50
На западном краю Варшавцево, где трасса, прошив городок насквозь, устремлялась нитью к другим городам-бусинам, находился сквер. Летом там буйствовала зелень, каштаны обрамляли аллею и гривастые ивы манили под свою сень. Дети возились в веревочном лабиринте, оранжевая бочка цедила квас, вилась белой дымкой сахарная вата, накручиваясь на палочку. Горожане постарше застали чертово колесо, вид с него открывался не ахти: прилегающие пятиэтажки, пара башен-высоток, замшелая крыша рудоуправления. И степь, если вам по душе пустынный ландшафт, опоясанная отвалами пустошь.
В перестройку колесо остановилось да так и ржавело до середины девяностых, покуда его не демонтировали.
Зимой сквер источал ту же тоскливую затхлость, что и весь город. Продутый ветрами, шуршащий голыми растопыренными ветвями деревьев. Лабиринт, бочка, тележка мороженщика съехали до мая — если новый май наступит. Дорожка упиралась в подножие памятника. Воин-освободитель преклонил колено перед падшими товарищами, в колумбарии за его спиной покоился пепел безымянных солдат.
Зная, что будет проходить мимо братской могилы, она запаслась цветами. Гвоздики легли к Вечному огню.
Ника оглянулась, выстраивая маршрут. По бурой травке катился бумажный мусор, пачки из-под чипсов, грязные салфетки. В кроне ясеня застрял пакет, он трепыхался маленьким призраком, махал целлофановой лапкой. Бомжиха в тряпье исследовала мусорные урны.
«Обещала быть осторожной, а сама слоняюсь невесть где».
Ника шмыгнула носом и пошла через ельник к дороге. Единственный книжный магазин ютился на отшибе, в полуподвале при общежитии. Выбор книг, впрочем, был большой, и она потратила сорок минут, гуляя между стеллажей. Даже встретила знакомое лицо: на диванчике устроилась поэтесса Елена Сова, увлеченно листающая книгу.
— У вас есть что-нибудь по мифологии? — обратилась она к консультанту. Прыщавый паренек, до этого момента пристально рассматривавший ее попку, уткнулся в компьютер.
— Отдел «Эзотерика». Сразу за «Психологией».
Подарок для Андрея, ради которого она и отправилась в книжный, нашелся тут же. Два тома иллюстрированных «Мифов народов мира». Она отыскала букву «Ш». Статья про шев была подкреплена изображением ящерицы. Ника могла бы со всей ответственностью сказать, что чаще духи порчи являются в обличье мертвых моделей, многоликих гусениц и змей.
Она представила, чем занимается сейчас дуальная шева Саши, ничейная порча умершего человека. Фантазия нарисовала кладбище. На Сашиной могиле сидит голая Анна Николь, воет отчаянно, и слезы капают на полуразложившуюся грудь. Рядом безутешный Эдди потрясает топориком.
На кого ты нас покинул…
«Колдун создает шеву и подбрасывает жертве…»
«Злой дух поселяется в теле, уничтожая организм…»
Колдун. Матай.
Ей казалось, что на сеансе она расколола его: грозный знахарь был всего лишь актером, дряхлым одиноким стариком. Она прониклась жалостью к нему, кладущему под язык валидол, рассказывающему про внучку. Но она обманулась.
Сегодняшний Матай снова был пауком, плетущим свои сети, он кипел внутренней силой, а шелестящий голос вгонял в оцепенение.
«Это то, что вы заслужили».
Колдун, создающий духов. Но не из пепла и черемухи, как указывалось в книге. Из уже существующих болезней. Он забирает их и переиначивает в секретной лаборатории: в памяти вспыхнул образ доктора Франкенштейна, сшивающего части трупов.
Позвонить в полицию? У нас здесь явный случай черной магии. Спасибо за сигнал, выезжаем…
На кассе Ника заприметила фотоальбом «Варшавцево». Полистала глянцевые страницы. Согласно аннотации, фотохудожник Рыбин снимал родной город на протяжении полувека. Начинался альбом черно-белой хроникой шахтерских будней. Героические проходчики бурили и взрывали, улыбались в объектив широко и беспечно. Дальше шли городские пейзажи в теплом и ласковом, каком-то аппетитном, съедобном цвете. У кинотеатра «Современник» позировали нестарые ветераны. Молодожены прильнули друг к другу на мосту Сюсюканья, их детям уже за сорок. Под мостом журчит ручей, перила не обросли замками.
А вот кратер с серым прудиком в глубине. Рыбин фотографировал, взобравшись на пик Будущего.
Под снимком был комментарий:
«Шахтная воронка, а по одной из версий, еще и место падения метеорита. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году археологи обнаружили здесь могильник, датированный восьмым веком, и остатки языческого капища».
— На фотоальбом пятидесятипроцентная скидка, — сказал консультант, не отрывая взгляда от ее бюста.
— Его тоже посчитайте.
С покупками Ника вышла на улицу. Где-то рядышком, согласно карте «Гугл», должен был быть сувенирный магазин. Сверяясь с навигатором, она снова потопала в сквер. Деревья тихо скрипели, каркали вороны. Гранитный воин громоздился в устье аллеи, он казался спринтером, приготовившимся к броску. Рванет с места, сметая все на своем пути, расплющит девушку великанской ступней.
Бомжиха по-прежнему стояла у урн, но теперь она повернулась к Нике. Седые волосы напоминали разворованное птичье гнездо. В руках старуха держала лицо, оно копошилось и вздувалось, рот растягивала усмешка, и веки трепетали.
Ника стиснула кулаки так сильно, что ногти впились в ладонь.
«Это же просто дырявый пакет», — сообразила она.
Старуха подула на целлофан, пленка вспучилась, потеряв сходство с плоским улыбающимся ликом.
Ника посеменила вон из неприветливого сквера, и каштаны проводили ее поклонами.
Сувенирный отыскался возле автомобильного рынка. Тесное помещение пестрило разномастными шкатулками, магнитами, брусками авторского мыла, статуэтками и открытками.
Короткостриженая платиновая блондинка читала за прилавком детектив. Предплечья ее покрывали татуировки на тему Японии: драконы, гейши, бумажные веера. Зеркальный карп плыл по коже среди оранжевых молний, исторгаемых черными тучами. На бейджике значилось имя: «Лиля».
У Ники возникло ощущение, что она не зря зашла сюда. Взгляд запрыгал по товарам и замер, уцепившись за висящий на стене японский меч. У него была форма шашки из кинофильмов про Гражданскую войну. Длинный, чуть изогнутый клинок и переплетенная шелковыми лентами рукоять.
— Простите, а он настоящий? Я имею в виду, острый?
Блонда кивнула:
— Голову оттяпать может.
Сняла меч со стены и положила перед покупательницей. Параллельно легли лакированные ножны. Ника обеими руками взялась за рукоять, тяжесть приятно откликнулась в мышцах. Захотелось фехтовать, рубануть по воздуху, а лучше по фруктам, располовинить арбуз или дыню.
— Рафинированная сталь, — горделиво сказала блонда.
Ника потрогала лезвие.
Такой катаной в ее сегодняшнем сне оборонялся от призраков Андрей.
Она посмотрела на бейджик блонды. Совпадение? Или очередной знак от Лили?
— Десять тысяч, — сказала продавщица, — в сумму входит чехол и катанакака.
— Катана… что?
— Деревянная подставка.
— Я беру, — произнесла Ника.
До бабушки она добралась без приключений, но, выгружая подарки в шкаф, испытала нечто сродни разочарованию. Пальцы не желали разжиматься, расставаться с катаной. Напоследок она погладила меч по ножнам.
Буся напекла блинов, они поужинали, слушая пятничную болтовню телевизора. Бородатый Филипп Киркоров в окружении детей, унылые комики, невзрачный молодежный сериал.
— Ты у Андрюши ночуешь? — спросила бабушка. — Не отходи от него никуда. Я «Рудник» читала…
Посыпалась информация о грабежах, беспричинном насилии, самоубийствах.
Она заверила, что в безопасности с Ермаковым, и, прихватив планшет, отправилась на Быкова.
Холодало, ветер бодал в спину и ерошил волосы. Сумерки кишели неясными тенями. Когда она шла мимо одной из пятиэтажек, в доме разом погасли все окна: вырубилось электричество. Пролетел на бешеной скорости «форд», колеса плюнули щебенкой. Какие-то люди вереницей спустились к карьеру, прошуршали гравием, и мрак поел их. Кого и зачем понесло таким вечером на каменистый пляж?
Свет тек по ступенькам из магазина «Омен», она пересекла его полосу и вошла во двор.
Фонари то ли сломались, то ли не зажглись еще. Со стороны беседки приближались двое, она подумала о марионетках на ниточках, о жестяных зверушках в тире. Фигуры будто выехали из темноты.
— Ника?
Она улыбнулась облегченно.
— Привет, Толь. Привет, Лариса.
Они обнялись с женой Толи, как давние подружки.
— Скажите, если я буду лишней.
— Ни в коем случае.
— Говорил я ей оставаться дома, — пробурчал Толя.
— Нам не помешают дополнительные руки.
— Для чего?
— Увидите.
Андрей открыл дверь, очень красивый, в белой рубашке и темных брюках. Поцеловал Нику, впустил гостей.
— Юла с родителями?
— Ага, к нам крестные пришли.
— Так здесь вы проводили юные годы? — Лариса озирала комнату.
— Святая святых! — подтвердил Андрей.
— Ермак, — Хитров снял обувь и выпрямился, — как звали журналиста, который тебя встретил в архиве?
— Ян Смурновский, а что?
— Не знаю, насколько это правда, но ходят слухи, что твой Смурновский утром выпотрошил жену и обмазался ее кровью.
— Красный человек, — прошептал Андрей. — Это он печатал на компьютере.
Повисла пауза, которую нарушил металлический звон. Ника накинула на ручку входной двери расщелкнутый Лилин замок.
