Танки вышли к Днепру на фронте протяженностью 10 километров. Теперь очередь показать себя в деле пришла для саперов, пехоты и артиллерии. Они должны были совместными усилиями обеспечить переправу для танков.

Но на противоположном берегу реки располагалась самая мощная, глубокоэшелонированная и отлично замаскированная оборона из всех, с которыми нам когда-либо приходилось сталкиваться, – линия Сталина, – на которую русские делали основную ставку.

Мы находились в перелеске в 8 километрах к северу от Старого Быхова (Быхова. – Ред.) и ждали, пока соседние дивизии приблизятся к Днепру. Наступление на линию Сталина уже дважды откладывалось. Прежде необходимо было подтянуть тяжелое вооружение, тяжелые гаубицы и дальнобойные орудия. Русские проводили одну за другой контратаки через реку и лихорадочно укреплялись на своих позициях. Около 15:00 было сказано, что наступление через Днепр наконец начнется завтра.

Артиллерия открыла огонь из всех стволов. Оглушительный грохот раздался в лесах позади нас. Мы все прижались к земле. Через несколько минут послышался вой – сначала усиливающийся, а потом затухающий, – перекрывая все иные звуки войны. Снопы пламени и густые клубы дыма взметнулись в небо на другом берегу реки. Впервые мы стали свидетелями применения нового оружия, тяжелых 6-ствольных реактивных минометов Nebelwerfer. Реактивные мины с глухим треском взрывались на противоположном берегу посреди вражеских позиций. Черные грибовидные взрывы вздымались к небу.

Одна волна бомбардировщиков за другой проносились на восток. Русские зенитные орудия отрывисто лаяли в ответ. Эскадрильи «Штук» разделялись над нашими головами и шли по одной. Они утюжили неприятельские оборонительные позиции и неприятельские батареи. Саперы бегом спускались к реке и спускали штурмовые лодки и понтоны в теплые воды Днепра. Все это происходило, возможно, на ширине всего около 100 метров. Заводились моторы; на безмоторных плавсредствах гребцы садились на весла. До этого момента не было произведено ни одного выстрела из стрелкового оружия.

Наши саперы укладывали понтон за понтоном, укрепляли их на берегу реки и клали на них доски. Все уже было заранее заготовлено в местах сосредоточения. Прошло около часа. Штурмовой мост был построен, и пехота начала по нему движение вперед. Другой саперный взвод соорудил из понтонов большие паромы, на которые через реку переправили противотанковые и пехотные орудия (очевидно, 150-мм пехотные орудия «33». – Ред.).

Русские открыли по переправе артиллерийский огонь. Однако первые штурмовые подразделения уже добрались до леса. На противоположном берегу тянулась широкая полоса заболоченной местности. Тяжелые пехотные орудия не могли пройти дальше. Саперные паромы доставили легкие тягачи. Но и они вязли в грязи по самые оси.

Мы оборудовали позицию радиостанции прямо у реки. Оттуда полковник фон Заукен руководил наступлением на линию Сталина и переправой. Постепенно его охватывало все большее и большее нетерпение, потому что контакт с передовыми подразделениями, которые сражались в лесу на противоположном берегу, оказался практически потерян. Пулеметный огонь велся по нас под углом с верхушек деревьев в лесу. Обстановка была неясная. Наш командир бригады хотел знать, что делать дальше. Он запрыгнул на небольшой паром вместе со своим оперативным штабом и переправился через реку. К несчастью, мы не могли взять с собой радиостанции. Мы пробрались через открытое заболоченное пространство и вышли к лесу, после чего внезапно оказались в самой гуще русских войск. Обер-лейтенант Либе и я открыли огонь из пистолетов, но пулеметный огонь был настолько силен, что нам не оставалось ничего другого, как, ища укрытия, спасаться, отползая назад по небольшому склону к песчаной отмели, а затем отойти по узкой лесной тропе. Командир неподвижно стоял в тени дерева. Вместо нагоняя, на нас был брошен до того красноречивый взгляд, что в нем выразилось все.

– Не следует стрелять, когда сталкиваетесь с противником, столь значительно превосходящим вас численно!

По крайней мере, я прочел в том взгляде именно это. Нам показалось, что мы заметили на его лице тень злорадно-яростной улыбки. Благодаря огромному везению и боевому опыту нашего командира нам удалось спрятаться в лесу, и мы пытались восстановить утерянный контакт с передовыми подразделениями. Мы понимали, что русские намерены позволить нам пройти вперед, поскольку повсюду позади нас находились неприятельские силы. Наконец нам удалось отыскать впереди своих.

Затем командир приказал нам попытаться пробраться через занятый неприятелем лес назад к переправе, доложить о наших наблюдениях и принести портативную рацию. Я пробирался назад от дерева к дереву. Отовсюду слышались голоса русских. Внезапно меня обстреляли из-под деревьев. Я залег и лежал за тонким дубком на небольшом склоне до тех пор, пока не смог определить свое местоположение. Затем я прыгнул в свежевырытый окоп. Но в нем уже сидели русские. Не везет так не везет! Словно кролик от охотников, я прыжками бросился бежать среди куцых кустарников. Пули засвистели вокруг меня со всех сторон. Пулеметные очереди проносились над моей головой, глухо впиваясь в стволы деревьев. С разрывающимися от быстрого бега легкими я скатился за небольшой склон у тропинки, чтобы перевести дыхание. Однако русские вскоре обнаружили меня и там. Передо мной поперек тропы лежало насколько поваленных деревьев. Мне показалось, что я смогу укрыться там. Быстро найдя убежище в листве, я заполз в него. Пот градом катился по моему телу.

Тут я заметил прямо у себя перед носом тонкую блестящую проволоку. Непроизвольно я едва не отвел ее руками. Но все же посмотрел, откуда она идет. И увидел, что она ведет к какому-то черному ящичку. У меня сразу кровь застыла в жилах. Мины!

Мгновение я лежал неподвижно и рисовал в воображении картину ужасного положения, в которое угодил. Около меня начали рваться минометные мины. Причем чертовски близко. Если одна из этих штук угодит рядом с этим проклятым дорожным заграждением – посреди которого лежал я, – то мне никогда в жизни не придется больше страдать от зубной боли.

Я постарался тихонечко отползти назад. Вперед я двинуться не мог; там тянулась проволока. Но кто знал, что находилось у меня за спиной? Нервы у меня были на пределе. Я начал двигаться назад, сантиметр за сантиметром. Казалось, прошла вечность, прежде чем я выбрался из ветвей, – или мне только так представлялось? На мгновение стрельба стихла. В воздухе появились «Штуки» (Ю-87) и стали искать цель. Я решил воспользоваться ситуацией, со всех ног пустился бежать по болоту и запрыгнул в камыши. Через мгновение стрельба из леса возобновилась.

Затем три «Штуки» развернулись и устремились к опушке леса. У меня вырвался вздох облегчения. Я слишком поздно сообразил, что нахожусь всего в нескольких сотнях метров от опушки леса. Когда гигантский «чемодан» упал в болоте совсем недалеко от меня и буквально окатил меня грязью, но не взорвался, я понял, что мне повезло еще раз. Пока русские занимались нашими «Штуками», я добежал до ближайшего лужка. Затем мои товарищи в воздухе пришли мне на выручку, сбрасывая бомбы на лес.

Совершенно обессиленный, я добрался до пулеметной позиции немецкой линии обороны. Ребята дали мне попить. Я продиктовал одному из них свой доклад, и мне помогли добраться до переправы, поскольку я не мог сделать ни шагу. В дополнение ко всему на правом бедре у меня была рана от задевшей ногу по касательной пули.

Саперы проложили через болото дорогу с деревянным настилом. Наш центр радиосвязи отбуксировали по ней на тягаче. Тяжелые пехотные орудия удалось вытащить вперед. Была установлена связь с днепровскими мостами в Старом Быхове. В соответствии со своими боевыми задачами передовые роты без промедления прорвались по ним вперед. Но в окружающих город густых лесах все еще оставалось множество русских солдат.

Мы пытались установить связь с соседним полком.

19:00 – полковник фон Заукен поехал в БТР через занятый русскими лес в соседний полк, чтобы лично руководить наступлением с востока и захватить плацдарм. Пули били в броню БТР со всех сторон. Это была прекрасная ночь! В лесу было полно русских.

Атака увенчалась неоспоримым успехом. Мы слышали громкие крики «Ура!», когда наша пехота прорвалась к Днепру. К тому моменту, когда пришло время возвращаться, наступила непроглядная темнота, и мы на полной скорости понеслись через «русский» лес. И снова все закончилось хорошо.

Мы вырыли стрелковые ячейки и по очереди спали в них, сжимая в руках автоматы.

Внезапно послышался какой-то шум и грохот. На нас со всех сторон наступали русские. Раздались протяжные крики «Ура! Ура!». Советские пушки «ратш-бум» повели по нас огонь прямой наводкой. Задавали нам перцу вражеские минометы. Русские пулеметы били по нас со всех сторон.

– Не стрелять! – приказал командир.

– Они выясняют, где мы.

Наше расположенное немного в стороне противотанковое орудие открыло огонь по атаковавшим русским осколочными снарядами. После этого мы бесшумно вышли из угрожавшего нам окружения. Русские, ни о чем не догадываясь, продолжали обстреливать друг друга еще несколько часов. Не пригибаясь, стоя за деревом, наш полковник лично руководил отражением всех атак противника. Он являл собой образец дисциплины и самообладания.

Утро наступило очень не скоро, и с первыми лучами солнца полковник лично возглавил боевой дозор, привел 10 пленных и захватил в качестве трофеев 5 пулеметов и 2 миномета. Затем он послал одного из пленных обратно в лес. Тот привел с собой еще 7 русских солдат. Тем временем мы сами захватили еще 8 пленных. К несчастью, во время ночного боя двое наших были ранены.