1 декабря во время совещания в штабе 4-й танковой дивизии в селении Хавки близ Венёва настроение было действительно прекрасным, несмотря на неблагоприятную обстановку. В конце концов все части дивизии воссоединились. После того как перед дивизией была поставлена решающая задача, вернулась и танковая бригада. Нас ожидает последнее в этом году сражение, после чего произойдет долгожданный отход на зимние квартиры.

Также настало время и для 2-й танковой армии Гудериана, поскольку стали очевидны многие свидетельства предстоящего зимнего наступления Красной армии, а Тулу, находившуюся у нас в тылу, нам еще предстояло взять. 2-я танковая армия продвинулась вперед на восток, к Оке, в район Каширы. Это место располагается значительно восточнее Москвы. Однако создать плацдарм нам не удалось. Свежие сибирские части давили на нас севера и, особенно, с востока прямо на передовых позициях 10, 25 и 29-й дивизий в Михайлове и южнее Зарайска.

Мы уже сходились с сибиряками в боях в районе Дедилово и Узловой. У них было превосходное обмундирование, дававшее им серьезное боевое преимущество перед нами. В отличие от них мы отчаянно мерзли в наших тонких мундирах. С момента форсирования Буга мы так и не сменили их на зимние шинели. Наши транспортные средства, изведавшие, что такое пески Белоруссии и непролазная грязь дорог на Орловщине, теперь уже не годились для суровых зимних условий.

Мы лишились изрядного количества транспорта. Получение всего необходимого из-под Орла стало главной заботой тыловых служб. Топливо, боеприпасы и продовольствие прибывали к нам в недостаточном количестве. Зимнее обмундирование у нас практически отсутствовало. Это означало, что нам нужно было захватить непокоренную Тулу в точный срок – без пяти минут полночь. Нашей 4-й танковой дивизии надлежало начать наступление с востока. Мы получили приказ сомкнуться с XXXXIII армейским корпусом, наступавшим с запада на Кострово, находившееся на дороге Тула – Серпухов.

2 декабря. Стоял солнечный, но отчаянно холодный зимний день. Танковая бригада после перегруппировки двинулась прямо на запад в сторону Тулы. Дороги были засыпаны снегом, низкое зимнее солнце отбрасывало длинные тени. Иногда возникало ощущение, будто танки едут по бревенчатому настилу. Это были тела мертвых солдат, припорошенные снегом, которых водители танков не могли видеть.

По пути мы захватили несколько русских саней с продуктами. Трофеи оказались не слишком соблазнительными – брикеты супового концентрата и рыбные консервы. Они были неважными на вкус, однако мы все равно взяли с собой эти припасы, поскольку наших пайков нам не хватало. Мне посчастливилось разжиться парой валенок. Они были неуклюжими, но очень теплыми – это самое главное. Валенки принесли желанное облегчение моим измученным ногам, которые до этого ужасно мерзли.

Мы проследовали через Дедиловские Выселки, которые наша мотопехота уже взяла в клещи и сомкнулась с несколькими танками Волльшлегера, а в районе Анишино – с Кенигсфельдом. Они штурмовали деревню вместе с сорока пехотинцами на мотоциклах. Батальон Красной армии тщетно пытался отстоять свои теплые зимние квартиры. Радиообмен в командной машине не оставлял времени для визуальной разведки.

Небо над деревней расцвечивали строчки трассирующих выстрелов, в ноздри бил запах горевших соломенных крыш. Вскоре мы одержали верх над противником. 200 красноармейцев было взято в плен и отправлено туда, откуда мы начали наступление. Мы же двинулись дальше и добрались до большой деревни под названием Волынцево. Здесь мы резко повернули на север в направлении Руднево, до которого дошли днем, по оврагам, причем без боя. Мы хотели заночевать там до наступления темноты, прежде чем поиски штаба не станут слишком опасными. Во время зимних боев еще днем приходится искать подходящее место для ночлега. Тот, кто начнет поиски жилья поздно, рискует оказаться в худших условиях.

Наша командная машина – ВО-1 – доставила нас в Руднево. Мы выехали с неисправным стартером, а это означало, что в том случае, если мотор заглохнет, нам придется выбираться наружу и вручную запускать инерционный стартер. В конечном итоге он все-таки подвел нас. Машина оказалась непригодной для командира бригады. Наш славный водитель Клёц был вынужден вернуться в ремонтную мастерскую в Венёве и все время зорко надзирал за тем, чтобы никто не угробил двигатель. Мы пересели на машину полкового командования. Перенос радиооборудования затянулся до наступления темноты. Штаб бригады разместился в какой-то крестьянской избе. Последнее событие, о котором там стало известно, заключалось в том, что наши передовые танковые части в соответствии с их приказом подорвали железнодорожное полотно в районе Ревякино.

3 декабря. День снова начался ясным утром. На градуснике – минус 20 градусов. Мы должны были выдвинуться как можно раньше, но, как выяснилось, деревня справа от нас была занята врагом. Ее предстояло занять первой. В давно испытанном сочетании танков и пехоты рота танкистов и рота мотострелковая, а также две артиллерийские батареи вскоре заняли Сухотино.

Подразделения наших солдат и несколько танков взяли в плен 260 красноармейцев, а также захватили 5 артиллерийских орудий и 30 пулеметов. Наступление продолжалось до железнодорожной линии в Ревякино, где нас встретил вражеский огонь. Русский бронепоезд и отряд пехоты удерживали это селение и не отступали на юг до тех пор, пока не начался тяжелый бой. Ближе к полудню наши танки переехали через железнодорожное полотно, и радисты доложили в штаб дивизии о наших успехах. Мы получили задание занять участок между Ревякино и Грызлово и выдвинуть вперед наш авангард вместе с 7-м разведывательным батальоном для блокирования железнодорожной линии. Мы вошли в небольшую деревню Грызлово днем. Она располагалась между железнодорожным полотном и шоссейной дорогой.

Авангард возглавлял капитан Нирле. Получив указание командира бригады, он двинулся на север. Радиообмен продолжался до позднего вечера. Небольшой гарнизон противника в церкви неподалеку был уничтожен. Мы достигли назначенной точки рандеву на участке дороги Тула – Серпухов. Однако радость успехов была омрачена тем фактом, что XXXXIII армейского корпуса, который должен был сомкнуть кольцо вокруг Тулы, там не оказалось. Позднее мы узнали, что он не смог продвинуться в назначенный день.

4 декабря. Ясное зимнее утро стало для нас жутким сюрпризом. Температура опустилась до минус 28 градусов по Цельсию. Холод сильно затруднял наши перемещения и вынуждал водителей грузовиков часто останавливаться. У многих не заводились двигатели. Из-за недостатка топлива прогревание двигателей приходилось прекращать. Из-за попадания воды в бензин бензопроводы и карбюраторы замерзали.

С моей машиной та же история. Нам приходится отложить прогрев оборудования до завтрашнего дня, когда прибудет обещанное топливо. Наземная линия связи была проложена к нам от штаба дивизии, и поэтому радиосвязь можно было отключить. По причине сильного холода батареи отказывали, а небольшой генератор был очень чувствителен к минусовым температурам. Приемник и передатчик были вынуты из машины и помещены в теплый сарай. С этого момента радиосвязь с передовыми подразделениями велась превосходно, без сучка без задоринки. Совсем другое дело. Разве можно вести радиообмен на открытом воздухе при минус 28 градусах?

Больше всего повезло дозору под руководством оберфельдфебеля Абеле. Он с тремя танками обследовал дорогу, ведущую на юг, где наткнулся на два вражеских танка и подбил один из них. Второй, отступая, подорвался на мине, установленной нашим авангардом.

В Севрюково Абеле уничтожил два вражеских зенитных орудия и по возвращении наткнулся на пять атакующих советских танков, заблокировавших ему путь. К счастью, это оказались танки Т-26. Они угодили в опасное для них место на небольшой насыпи между двумя водоемами. В конечном итоге четыре из них без особых усилий были подбиты нашими боевыми товарищами. Пятый сам слетел в пруд. Вечером, возвращаясь из дозора, Абеле обнаружил в Слободке целую танковую бригаду Красной армии, насчитывавшую 72 машины – главным образом Т-34 и КВ-52 (КВ-2). По всей видимости, Абеле мысленно уподобил себя всаднику на льду озера Констанц. Разумеется, это известие изрядно встревожило нас.

На целых 3 километра – расстояние птичьего перелета – растянулась русская танковая бригада. И именно на нее чуть не наткнулись два наших танка, неспособные передвигаться по причине лютого холода! Мы надеялись, что русские не заметят нас. Но хотя бы у находившегося вместе с нами военного корреспондента Лутца Коха появился материал для сенсационной статьи. Малая часть наших сил, которую мы оставили, – несколько танков и зенитное орудие – располагалась на пути в Слободку. Прочее мы оставили на холоде. Почему бы холоду не стать для разнообразия нашим временным союзником? Если 72 вражеских танка двинутся сюда, то они тут же нас уничтожат.

Ближе к вечеру нам сообщили о передвижении вражеских частей в северном направлении. Эти сведения поступали главным образом от батальона Нирле. От пехотинцев мы услышали о том, что им пришлось из-за холода прятать винтовочные затворы в карманы штанов и вставлять их обратно, лишь когда противник приближался на расстояние 50 метров. В противном случае выстрелить из винтовки было невозможно.

Лишь позднее, когда нам в руки попали русские инструкции по ведению войны в зимних условиях, мы узнали о том, как можно спасать оружие и двигатели машин от свирепого холода при помощи особой смазки. Кстати, нам также стало известно о том, что в танковых и артиллерийских орудиях приходили в негодность механизмы переменного отката.

Всю ночь поступали сообщения крайне мрачного характера. Кроме того, положение усугубилось новым падением температуры. В поддержку 12-му стрелковому полку мы отправили три танка из и без того малого количества бронемашин, которыми располагали.

5 декабря. Термометр показал минус 35 градусов. Каждый раз, когда открывалась наружная дверь, утепленная по периметру всевозможным тряпьем, внутрь попадал холодный воздух, который превращался затем в конденсат. Русских хозяев дома мы видели, лишь когда они растапливали печь.

Вражеские танки, находившие от нас на расстоянии всего 3 километров, несмотря ни на что, действовали нам на нервы. Артиллерийские орудия (и дымовая завеса) были поставлены на позициях, сориентированных на Слободку. Поскольку записями поправок по данным наблюдателей воспользоваться было невозможно, нам оставалось вести огонь лишь по картам. Все транспортные средства были немедленно уничтожены огнем советской артиллерии. Бригадный взвод радиосвязи получил все основания для беспокойства.

Приходилось постоянно прогревать машины. Отделению связистов пришлось ремонтировать трофейный грузовик, французский SIS. О том, что происходит при минус 35 градусах (не более минус 28. – Ред.), может сообщить в достоверной манере лишь водитель, побывавший на Северном полюсе. Я даже не буду пытаться. В любом случае мой маленький «Штёвер», штабной автомобиль, заработал снова, однако связистам, в отличие от меня, не повезло. Домкраты соскальзывали на льду, в темноте было невозможно установить в нужном месте рессоры. Нам пришлось отложить это дело до следующего утра. Но что принесет завтрашний день?.. Это никто из нас не знал.

Днем снова разгорелся бой на северных позициях нашей дивизии. В Бараново жестокому обстрелу подвергся 12-й пехотный полк. Русские высадили из поезда свои свежие части в районе Шеметово. Они прямо из железнодорожных вагонов отправлялись на поле боя к позициям нашей 4-й танковой дивизии.

Наступление 12-го пехотного полка в направлении Шеметово захлебнулось. Передовые отряды батальона под командованием Нирле вступили в тяжелый бой с противником. Когда стемнело, со стороны Шелябинки, где располагались позиции горстки наших пехотинцев и мотоциклистов, до нас все еще доносились отчаянные крики о помощи, издаваемые нашими боевыми товарищами. Из малого количества наших танков три боевые машины были немедленно переброшены в этом направлении.

В помощь частям регулярной Красной армии были срочно вооружены отряды русских железнодорожников, которых тут же бросили в бой. На этот раз снег стал нашим союзником, потому что наступающие по колено увязли в нем. Противник добрался лишь до околицы, когда появились наши танки, и исход боя решился в нашу пользу.

Прежде чем стемнело, благодаря постоянной радиосвязи мы узнали о том, что под огнем русских находятся все наши северные позиции. Через час тревожные донесения стали поступать все чаще и чаще, и мы не могли избавиться от впечатления, что ожидается какое-то новое решение командования. Из штаба XXXXIII армейского корпуса сообщили, что они уже вышли нам на помощь, но не смогли продвинуться.

Поздно вечером русские мощными волнами атаковали Шелябинку. Находившиеся там саперы и артиллеристы отчаянно защищались. 3-я пехотная рота и 2-я танковая рота полка уже давно получили приказ наступать на Шелябинку. Танкистам удалось завести двигатели двух боевых машин. Обстановка сделалась критической. Два танка смогли вступить в бой как раз в те минуты, когда враг уже начал входить в деревню.

Наши танки смогли нанести врагу сильный удар с фланга. В этот момент на поле боя показались наши пехотинцы, сопровождаемые тремя танками из роты Кёнигсфельда, которые мощно обрушились на противника. Враг потерял 170 человек убитыми, остальные скрылись в лесах.

Между тем дать отпор наступлению советских частей на нашу бригаду смогли лишь пара зенитных и противотанковых орудий. Врага это ничуть не остановило.

В тот вечер звонил телефон… Я оставался на ногах и бодрствовал, потому что спать мне не давали донимавшие меня вши. Это случилось со мной впервые, и я не сразу понял, что заставляет меня так сильно чесаться. Причину мне разъяснил командир бригады, ветеран Первой мировой войны, имевший опыт пребывания в окопах. В полночь пронзительно зазвонил телефон.

Я немедленно ответил на звонок. Командир дивизии хотел поговорить с полковником Эбербахом. Мне не пришлось будить его, поскольку в такой обстановке тот никогда не спит. Он лишь прилег, чтобы немного отдохнуть, и наполовину бодрствовал. По его ответам невидимому собеседнику я понял суть всего разговора. Поступил четкий и окончательный приказ отступать, чтобы спасти солдат дивизии даже за счет потерь техники.

Развернулось зимнее наступление советских войск. Наше отступление было в самом разгаре, и 4-я танковая дивизия оказалась в кольце вражеских войск, фактически угодив в ловушку. Все возражения нашего командира – огромные потери при отступлении танков и орудий – были бесполезны. Намного важнее были спасенные солдатские жизни, потому что от этого зависело дальнейшее существование нашей дивизии.

Все, что невозможно было захватить с собой при отступлении, надлежало незамедлительно и без всякой жалости уничтожать. Приказ из штаба дивизии был коротким и недвусмысленным. Полковник Эбербах вынужден был дословно повторить его, чтобы ни у кого не возникло никаких неправильных толкований. «Это приказ», – сказал он мне гораздо медленнее, чем говорил раньше, необычным для него тоном. Выражение его лица также показалось мне непривычным, каким-то чужим.

6 декабря. Утром, когда рассвело, все наши части двинулись в сторону Грызлово. Ни у кого не было даже минуты на раздумье, потому что отступление было делом нашего выживания. Все, что могло двигаться, было нами подготовлено.

Мы методично уничтожили все остальное, что посчитали не представляющим ценности. Грузовик отделения радиосвязи уже горел. Радиооборудование и люди были погружены на штабной автомобиль. Сзади к нему прицепили мой маленький «Штёвер», потому что сам он не проехал бы и пары метров по пересеченной местности и глубокому снегу. Дороги, пересекавшие овраги, стали непроходимыми из-за покрывавшего их льда. На склоне позади деревни уже застряли несколько машин. Они никак не могли спуститься вниз.

Расчет зенитного орудия пытался закатить его на склон при помощи лебедки, однако трос порвался, лопнув, как гнилой бумажный шпагат. На одном из 105-мм орудий легко, как стеклянный, отломался передок. Орудие пришлось взорвать. Мы извлекли из этого важный урок: следует всегда избегать любых перемещений, узких проходов и низин. Авангард также возвращался по этой же дороге. Ему также пришлось бросить кое-какую технику. В конце концов мы получили приказ двигаться обратно.

Мы обошли овраг вокруг и, пройдя через лес, вскоре оказались в Нефедово. Несмотря на холод, мне было жарко, потому что пришлось бежать рядом с моим автомобилем и подсказывать водителю буксирующей машины, куда ехать. От моей точности зависела жизнь десяти человек, сидевших в самом танке и на броне.

В Нефедово горели три больших грузовика «хеншель», приписанные к саперам. У них не было цепей на колесах, и в результате они не смогли подняться вверх по склону.

Мы быстро переехали железную дорогу в районе Ревякино. Оказавшись на другой ее стороне, я был вынужден ненадолго остановиться. Оказалось, что мой «Штёвер» натолкнулся на заднюю часть танка, изрядно повредив при этом радиатор. Я позвал Фишера, но он ничем не смог помочь мне – замерзли тормоза. Дальнейшее буксирование моего автомобиля показалось мне бессмысленным. Мы столкнули его на обочину и подожгли.

Затем мы продолжили движение и вскоре проехали мимо речушки под названием Тулица. Подъем на другой ее берег оказался трудным, поскольку склон был крутым. Я уже не помню, сколько времени мы оставались на льду, чудом преодолевая каждый сантиметр пути. Грунтозацепы, призванные противостоять снегу и льду, которые были переброшены самолетами к нам в Дедилово, давно отломались.

В одном месте наши машины никак не могли продвинуться дальше. Казалось, что нам в конечном счете придется распрощаться с нашим танком. Тогда мы все сбросили с себя шинели под гусеницы, и нам все-таки удалось преодолеть этот проклятый участок пути до Федяшево. Когда мы оказались на вершине холма, было уже темно. Как выяснилось, мы очень долго провозились там, на холме.

Темное небо освещалось сполохами артиллерийских выстрелов. Все, чем в данный момент располагали, было собрано полковником Эбербахом. 12-й пехотный полк отчаянно сдерживал натиск вражеских войск, наступавших на нас с севера. Он прикрывал наши фланги, но был не в состоянии оторваться от боевых частей противника. Эбербах сформировал последнюю штурмовую группу для рывка на север, и наша артиллерия обрушила последний залп на наступающие вражеские войска.

Это тут же позволило переломить ход боя в нашу пользу. Русские отступили под натиском наших танков, и пехотинцам 12-го полка наконец удалось благополучно отступить. Затем на поле неожиданно наступила тишина. Над миром окончательно повисла темнота. Все устремились на восток. Советские войска из Крюково обстреливали нас осветительными снарядами и обрушивали залпы противотанковых орудий, но не причинили нам никакого вреда. Ведя огонь таким образом, они так и не поразили ни одной цели. Призрачная армейская колонна все-таки пробилась на восток. Наши машины двигались с максимально возможной скоростью. Заснеженная местность освещалась мертвенным светом серебристой луны, от которого как будто становилось еще холоднее. Я невольно подумал о зимнем русском ландшафте, который я, должно быть, мысленно видел где-нибудь в теплой Южной Франции.

Какое-то время я тщетно пытался отыскать на ночном небе Полярную звезду. Нам надо было двигаться в ее направлении, она должна была вывести нас на восток или юго-восток. Мы двигались на большой скорости, и интервал между машинами становился все больше и больше. Когда дорога свернула направо, я принял решение отправиться именно туда. Дорога привела нас в узкий проход, по которому мы несколько часов двигались на юго-восток. У меня не было карты, но я интуитивно чувствовал, что нужно выбираться из прохода и ехать на восток. Но когда мы попытались спуститься по крутому склону вниз, все наши усилия оказались тщетными. Солдаты начали выражать сомнение в правильности пути, а военный корреспондент, которого я взял в свою машину, громко заявлял о своем неудовольствии.

Наконец, когда начало светать, неожиданно сам собой нашелся подходящий выход. Мы снова подложили шинели под гусеницы танков и в конце концов выбрались на ровную почву. Впереди замаячила деревня. Мы въехали в Волынцево, где располагались штаб дивизии и батальон связи. Я передал обер-лейтенанту Фурману, командиру роты связи, его солдат и снаряжение – и то и другое в полном составе.

Однако он махнул рукой, когда увидел снаряжение. Поскольку места на грузовиках не было, все пришлось уничтожить. Заняв теплые избы, мы тут же погрузились в сон, уснув как младенцы. Под командованием обер-лейтенанта Волльшлегера последние танки полка прикрывали отступление дивизии на следующий день, 7 декабря.