Выйдя из метро, Ася подошла к остановке и увидела огромную очередь на автобус. Подошла к обочине, подняла руку. Тут же остановился темно-вишневый «жигуленок». За рулем сидел мужчина лет тридцати пяти. Клетчатая рубашка, от которой попахивало. Редкие светлые волосы. Усы. Прокуренные коричневые зубы. Он согласился отвезти Асю в аэропорт.

– К жениху едешь?

– По работе.

– Работа. Работа. Все только о работе думают, никто не думает о любви.

Он перехватил ее взгляд.

– А что ты думаешь: любви хотят только молодые да красивые? Страшненькие да старенькие тоже жаждут.

Машина сначала ехала довольно быстро. Потом медленнее, останавливаясь едва ли не на каждом шагу. Ася с тревогой оглядывалась на машины справа и слева. Водитель тоже на них смотрел, но видел, похоже, кое-что другое, не то, что видела она.

– Вот скажи мне, почему одним все, а другим – ничего? – спросил вдруг водитель.

– В смысле? – не поняла Ася.

– Вон посмотри. Почему у него черный джип, а у меня – развалившийся «жигуленок»?

– У него денег больше.

– А почему у него денег больше? Он что, умнее меня?

– Может быть.

– Может быть, – проворчал водитель, – еще и соглашается, главное. Я, девушка, пока в гарнизоне в Заполярье сидел, прочитал всю гарнизонную библиотеку. Включая «Критику чистого разума» Канта, прошу учесть.

– Ну и как? – поинтересовалась Ася. – Поняли что-нибудь?

– У Канта-то? Мудрено пишет старик, замысловато. Но понял я главное вот что – что люди не равны между собой. Никогда не были равны и никогда не будут.

– Это вы из чего вывели, интересно? Из Канта?

– Нет, не из Канта. Эмпирическим, так сказать, путем вывел. Каждому из нас что-то одно суждено, и как бы мы ни вихлялись, мы из своей колеи выскочить не можем. Если родился с серебряной ложкой во рту – то что бы ты ни делал, будут у тебя и деньги, и почет, и уважение. А если родился на помойке, на помойке и помрешь.

– Не согласна!

– Опровергни.

– Есть множество примеров людей, которые добивались многого, родившись в глухой деревне и не имея никаких предпосылок для того, чтобы стать хоть кем-то.

– Примеры в студию!

– Навскидку – Ломоносов.

– Знаю такого, принято, – кивнул водитель, – смотрел в детстве кино про него по телевизору. Холмогоры, рыбный обоз, Славяно-греко-латинская академия, основатель университета. А мы давай другой пример возьмем. Поближе. Вот если взять, например, меня…

«Жигуленок» вырулил из переулка на Садовое кольцо, и сразу стало видно, что все Садовое забито машинами и поток машин совсем не двигается. «Жигуленок» встал в это полотно, как пазл в ячейку. И больше ни с места. Впрочем, водителя это, похоже, совершенно не волновало.

– Не знаю, как там Ломоносов, а вот я в детстве любил читать книги про Суворова. И сам решил стать великим военачальником. Пошел в военное училище. После этого восемь лет оттрубил по отдаленным гарнизонам. А потом и вовсе в один момент выходит приказ и нас всех отправляют на волю. В свободное плавание. Полжизни, считай, позади, а ничего не заработал. Ни благодарности от государства, ни квартиры, ни пенсии. Ничего. Только вот этот «жигуленок». Если бы не он – ей-богу, умер бы с голодухи. Только он и кормит. И что? Мог бы я с такими данными перейти через Альпы, как Суворов? Я бы, может, и перешел бы, если бы мне дали армию.

Ася задумалась.

– Что молчишь?

– Думаю. Мне кажется, что армию Суворову никто не давал. Он ее взял сам.

– Придумаешь тоже, – усмехнулся водитель, – как он ее взял? Восстание, что ли, устроил?

– Нет. Он сделал так, что у царицы не было выбора, кроме как поставить его во главе армии.

– Вот то-то и оно! – торжествующе сказал водитель. – Царица его выбрала! А почему она именно его выбрала в военачальники? Повезло? Почему мы знаем именно Суворова, а не какого-нибудь Пупкина?

– Вы же читали книги про Суворова. Он каждое утро обливался ледяной водой и усердно изучал военную науку.

– Я тоже и обливался, и изучал, – проворчал водитель, – толку-то. Ничем это мне не помогло. Представь, как будто мы все детали. И мы лежим на одном большом конвейере. И кто-то стоит и отбирает детали. Тех, кого выбрали, становятся на свое место и крутятся всю жизнь. А тех, кого отбраковали, кидают в корзину со стружкой, и всё, тебе уже из этой корзины не выбраться.

Ася передернула плечами. Ей стало не по себе, когда она представила, что ее бросили в корзину с колючей металлической стружкой. То, о чем говорил водитель, было очень похоже на то, что происходило в ее жизни.

– Хороший образ, – сказала она, – а еще так бывает, что тебя сделали, выточили, а для чего, для какого дела, непонятно. И не найдя тебе применения, отправляют в эту самую корзину. То есть тебя отбраковывают не потому, что ты плохой, а просто потому, что ты не подходишь ни в одно отверстие.

Водитель одобрительно кивнул.

– Соображаешь. А вообще, знаешь, у меня такое ощущение, что у нас всю страну бросили в эту корзину.

– С таким настроем вы вряд ли перейдете через Альпы, – заметила Ася.

– Да уж какие мне Альпы, – усмехнулся водитель, – до очередного техосмотра бы дотянуть. Да за съемную комнату заплатить.

Справа и слева доносился бесполезный рев моторов и автомобильные сигналы. Над потоком машин поднимался в воздух поток бензиновой гари и смешивался с ядовитой дымкой, висевшей в воздухе.

– Что-то сомневаюсь я, что ты попадешь сегодня на самолет, – сказал водитель.

– Это еще почему?

– Посмотри, что творится. Говорят, это из-за Верховного главнокомандующего дороги перекрывают.

– Зачем?

– А чтобы все знали, что это он в Кремль едет. Когда он едет – вся Москва стоит.

– Знаете что? – заговорила Ася горячо и уверенно. – У вас еще есть шанс добиться большего, чем у вас есть сейчас.

– Да ну тебя, – водитель махнул рукой, – наши шансы поют романсы.

– Нет, послушайте меня! Как вас зовут?

– Да зачем тебе мое имя?

– Скажите!

– Имя у меня простецкое, пролетарское. Допустим, Коля меня зовут. Коля-Николай, сиди дома, не гуляй.

– Николай, когда Ломоносов приехал в Москву, его не хотели брать в академию, потому что он был уже взрослый малый. Но он настаивал. И сел в итоге за парту вместе с детьми. Он потерял годы на то, чтобы добраться в Москву из своих Холмогор. Но потом, когда он добрался, его уже было не остановить. Он опередил всех. Он не просто стал лучшим учеником – он вышел далеко за пределы того, чему их учили.

– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – недоверчиво сказал водитель.

– Посмотрите на них, – Ася показала на окно, на сплошные ряды стоящих машин, – они все стоят. Они никуда не едут. Найдите способ поехать. Найдите способ привезти меня в аэропорт вовремя.

Николай развел руками.

– Ты же видишь, какая тут ситуация. Я ничего не могу…

– Можете! – твердо сказала Ася. – И сделаете. Вы отвезете меня в аэропорт. Вы найдете лазейку. Мы просочимся через эту пробку. Мы проедем сквозь эти машины, если понадобится.

– Как это? – скривился Николай.

– Я не знаю! Придумайте. Это и будет ваш переход через Альпы. Если вы это сделаете, вся ваша жизнь изменится. Навсегда. Вы вытащите себя из ящика со стружкой и займете свое место в этом мире. Вы займете то самое место, которое захотите занять.

– А ты что, колдунья, что ли? – недоверчиво сказал Николай. – Или еще хуже – психолог?

– Я человек, которому нужно попасть в аэропорт. Ну что. Давайте, решайте. Кто вы – Суворов, Ломоносов или…

– Тварь дрожащая.

Николай оглянулся на стоящие машины. Обстановка на дороге накалялась. Люди были измучены дорогой и отравленным воздухом. Нервы звенели у всех. То тут, то там водители высовывались из машин и ругались друг с другом. Еще немного, и в ход пойдут монтировки и бейсбольные биты.

Николай постукивал костяшками пальцев по приборной панели и смотрел куда-то сквозь машины.

– Ну ладно, – сказал Николай, – попробуем. Покажем девушке класс скоростной езды по пересеченной местности.

Он положил руку на рычаг переключения скорости. Где-то в глубине машины заскрежетали шестеренки, «жигуленок», кажется, на секунду взвился в воздух и… перепрыгнув бордюр, выехал на обочину.

Тут же засигналила вся дорога – то ли проклиная отступника, то ли ободряя.

– Ша, – сказал весело Николай, – не шумите под руку.

Подпрыгивая и грохоча, едва не разваливаясь на части, «жигуленок» проехал по обочине метров сто пятьдесят, а потом свернул в переулок. Тут тоже дорога была забита, но Николай, не задумываясь, вырулил на тротуар.

– Вот так, залетные, не подведите, – орал он, кажется, забыв, что управляет не лихой тройкой, а автомобилем.

Николай отчаянно сигналил, матерился, орал во все горло, пел песни. А «жигуленок», как взбесившийся, мчался по сложной траектории, едва не сбивая пешеходов, на несколько миллиметров разъезжаясь со встречными машинами.

Ася вместе с Николаем кричала, пела и хохотала. Никогда еще ей не было так весело.

И когда они уже вырвались из города, позади сверкнула синяя молния милицейской сирены и металлический голос приказал им остановиться.

– Ну вот и все, – сказал Николай упавшим голосом, – поиграли, и ладно.

«Жигуленок» сбросил скорость и двинулся к обочине.

– Ничего не все, – умоляющим голосом сказала Ася, – не останавливайтесь.

– У них «Форд» И рации. Они перекроют дорогу. Нет шансов.

– Не останавливайтесь. Пожалуйста.

– Эх, что ты со мной делаешь, – сказал он, – ну ладно. Переход через Альпы, говоришь?

И он вжал педаль газа в пол.

– Главное, чтобы мы не развалились прямо на трассе. Вот будет позору-то.

«Жигуленок» как будто прижался к дорожному полотну и помчался вперед, легко обходя все машины в правом потоке.

Николай наклонился и внимательно посмотрел в зеркало заднего вида.

– Прав меня лишат навсегда, это точно. Это в лучшем случае.

– Зато вы станете легендой, – сказала Ася.

– Это точно, – сказал он и повторил с заметным удовлетворением, – это точно. Держитесь, вонючие Альпы. Суворов идет.

«Жигуленок» мчался по трассе, а за ним, метрах в трехстах, ехал милицейский «Форд». И «Форд» приближался с каждой секундой.