– Звезды нельзя гасить сразу, – сказал Наставник. – А белые гиганты второй степени тем более требуют аккуратного обращения.

– Мне казалось, она вот-вот взорвется, – поспешил оправдаться я. – Взрыв звезды подобной величины мог бы полностью разрушить энергоструктуру этого рукава галактики.

Наставник промолчал. Он был далеко и слушал меня, похоже, рассеянно. Но – Наставник никогда ничего не упускал.

– Нарушить мог бы, а разрушить… Ты меня слушаешь?

Я слушал. И одновременно слышал телефонный звонок…

Спросонья я сунулся за мобильником, нашарил его, уронил, выругался, подумал, выругался еще крепче и выбрался из кровати.

Трубка смолкла. И где ее теперь искать? И надо ли, если рассудить здраво? Кому это надо, в конце концов?

Но не успел я перевести дух, как этот неугомонный гаджет, ухмылка сатаны, запечатленная в пластике, снова разразился электронной истерикой.

Удивительная настойчивость! Очередная победа технологии над крепким сном и здоровыми нервами.

Судя по звуку – где-то между стеной и спинкой кровати, сообразил я.

Стоя на четвереньках и выковыривая его оттуда, я подумал: если опять какое-нибудь наследство – откажусь сразу. Бесповоротно и с отвращением!

Если предложат что-нибудь в евро – хорошо, откажусь за евры. Не предложат – все равно хорошо, готов отказаться за буханку хлеба и пачку масла. Хлеб в доме кончился и масло тоже, а купить я вчера забыл.

Я, наконец, ответил на вызов. Оказалось, Аська. Ну еще куда ни шло…

Моя непосредственная начальница была строга и сердита. В ее голосе слышались раскаты грома, а в глазах (видимо!) блестели молнии. Не успел я льстиво восхититься этой зевсоподобностью, отличительным знаком истинного руководителя, как узнал, что все сроки прошли, терпение кончилось, оргвыводы созревают, как прыщи на лице, а оду об отечественных унитазах, превосходящих импортные аналоги, фирма до сих пор не имеет.

От невозможности оправдаться я позволил себе морально восстать и усомниться в превосходстве наших керамических чудес над зарубежными сантехническими недоделками. И, развивая тему, сообщил, что сомнения художника до сих пор не позволили мне вложить душу в сливной бачок с той искренностью, которая требуется заказчику. Так что я работаю. Сижу и думаю о тонкой грани, за которой желаемое выдается за действительное. Т. е. продается, конечно, как же иначе! У этих жлобов, наших рекламодателей, попробуй выпроси зимой снега – держи карман…

Не прокатило. Аська скептически хмыкнула и посоветовала не вешать ей лапшу на серьги. И не надо, не надо оправдываться творческим кризисом в отдельно взятой душе художника. Имея двух гиперленивых детей с суперразвитой фантазией, она за свою жизнь наслушалась таких немыслимых оправданий, что все титаны пера нервно курят в сторонке. Так что бери ноги в руки, Алик, вцепись зубами в клавиатуру, а статью дай. Полтора дня! Иначе – секир башка.

Я пообещал. Подумал и сообщил доверительно, что за полтора дня, пожалуй, смогу размочить черный хлеб реализма и наступить на горло жизненной правде.

Наступи, Алик, безжалостно наступи! – одобрила моя жестокая руководительница. Придави ее, гадину, правду эту! Вот, к примеру, она сама… Ей уже почти сорок, это правда, у нее двое малолетних бандитов, престарелая мать в маразме, а ее принц на белом коне ускакал к молодым кобылам. Но она такую правду знать не хочет, потому что не хочет знать никогда! «Как, кстати, съездил в Скальск? Обогатился наследством? – спросила она, как обычно, без всякого логического перехода. – Как тебе Ева, старый перчик?»

Перечник, уточнил я ради филологической истины. Перчик бывает жгучим и сладким, незрелым и перезрелым, разным, в общем. А перечник, увы, только старым. Перечники рождаются старыми, живут старыми и умирают, так и не узнав цветения молодости.

Мне посоветовали не морочить голову метафорами, а отвечать с интересными, пикантными подробностями.

С подробностями? Легко! Поездка выдалась содержательная, оставила массу впечатлений. Достопримечательности осмотрел, стариной проникся, новые веяния в градостроении оценил. Наследство меньше, чем хотелось бы, не разбогател, но не в деньгах счастье. А в чем оно – вопрос, разумеется, интересный. Таким образом, мой бесценный руководитель, мы плавно переходим к разговору о прекрасной Еве, единственной женщине на Земле на какой-то отрезок времени и первой во веки веков. Вот она точно похожа на материализацию счастья…

– Ага, влюбился!

– Проникся, – поправил я. – Влюбился – слишком банально звучит. Но, в принципе, хотел бы с ней пообщаться. Телефончик дашь?

Мне не ответили. Вместо этого я был немедленно обвинен, что все мы, мужики, такие, одинаковые как деревянные чурки. Ужом извернемся, лягушкой выскользнем, лишь бы не признать очевидного факта, что без женщины на соседней подушке жизнь мужчины превращается в пустыню, где в песках лени каменеют объедки недельной давности. А уж сделать порядочной девушке прямое и честное предложение – немедленно замуж, детей усыновить сразу! – тем более не дождешься от нас.

Я парировал, что за весь пол не ответчик, а уж Ева точно предложениями не обижена. Можно не сомневаться. Ради нее многие готовы полюбить детей, щенят, котят и даже маленьких крокодильчиков.

Начальница подтвердила, что не сомневается. Настолько не обижена наша красавица, что другие готовы выть как собаки. Нет, что за жизнь – кому-то все, а кому-то от судьбы достаются лишь руки-крылья и полный пролет. Кстати, чтоб ты знал, Алик, телефон ее тебе брать уже незачем. Несравненная Евгеша сама изволила позвонить вчера вечером как раз по тому же вопросу – спрашивала твой номер. Понятно так объяснила, что хотела бы уточнить кое-какие мелочи. Вот теперь руководство мучается от законного любопытства – с чего бы вокруг такое всеобщее внимание к деталям?

– Дала? – спросил я. Как можно более нейтральным тоном. Зная Аську.

– А ты как считаешь?

– Считаю, что человек человеку брат.

– Кому – брат, а кому – сестра… – вредно хихикнула начальница.

Я вспомнил Еву. Мысленно полюбовался ее лицом и улыбкой. Жалко, что наше общение так и осталось на формально-вежливом уровне. Но, в сущности, правильно. Та суровая правда жизни, которую не признает Аська. Рассудить, так в мои немолодые годы гоняться за прекрасной дамой, будоражащей мужчин на генетическом уровне, – это выставить себя в глупом виде. Если не сказать больше. У каждого возраста свои преимущества, прелесть моего – контроль над чувствами и порядок в мыслях. Этим можно утешиться.

– Хочешь по секрету? – прервала она мои размышления.

Я хотел.

– По большому секрету, чтоб ни сном, ни духом, ни под расстрелом?

Хотел еще больше.

– Тогда слушай, Алик, и считай, что новогодний подарок от меня ты уже получил. Евгеша пребывает от тебя в обалдении и с дружеской доверчивостью рассказала мне, что еще не видела в своей жизни такого красивого, значительного человека. Мол, с первого взгляда прониклась и даже не знала, как себя вести с тобой, пребывая в трепетном состоянии робости. Чем же ты ее так пронял, друг мой?.. Нет, хорошо вам, мужикам, – пришел, увидел, обаял. А нам…

– Красивый, значительный человек – это ее слова или твои? – уточнил я на всякий случай.

Она ответила саркастическим фырканьем. Еще раз напомнила об унитазах и отключилась. Зараза!

Вот оно как…

Мелочи и детали, значит? Как говорили когда-то – дьявол в деталях… По-моему, я переоценил свою тысячелетнюю мудрость, равно как недооценил гены прародительницы…

Так чем же заняться – лечь досыпать или все-таки взяться за эти клятые унитазы? Работа-то плевая – начать и кончить. Но – не хочется. Но – надо…

Незаметно мои мысли опять перетекли на сегодняшний странный сон, прервавшийся так некстати. Странный? Пожалуй, не так… Другая реальность, даже для меня новая и неожиданная. Удивительно новая и неожиданная – мысли, чувства, ощущения, само осознание себя… Труднообъяснимые, не сопоставимые ни с чем человеческим. Точнее сказать – с материальным… Чистая энергия разума, отбросившая материю, как ненужную ветошь…

Я не знаю, когда я умру. Мог бы узнать, но это неинтересно. Пусть все идет как идет, оставляя в игре, называемой жизнью, волнующий элемент неожиданности. Главное, что я знаю, чувствую, – это моя последняя жизнь на Земле. Круг сделан, и путь завершается. Я прошел его! И дальше начнется совсем другое. И первый, предварительный подарок я уже получил, похоже. Заглянул в то далекое будущее, где все наше земное существование, эта нескончаемая череда реинкарнаций, пульсация смерти и возрождения, обретает смысл. Настолько глубокий, что в человеческом языке, во всех человеческих языках – прошлых и будущих – пока нет понятий достаточно емких, чтобы объяснить его…

Вот что такое, оказывается, пресловутый свет в конце тоннеля… Непростая штука, оказывается, ох, непростая…

Я почесал в затылке, вздохнул и решил все же взяться за унитазы. Перед Аськой неловко, ей тоже попадет, если не сделаю. А у нее дети. Пить-есть хотят. Дарят красивым одноклассницам новые ролики. И нет в личной жизни простого женского счастья, отсутствие коего порождает непрестанные сложности.

Ладно, о вселенной потом. Время, в сущности, есть… Как я уже убедился, до ближайшего глобального изменения мироздания остается двадцать-тридцать миллиардов лет…

Телефон снова зазвонил. Аська? Что-то забыла или унитазы окончательно распоясались, чтоб им протечь.

Я нажал кнопку.

– Адам, это Ева, – сказал женский голос. В первое мгновение незнакомый, потом, разумеется, я узнал. Просто ни разу не слышал по телефону.

– Вот только не надо про Адама. Так он мне надоел когда-то, сил нет, – честно рассказал я. – Чуть что, хватает за волосы и носом в землю. Непробиваемый был чурбан, ничего понимать не хотел.

– Напоминает многих моих знакомых, – усмехнулась Ева.

– Моих тоже… Ничего не поделаешь, преобладающие гены. Поэтому я лучше останусь Альбертом.

– В честь Эйнштейна?

– В его.

Откровенно говоря, я был рад ее слышать. Настолько рад, что не находил слов.

– Хотела узнать, как вам удалось уцелеть.

– Случайно, Ева. Вместо меня умер другой человек. Великая пирамида взяла энергию его смерти.

Она помолчала. Спросила:

– Вы жалеете об этом?

– Скорее жалеть должен он.

– Жестокая фраза.

– Не настолько. Просто он не должен был там оказаться, там никто не должен был оказаться. В пирамиде у неподготовленного человека в голове вообще начинается полный сумбур. Хуже того, абсолютное смещение реальности… Впрочем, сама пирамида и не должна никого пускать в момент активации.

– Но пустила.

– Да, факт, – признал я. – Причем в тот самый момент, когда уж точно никто не должен быть рядом… А знаете, Ева, похоже, это и называется судьба.

– Когда случится то, что не должно случиться, а что должно – не случается? – уточнила она.

– Примерно так. Если вкратце.

Ева опять ответила мне не сразу. Я ждал.

– Вы знаете, пусть тоже прозвучит жестоко, но я рада, что так получилось… Хочу сознаться, я трудно и долго ищу предлог, чтобы увидеться. И не нахожу. Может, вы… Может, ты что-нибудь придумаешь? Например, забыл что-нибудь у меня в машине?

Я про себя отметил, что она первый раз обратилась ко мне на «ты». Мне понравилось.

– Как там машина после наших гонок? – вспомнил я.

– Ездит.

– Надежный автомобиль.

– Железный, – подтвердила Ева.

– А предлог – обман, который никого не обманывает.

– Это значит да или нет?

– Разве могут быть сомнения? Где и когда встречаемся?

Ева улыбнулась, я ясно это почувствовал сквозь все ячейки сотовой связи.

– Я подумаю, – пообещала она.