Из леса Бабай и Вано выходили долго. Вроде бы шли по следам колес и все равно где-то запетляли. Надышались привольным лесным кислородом до звона в ушах, накормили всех местных комаров, промокли до колен и стоптали ноги. Мысли о переселении на природу Бабая больше не посещали.

На асфальте дело пошло живее. Вано тормознул ушастого мужика на расхлябанном грузовичке, тот за пятьсот рублей согласился подбросить их в Скальск. Сунулся было с вопросами, но Бабай почти рявкнул на него, напомнив о непростой судьбе любопытной Варвары. Ушастый понял и вопросов больше не задавал. Хотя косился, явно гадал, кто такие. Да пусть хоть треснет от любопытства, получил свои бабки – отваливай!

На базе их встретил Шайба. Даже похудел с лица. Терминатор. Восполняя потерю нервов, он уже жевал кусок колбасы.

– А, ты здесь… Небось бегом бежал всю дорогу? – усмехнулся Бабай.

Шайба с ходу начал оправдываться, мол, знаешь, босс, что-то не так пошло, неожиданно… Бабай лишь махнул рукой. Потом. Сначала в душ, коньячку, пожрать чего-нибудь… Нет, сначала коньяку. Много!

После третьей рюмки подряд звон в голове стал стихать. Бабай задумался, что делать дальше. Когда не делать нельзя, а делать нечего…

За окнами смеркалось, когда на базу начали подтягиваться остатки «хвардии». Акула, Шара, Голимыч – больше никого, видел он. Остатки разбитого войска.

Надо признать, давно ему так не вставляли – по самое Ватерлоо! По-хорошему, надо построить банду… коллектив, да накрутить фитиля с огоньком ради боевого задора… Или не сейчас, позже…

– Бабай, к нам гости! – В комнату, где он сидел, всунулся испуганный Шайба.

Послать Шайбу куда следует он не успел. Здоровяка тут же отодвинули, как пыль со стола смахнули. В комнату вошли Закраевский, его урод Вася, с ними почему-то Леха Федоров.

В первые мгновения Бабай даже почувствовал облегчение – большой босс здесь, теперь пусть сам думает. Это у него голова на плечах против нашей капусты. Но ситуация скоро перестала нравиться. Все трое смотрели на него и молчали. Слишком многозначительно.

– Северу Семеновичу мое почтенье! – нарочито бодро провозгласил Бабай, отсалютовав рюмкой.

Поставил коньяк. Встал, приветствуя большого человека. Развел руками – располагайтесь, мол, чем богаты…

Нет, молчали. Смотрели. Совсем недобро…

– Опять пьешь, Бабай? Говорил тебе, не пей – козленочком станешь. А потом – козлом! – вдруг заявил Леха Федоров. Нахально так.

«А что это мы такие голосистые стали? С чего вдруг на старших хайло раззявили?..»

Север чуть заметно повел рукой. Леха немедленно стушевался, отступил, преданно выпучив глаза.

«Так, так, интересно…»

– Что же мне с вами делать-то… пан Вошебойский? – задумчиво спросил олигарх. Негромко, будто сам с собой говорил. Но в комнате сразу стало тихо. Отчетливо было слышно, как мечется у стекла растерявшаяся муха-дура.

Сначала Бабай почему-то подумал про муху, а уж потом что Север назвал его Вошебойским. Знает! Всегда все знает… Только тут он почувствовал, что внутренности скатались в комок и съежились где-то внизу живота.

– Гы, – отчетливо проскрипел Вася.

– Думаешь? – глянул на него Закраевский. – Нет, не сейчас. Просто убить – слишком легко. Легкая смерть – дар, так говорили когда-то… В наши времена как-то подзабыли это искусство – заставить человека умирать медленно. Торопимся всё, в спешке живем, в спешке умираем. А ведь какие мастера были, как отшлифовали искусство казни – месяцами могли держать человека на одной тоненькой ниточке надежды. Ведь она долго живет – надежда, очень долго. Так, Антон Игоревич?

– Я отдам… – глухо, с усилием выдавил Бабай.

– Отдашь, – кивнул олигарх. – Ты даже не представляешь, что ты мне отдашь. Столько отдашь, что тебя больше никогда не будет. Ноль останется, пустое место. – Он вдруг пристально глянул на Бабая и прищурил жуткие глаза. Лицо дернулось судорогой брезгливой усмешки: – Ты знаешь, Вася, а ведь он всерьез думает кинуться на меня и прямо здесь задушить.

– Гы, – оскалился Вася.

– Да, согласен, идея бравая, но дурацкая. В его духе, – подтвердил Север. – Впрочем, можешь…

Вася с готовностью шагнул вперед. Положил длинную мосластую руку на плечо Бабаю. Просто положил, ничего больше. Но тому показалось, на плечи легла не рука, а многотонная балка. Он охнул, присел от непомерной тяжести. Дергался, хрустел костями и мышцами, но тяжесть неодолимо прижимала к земле, выдавливала дыхание и жизнь. Еще немного, совсем чуть-чуть – и сплющит всмятку!

Бабай сам не заметил, как между ног стало тепло и мокро – обмочился от чрезмерной тяжести.

– Гы, – Вася убрал руку.

Бабай остался сидеть на полу. Судорожно хватал воздух ртом. Перед глазами плыли, кривляясь, красные червяки.

– Возвращайся в Москву, Антон, – сказал Закраевский сверху вниз. (Непривычно так – сверху.) – Возвращайся и жди меня там. Я приеду, решу, что с тобой делать. Может, я даже оставлю тебя в живых. Может быть… Хотя не обещаю… Да, если надумаешь скрыться – беги, будет весело. Только учти, тогда я тебя точно убью. Васе отдам. Наш Вася – такой любитель, что профессионалы отдыхают.

– Гы! – подтвердил Вася. Оценивающе глянул на будущую жертву и вдруг плотоядно, по-звериному облизнулся.

Вот, а говорили – языка нет…

– Это будет забавно, – вдруг произнес урод. Тяжело, с натугой, с неестественными, скрипучими интонациями глухонемого. Но – сказал. Почти разборчиво.

Олигарх на мгновение замер на месте. Быстро обернулся к Лехе:

– Он просыпается, прапорщик! Ты слышал – он действительно просыпается!

Леха про себя удивился его восторгу. Вася, который походя головы отрывает, вроде бы не похож на спящего… С чего бы Север так взволновался?

На всякий случай Федоров оживленно закивал – слышал, еще как слышал! Молодец наш Вася, хороший Вася!.. Мелькнуло: а может, это брат Севера? Или сын? Родная кровинушка, семейный урод-недоделка? Первый раз он видит холодного олигарха таким возбужденным…

Огромный Бабай, как поверженный слон, ворочался в луже теплой мочи и все еще не мог отдышаться.