до тысячи километров, которые живут не более пятнадцати минут и движутся со скоростью до одного километра в секунду. Здесь же расположены и пятна с более низкой температурой, но зато обладающие сильным магнитным полем. Толщина фотосферы достигает четырёхсот километров.

Над ней располагается хромосфера – плотный слой солнечной атмосферы толщиной примерно в десять тысяч километров.

Её нижняя часть порождает флоккулы – зёрна увеличенной яркости, а верхняя часть испускает протуберанцы – огромные выбросы раскалённого водорода, зачастую превышающие размеры Земли в десятки раз. Движутся они со скоростью до трёхсот километров в секунду, а температура их достигает десяти тысяч градусов.

Верхние слои атмосферы Солнца представляют собой солнечную корону, температура которой может достигать двух миллионов градусов. Но она сильно разрежена и на фоне фотосферы не видна, так как её яркость составляет всего одну шестисоттысячную долю всего свечения Солнца. Вещество короны – высокоионизированная плазма, состоящая из протонов, электронов, ядер гелия и более тяжёлых ионов. За пределами атмосферы корона переходит в так называемый солнечный ветер – потоки остывающей плазмы, достающие в том числе и до Земли. Земные полярные сияния – результат их взаимодействия с магнитным полем планеты.

«Бич Божий» – длиной в два с лишним раза превышающий диаметр Солнца – воткнулся в хромосферу светила на двести тысяч километров южнее экватора четырнадцатого февраля, в два часа ночи по времени Москвы. В последние секунды до столкновения он мчался уже со скоростью сто двадцать километров в секунду, благодаря притяжению светила, и перестал «дымить»: все летучие вещества, налипшие на него за тринадцать с лишним миллиардов лет путешествия в космосе: газы, вода, лёд, замёрзшие жидкости, биологические останки и даже лёгкие металлы – всё испарилось под солнечным ветром ещё за несколько миллионов километров до «тарана». В Солнце врезалось странное линейное скопление камней разного размера, неравномерно распределённое по всей длине «Бича Божьего».

Сама струна была, естественно, не видна из-за малого диаметра, её невозможно было разглядеть ни в телескопы, ни в микроскопы, и с расстояния в десять миллионов километров, на каком остановился «Енисей», «Бич» выглядел ниточкой сцепленных бугорочков, почему-то не распадавшейся на отдельные рои астероидов.

Все пассажиры фрегата, и хозяева, и гости – спасённые американские астронавты, собрались в кают-компании и, затаив дыхание, следили за удивительным явлением, приготовленным им природой.

Денис хотел было занять кресло в централи управления, но подумал, что нехорошо отрываться от коллектива, и присоединился к компании учёных, специалистов-физиков и бойцов спецназа.

Камни «Бича» начали плавиться и испаряться под потоками солнечной плазмы примерно в пятнадцати тысячах километров от хромосферы звезды. «Бич» снова начал «дымить», превращаясь в своеобразную сверхдлинную «сигарету», но это был уже не пар, а сажа и пепел сгоревших каменных глыб. Слой хромосферы передовой торец «Бича», вспыхнувший ярким пламенем, пронзил за одну минуту двадцать секунд и врезался в гранулу фотосферы размером с земное Каспийское море.

Его скорость была велика, но и поверхность Солнца не стояла на месте, вовсе не представляя собой неподвижную мишень. Двигались сами гранулы, вращалось Солнце (вместе с атмосферой) с линейной скоростью почти в два километра в секунду. И несмотря на то, что верхние слои его атмосферы имели очень низкую плотность (Солнце, по сути, – исполинский газовый шар), «Бич» не смог углубиться в недра Солнца до самого ядра. Ещё до столкновения «облысевшего» конца суперструны с фотосферой её повело в сторону, начало разворачивать, а поскольку струна состояла не из обычной материи, а из «первичного апейрона» – силового поля, объединявшего все виды полевых взаимодействий, и сломать её было невозможно, «Бич» превратился в длинный «дробный» шест, воткнувшийся в движущуюся стену и начавший опрокидываться.

Зрители дружно ахнули.

Система обзора корабля притушила накал Солнца и выделила цветом сам «Бич», превратившийся в струйку серебристых искр. Однако передать масштаб происходящего в атмосфере Солнца она не могла, поэтому картина в глубине экранов была хоть и красочная, но не слишком впечатляющая, и только воображение людей, понимающих ситуацию и реальные масштабы явления, помогало им его оценить.

– Развернётся! – пробормотал Богатырёв, заворожённо пожирая глазами панораму Солнца.

– Вряд ли, – возразил Шестопал.

– Вы о чём? – заинтересовался Анатолий.

– «Бич Божий» – одномерный объект, – сказал начальник экспертной группы. – То есть свёрнутая в одномерную струну брана. При очень больших энергиях она теоретически может развернуться в двухмерный или трёхмерный объект. Но этого не случится, Валентин Теофилович преувеличивает, энергии Солнца не хватит для такого процесса.

– Допустим, это случится, и что будет?

– Что угодно, – пожал плечами Шестопал. – Солнце взорвётся, либо сожмётся в чёрную дыру, либо вообще начнётся фазовая перестройка вакуума. Но повторяю, волноваться не стоит, для развёртки струны не хватит всей энергии нашей Вселенной. Скорее всего «Бич» погрузится в верхние слои атмосферы Солнца и остановится.

– А концы его так и будут усами торчать в две стороны? Он же длиннее диаметра Солнца.

– Увидим.

– А что будет с артефактами? – не унимался капитан.

– Сгорят, конечно, уже сгорели.

– Нет, про те экзоты – «гусеницы», как их там – Калаби… мяу?

– Калаби-Яу.

– Они не могут тоже как-нибудь развернуться?

Шестопал повернулся к Богатырёву.

– Что скажете, Валентин Теофилович?

Эксперт с трудом оторвался от созерцания пламенного экрана.

– Многообразия Калаби-Яу тоже представляют собой своеобразные струны, разве что проявленные с большей мерностью. Вас кидануло, по-видимому, через четвёртое измерение. Но Велимир Мартович прав, для полной развёртки таких многообразий энергии нашего солнышка не хватит.

– Вот и не переживайте.

– Да я и не переживаю, всё равно интересно, как отреагирует «гусеница» на кипящую высокотемпературную плазму.

– И всё же вы не знаете точно, что произойдёт, – задумчиво сказал Анатолий. – Ни со струной, ни с Калаби-гусеницей. Вдруг ваши теории ошибочны?

Богатырёв и Шестопал переглянулись.

Тихонов посмотрел на Дениса.

– Командир? Я не прав? На моём веку теории часто не стыкуются с практикой.

Денис молчал. Опасения капитана были вполне обоснованны, однако верить в реализацию страшных сценариев не хотелось. К тому же возвращение на Землю сулило радостные хлопоты: Аурика выбрала его.

– Будем надеяться, – сказал он рассеянно.

Искристая струйка суперструны окончательно растаяла: догорели последние каменные россыпи «Бича». Затем на этом месте образовалась огненная линия, постепенно набирающая яркость.

– Что это? – осведомился Анатолий.

Никто ему не ответил. Все смотрели, как Солнце перечёркивает новая «струна» – яркого пламени.

– Плазма… – пробормотал Богатырёв.

– Объясните, – попросил Денис.

– Масса «Бича» почти равна массе Юпитера, он притягивает к себе ручьи плазмы…

– Смерть Кащеева, – хохотнул Анатолий.

– Что? – не понял эксперт.

– Издали «Бич» теперь похож на иглу. Помните сказки Пушкина? Смерть Кащеева прячется в иголке, которая в свою очередь прячется в яйце.

– Очень остроумно, – проворчал Шестопал. – «Бич» не станет причиной смерти Солнца.

– Оно не взорвётся?

– Не говорите глупостей, молодой человек.

– Я просто переживаю за нашу Землю. Интересно, что изменится, если эта «игла» останется торчать в Солнце? Ведь наверняка изменится спектр, а там и климат. Нет?

– Узнаем, – почти неслышно ответил капитан Харрисон. – Лишь бы не взорвалось Солнце.

Но Солнце не взорвалось… пока.

Может быть, и не взорвётся…

Но это уже другая история.