К авторитету Коме мы двинулись сразу после предупреждения участкового, как только полицейская машина скрылась за поворотом улицы.

Расположившись на заднем сиденье, я быстро задремал и дороги почти не видел. Ева не изменила своей лихой манере вождения. Приоткрывая глаза, мне оставалось успокаивать себя древним понятием «кисмет». С восточным фатализмом спится спокойнее, особенно на скорости под 150 км.

Неплохо выспался. Очнулся часа через два, уже перед жильем криминального авторитета. Где-то в окрестностях древней Твери, несостоявшейся столицы Руси. Этим можно было себя утешить, что проспал город – не состоялась же. Да и неловко, честно говоря, смотреть в глаза тверичам после похода царя Ивана. Как-то тогда получилось… излишне резко. Хотя им тоже стоило бы поумерить амбиций. Из Московии – да, но нечего было сразу хвататься за топоры и дубье и переть, как быки на ворота, прямо на самопалы и сабли людей государевых…

Ладно, дело прошлое, вздохнул я, разглядывая авторитетный замок. Назвать иначе этот ночной кошмар архитектора не поворачивался язык. Кирпичный трехметровый забор с зубцами и ложными бойницами, башни, башенки, эркеры, флюгера, завитушки, вычурные балкончики чугунного литья. При общей массивности и несомненной дороговизне просматривалось в этом сооружении нечто мультяшно-аляповатое, словно ребенок взял карандаш и дорисовал к первоначальному проекту всяких «красивостей».

Покажи мне свой дом, как говорили древние.

Охранник долго и бдительно допрашивал нас через переговорное устройство – кто такие, откуда, зачем и по какому поводу. Судя по долгим паузам в разговоре, одновременно докладывал о нас наверх.

Понимая правила игры в бдительность, мы отвечали подробно и терпеливо. Наконец, поступило распоряжение пропустить Багоркина и еще кого-нибудь. Одного, не больше.

– Альберт Петрович, сходим?

– Обязательно. Когда еще выпадет…

Сопровождаемые строгим охранником в мрачном костюме, мы прошли по мощеным дорожкам, полюбовались на ряд аккуратных сосенок и натуральные валуны почти натурального водопада перед бассейном.

Богатая жилплощадь – сам теперь домовладелец, могу сравнивать. И кто придумал странное выражение, что честно жить выгоднее? Соврал автор, в любом историческом периоде и при любой власти ложь и обман приносят в разы превосходящие дивиденды. Так мир устроен.

Кабинет авторитета располагался на втором этаже. Охранник постучал и приоткрыл перед нами дверь, изобразив стальную улыбку. В смысле, показал металлические коронки. Мы расценили это как приглашение.

Кабинет оказался под стать замку – смесь хай-тека с антиквариатом. Сам хозяин был принаряжен в нечто красно-плюшевое с золотыми висюльками – то ли пижама, то ли парадно-выходная форма венгерских гусар. Впрочем, глянув внимательнее, шутить по этому поводу не хотелось. Тяжелые, выпирающие кости запястий и щиколоток, развернутые прямые плечи, широкая плоская грудь сходит треугольником к тонкой талии. Тугая шея перевита венами, лицо – острое, глаза – цепкие. Не мускулистый, а жилистый, не ловкий, а резкий… Опасный человек, это сразу чувствуется. Работа такая.

– А, Багор! Вот уж кого не ждал, того не ждал… Заходи, дорогой, заходи! А с тобой кто?

– Альберт Петрович, если позволите, – поспешил представиться я.

Смотрящий по области восседал в белом офисном кресле за резным рабочим столом темного дерева. Как мы скоро узнали – семнадцатый век, Франция, секонд-хенд, в натуре.

– Позволю, дорогой. Пока позволю… – прозвучало многозначительно. И снова Багоркину: – Ничего живу, а?

Жора выразительно развел руками, показывая, что слов нет, одни эмоции.

– То-то! Это тебе не Коми, братан. Помнишь ИТК 17–84, барак до боли родной?

ИТК 17–84 Багоркин помнил. И еще многое что. До боли.

– А я слыхал, Багор в завязке теперь. Ушел от дел. Или врут люди?

– Не врут, Кома.

– Правильно, люди не врут… – прозвучало тоже с потаенным смыслом. – Да ты присаживайся, Багор, в ногах-то правды… И ты присядь, уважаемый…

– Альберт Петрович, – послушно подсказал я.

Если авторитет был рад нашему приходу, то умело это скрывал. Или же просто привык давить с ходу на всякого собеседника. Манипулятор, по всему видно, изрядный, это уже в крови. Я знаю подобный типаж, встречал. Такие обычно добиваются многого, если им удается справиться с главным врагом – с самим собой.

– Пусть так… А скажи-ка мне, Петрович, ты, часом, не легавый? – вдруг спросил Кома, жестко прищурившись.

– С чего ты взял? – вскинулся Багоркин.

– Глаза у него… внимательные.

Организованная преступность. Ничего, в сущности, не меняется… Помню, некоему царю в почти забытой теперь стране Урарту так надоела организованная преступность, что он приказал собрать всех главарей кланов, зашить в мешковину и утопить в реке. Советники говорили – зря, не стоит, государь, на их место встанут новые, еще более жадные. И встали, не прошло и полгода. Но мешковины в государстве хватало. Так что после четвертого или пятого повторения выяснилось, что прав царь, а не советники, и организованная преступность существует до тех пор, пока ей позволяют организоваться.

Конечно, там было проще, закон начинался с моего слова и кончался им же. Даже тираном потом не назвали. Большинство подданных были очень довольны, кланы всем стояли поперек горла. И советники крепко усвоили, что мешковины в стране хватает…

По понятным причинам я не стал делиться этими воспоминаниями.

– Упаси меня господи! – сказал я.

– Отвечаю, что нет! – быстро добавил Жора.

– Я – писатель, – пояснил я.

– Три романа написал, – сообщил Багоркин.

Кома пристально глянул на меня, потом на него:

– Главное, чтоб не оперу… Ладно, твоя ответка, Багор. – Он длинно, с удовольствием потянулся. Висюльки на пижаме-форме пришли в движение. – Ты мне сказал, я услышал. Я тебя знаю, пацан ты всегда был правильный. Говори, с чем пришел, может, помогу чем.

Багоркин коротко рассказал про Скворцова, про книгу, которую он писал в Скальске, про бойцов Бабая, которые за ним следили и, возможно, убили. Без подробностей, но достаточно внятно.

Кома задумался озадаченно.

– Что-то писатели нынче распоясались не по-детски… К дождю, что ли? – хмыкнул он. Нахмурился: – Бабай, Бабай… Знаю такого кадра, слышал. Не блатной, не из наших. Люди говорили – отмороженный он конкретно, кровь на нем лютая, это точно. Сейчас вроде бы масть сменил, перекрасился в комерса. Но ты ж понимаешь, брателло, цена той краски… Ну и что ты от меня хочешь? Я-то здесь каким боком?

– Хочу знать, Кома, под кем он ходит.

– Только за этим привалил?

– За этим. Если знаешь – скажи.

Авторитет опять сразу не ответил. Резко, одним движением поднялся, подошел к яркой картине на стене, где голая золотоволосая женщина с бедрами матроны и талией старшеклассницы гарцевала на взбрыкивающем вороном жеребце. Движением кисти сдвинул амазонку в сторону. Под ней оказался сейф.

– Сейчас вы увидите самые сокровенные тайны организованной преступности Тверской области, – предупредил он.

– Отвернуться?

– Еще чего! Зырьте, пока разрешаю.

Неуловимо пробежав пальцами по кнопкам, Кома открыл сейф. Вместительные внутренности оказались почти пустыми. На верхней полке стояли в ряд четыре бутылки водки, на средней полке – пачка импортных денег, на нижней – два пистолета с запасными обоймами и горстка патронов россыпью. Авторитет ухмыльнулся и взял бутылку.

– А где же тайны?

– Здесь. В этом и есть наша главная военная тайна! Что никаких тайн и в помине нет. Да и какой идиот будет хранить тайны в настенном сейфе? Его открыть, как два пальца…

– Ты специалист, тебе виднее, – усмехнулся Жора.

Мы выпили за встречу. Хорошая водка.

Я понимал, что Кома тем временем быстро прикинул, каким боком все это его касается, как может коснуться и что вообще из всего этого можно вымутить. Тоже ясно, об интересах Комы должен думать сам Кома, потому что некому больше… Но также я видел, что ничего полезного для Комы Коме в голову не приходит. Даже обидно.

Организованная преступность. Старый, проверенный принцип: вход – копейка, а выход – рубль. Нет, ничего не меняется…

– Сигары хотите? Нет? Ну и правильно, ну их, говно кубинское. Купил сдуру целый ящик, вот и стоят, пылятся. Это ж какая дыхалка нужна для этих сигар – как у паровоза, по ходу… Лады, Багор, я тебя знаю, ты меня знаешь, – решился, наконец, он. Налил себе снова. – Есть такой человечек – Север Семенович Закраевский. Богатый он, высоко сидит. А поднимется вскорости еще выше, люди так говорили, люди знают… – начал рассказывать авторитет, мелкими глотками, как воду, отхлебывая водку.

Если судить по его рассказу, про Закраевского «люди» действительно знали много. Потому что сначала, когда тот еще начинал, на него пытался наехать Петя Монгол. И где теперь Петя? Пете теперь спокойно под красивым памятником и пушистыми елочками. Дурак оказался Петя, не усек расклад. Потом Закраевского решили прибрать к рукам сразу два умных человека: Габриель (ты его должен помнить, Багор, он в середине 90-х пол-Москвы в кулаке держал) и Арсен Крестовый. А где теперь эти умники? Правильно, там же, где Петя. А ведь какие люди, какими делами ворочали! С такой пурги бабло поднимали – как вспомнишь, так вздрогнешь. Потом еще кто-то пытался наехать, но это мелочовка, отморозки голимые, не стоит язык тереть… Теперь-то до Закраевского вообще с земли не допрыгнуть, в Кремль ходит, как к себе домой. Высоко встал…

Кома еще что-то говорил, но я уже не вникал, предоставил Жоре вести беседу. Я все понял! Закраевский… Я ведь видел его на экране телевизора, несколько раз видел! Еще тогда обратил внимание, отметил, что надо бы к нему присмотреться. Но как-то за текучкой забылось. Моя вина, уж я-то должен был понимать, что это лихо непременно будет разбужено…

Итак, в моем уравнении (учебник для случайных наследников, автор Н.Н. Скворцов) больше не было иксов и игреков. Правда, решать его все равно придется. Но тут требуется уже другая математика…

Провожать незваных гостей авторитет не пошел, не по масти, понимать надо. Охрана проводит и проследит, чтоб дверь не попутали. Хотя, честно говоря, Кома сам наблюдал, как они уходят, как садятся в машину. На экран его компьютера выводились изображения со всех телекамер, их по участку натыкано, как блох на барбоске. Береженого бог бережет, не береженого конвой стережет – факт.

Синяя «Вольво» резко тронулась с места и понеслась, как подорванная.

«Завязал, говоришь, Багор? А машинка не из простых, нет, номера фартовые… В салоне четверо. Бригада, – ухмыльнулся Кома. – Вот баклан, кого развести хотел…»

Он взялся за трубку. Пару секунд помедлил, припоминая номер. Набрал.

– Алло, Вася? Здравствуй, дорогой, Кома говорит из Твери. Помнишь такого?

– Гы, – сказал Вася.

Этот придурок не меняется!

– Я чего звоню-то тебе… Так, на всякий случай решил набрать. Тут хозяином твоим интересовались, мол, кто, чего, откуда… Я-то, понятно, не при делах, так, порожняком прогнал…

– Гы, – сказал Вася с большим интересом.

– Не, не то чтобы люди серьезные, так, семь-восемь, ваши не пляшут. Человечек, что интересовался – Багор некий, Георгий Багоркин, из бывших спортсменов, шерстил в свое время по рынкам в Замоскворечье. Бакланье, в натуре, дешевое… Он еще Бабаю вашему предъяву кинул, вроде бы какого-то Скворцова тот коцнул, учителя, что ли. Про книгу его толковал что-то, но тут я не понял ни хрена, я же не по книжному делу… Ты уж, Вася, передай Северу Семеновичу поклон от меня, ну, и все остальное, конечно… Я подумал – надо, не надо, позвоню, рука не отломится.

– Гы, – подтвердил Вася. Отключился.

Ублюдок! Но Кома знал, Вася передаст. Вася – это редкостный передаст!

Интересно, зачем Закраевскому такой урод, как он с ним трындит, если, кроме «гы», от него ничего не услышишь. Хотя уроды обычно преданные, рассудил Кома. Бросил смартфон на стол-секонд-хенд.

Вот теперь он все сделал, теперь Кома со всех сторон в белом, как фраер на променаде. Закраевский сейчас большой, как небо, может, вспомнит когда, отблагодарит мало-мало…