30

За мной ведется наблюдение. Фил и Одри перешептываются и украдкой поглядывают на меня – так поглядывают на неизлечимо больного человека. На прошлой неделе Виктория Авалон отказалась от услуг «Буксмарт медиа» и заключила договор с какой-то гламурной нью-йоркской рекламной фирмой. Хотя мой босс Марк не разбушевался и не стал винить меня в уходе клиента, все остальные, конечно, в моей вине не сомневаются. А ведь я сделала все возможное для продвижения этих дурацких мемуаров, которых Виктория и не писала вовсе. Теперь у меня осталось только одиннадцать авторов-клиентов, я опасаюсь потерять работу, и полиция висит у меня на хвосте.

И где-то неподалеку маячит Мартин Станек, готовясь к убийству.

Я вижу, что Марк направляется к моему столу, быстро поворачиваюсь к компьютеру и продолжаю писать сопроводительное письмо к «захватывающему новому роману Сола Грешема». Письмо готово только наполовину, и пока у меня есть лишь обычные, набившие оскомину эпитеты. Мои пальцы зависают над клавиатурой, пока я выдумываю, что бы такого нового и свежего сказать об этой воистину ужасной книге, но на самом деле мне хочется набирать только один текст: «Я ненавижу мою работу. Я ненавижу мою работу. Я ненавижу мою работу».

– Холли, у вас все в порядке?

Я смотрю на Марка, у которого и вправду озабоченный вид. В то время как эта сучка Одри только притворяется озабоченной, а Фил озабочен лишь тем, как бы залезть ко мне в трусы, Марк действительно беспокоится обо мне. И это хорошо, потому что в таком случае он, возможно, все-таки не уволит меня.

– Пока вы обедали, сюда звонила детектив Риццоли, она хочет поговорить с вами.

– Я знаю. – Я продолжаю печатать автоматический поток слов из словаря любого рекламного агента. «Завораживающий. Бесподобный. Завлекательный». – На прошлой неделе она меня искала, когда я ездила к отцу.

– Что происходит?

– Они ведут расследование убийства. Я была знакома с жертвами.

– Так у них более чем одна жертва?

Я перестаю печатать и смотрю на него:

– Простите, но я не могу об этом говорить. Полиция мне запретила.

– Конечно. Бог мой, я вам сочувствую, столько на голову свалилось. Вам, наверно, тяжело. Полиция знает, кто это сделал?

– Да. Но они не могут его найти и считают, что мне грозит опасность. Поэтому мне в последнее время стало трудно сосредоточиться.

– Ну, это все объясняет. Если вы попали в такой шторм, чему уж тут удивляться, что вы упустили Викторию.

– Мне очень жаль, Марк. Я из кожи вон лезла, чтобы она была довольна, но сейчас моя жизнь – сплошной кошмар. – С обаятельной дрожью в голосе я добавляю: – И мне страшно.

– Я могу что-нибудь для вас сделать? Может, хотите взять отпуск за свой счет?

– Не могу себе это позволить. Пожалуйста, мне очень нужна эта работа.

– Безусловно. – Он выпрямляется и говорит громко, чтобы слышали все в офисе: – Вы будете у нас работать, Холли, пока вас это устраивает.

Для убедительности он постукивает по моему столу, и я вижу, как Одри сердито смотрит на меня. «Нет, Одри, меня так просто за дверь не выставишь, сколько бы гадостей ты ни говорила за моей спиной». Но мое внимание привлекает не Одри, а Фил, который идет к моему столу с букетиком в целлофановой обертке.

– Это что? – недоуменно спрашиваю я, когда он протягивает букет мне.

– Отличная идея, Фил, – говорит Марк, похлопывая его по спине. – Хорошо, что ты подумал, как поддержать нашу Холли.

– Это не от меня, – признается Фил, раздраженный тем, что он сам до этого не допер. – Курьер только что привез.

Все пялятся на меня, пока я снимаю целлофан и смотрю на дюжину роз на длинных стеблях, обрамленных гипсофилами и пышной листвой. Дрожащими пальцами я перебираю ветки, но пальмовых листьев в букете не нахожу.

– Там есть карточка, – говорит Одри. Она, как обычно, всюду сует нос – наверное, выискивает что-нибудь такое, что можно будет использовать против меня. – От кого это?

Они втроем нависают над моим столом, и мне не остается ничего другого, кроме как открыть конверт в их присутствии. Послание внутри короткое и вполне откровенное.

«Я скучаю без тебя. Эверетт».

Фил прищуривается:

– Кто такой Эверетт?

– Человек, с которым я встречаюсь. Мы виделись несколько раз.

Марк ухмыляется:

– О, в воздухе запахло любовью! Ну, друзья, давайте за работу. Пусть Холли насладится цветами.

Они возвращаются к своим столам, и я чувствую, как мое тело расслабляется. Всего лишь невинный букет от Эверетта, беспокоиться не о чем. Я не видела его после автограф-сессии Виктории Авалон, когда была настолько потрясена, что убежала от него. Бутылка вина, которую он привез, так и стоит неоткрытая на моем кухонном столе в ожидании его следующего визита. Он всю неделю слал мне эсэмэски, писал, что хочет меня увидеть. Этот человек не сдается.

Мой телефон разражается трелью. Послание. Конечно, от Эверетта.

«Получила цветы?»

Я отвечаю: «Они очень милые. Спасибо».

«Встретимся после работы и выпьем?»

«Не знаю. Мир вокруг сошел с ума».

«Я могу сделать его лучше».

Я смотрю на желтые розы на моем столе и вдруг вспоминаю первую великолепную ночь с Эвереттом. Как мы лихорадочно цеплялись друг за друга, словно животные в течку. Я вспоминаю, каким он был неутомимым любовником и как он точно знал, чего я хочу от него. Может быть, именно это мне нужно сегодня ночью. Для поднятия духа. Горячую, здоровую дозу секса.

Он присылает еще одну эсэмэску: «Паб „Роза и чертополох“? 17:30?»

Помедлив мгновение, я отвечаю: «ОК. 17:30».

«До встречи».

Я кладу телефон и сосредоточиваюсь на сопроводительном письме, которое пытаюсь написать. С отвращением печатаю: «Я ненавижу мою РАБОТУ!!!», потом нажимаю клавишу «Delete» и отправляю черновик в небытие. Нет, работать сегодня бессмысленно. И вообще, уже пять часов.

Я выключаю компьютер и собираю свои заметки по идиотскому роману Сола Грешема. Поработаю над письмом дома, где мне не нужно будет мириться с язвительными замечаниями Одри и исполненными страдания взорами Фила. Я заглядываю в сумочку, чтобы убедиться, что пистолет никуда не делся. «Женский пистолет», – сказал отец, передавая его мне тем вечером в кухне. Небольшой, так что руки не оттянет, но достаточно мощный, чтобы сделать свое дело без особой отдачи. Холодный пистолет в руке – ощущение незнакомое, но успокаивающее. Мой маленький помощник.

Я перекидываю сумочку через плечо и выхожу из офиса, готовая встретить то, что встанет у меня на пути.

Эверетта в «Розе и чертополохе» нигде не видно. Я выбираю столик в углу и, оглядывая зал, прихлебываю «Каберне Совиньон». Уютный паб на манер клубного, повсюду темное дерево и медная фурнитура. Я никогда не была в Ирландии, но именно такими я и представляю их старые пабы: в камине потрескивает огонь, а над каминной полкой висит золотая арфа «Гиннесса». Но в этом пабе клиенты молодые и хипповые, деловые ребята в оксфордских рубашках с шелковыми галстуками, и даже на женщинах костюмы из ткани в тонкую полоску. После долгого дня обтяпывания сделок они приходят сюда расслабиться, и паб на моих глазах заполняется клиентами.

Я смотрю на часы: 18:00. Эверетта все еще нет.

Поначалу я замечаю только слабое пощипывание на коже лица, словно по ней прошелся ветерок. Я знаю: исследованиями доказано, что человек в действительности не может ощущать на себе чужие взгляды, но, повернув голову, чтобы понять, откуда у меня возникло такое ощущение, я тут же замечаю женщину, которая обшаривает меня глазами, сидя у стойки бара. Ей под пятьдесят, в ее каштановых волосах красивые седые пряди, она выглядит как моя постаревшая и порыжевшая копия, но с двумя дополнительными десятилетиями уверенности в себе. Наши глаза встречаются, и правый уголок ее рта кривится в улыбке. Она отворачивается и что-то говорит бармену.

Если Эверетт не придет, то в баре определенно найдется несколько других искусительных вариантов.

Я достаю телефон и проверяю, не пришли ли новые послания. Ничего от Эверетта. Я набираю ему текст, когда на моем столе неожиданно появляется стакан с красным вином.

– Это то самое вино, что вы пили прежде. С наилучшими пожеланиями от дамы у бара.

Я смотрю в ту сторону – каштановая дама улыбается мне. Я чувствую, что уже встречалась с ней, только не помню где и когда. Знаем ли мы друг друга или просто у нее одно из таких лиц, таких улыбок, которые вызывают ощущение чего-то знакомого? Передо мной стоит бокал каберне, темный, как чернила, в этом баре, залитом светом из камина. Я думаю обо всех тех руках, через которые прошло это вино, прежде чем попасть ко мне на стол, – от фермера и винодела до бутилировщика. Потом оно прошло через руки бармена, который налил его в бокал, потом – официантки, которая поставила его передо мной, плюс бессчетное множество других невидимых рук. Когда думаешь об этом, то бокал вина кажется тебе творением эльфов, и ты не можешь знать, не желает ли один из этих эльфов тебе зла.

Раздается трель моего сотового – послание от Эверетта.

«Ради бога, прости. Неожиданная встреча с клиентом. Сегодня не смогу. Позвоню завтра».

Я не беру на себя труд отвечать ему. Вместо этого я беру бокал и начинаю раскручивать его содержимое. Я уже попробовала это каберне – более чем средненькое, не заслуживает второй порции, но я думаю не о вине, а о том, каким будет мой следующий шаг. Пригласить ее за мой столик и позволить игре начаться?