40
Два месяца спустя

С заднего крыльца отцовского дома я вижу, что в глубине леса что-то происходит. На Дафна-роуд припарковано с полдюжины полицейских машин и передвижных криминалистических лабораторий, откуда-то издалека доносится лай собаки. Земля оттаяла, и теперь они наконец могут взять анализ почвы, но они не знают, где искать, и первые два дня потратили впустую, обыскивая участок, где жил тогда Билли Салливан. Теперь они переехали в лесок за их домом. Двадцать лет назад это место не было обследовано, тогда все время потратили на раскопки вокруг «Яблони» и вдоль дороги на отрезке в полторы мили, где Билли бросил велосипед Лиззи. Никому и в голову не пришло искать в лесу у Дафна-роуд, потому что мы с Билли сбили их с толку и они подозревали невинного человека. Все нам верили, ведь мы были детьми, а детям не хватает ума изобрести такую ложь. По крайней мере, так думают взрослые.

Раздается звонок.

Я открываю дверь и вижу на крыльце детектива Риццоли. На ней туристические ботинки и куртка, заляпанная грязью, в жестких черных волосах торчит прутик. Я не приглашаю ее в дом. Мы холодно смотрим друг на друга через порог. Две женщины, которые слишком хорошо понимают друг друга.

– Холли, мы все равно найдем тело. Почему бы вам не сказать, где оно?

– И что я получу за это? Золотую звезду?

– А как насчет того, чтобы заработать очки за сотрудничество с нами? И получить удовлетворение оттого, что вы хоть раз в жизни сделали что-то человеческое?

– Золотую звезду за это не дают.

– И все случившееся только в этом? Только в вас? В том, что получите вы?

– Мне нечего сказать. – Я начинаю закрывать дверь.

Она удерживает дверь рукой:

– Зато мне много чего есть вам сказать.

– Я слушаю.

– Это случилось двадцать лет назад. Вам было всего лишь десять, когда вы это сделали, так что никто не сможет вас обвинить. Вы ничего не потеряете, сказав нам, где она.

– Но я и не приобрету ничего. Какие у вас доказательства того, что я имею к этому какое-то отношение? Сомнительные воспоминания свидетеля, одуревшего от кетамина? Записанный разговор, в котором я абсолютно ни в чем не призналась? – Я покачиваю головой. – Пожалуй, я выберу молчание.

Моя логика неоспорима. Риццоли никак не может вынудить меня к сотрудничеству. Найдут они тело Лиззи или нет, я неприкосновенна, и она это знает. Мы смотрим друг на друга – две половинки одной монеты, две несгибаемые и умные женщины, умеющие выживать. Но она из тех, кто за всех переживает, а мне почти на всех наплевать, если это не касается меня.

– Я буду наблюдать за вами, – тихо говорит детектив Риццоли. – Я знаю, что вы сделали, Холли. И я точно знаю, что вы собой представляете.

Я пожимаю плечами:

– Да, я не такая, как все, ну и что? Я всегда это знала.

– Вы долбаная социопатка, вот вы кто.

– Но это еще не делает меня воплощением зла. Просто я такой родилась. Некоторые рождаются с голубыми глазами, некоторые могут бегать на марафонские дистанции. А я? Я умею постоять за себя. Вот в чем моя сверхспособность.

– И когда-нибудь это вас подведет.

– Но не сегодня.

Треск ее рации нарушает воцарившуюся тишину. Она срывает рацию с пояса и отвечает:

– Риццоли.

– Собака сделала стойку, – раздается мужской голос.

– Что ты видишь?

– Много листвы, и больше ничего. Но сигнал вполне определенный. Ты не хочешь прийти посмотреть на это место, прежде чем мы начнем копать?

Риццоли тут же поворачивается и спускается с крыльца. Я наблюдаю за тем, как она садится в машину, и знаю, что вижу ее не в последний раз. Впереди у нас долгая шахматная партия, а сейчас только дебют. Ни у одной из нас нет пока преимущества, но мы обе уже хорошо знаем противника.

Я возвращаюсь на крыльцо и смотрю через отцовский двор на лес. Деревья еще не обросли листвой, и через голые ветки я вижу Дафна-роуд, куда подъехало еще больше машин. По другую сторону дороги к участку, на котором стоит старый дом Билли, примыкает лес. Там поисковая собака почуяла запах.

Там они ее и найдут.