Все звонил и звонил, надрывался под самым ухом, а я не мог до конца проснуться. Как будто еще дышал разреженным воздухом высокогорья, чувствовал колкие иглы холода, видел жгучее солнце в синеве неба, цепь заснеженных пиков на горизонте и резкие, ломаные тени от скал и камней.

Долгий изнуряющий подъем на вулкан, сернистое, вонючее дыхание жерла, и я, бросающийся туда с раскинутыми руками и верой в скорую встречу с Мицкель, что прекраснее и желаннее всех красавиц на свете.

«Моя любимая, моя маленькая жена, я иду за тобой! Иду к тебе!»

Кричал? Наверное. Отчетливо запомнилось пронзительное ощущение полета, упругие ладони ветра, неожиданно больно сжавшие тело. Неровные растрескавшиеся уступы стен, что раньше, сверху, выглядели почти гладкими.

Больше ничего не помню. Скорее всего, ударился о какой-то выступ. Или умер на лету от разрыва сердца, тоже бывает. Слишком глубокое жерло оказалось у вулкана То-тьель, младшего, сердитого брата Великого Змея Кун-Кеаля.

В сущности, это была очень короткая жизнь. Ничем не примечательная жизнь молодого воина но-ньяхо, так и не обрызгавшего себя кровью врагов. Воин, который никого не убил, – это еще не воин, это даже не половина воина, так говорили старики но-ньяхо. Пожалуй, только любовь к Мицкель, огромная любовь к маленькой женщине выделила Енрика среди других. Отправиться просить всемогущего Бога отдать предназначенную ему жертву, решиться на такое в те времена, когда люди отчетливо сознавали свое ничтожество перед лицом высших сил, – поступок, конечно.

Где же это произошло? Похоже на Южную Америку. Анды… Остается вопрос – когда в южноамериканских горах жили но-ньяхо, поклонявшиеся богу-змею Кун-Кеалю и богине-змее Куне-Кео?

Напоминает Кецалькоатли, пернатого змея ацтеков. Я где-то читал, что его первые изображения археологи датируют пятнадцатым веком до нашей эры и пребывают в недоумении по этому поводу. Ацтеков тогда еще не было и в помине, так что получается загадка истории. Похоже, это как раз изображения Кун-кеаля, а не Кецалькоатли, просто время не сохранило памяти ни о народе но-ньяхо, ни о его богах. Она, история, вообще сохраняет на удивление мало. По моему внутреннему ощущению, молодой воин Енрик и маленькая Мицкель, эти Ромео и Джульетта древних веков, жили еще до того, как египтяне объявили первый тендер на строительство пирамиды. Вопросы хронологии – всегда сложно и путано.

За последнее время я несколько раз видел этот сон. Нет, не чужой. Скажу еще более непонятно – из очень далекой жизни…

Да, телефон… Звонит до сих пор. Зараза!

Я все-таки встряхнулся. Снял трубку. И вздрогнул от мощи незнакомого голоса, напористо зазвучавшего в самое ухо:

– Здравствуйте! Я государственный нотариус города Скальска Максим Евгеньевич Храпов!

Громко, раскатисто, с вибрирующей оперной баритональностью. Голосище, однако.

– Рад за вас, – буркнул я.

– Что вы говорите?

– Говорю, вам повезло в жизни.

– Ага… – озадачился голос, чуть сбавив громкость.

Между делом я глянул на часы и обнаружил, что всего полвосьмого утра. Может, и не так уж повезло, если он вынужден работать в такую рань.

– Ага… Я извиняюсь, это Альберт Петрович Обрезков? – зашел баритон с другой стороны.

– Он, – не стал отпираться я. И, в свою очередь, поинтересовался: – Я извиняюсь, Скальск – это…

– Город, – строго пояснили мне. – Районный центр Скальского района Тверской области.

Ну да, конечно. Как можно не знать этакий весь из себя райцентр? – подумал я. Добавил примирительно:

– Красивый город. Наверное.

– Ага… – не смягчился голос. – Должен вам сообщить, что в моем ведении находится дело о наследстве господина Скворцова. По завещанию усопшего… – небольшая пауза, подчеркивающая приличествующий случаю драматизм, – вы объявлены единственным наследником покойного!

– Кого? – опешил я.

– Покойного, – повторил баритон. – Господина Скворцова Николая Николаевича. Безвременно усопшего пять дней назад.

Я молчал. Знать бы еще, кто такой господин Скворцов, он же – Николай Николаевич. Кстати, уже покойный. Усопший. Безвременно. Вот такие завершающие штрихи к портрету…

– Алло! Альберт Петрович, вы меня слышите?

– Да-да, слышу.

– Куда-то вы пропадаете.

– Я не пропадаю, я думаю… И большое наследство?

– Не очень, – честно признался нотариус Храпов. – Дом, участок, хозяйственные постройки, счет в сберегательном банке на 54 тысячи рублей 78 копеек. Думаю, что для вас, столичного жителя, – совсем не большое. (Явный укол.) У нас здесь дома-то стоят не то что у вас, в Москве. Впрочем, вы можете отказаться. Согласно законодательству, ничто не обязывает гражданина принимать на себя права и обязанности наследника, если он того не желает.

Мне послышалось или здесь прозвучал совет?

– Нет, почему же сразу отказаться! – взволновался я. – Я же не отказываюсь, я просто… думаю! Еще никогда, знаете ли, не получал наследства из Скальска. Вдруг это вообще станет хорошей традицией?

– Простите?

– Традицией города. В смысле, оставлять наследство Альберту Петровичу Обрезкову.

– Ага. – До него дошло, и баритон стал заметно суше. – Должен вас информировать, что для вступления в права наследника вам нужно прибыть в скальский нотариат № 2, улица Марксистская, дом 6, часы работы с 9.00 до 18.00, кроме субботы и воскресенья. Перерыв на обед с часу до двух. Всего хорошего, Альберт Петрович! Надеюсь в скором времени увидеть вас у себя.

И тут повесил трубку, так и не узнав, что я горю не меньшим желанием. Увидеть и остальное.

А я горю?

Слушая короткие гудки, я все еще пытался со-образить, что бы это значило.

Чашка крепкого кофе помогла, наконец, проснуться. Вторая, уверен, помогла бы еще лучше, но телефон опять зазвонил.

Я уж было решил, что шутка получилась пророческой и наследодатели неизвестного Скальска всерьез засучили рукава над бумагами в мою пользу. Но это оказалась Аська, шеф отдела текстовых материалов нашей рекламной конторы. Хлопотливый зайчик с двумя детьми и тремя разводами за плечами.

Мы подружились с первых дней моей работы на поприще рекламной журналистики и однажды, после особенно лихого корпоратива, чуть не додружились до совместной постели. Но – Бог помиловал, черт отвлекся, и наша чистая дружба так и не взбаламутилась отношениями. Остается добавить – к счастью. Спать с начальством, знаете ли, попахивает беспринципным карьеризмом.

– Алик, ты уже проснулся? – поинтересовалось начальство.

– Наполовину.

– Я слышала, ты собираешься в Скальск?

– Ага… – протянул я, от растерянности скопировав нотариальные интонации. – Я тоже слышал. Буквально вот только что.

Нет, ну она-то откуда знает?

Впрочем, вклиниться с вопросами было не просто. Аська, золотое перо российской рекламы, не только пишет, как пулемет, но и общается скорострельными очередями. За считаные мгновенья я узнал, что от последней моей статьи о вакуумных насосах заказчик писает кипятком и думает, не поднять ли цену на свой бесценный товар. А дети ее несравненные, эти цветы жизни с клыками в крови родителей, опять никого не слушают, маму ни в грош не ставят. Младший вчера во дворе кидался камнями и потом весь вечер доказывал, что делал это из чисто эстетических соображений. Вот такое продвинутое поколение растет: умные слова знают, а эстетика прежняя – камнем в лоб… И старший учудил – влюбился в девочку из соседнего подъезда и не придумал ничего лучшего, чем подарить ей свои новые ролики. С ума рехнуться – взял и подарил. Попросила, говорит! И как он будет жить дальше в наше меркантильное время? Нет, Алик, кто не имел детей, тот не знает, что такое счастье… Представляешь, выдворишь их из дома, в киношку какую-нибудь – и одна!.. Нормально, в общем, все как обычно, в нашем дурдоме процедуры по графику. Нет, в конторе ничего срочного, можешь пока не появляться, ода о превосходстве отечественной сантехники потребуется через два-три дня, не забудь. Кстати, самое главное, Алик, чего я звоню-то… Чуть не забыла, хотя звоню именно поэтому. Тебе крупно повезло, дорогой, моя подруга Евгения как раз сегодня собирается ехать в Скальск. Она на машине, и совершенно не против взять попутчика. Представляешь, как удачно?

Я опять удивился. Такое выдалось утро – удивительное.

– Цени заботу, подчиненный!

– До гробовой доски, начальница! А подруга красивая? – не мог не поинтересоваться я. Хотя в голове вертелись совсем другие вопросы.

– Спрашиваешь! Почти как я в молодости. Только ты губы-то не раскатывай, губешки свои похотливые. Девушка замужем и вполне счастлива.

Я вздохнул. Подтвердил, что у красивых девушек почему-то часто встречается такой недостаток – замужество. Счастье, конечно, бывает гораздо реже. А как иначе, если локомотив семьи и брака без остановок проносит их мимо станции «Тихая радость с дядей Аликом»?

Аська вредно хихикнула и назвала меня шалуном с простатитом. Пригрозила, что когда-нибудь она сама спрыгнет с поезда и узнает, так ли уж хорошо с дядей Аликом или это обычный рекламный ход по сбыту залежалого товара. А что касается Евы (предупреждаю, дорогой, она не терпит сокращение Женя, предпочитает – Ева, пес знает, почему), запомни, мой драгоценный, – козлиный скок в ее сторону чреват обилием неприятностей. У нее муж – крутой мэн, работает в страшной конторе, которую лучше не упоминать всуе.

Я осведомился, не та ли это горячая точка, обитатели которой носят рога и цокают на копытах? Если так, то я пас, конечно, разумный человек и в гору не пойдет без нужды, и по наклонной плоскости без повода не покатится. Что до остального, к сведенью начальствующих особ, – препятствия лишь укрепляют большое и светлое, выводя его из голой физиологии на уровень сценического драматизма.

Аська в ответ посоветовала не трясти физиологией, если она дорога как память. А подруга Евгения-Ева, мол, подъедет к моему дому в течение часа. Адрес она ей дала, и та любезно согласилась подъехать. Жди у подъезда, граф Монте-Кристо, сокровища Скальска, считай, твои!

Она, по обыкновению, стремительно отключилась, а я остался при всех вопросах. От простых, основополагающих – что есть город Скальск? Кто есть Скворцов? – до более заковыристых на тему, что вообще происходит, люди добрые?

Может, хотя бы красивая и замужняя подруга Ева, которая не любит быть Женей, как-то прояснит ситуацию? С этими мыслями я принялся собираться.

История с непонятным наследством все-таки заставила меня окончательно проснуться – струя неожиданности бодрит не хуже холодного душа. Поэтому из подъезда я вышел в приподнятом настроении. Лихо закинул на плечо дорожный рюкзак, брякнувший мыльницей, тюбиком пасты и щеткой. Зубная паста – завтрак истинного туриста.

Город уже шумел, Москва вообще спит мало и нервно. Птичье щебетание в пыльной дворовой зелени безуспешно пыталось соперничать с гулом близкой автострады, солнце усиленно разогревалось в голубой вышине. Чистое утро обещало хороший день.

Огромный черный джип «мерседес» я засек сразу – машина не из тех, что примелькались в нашем демократичном дворе. Мотор работал – из выхлопной трубы еле заметно струился дымок. Одно из окон машины приоткрыто, оттуда тоже вился дымок, сигаретный. Окна были наглухо, с полным наплевательством на запрет, затонированы. Ну да, у нас же муж! Объелся груш в секретных садах конторы. Присмотреться поближе – и номерок на машине небось из тех, что не тормозят гаишники, подумал я.

На всякий случай я дал по двору неспешный прогулочный круг. А вдруг не та машина? Сунешься всей душой, а там реальные пацаны, злые, что с утра еще никого не убили.

Мои маневры вокруг да около не остались незамеченными. Задняя дверь приоткрылась.

– Альберт Петрович Обрезков?

Я подтверждающе махнул рюкзачком и полез в салон.

Сунулся! Потому что внутри никакой красивой Жени-Евы не оказалось. За рулем и рядом, на пассажирском сиденье, что-то плечистое, объемное, с затылками в крепких складках. На заднем сиденье, в непосредственной близости от меня, развалилась совсем уж непотребная туша. Человек-гора с глазами-иголками, неряшливой щетиной и массивной золотой цепью под линялой майкой.

Впору рассмеяться. Но смешно не было.

– Журналист? – коротко спросила туша.

– Дверь закрывай, журналист, кондиционер же работает, – бросил, не оборачиваясь, один из затылков.

Я промолчал. Честно, не знал, что сказать. Но закрывать дверь, эту последнюю надежду на отступление, решительно не хотелось. Люди в «мерседесе» мне как-то сразу не приглянулись.

– Вот что, писака! Слушай сюда и запоминай! – Туша надвинулась, обдав меня несвежим дыханием с привкусом вчерашнего алкоголя. – Про наследство ты лучше забудь! Приехал к нотариусу, отказался и забыл, как страшный сон… Понял? А не то с тобой случится такое, что тебе ни в одном сне не приснится! Лучше тебе вообще не знать, что может случиться… Ты меня хорошо понял?

Я понял достаточно, чтобы послушно кивнуть.

– Он понятливый, – подтвердил первый затылок, не оборачиваясь.

– Он жизнь любит, – выдвинул предположение второй затылок.

Этот тезис тоже не хотелось оспаривать.

Между делом я удивился, что же такое сдвинулось в нашем мире, если домик почти в деревне и счет в 54 тысячи рублей с копейками взволновал столичный преступный мир, как кровь акулу?

Интересно, бить будут или обойдется пока?

– Теперь – пошел вон! – объявила туша.

От толстых людей обычно не ждешь большой силы и тем более стремительности. Напрасно, между прочим. Самый сильный человек, которого я когда-либо видел, весил килограмм сто пятьдесят, выглядел бессмысленной горой мяса, но при этом валил боевых жеребцов, ухватив их за шею одной рукой, и с легкостью разрубал человека ударом меча. Помню, понадобилось десятка три крепких ратников, чтобы его связать, и половина из них потом не поднялись с булыжников площади…

Так я пытаюсь объяснить, почему проворонил следующее движение толстяка. Он быстро, с кошачьей ловкостью, ухватил меня рукой за плечо и вытолкнул из салона так же легко, как смахивают крошку со скатерти. Падая, я зацепился плечом за дверь, ногой за порог, ладонью за что-то и, притормозив таким образом, плюхнулся на асфальт без членовредительства. Но все равно – жестко и неприятно. Машина тут же рванула прочь, издевательски обдав меня бензиновым перегаром.

Нет, против их отъезда никаких возражений – знакомство получилось коротким и не располагающим. Но, между прочим, я ведь могу обидеться!

Все еще сидя дурак дураком посреди двора, я долго шарил по рюкзачку в поисках сигарет и зажигалки, пока не сообразил, что они в нагрудном кармане рубашки. Нашел. И когда, наконец, справился с собственными руками, то услышал, как сзади коротко погудели.

Я оглянулся. Поднялся, отряхиваясь. Опять джип, темно-синяя «вольво». Тоже неплохая машина, кто разбирается.

Ладно, а эти как? Тоже поговорить или все-таки сунут в морду?

Джип еще раз гуднул, резко и требовательно. Я вздохнул, забросил рюкзачок на плечо и подошел к машине. Снова приоткрылась задняя дверь. Значит, такой нынче фирменный стиль… А у нас что по поводу кондиционера?

– Альберт? – спросили оттуда.

Наученный горьким опытом, я не спешил отвечать.

– Ну, садитесь, садитесь. Ехать же долго, – поторопили меня.

Что оставалось делать? Я сел.

Красивая девушка здесь была.