Цинизм предателя
(Провокатор М. И. Бряндинский)
Печатаемые ниже три письма провокатора Бряндинского не требуют никаких комментариев. Нужно только указать в нескольких словах условия, в которых они были написаны.
В 1913 году Бряндинский проживал в Нанси.
Из России пришли глухие слухи, что провалы, происшедшие перед тем в Москве, были делом его рук. Расследование было поручено мне, и я пригласил к участию двух с.-д. большевиков. Разобраться в обвинении, предъявленном Бряндинскому, было очень трудно. Не было никаких документов. Все могущее навести на след находилось в Москве. О многом нельзя было заикаться в присутствии обвиняемого. Сам обвиняемый плакал, клялся в своей невиновности, протестовал, проклинал своих обвинителей… Словом, было так, как это бывает почти всегда при обличении провокаторов. Опрос как подсудимого, так и свидетелей установил с полной ясностью, что Бряндинский, несомненно, грязная личность, но тех данных, которыми я располагал в то время, было недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение в предательстве и провокации в литературе. Я настаивал, что он должен быть исключен из партии, устранен от всякой деятельности, а расследование его дела должно продолжаться. Оба соц. — дем., участвовавшие в суде, согласились со мной.
Как это видно из прилагаемых писем Бряндинского, снятых с подлинников, он после объявления ему резолюции скрылся из-за границы в Россию и здесь стал вымаливать себе заступничество и денежную помощь у товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, настоящее время содержащегося в Петропавловской крепости, при посредстве своего ближайшего руководителя фон-Коттена, недавно убитого в Гельсингфорсе.
Больше я никогда Бряндинского не встречал.
Недавно попавшие мне в руки собственные письма Бряндинского к фон-Коттену и Белецкому выясняют не только, что он провокатор, но и что он провокатор, спокойно занимающийся провокацией, как выгодным для него ремеслом.
Где теперь находится Бряндинский, я не знаю и печатаю его письма в надежде, что знающие его откликнутся и дадут необходимые указания об его местонахождении.
Дело расследования провокации предшествующих лет находится теперь в совсем иных условиях, чем раньше. Теперь есть полная уверенность безошибочно установить истину.
Принять участие в этой борьбе должно все общество своими дополнительными сообщениями.
В. Бурцев.
«26 декабря 1913 года.
Уважаемый Михаил Фридрихович! [фон-Коттен].
Посылаю вам копии с моего прошения и доклада, которые я одновременно отсылаю директору департамента С. П. Белецкому, желая рассчитаться за свои старые ошибки и покончить со своим нелегальным существованием.
Считаю необходимым послать это вам, во-первых, потому, что я там указываю, что некоторое время работал под вашим руководством, и вас могут спросить что-либо по этому поводу; во-вторых, вам было бы необходимо знать, о чем и как я прошу, в том случае, если бы вы согласились посодействовать мне, о чем я вас усердно прошу: ваше доброе слово, сказанное в департаменте вовремя и там, где нужно, значит очень много, если только не все, для моего дела.
Вы были всегда внимательны ко мне и уже раз оказали мне поддержку в трудную минуту; не откажите и в этот раз поддержать мои ходатайства.
Остаюсь всегда готовым к услугам признательный вам
Вяткин-Крапоткин».
«Господину директору департамента полиции его превосходительству Степану Петровичу Белецкому от административно-ссыльного потомственного почетного гражданина Матвея Ивановича Бряндинского
Прошение
Ваше превосходительство! В марте 1908 года, по распоряжению департамента полиции, я был выслан из Казани в Тобольскую губ. сроком на 3 года и в марте 1909 года из ссылки скрылся за границу, где и проживал под собственной фамилией в Париже и Нанси. Убедившись в ошибочности моих былых увлечений, за которые подвергся административной высылке, и раскаиваясь в них, я вернулся из-за границы и проживаю в данное время в гор. Переяславле, Полтавск. губ., под именем Павла Ивановича Исаева. Передаю свою судьбу в руки вашего превосходительства в надежде, что вы сочтете мои пятилетние скитания достаточным для моего вразумления наказанием и, засчитав мое пребывание за границей вместо неотбытого срока высылки, позволите мне, таким образом, возвратиться к своей семье и загладить свои былые ошибки полнейшей лояльностью всей своей остальной жизни.
Время и место своего пребывания за границей и случае нужды я мог бы установить официально, так как и в Париже и в Нанси выправлял себе вид на жительство из соответственных муниципальных управлений.
Матвей Бряндинский.
20 декабря 1913 г.»
«Господину директору департамента полиции Его Превосходительству Степану Петровичу Белецкому от бывшего секретного сотрудника Московского Охранного Отделения Вяткина-Крапоткина
Доклад
Позвольте, Ваше Превосходительство, в настоящем докладе изложить основания, которые дали мне смелость обратиться к вам с прилагаемым прошением и позволили надеяться на удовлетворение этого прошения.
С начала апреля 1909 года, т. е. почти с того же самого времени, когда департамент полиции начал меня разыскивать, как скрывшегося административно-ссыльного, и до мая 1912 г. я состоял секретным сотрудником при Московском Охранном Отделении, работая у полковников Михаила Фридриховича фон-Коттена и Павла Павловича Заварзина под псевдонимом «Вяткин», а потом — «Крапоткин». С мая же 1912 г. и по февраль 1913 г. проживал в Париже и Нанси, давая освещение местных социал-демократических групп. В России моей задачей было освещать деятельность различных организаций российской Социал-Демократической Рабочей Партии, к которым я имел доступ.
Свою деятельность я могу разделить на три периода:
1. Освещение Московской городской организации;
2. Освещение центральных учреждений партии;
3. Освещение деятельности и жизни заграничных партийных групп.
В первый период я был районным организатором и секретарем Московского Городского комитета и дал за это время материал, послуживший главным фундаментом обвинения на большом социал-демократическом процессе, разбиравшемся в Москве осенью 1912 года, когда из 33-х обвиняемых не было ни одного оправданного и громадное большинство получило каторжные работы на разные сроки, как члены комитетов Московского Городского и Московского Окружного. Мною также были даны указания, по которым взяты: вполне оборудованная типография с отпечатанным номером подпольной газеты и паспортное бюро с массой бланков, печатей и штемпелей. В этот же период мне удалось собрать и дать сведения о преподавании, внутренних распорядках и личности большинства учеников 1-й партийной школы для подготовки работников-профессионалов, устроенной на о. Капри Горьким, Богдановым и Луначарским.
После моего отказа от организационной работы в Москве я получил и принял предложение Центр. Комитета взять на себя обязанности его технического агента, в каковой роли я заведовал общепартийным паспортным бюро, исполняя в то же время и другие поручения Центрального Комитета, как, например, объезжая членов Центрального Комитета и извещая их о времени и месте предполагаемых пленарных заседаний Центрального Комитета.
Впоследствии же я принял на себя заведование общепартийным транспортом либеральной литературы из-за границы в Россию и рассылкой ее по местным организациям. За этот период деятельности, продолжавшийся с сентября 1909 г. по сентябрь 1911 г., пользуясь близостью к центру партии, я получал возможность освещать направление как общепартийной политики, так и отдельных ее фракций: давать периодически обзор положения дел в партии, следить за назреванием и нарастанием разногласий и раздоров среди ее теоретиков и лидеров и отражением этого разлада на партийных массах и организациях. Наряду с этим я старался парализовать те начинания Центр. Комитета, о которых я мог знать и к которым имел доступ. Так, например, два раза была предупреждена попытка устроить пленарное заседание Центрального Комитета в Москве и Калуге, причем несколько членов Центр. Комитета были арестованы; захвачен в Москве исполнительный орган Центрального Комитета, носивший название «Русского Бюро Центрального Комитета», фактически являвшийся заместителем Центрального Комитета, к тому времени уже прекратившего существование. Собрал сведения о личности учеников партийной школы, устроенной Лениным около Парижа, и о времени их возвращения в Россию, что дало возможность по ним проследить и уничтожить остатки или зародыши организаций, в которых они начали работать. Благодаря моим указаниям и телеграмме был арестован в Москве с массой адресов Алексей Рыков, видный и энергичный партийный работник, несменяемый член нескольких составов Центрального Комитета, только что приехавший из-за границы для подготовки общепартийной конференции. Указан и потом арестован другой работник, приехавший из-за границы на смену Рыкова с тою же целью.
Указаны петербургские, московские и тифлисские делегаты, имевшие поехать на общепартийную конференцию, которая состоялась в январе 1912 года. Громадные средства, затрачиваемые партией на доставку нелегальной литературы в Россию, пропадали даром, так как она или гнила на границе, или же доставлялась в Петербургское и Московское охранные отделения, и лишь самая незначительная часть рассылалась по местам, причем адреса получателей служили путеводной нитью для раскрытия местных организаций. Была указана масса более мелких практических работников Петербурга и Москвы, имевших необходимость сталкиваться со мной и тем самым дававших возможность установить за собой наблюдение.
Одним словом, без преувеличения могу сказать, что если в продолжение этих лет все усилия заграничных партийных работников восстановить разрушенную партийную работу неизменно оканчивались неудачей и партии фактически не существовало, то в этом, наряду с объективными условиями, и моя деятельность сыграла довольно значительную роль.
В октябре 1911 года я был совершенно случайно арестован. В это время я был занят подготовкой перехода через границу делегатов на партийную конференцию и принужден был по делам очень часто отлучаться из Двинска, места своего постоянного жительства. Как раз в это время получилось предписание Ковенского Жанд. Управления обыскать меня, так как при одном аресте был найден денежный перевод с моим адресом. Так как я как раз в ночь обыска уехал, то это показалось подозрительным, меня сочли намеренно скрывшимся и тотчас по возвращении арестовали. Так как у меня ничего подозрительного не было найдено, то меня вскоре выпустили, и я поспешил в Париж, чтобы попытаться проникнуть на конференцию в качестве представителя от технической группы, но это мне не удалось.
Я встретил в центральных заграничных кругах холодное отношение к себе, вызванное малой продуктивностью моей работы и моим несвоевременным арестом, благодаря которому были арестованы некоторые делегаты, и пришлось произвести новые выборы, отложив время созыва конференции. Отношение это было так ясно мне показано, что я потребовал от Центр. Комитета назначения особой комиссии для расследования моих действий. Мое требование было исполнено, и комиссия, в состав которой входил и Бурцев, нашла, что в моих действиях и в моей жизни нет ничего предосудительного и позорящего мою честь. Таким образом, я мог бы продолжать свою деятельность, но, ввиду того что в центре еще свежо было впечатление от моих неудач и потому ответственного дела мне не поручили бы, я решил временно сойти со сцены, дать время забыть о моей истории, а самому тем временем заняться устройством своих личных дел и, рассчитавшись за старые ошибки, получить возможность жить под своим собственным именем и прекратить свое, не вызванное в настоящее время необходимостью, нелегальное существование. На пути к этой цели у меня два препятствия: одно — это то, которое я прошу вас устранить в своем прошении, т. е. административная высылка. Но, кроме того, я еще разыскиваюсь судебным следователем 1-го участка г. Ярославля по обвинению меня в поступлении с подложным аттестатом в Демидовский юридический лицей. Принимая во внимание мягкость приговоров в большинстве аналогичных дел, а также и то, что у меня есть смягчающие вину обстоятельства, я надеюсь или быть оправданным, или же отделаться несколькими месяцами тюрьмы, конечно при наличности приличного адвоката. Поэтому, по получении от Вашего Превосходительства ответа на мое прошение, я поеду в Ярославль и явлюсь сам к судебному следователю. И, конечно, судебный следователь не применил бы ко мне высшей меры пресечения, как к лицу, добровольно явившемуся, если бы только мои счеты с Департаментом Полиции были уже закончены. Это заставляет меня, Ваше Превосходительство, беспокоить Вас моей просьбой удовлетворить мое прошение, приложенное к данному докладу.
Ввиду же того, что я имею твердое намерение и полную возможность восстановить свою ценность секретного сотрудника, я прошу Ваше Превосходительство о сохранении в реабилитации полного секрета.
Кроме этого, считаю себя вынужденным обратиться к Вашему Превосходительству с ходатайством о назначении мне единовременного пособия в размере пятисот рублей.
Дело в том, что я сейчас нахожусь хотя и в бедственном положении, так как нелегальному достать себе работу чрезвычайно трудно, но все-таки могу кое-как перебиваться, не обращаясь за помощью. С того же момента, как я явлюсь к следователю, я буду поставлен прямо в безвыходное положение. Работы подсудимому никто никакой не даст, — это раз; во-вторых, чтобы иметь шансы на оправдание, нужно иметь хорошего защитника, а чтобы его иметь, нужно ему хорошо заплатить.
Одним словом, и на прожитие во время суда и следствия, и на ведение процесса нужна крупная для меня сумма, которую я не могу достать иначе, как обратившись к Вашей помощи.
Простите, Ваше Превосходительство, что пишу без соблюдения установленных форм; дело такого рода, что я никого не могу взять себе в советники; существо же дела дает мне надежду, что Вы благосклонно отнесетесь к моим просьбам и удовлетворите их.
Вяткин-Крапоткин.
26 декабря 1913 года».
К столь обстоятельно рассказанной самим Бряндинским истории его деятельности мы можем кое-что прибавить. В архиве дел б. Моск. Охр. Отд. имеется две «разыскные» карточки, из которых узнаем, что Матвей Иванович Бряндинский — потомствен. почет. гражд., уроженец Казани, род. в 1879 г., православный, учитель; мать его Анна Ивановна (р. в 1860 г.) жила в 1909 г. в Казани; есть брат Григорий (р. в 1887 г.) и сестра Мария (р. в 1891 г.). В первый раз Бряндинский был выслан в 1907 г. постановл. Министра Вн. Д. под гласн. надзор полиции в Нарымский край Томской губ. на 2 года, откуда в 1907 же году скрылся. Во второй раз был выслан постан. М.В.Д. в Тобольскую губ. на 3 года с 28 апреля 1908 г., откуда скрылся в 1909 г., о чем говорит и сам Бряндинский в напечатанных Бурцевым документах. В «деле» б. МОО, озаглавленном: «Моск. Комитет РСДРП и работники по районам 1909 г.» — имеется список как членов Комитета, так и районных работников, составленный на основании сообщений 13 секретных сотрудников, в том числе главным образом «Вяткина», т. е. Бряндинского. В списке членов Моск. К-та Бряндинский значится под кличкой «Матвей» в качестве представителя от Лефортовского района во времен. исп. комиссию, а в списке работников Лефортовского р. — как ответственный организатор района (живет в Измайлове).
Судя по тому, что на одной из «разыскных» карточек имеется штемпель: «Розыск отменен, цир. ДП от 12 апр. 1914 г.», можно думать, что просьба Бряндинского о его реабилитации была Департаментом Пол. удовлетворена. Таковы пока имеющиеся у нас сведения об этом выдающемся провокаторе.
Одним из самых старых агентов охранки был видный член соц. — дем. партии Яков Абрамович Житомирский, о котором в четвертом списке раскрытых секретных сотрудников, составленном комиссией при министерстве юстиции по ликвидации б. Деп Пол. имеется такая справка:
«Житомирский, Яков Абрамов, доктор, 37 лет, с.-д. большевик, поступил в заграничную агентуру в 1902 г. Будучи студентом Берлинского университета, освещал берлинскую группу «Искры», ездил в Россию по партийным поручениям и проч. Начал с 260 марок в месяц, а в последний год, живя в Париже, получал 2000 франков в месяц, освещал не только с.-д., но и вообще жизнь эмигрантской колонии. Охранные клички: «Обухов», «Ростовцев», «Андре» и «Додэ» (см. «Рус. Ведом.» № 143 за 1917 г.). О Я. А. Житомирском, как соц. — демократе, см. справку в конце книги.
Крупным осведомителем петербургской охранки был Мирон Ефимович Черномазов, о котором в списке, найденном среди других бумаг б. Петерб. Охран. Отд., сказано:
«Черномазов Мирон Ефимович («Москвич») — 200 руб. жалованья, бывший член Центрального Комитета с.-д. партии. Был главным руководителем большевистской газеты «Правда». Освещает общее положение партии частью местной организации» («Бирж. вед.» № от 11 марта 1917 г.). В списке секретных агентов царского правительства, опубликованном министерством Керенского, М. Е. Черномазов значится, но о нем не дано никаких справок, а потому дать какие-либо пояснения к тому, что сообщает о нем Малиновский в своем отчете Департаменту Пол. о совещании ленинцев 27 июля 1913 г. (см. с. 209), мы не можем.
О Василии Егоровиче Шурканове в списке провокаторов, опубликованном министерством юстиции, имеется такая справка:
«В. Е. Шурканов, крест. Московск. губ., кличка [охранная] «Лимонин», рабочий-металлист завода «Новый Айваз», член 3-й Госуд. Думы с.-д. фракции, большевик. Был членом Петроградского и Выборгского районных комитетов и товарищем председателя союза металлистов. В Охр. Отделении с 1913 г. Жалованье 75 руб. Арестован» (см. «Рус. слово» от 9 апреля 1917 г.).
В списке секретных сотрудников, найденном в б. Петерб. Охр. Отд., при его фамилии имеется характеристика: «Жадный, просит прибавки» (см. «Бирж. Вед.» за 11 марта 1917 г.).
В том же «министерском» списке значится:
«Сесицкий Иван Петрович, работал на Невском судостроит. заводе, ленинец, член Петроградского комитета. В 1911 году был заподозрен в провокации, а в 1912–1913 гг. все же дал ценные сведения о составе Петроградск. комитета латышской группы. В 1912 году благодаря ему ликвидировано несколько ленинцев, а в 1913 г. — две нелегальные типографии. Сотрудничал с 1910 года; получал 60 р. в месяц. Охранная кличка — «Умный». Революц. клички: «Александр», «Владимир», «Илья». Арестован» (см. «Утро России» от 9 апреля 1917 г.).
О Житомирском, Черномазове, Шурканове и Сесицком, не имевших тесных связей с Москвой, в делах б. Моск. Охр. Отд., кроме напечатанных в конце книги справок, никаких сведений не найдено, что объясняется, конечно, тем, что они по московской охранке, как не москвичи, не проходили.
Иначе, естественно, обстоит дело с московскими секретными сотрудниками, из которых наиболее крупными (кроме Малиновского и Бряндинского) из работавших по эсдекам были Андрей Сергеевич Романов и Алексей Иванович Лобов.
Член Совета министра в. д. С. Е. Виссарионов, производивший в декабре 1915 г. ревизию Моск. Охр. Отд., в своем отчете об этой ревизии тов. м. в. д. С. П. Белецкому дает такую характеристику А. С. Романова:
«Пелагея» [охран. кл. Романова] — с марта 1910 года [служит в Охр. Отд.], получает 100 рублей в месяц; большевик; до 1912 года дал весьма много ценных сведений благодаря близости к центру — о каприйской школе пропагандистов и агитаторов, о Пражской конференции; в настоящее время состоит членом Областного Бюро Центрального промышленного района РСДРП, имеет сношение с наиболее видными членами партии, живущими в России и за границей (Лениным); по его сведениям арестована в ноябре 1914 г. в Озерках вблизи Петрограда конференция большевиков с участием членов социал-демократической фракции Государственной Думы.
Пользуясь большими партийными связями и состоя единственным членом названного Областного Бюро, «Пелагея» имел возможность отметить прибытие в Москву видных партийных деятелей (Веры Арнольд, Ульяновой и других), а также поддерживать партийную связь с провинцией и в этом отношении быть ценным сотрудником. Однако как «областник», могущий освещать партийные «верхи», «Пелагея» по своему положению должен давать директивы по партийной работе и поэтому крайне осторожно действовать во избежание провокации; освещать же мелкую текущую работу (в группах и на местах) он не может; таким образом, «Пелагее» (по своему положению), чтобы обеспечить в партийных кругах положение «областника» и оставаться в то же время добросовестным сотрудником, необходимо быть под руководством опытного розыскного офицера и находиться под тщательным контролем. Руководит им ротмистр Ганько».
Посланный во второй половине 1909 г. Моск. Окружной Организацией в школу пропагандистов на о. Капри, Романов по возвращении из-за границы был арестован в Москве 1 марта, а 8 марта помечена составленная на основании полученных от него сведений «агентурная записка» о каприйской школе (см. с. 77–79 этой книги).
Так блестяще начав свою предательскую деятельность, Романов продолжал вести ее с неослабным старанием в течение семи лет, вплоть до революции, получая за свою работу вначале 40 рублей, а впоследствии поднявшись до 100 р. в месяц. В 1910 г. по его сообщениям была ликвидирована московская «инициативная» группа, членом которой он состоял. Сведения о Пражской конференции большевиков (в январе 1912 г.) даны Охранному Отделению Романовым, представительствовавшим область Центр. промышл. района (см. с. 153 и след.).
Из дальнейшей деятельности его как провокатора нужно отметить провал им совещания, устроенного думской соц. — дем. фракцией 4 ноября 1914 г. в Озерках, и участие его в подготовке выступления 10 августа 1915 г. рабочих в Иваново-Вознесенске, когда безоружные толпы расстреливались казаками. Дело с арестом совещания в Озерках, очень тонко проведенное Романовым под руководством начальника Моск. Охр. Отд. Мартынова (см. с. 235–240), оставив его вне подозрений со стороны преданных им товарищей, должно было чрезвычайно высоко вознести его в глазах начальства. Имея в лице Мартынова защитника и покровителя, Романов теперь пускается в дела, которые даже Департаментом Полиции квалифицируются как провокационные. Участие его в подготовке событий, разыгравшихся 10 августа 1915 г. в Иваново-Вознесенске, было одним из поводов назначения ревизии московской охранки, но и ревизия эта сошла для Романова вполне благополучно: так ценен был он для охранников, конечно, главным образом из-за своих связей с Лениным и его сестрой.
А. С. Романов значится в списке агентов МОО, опубликованном моск. «Комиссией по обеспечению нового строя», по распоряжению которой он был в свое время арестован.
Алексей Иванович Лобов, поступивший на службу в московскую охранку в июне 1913 г., состоял в рядах соц. — дем. партии с 1903 г., работая с этого года по ноябрь 1905 г. в Крыму, где дважды был арестован. С ноября 1905 г. до января 1907 г., когда уехал за границу, работал в партийных организациях в Саратове, Крыму, Харькове и Одессе. В Берлине вошел в состав заграничной организации при Центр. Комитете. Арестованный в ноябре 1907 г. германской полицией, Лобов был выслан из пределов Пруссии и вернулся в Россию. В Москве арестовывается в мае 1910 г.; в конце 1911 г. входит в состав Московского Комитета РСДРП. Из печатаемой в конце книги справки видно, что в 1911–1913 годах Лобов в московской организации занимал исключительно важное положение. К этому же времени относится его участие в петербургской газете «Правда». Первые месяцы 1913 года Лобов в Москве занят организационной работой по созданию рабочей газеты, но 19 марта арестовывается и после одного из допросов поступает на службу в охранное отделение. С конца июня 1913 г. появляются «агентурные записки», составленные на основании поступивших от него сведений.
О его деятельности как «секретного сотрудника» охранки «Комиссией по обеспечению нового строя» была составлена такая справка: «[сообщал] о Московской Окружн. Организации с.-д., о деятельности депутата Государственной Думы Р. Малиновского, об организации партийной школы в Поронине (Галиция). В 1914 г. давал подробнейшие сведения о деятельности Областного Бюро Центрального района, о работе партийных кругов. Выдал участников так наз. «ленинского совещания» (принимал участие в нем сам), где был арестован делегат Новожилов. В октябре 1913 г. был вызван в Петербург Малиновским, от которого получил поручение объехать Владимирскую и Костромскую губ., причем выдал Охр. Отд. явочные адреса. В связи с этим были аресты в Иваново-Вознесенске, вызвавшие запрос в Госуд. Думе. Выдал также бывш. выборщиков с.-д. в 4-ю Госуд. Думу, собиравшихся в Москве в октябре 1913 г. По доносам Лобова было произведено очень много арестов. Один из наиболее крупных провокаторов».
В указанном отчете Виссарионова говорится, что сотрудник «Мек» (охр. кл. Лобова) был уволен нач. О. О. Мартыновым в конце 1915 г. за пьянство. Революция застала Лобова в Крыму. Арестованный в Симферополе в ночь на 18 апреля, он под стражей был доставлен в Москву. По дороге дважды пытался бежать. Первоначально был помещен в дом б. генерал-губернатора.
Старым партийным работником с хорошим революционным прошлым был Андрей Александрович Поляков (см. справку в конце книги), оказавший немалые услуги московской охранке. О нем «Комиссия по обеспечению нового строя» опубликовала следующее:
«Поляков Андрей Александрович, крест. деревни Дубков, Калужской губ., 40 лет, с.-д., в партийных кругах известен под псевдонимом «Кацап» (охр. кличка «Сидор»). Бывший член областного комитета партии с.-д. Давнишний партийный работник в Одессе и Москве. Делегат на международном съезде с.-д. в Вене. Неоднократно судился. Работал в Охр. Отделении с 1911 г. Во время предвыборной кампании в 4-ю Думу входил в Комитет по выборам в качестве представителя от с.-д. Тогда же был заподозрен в сотрудничестве в Охр. Отд. По недостатку улик объявлен провокатором не был, но от работы в партии устранен. После революции прислал на имя А. М. Никитина письмо, в котором выразил желание реабилитироваться. Сознался. Один из наиболее крупных осведомителей».
К этому нужно добавить, что Поляков был послан нач. МОО Мартыновым на Венскую конференцию соц. демократов 1912 г., о которой он дал охранке весьма обстоятельный отчет. Послан он был со специальной целью препятствовать объединению собравшихся представителей различных соц. — дем-их организаций, проводя идеи большевизма. Как он выполнял это поручение, видно из напечатанных нами (с. 187–195) извлечений из его отчета.
«Одним из осведомителей исключительной важности», по определению «Ком. по обесп. нов. строя», являлся Алексей Ксенофонтович Маракушев, о котором в списке провокаторов, опубликованном Комиссией, сказано:
«Маракушев Алексей Ксенофонтович, кр. Владимир. губ., Ковровского у., Ложневской вол., (кличка «Босяк»). Монтер фирмы Эриксен, с.-д. меньшевик. В 1911 г. вступил в состав руководящего коллектива, имевшего целью восстановление московской организации с.-д. В 1911 г. сделался сотрудником О. О., которому дал подробный обзор партийной организации и деятельности с.-д. с 1905 г. по 1912 г., назвав членов всех комитетов и комиссий. Указал деятелей всех партий, принимавших участие в ковровских волнениях в 1905 г. В 1914 г. играл видную роль в с.-д. организациях, ведя примиренческое направление. Обо всем сообщал Охр. Отд. 1 июля 1914 г. избирается делегатом от металлистов на межд. социалист. конгресс в Вене, не состоявшийся из-за войны. Кроме сообщений о партийных организациях, осведомлял Охр. Отд. о профессиональных обществах. Доносил о лицах, принадлежавших к анархистам-коммунистам и к военным организациям. Получал 50 р. в месяц. Один из осведомителей исключительной важности. Арестован».
По сравнению с указанными Иван Григорьевич Кривов является осведомителем менее крупным. В списке «Комиссии по обесп. нов. строя» о нем имеется такая справка:
«Кривов Иван Григорьевич, мещ. Нижнего Новгорода (кличка «А. Н. О.»), техник на заводе Бутырского т-ва «Устрицева и Виноградова». Служил в Охр. Отд. не менее 5 лет до последнего времени. Осведомлял главным образом о движении трамвайных служащих».
Кроме перечисленных, провокатором оказывается ученик ленинской школы пропагандистов в Лонжюмо, носивший кличку «Василий», которого Бряндинский так характеризовал: «Делегат от Нижнего Новгорода, «Василий» по взглядам большевик-примиренец, уроженец Владимирской губ., по профессии чернорабочий; старый партийный работник, обыскивался и арестовывался» (см. с. 128).
Что этот «Василий» — провокатор, дает нам основание утверждать письмо в Департамент Полиции помощника начальника Владимир. Губ. Жанд. Упр. в Шуйском у. ротмистра Орловского следующего содержания:
«7 июня 1911 г.
Совершенно секретно.
Доверительно
Состоящий в моем распоряжении в качестве секрет. сотрудника «Владимирец» сего 6-го июня, будучи командирован в партии в школу пропагандистов при посредстве Нижегородской организации соц. — демокр. пар., выехал в Париж, адр. ему дан: «Chatillon par Paris, rue du Plateau, 17», спросить Ник. Алекс. Семашко, а в его отсутствие жену Семашко, Надежду Михайловну, сказать им: «Прибыл из Иваново через Нижний от «Бориса Павловича» и добавить, что «из Сормова товарищ не поехал, так как вышла задержка». «Владимирец» выехал по легальному паспорту, выданному Владимирским Губернатором от 2 июня за № 106.
Явка была получена 3 июня в Н.Новгороде, в квартире Василия Иванова (адр. — Мининск. ул., новая стройка, д. № 8, Морева, кв. 2) «от Бориса Павловича» — фамилия неизвестна, равно как и то, является ли это имя-отчество настоящими или кличкой. Тут же находился неизвестный, только что прибывший из Петербурга, по профессии переплетчик, администр. высланный. «Борис Павлович» сообщил, что Семашко по профессии врач, но практикой не занимается, состоит редактором «Пролетария», что в Париже «Владимирцу» придется встретиться: с Александровым, Станиславом Вольским, лично знакомым «Владимирцу» «Юрием», который в 1907 г. был известен «Владимирцу» в гор. Костроме.
Деньги на командировку 2-х лиц в размере 110 р. были получены Нижег. Орган., которая и выдала «Владимирцу» 65 р.
«Владимирцу» в Н.Новгороде предложено немедленно выехать в Париж, так как курсы должны открыться в очень скором времени.
Ввиду того что в момент прихода ко мне сотрудника (6 июня), полковника Байкова, бывш. нач-ка сего Управления, уже во Владимире не было, и заявления сотрудника, что он в видах конспирации должен непременно выехать 6-го же июня и его ждут уже некоторые товарищи в условленном месте, чтобы проститься с ним, а потому он не может еще раз зайти ко мне, а тем более отложить свой отъезд до получения распоряжений из Владимира, — я решился дать ему согласие на выезд самостоятельно.
Сотруднику указано, что по прибытии на место он должен будет сообщить свой адрес для письменных с ним сношений, причем для первого его письма в г. Иваново-Вознесенск условлен конспиративный адрес, — вменено в обязательство сообщать о всех полученных им в пути по России сведениях, касающихся партийной работы, о лицах, могущих с ним встретиться, каковые также могут направляться за границу с ним с одной целью.
«Владимирец» удовлетворен ежемесячным вознаграждением (20 р. в мес.) по 1 июня с. г., и мною ему выдан аванс в счет вознаграждения 40 р.; принимая во внимание просьбу «Владимирца», его личные и семейные расходы, каковые при проживании за границей, безусловно, увеличатся, а также серьезность занимаемого им ныне положения в партии, каковое еще более увеличится по возвращении из поездки, я полагаю возможным и желательным повысить ему вознаграждение по 50 р. в месяц. О чем прошу.
Ротмистр Орловский».
[Дело № 3-б за 1911 г. Аг. Отд. МОО].
Сотрудника «Владимирца» в известных нам списках разоблаченных провокаторов нет, и потому мы пока не знаем, кто работал под этой кличкой, но что «Владимирец» и «Василий», о котором писал Бряндинский, одно лицо, это несомненно .
Таковы имеющиеся у нас сведения об упоминаемых в публикуемых документах провокаторах.
Эти 12 человек, повторяем, составляют лишь небольшую часть всех провокаторов и просто «осведомителей», работавших в соц. — демократической партии.
Опубликование полного списка таковых — дело будущего, будем думать, недалекого…
М. Цявловский
14 (1) февраля 1918 г.
