В районе господствовали партизаны. Десятками тысяч они жили в лесных лагерях, терроризировали гражданское население, ночь за ночью совершали набеги на деревни, взрывали железнодорожные линии и минировали шоссейные дороги. Эти бойцы Сопротивления, как они себя называли, были хорошо организованы, и руководили ими опытные офицеры Красной армии, находившиеся там с момента крупных боев в окружении. Поэтому, так или иначе, против них необходимо было предпринимать крупномасштабные операции, поскольку полицейские формирования не могли справиться с ситуацией. Это была война не для нас. Кто тут партизан? Кто безобидный советский гражданин?

Мы были удивлены и поражены, когда прочитали дневник командира партизан, захваченный нами во время операции.

28 сентября 1941 года я был назначен командиром 7-й роты 624-го стрелкового полка 137-й дивизии. До 4 октября 1941 года мы обороняли Бакланово. 7 октября нас маршем перебросили на Брянск. Неприятель перерезал дорогу, взяв Пролысово. Брянск и Орел пали. 8 и 9 октября нашему полку приказали атаковать Пролысово. Мне было приказано устроить засаду на дороге Пролысово – Гололобово. Атака не состоялась; я остался в засаде. Затем полк отступил. Я оставался на своей позиции до 5:00, прежде чем отойти, но никого там не было. Я обнаружил, что полку пришлось маршем идти на Святое. В результате я двинулся за колонной буксируемых тракторами орудий. Когда колонна с артиллерией корпуса скрылась в лесу по дороге Пролысово – Навля, три немецких самолета атаковали нас на бреющем полете. В то же самое время немецкая артиллерия открыла по нас огонь с западной опушки леса. Немецкая рота двинулась в атаку со стороны колхозных садов. Командиры взводов побежали в лес. Я застрелил одного из трусов. Мы решили обороняться. Но наша огневая мощь была настолько слаба, что не могла обескуражить немцев. У нас не было ни пулеметов, ни минометов. У немцев же было до черта автоматов, заставивших наших солдат залечь и прекратить огонь.

В решающий момент мы хотели повести бойцов в рукопашный бой, но политрук был убит, а я ранен в ногу. Немцы продолжили атаковать. Некоторые из наших побежали в лес другие сдались. Я остался лежать на поле боя с пятью мертвыми солдатами и убитым политруком. Стемнело. Днем я заметил деревню метрах в семистах от нас. Я пополз туда. Меня мог подобрать немецкий автомобиль. Два моих санитара, которые сдались, хотели отнести меня к нему. Но я приказал им молчать обо мне.

Я медленно пополз. Нога болела, и я ослаб от потери крови. Вдобавок я был страшно голоден. Изо всех сил я постарался добраться до поля высокой пшеницы, которую не убрали, и нашел хорошее укрытие. Пшеница распрямилась позади меня. Я накрылся шинелью и заснул. Спал хорошо и не просыпался до утра 10 октября. Все поле покрыл снег. Я тоже был под снегом, но мне было тепло, и я хорошо спал.

Около 9:00 я добрался до деревни Пашеньки, где местное население тепло встретило меня и спрятало от немцев. Я перевязал ногу, поел впервые за пять дней и долго спал. Через три дня милая старая женщина, Марина Ивановна Петрушина, взяла меня к себе домой. Мне было плохо, сильно болела нога.

В то же самое время комиссар, который был тяжело ранен, также добрался до деревни Пашеньки. Об этом мне сообщили пришедшие в дом гости. Ходить я не мог. Его принесли к старухе, которую звали Сибирячка. В первой половине декабря я снова начал ходить. Сначала я попытался добраться до комиссара. Немцы время от времени появлялись в деревне.

Комиссар лежал в постели. Видеть мог только одним глазом. Он был небритым и обросшим. Никто не позаботился залечить его раны. Мы познакомились. Он только что окончил военно-политическую академию в Москве и с сентября снова был на фронте, где служил комиссаром батареи, с которой я шел маршем с 9 октября. Звали его Сергей Зайцев. Это был молодой, энергичный и политически грамотный парень. Я помог ему перевязать раны. Одно из ранений на руке заживало быстро. Другие раны были на спине. Была сломана небольшая кость стопы. Он также потерял левый глаз. Постепенно он снова начал ходить. Мы ходили к соседям курить. Каждый вечер нам встречались бывшие красноармейцы, отпущенные из плена и занимавшиеся хозяйственными делами. Мы курили с ними и говорили о разном, но прежде всего о партизанах и о той пользе, что они приносят Красной армии.

25 декабря 1941 года мы собрали всех бойцов и молодежь, годную к военной службе, и обсудили необходимость формирования партизанского батальона в деревне Пашеньки. Люди изъявили желание взяться за оружие. В результате была сформирована партизанская группа из 34 человек. Из города Навля прибыли представители районного комитета партии, которые провели собрание [о подразделении партизанского отряда]. Меня назначили командиром; мой друг стал политруком. Вот таким образом 25 декабря 1941 года я стал партизаном.

Моя первая операция состоялась 9 февраля 1942 года. Вместе со своей группой я участвовал в подрыве двух железнодорожных мостов на перегоне Клюковники – Синезёрки. Операция прошла без инцидентов и потерь.

В феврале была проведена операция по уничтожению вражеского гарнизона, дислоцировавшегося в деревне Синезёрки. Мы убили 6 немцев и взяли в плен 40 полицаев. Вдобавок мы взорвали железнодорожный мост. После операции в деревне Синезёрки мы долгое время оборонялись в деревне Журавка, после чего отошли на отдых в Пашеньки.

Подобные разрозненные группы слились воедино, сформировав «лесную администрацию». Наш «лесной район» назывался Сытенки. В него входили деревни Гавань, Сытенки, Пролысово и Пашеньки. Скаршевский стал командиром, Озеров – комиссаром. Объявив о «лесных районах», люди сидели в своих «лесах» и ничего не делали. В конце апреля наш «лесной район» был преобразован в партизанский отряд «Котовский».

В этот организационный период отряд провел операцию против железнодорожной станции в деревне Хмелево. Лично я в ней не участвовал; я только должен был предоставить 5 человек. Операция провалилась.

5 июня 1942 года отряд пустил под откос неприятельский эшелон и вступил в бой с врагом. Было уничтожено более 400 гитлеровцев. Мы потеряли 2 человек.

В конце июля я вместе с Осиповым и 150 бойцами предпринял атаку на Семцы, Валуец и Пьяный Рог, захватив 76 мин и полковой миномет. Мы уничтожили 70 немцев и гражданских и захватили множество коров, свиней и зерна в немецких обозах. Операция проводилась совместно с отрядом из Хомутово (Курская область). У наших потерь не было. Боевые операции завершились 10 июля. Мы отошли в наш район сосредоточения.

Почти весь Навлинский район находился в руках партизан; советская власть была восстановлена. В Пролысово был сформирован исполком со всеми подкомитетами, включая суд. В перерывах между боевыми заданиями партизаны жили дома. В батальоне была подготовлена сильная диверсионная группа, проводившая диверсии, а также пускавшая под откос поезда. Основные силы охраняли границы партизанского края; те, кто не выполнял боевых задач, занимались сельскохозяйственными работами.

С начала августа до сентября я проводил широкомасштабную разведывательную операцию с группой из семи человек в тыловых районах врага (на другой стороне Десны).

В сентябре группы из разных отрядов, включая одну из наших, взорвали железнодорожный мост через реку Навля. Отряд собрал 13 тонн зерна и хорошо его спрятал.

С 17 сентября немцы начали широкомасштабную операцию силами двух дивизий против партизан Навльского района. Разумеется, мы не сдали район без боя. Мы задали жару немцам, особенно у реки Коломина 29 сентября. Был перехвачен приказ командира немецкой дивизии, в котором он признавал гибкость партизанской тактики. Вдобавок там сообщалось, что они потеряли 800 «героев». Мы думали иначе: их должно было быть не менее 1500, поскольку только в одном бою было убито 400 фрицев. В ходе отступления мы сильно страдали от голода в Суземском лесу и прошли много километров. После боев у Коломины мы снова двинулись в сторону Навли и вернулись в наши леса. В леса, поскольку прилегающие районы были сожжены, а гражданское население угнано.

В это время развалилась наша 2-я рота, так как многие ушли в полицаи. Причиной было плохое руководство. Иванов, политрук, был пьяница, немногим лучше оказался и командир роты. Они постоянно проводили время за бутылкой. В результате осталось 35 процентов боевого состава; но зато это были надежные люди.

Укрепив село Глинное, немцы отрезали нас от Суземского леса. Мы трижды пытались пробиться. Они так крепко там окопались, что мы ничего не могли сделать без артиллерии. Когда у нас закончились боеприпасы, мы закопали свои орудия. В ходе этих боев мы потеряли 30 наших лучших товарищей убитыми и ранеными. Первых семерых – в результате глупости командира отряда. Он погорячился и не продумал свои действия.

В октябре и ноябре батальон создавал запасы материальных средств, вырыл 59 землянок для зимовки и пустил под откос 4 поезда.

18 декабря неприятель обнаружил наш лагерь и атаковал в течение трех дней. 21 декабря 1-я рота была атакована венграми. Мы задали им жару, открыв огонь по флангам из автоматов. Мы уничтожили более половины подразделения, около 120 человек. Уцелевшие спаслись бегством. Потери врага в эти дни составили 500 полицаев и 150 венгров. В результате нанесенного поражения они обратились в бегство и больше никогда не появлялись в наших краях.

18 февраля 1943 года я заразился тифом, который свирепствовал среди нас. Половина батальона болела им. Переболели даже привитые от сыпняка, но в легкой форме.

5 марта. Сегодня мы узнали, что советские войска овладели городом Севск и наши танки в деревне Смелиж. Ночь выдалась беспокойной. Одна из групп ушла в Карачев на боевое задание. Я пойти не смог, потому что все еще ощущал сильную слабость после перенесенного тифа.

7 марта группа вернулась и притащила четверых полицаев, а также три тяжелых и три легких пулемета. Потерь у нас не было.

9 марта. Вражеская часть вошла в деревню Ворки. Мы устроили ей засаду. Красная армия наступала. Мы готовились достойно ее встретить.

14 марта. Наша бригада вчера получила боевое задание взорвать железнодорожный мост через реку Ревна близ деревни Синезёрки. Наша группа вернулась и доложила об ужасных вещах. Немцам стало известно о нашей операции за четыре дня до ее начала. Они подготовились и подпустили наших людей на расстояние 15 метров, после чего открыли огонь. Партизан Козовой был убит; многие другие – ранены. Самое худшее заключалось в том, что враг не позволил нам отойти назад вдоль железнодорожного полотна. Бойцам пришлось остаться неподалеку вместе с тяжелоранеными; их там, по всей вероятности, было немало, а также много убитых. Откуда, черт возьми, они узнали о нас?!

18 марта. Положение осложняется все больше и больше; неприятель усиливает натиск в партизанских районах. Немцы высылали боевые патрули: иногда против деревни Ворки, иногда против наших сторожевых застав. Нередко появлялась немецкая авиация и бомбила наш лагерь.

7 апреля. За последние четырнадцать дней мы предприняли четыре крупные операции. Я был в районе Карачева и деревни Синезёрки. Последняя операция провалилась. Было очень темно. Землю развезло. Мы увязали по колено в грязи. Мы были на насыпи, когда я наступил на провод линии передачи сигналов тревоги. Пришлось вступить в бой; мои люди соскользнули вниз. Я запутался в проволоке, упал в болото и выбрался из него с большим трудом.

После этой операции у деревни Синезёрки неприятель усилил свой гарнизон, и, говорят, было разгружено шесть эшелонов, якобы с боевым заданием уничтожить нас, партизан.

8 апреля. Сегодня отмечаю 18 месяцев с тех пор, как я нахожусь в тылу врага. Много сил и здоровья было потрачено за это время. Но ненависть к немцам осталась прежней. Каждый день приносит неожиданности. Мы держимся стойко и, несмотря ни на что, будем стоять, пока кровь течет в жилах: за Родину, за победу, за товарища Сталина.

К сожалению, были и остаются предатели – трусы. Они прислуживают немцам. Но это просто запуганное население.

11 апреля. Неприятель ежедневно сжимает кольцо. Возможно, скоро будет широкомасштабное наступление, наподобие того, что имело место осенью прошлого года.

6 мая. Повел группу из 70 человек в Клинское. Полицаи и немцы были со всех сторон. Нам приказали раздобыть несколько коров, но из этого ничего не вышло. В результате нам пришлось прятаться в кустах весь день. Мы окружены. Неприятель численно нас превосходит; у него несколько танков и артиллерийских орудий. Немцы явно хотят уничтожить нас всех до последнего. Я прорывался с 20 бойцами через поля, и мы уничтожили три полицейские заставы. Оставшаяся группа из 50 человек очень искусно маневрировала. Немцы погнались за двумя зайцами и ни одного не поймали.

20 мая. С 18 мая неприятель занял деревни Сидоровка и Андреевка силами приблизительно трех батальонов; большие силы сосредоточены в районе вокруг Селепеговки. Сегодня со стороны Сивцово немцы атаковали наши сторожевые охранения, но были отброшены. Уже на протяжении трех дней мы находимся в очень непростой обстановке. Если раньше мы жили на пятачке величиной с трехкопеечную монету, то теперь он сократился до размеров двухкопеечной монеты.

Мы со всех сторон окружены мощными силами врага. Наши люди будут сражаться до последнего патрона.

Неприятель снова атакует. Немцы окружили наш лагерь кольцом, протянувшимся на 7 километров. Похоже, завтра будет решающий бой. Если я останусь жив, то напишу об этом.